Любовница маяковского: кто отказался выходить замуж за поэта.

Содержание

кто отказался выходить замуж за поэта.

«Будет любовь или нет? Какая — большая или крошечная?» — этот вопрос Владимир Маяковский задавал себе в жизни несколько раз. Его романы развивались стремительно, одни длились пару месяцев, другие — больше десяти лет, но ни один из них не привел к браку. Вспоминаем муз поэта.

Софья Шамардина. «Сонка — член горсовета»

Софья Шамардина. Фотография: mayakovsky.museum

Софья Шамардина. Фотография: litmir.co

Софья Шамардина. Фотография: mayakovsky.museum

Софья Шамардина, «первая артистка-футуристка», как звали ее современники, была знаменитостью в литературных кругах Петербурга. Она водила на цепи ручного волка и выступала в футуристических концертах под именем Эсклармонды Орлеанской. Игорь Северянин сделал ее героиней автобиографии «Колокола собора чувств».

Маяковского и Шамардину познакомил Корней Чуковский в 1913 году. Между поэтом и артисткой вспыхнул бурный роман. Шамардина участвовала в постановке спектакля по пьесе «Владимир Маяковский» и помогала организовать знаменитое турне футуристов в 1913–1914 годах по городам России.

«Ехали на извозчике. Небо было хмурое. Только изредка вдруг блеснет звезда. И вот тут же, в извозчичьей пролетке, стало слагаться стихотворение: «Послушайте, ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?.. Значит, это необходимо, чтоб каждый вечер над крышами зажигалась хоть одна звезда?»
…Держал мою руку в своем кармане и наговаривал о звездах. Потом говорит: «Получаются стихи. Только не похоже это на меня. О звездах! Это не очень сентиментально? А все-таки напишу. А печатать, может быть, не буду».

После разрыва с Маяковским Софья Шамардина вышла замуж за народного комиссара по военным делам Иосифа Адамовича. В 1923-м она стала партийным работником, над чем Маяковский посмеивался: «Сонка — член горсовета!» Он сожалел, что она изменила своему эксцентричному футуристическому облику: «Одеваешься под Крупскую».

Мария Денисова. «Пожар сердца»

Мария Денисова. Рисунок Владимира Маяковского

Бюст Маяковского. Работа Марии Денисовой. Фотография: parnasse.ru

Мария Денисова. Фотография: mayakovsky.museum

С Марией Денисовой Владимир Маяковский встретился в Одессе в 1914 году — во время турне футуристов. В тот вечер проходил поэтический вечер в Русском театре. Поэт Василий Каменский первым заметил «совершенно необыкновенную девушку: высокую, стройную, с замечательными сияющими глазами, словом, настоящую красавицу». В первый же день знакомства Маяковский и Мария Денисова гуляли до самой ночи. Василий Каменский вспоминал, что поэт вернулся «улыбающийся, рассеянный необычайно, совсем на себя непохожий». Они проводили вместе много времени, но на предложение руки и сердца Денисова ответила отказом. Зато родилась поэма «Облако в штанах», а Денисова стала ее лирической героиней.

Вы думаете, это бредит малярия?
Это было,
было в Одессе.
«Приду в четыре», — сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.

Поэт вернулся в Москву, а Мария Денисова вскоре вышла замуж. В годы Гражданской войны Денисова вступила в брак во второй раз — с революционером Ефимом Щаденко. Она создавала агитплакаты, оформляла агитпоезда, сама участвовала в боях и получила ранение. После войны Мария Денисова-Щаденко ваяла скульптуры, ее работы участвовали в международных европейских выставках. Но ее муж всячески противился творческому увлечению. Денисова писала Маяковскому: «Уйти нужно — работать не дает. Домострой. Эгоизм. Тирания».

Поэт часто помогал Денисовой, они продолжали переписываться, иногда виделись. В середине 20-х годов Мария Денисова изваяла гипсовый бюст своего «остроугольного друга», как она называла Маяковского.

Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле, —
ему уже некуда деться.

Лиля Брик. «Л.Ю.Б.»

Лиля Брик и Владимир Маяковский. Кадр из фильма «Закованная фильмой». 1918 год. Фотография: e-reading.club

Лиля Брик. Рисунок Владимира Маяковского

Слева направо: Владимир Маяковский, Лиля Брик, Борис Пастернак, Сергей Эйзенштейн. Фотография: clubintimlife.ru

«Июль 915-го года. Знакомлюсь с Л.Ю. и О.М. Бриками» — так внес Владимир Маяковский в свою автобиографию «радостнейшую дату». Прочитанную в этот день в гостях у Бриков поэму «Облако в штанах» Маяковский подписал: «Тебе, Лиля». Посвящения следующих книг станут еще лаконичнее: «Л.Ю.Б.».

В 1918 году Маяковский и Лиля Брик вдвоем снялись в картине «Закованная фильмой» по сценарию поэта. В этот период Лиля Брик рассказала мужу о своих чувствах: «Все мы решили никогда не расставаться и прожили жизнь близкими друзьями. Я любила, люблю и буду любить Осю больше, чем брата, больше, чем мужа, больше, чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах. Эта любовь не мешала моей любви к Володе». После съемок кинокартины Маяковский переехал к Брикам. О Лиле поэт рассказывал в стихах — в поэмах «Флейта-позвоночник» и «Люблю», в послании «Лиличке».

Читайте также:

Не смоют любовь
ни ссоры,
ни версты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих строкоперстый,
клянусь —
люблю
неизменно и верно!

В конце 1922 года они прервали общение на два месяца, чтобы пережить наступивший в отношениях кризис. Но Маяковский караулил Лилю Брик в парадных, передавал ей письма, цветы и книги. В этот период он создал поэму «Про это».

«Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Аминь. Смешно об этом писать, ты сама это знаешь».

Спустя два года произошел окончательный разрыв, о чем Владимир Маяковский сказал: «Я теперь свободен от любви и от плакатов». Он уехал на гастроли во Францию, потом — в Мексику и США.

Их последняя встреча состоялась за несколько месяцев до смерти поэта, когда Брики уезжали в Европу. Весь его архив отошел им по завещанию. Лиля занималась изданием сочинений Маяковского. Она же отправила письмо Сталину, когда тираж отказались печатать.

«Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и к его произведениям — преступление. Жалобы Брик, по-моему, правильны».

До конца жизни Лиля Брик носила на цепочке подаренное Маяковским кольцо с гравировкой ее инициалов — «Л.Ю.Б.», которые складывались в бесконечное «Л.Ю.Б.Л.Ю.».

Елизавета Зиберт. «Милая Элли»

Элли Джонс. Рисунок Владимира Маяковского

Элли Джонс (Елизавета Зиберт). Фотография: elle.ru

Элли Джонс с трехлетней дочерью Элен-Патрицией в Ницце. 1928 год. Фотография: famhist.ru

Поездка в Америку стала самым длительным заграничным путешествием Владимира Маяковского: три месяца он выступал в США со стихами и докладами. Здесь художник Давид Бурлюк познакомил его с Элли Джонс (Елизаветой Зиберт), эмигранткой из России. Она стала переводчицей поэта, который не знал английского языка. Маяковский и Джонс вдвоем появлялись на официальных приемах, на встречах с журналистами и издателями. Они много гуляли по городу. После посещения Бруклинского моста Владимир Маяковский создал одноименное стихотворение.

Поэт нарисовал несколько портретов Элли Джонс, говорил, что пишет стихотворение об их любви. На что она ответила ему: «Давай сохраним наши чувства только для нас». Они почти не расставались — до того октябрьского дня, когда Элли Джонс проводила поэта на корабль. Вернувшись в свою квартиру, она увидела, что ее кровать усыпана незабудками. На цветы Маяковский потратил последние деньги.

В 1926-м Элли Джонс родила дочь — Хелен Патрисию Томпсон (Елену Маяковскую). Владимир Маяковский видел ее только один раз, в 1928 году, когда они с Джонс встретились в Ницце. Фотография дочери потом хранилась в кабинете поэта, в его московской комнате.

«Две милые мои Элли. Я по вам уже соскучился. Мечтаю приехать к вам. Напишите, пожалуйста, быстро-быстро. Целую вам все восемь лап…»

Наталья Брюханенко. «Товарищ-девушка»

Наталья Брюханенко. Фотография: elle.ru

Наталья Брюханенко. Фотография: gazetacrimea.ru

Наталья Брюханенко. Фотография: famhist.ru

Наталья Брюханенко познакомилась с Владимиром Маяковским, когда ей было 20 лет, а ему — 33. После первого свидания они не виделись год, и только в 1926 году столкнулись там же, где и в первый раз, — в библиотеке Госиздата. И с тех пор стали практически неразлучны.

Друзьям Маяковский представлял ее: «Мой товарищ-девушка». Поэт был галантен и внимателен, обращался к своей «Наталочке» на «Вы». Он всегда приходил вовремя и сдерживал обещания, того же требовал и от нее. Чтобы Наталья Брюханенко не опаздывала на свидание, Маяковский подарил ей часы. И подписал для нее книгу:

Наталочке Александровне
Гулять
встречаться
есть и пить
Давай
держись минуты сказанной.
Друг друга
можно не любить
но аккуратным быть
обязаны.

Ее тоже заставил подписаться: «Согласна. Н. Брюханенко. 11/VII–27».

В 1927 году они отдыхали в Ялте. Каждое утро Маяковский работал, здесь поэт закончил поэму «Хорошо!». После обеда они готовились к ежедневным поэтическим выступлениям: «Темы разговора были: против есенинщины, против мещанства, против пошлятины, черемух и лун. За настоящие стихи, за новый быт». В день именин Натальи Брюхановой Маяковский подарил ей огромный букет роз, а потом начал покупать подарки и цветы во всех магазинчиках по дороге: «Один букет — это мелочь. Мне хочется, чтоб вы вспоминали, как вам подарили не один букет, а один киоск роз и весь одеколон города Ялты!»

В 1928 году поэт признался Наталье Брюханенко, что любит Лилю: «Хотите — буду вас любить на втором месте?» Но девушка от «второго места» отказалась, и роман вскоре угас. Однако они продолжали ходить на поэтические вечера, в театры и на концерты, Наталья Брюханенко часто заглядывала к новым друзьям — Брикам. За четыре дня до самоубийства Маяковского Брюханенко приходила к нему в гости в Гендриков переулок и помогала править рукописи.

Татьяна Яковлева. «Ты одна мне ростом вровень»

Татьяна Яковлева. Фотография: marimeri.ru

Татьяна Яковлева. Фотография: marimeri.ru

Татьяна Яковлева. Фотография: marimeri.ru

Татьяна Яковлева эмигрировала в Париж в 1925 году. Она работала манекенщицей в доме моды Кристиана Диора и снималась для рекламных плакатов. Когда в 1928 году в столицу Франции приехал Владимир Маяковский, то сестра Лили Брик, Эльза Триоле, познакомила его с Яковлевой. В первый же вечер знакомства Маяковский провожал ее до дома. Когда в холодном такси она начала кашлять, поэт снял свое пальто и укрыл ее. Яковлева писала об этом вечере: «С этого момента я почувствовала к себе такую нежность и бережность, не ответить на которую было невозможно».

Они гуляли каждый день. Художник Василий Шухаев вспоминал, что Яковлева и Маяковский были «замечательной парой», на них часто засматривались прохожие. Она стала лирической героиней двух стихотворений — «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» и «Татьяне Яковлевой». Последнее он прочитал на своем поэтическом вечере.

Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи.

Яковлевой не понравилась подобная огласка их отношений, публиковать произведение она не позволила. Перед отъездом в Москву Маяковский сделал ей предложение — выйти за него замуж, вместе вернуться в СССР. Но девушка не согласилась, и поэт уехал один. Перед отъездом он заключил контракт с парижской цветочной фирмой, и Татьяна Яковлева долгие годы получала по воскресеньям букеты цветов.

И теперь то ли первый снег,
То ли дождь на стекле полосками,
В дверь стучится к ней человек,
Он с цветами: «От Маяковского».
Стук рассыльный как всякий стук.
Но нелепо, нежданно, странно:
Маяковский — и астры вдруг.
Маяковский — и вдруг тюльпаны.
Маяковский — и розы чайные…
Что в них — нежность или отчаянье?
А потом этой смерти бред…
Застрелился. Весна московская.
Маяковского — больше нет.
А букеты — от Маяковского.

Вероника Полонская. «Невесточка»

Вероника Полонская. Фотография: kino-teatr.ru

Вероника Полонская. Фотография: mxat.ru

Вероника Полонская. Фотография: famhist.ru

В 1928 году Лиля Брик с режиссером Владимиром Жемчужным снимали фильм «Стеклянный глаз». Эта картина стала дебютной для актрисы Вероники Полонской, она играла главную роль. Вскоре Осип Брик пригласил ее на бега, где состоялось знакомство с Владимиром Маяковским. Полонская потом писала: «Когда он стал читать мне свои стихи, я была потрясена. Читал он прекрасно, у него был настоящий актерский дар. Помню хорошо, как он читал «Левый марш», раннюю лирику».

Двадцатилетняя Вероника Полонская во время знакомства с поэтом уже состояла в браке с актером Михаилом Яншиным. И сама Полонская, и современники поэта описывали их роман как одновременно страстный и мучительный. Поэт требовал, чтобы актриса немедленно развелась с мужем. Он вступил в писательский кооператив: хотел переехать с будущей женой в собственную квартиру.

«Он очень обижался на меня за то, что я никогда не называла его по имени. Владимир Владимирович смеялся надо мной, утверждая, что я зову его «никак». Говорил, что, несмотря на нашу близость, он относится ко мне как к невесте. После этого он иногда называл меня невесточкой».

14 апреля 1930 года они приехали к Маяковскому на Лубянку. Вероника Полонская вспоминала: «Я просила его не тревожиться из-за меня, сказала, что буду его женой. Я это тогда твердо решила. Но нужно, сказала я, обдумать, как лучше, тактичнее поступить с Яншиным». Маяковский просил ее не ходить на репетицию, бросить театр, остаться с ним. Полонская же спешила к Владимиру Немировичу-Данченко, он не любил, когда актеры опаздывали. Только дойдя до парадной лестницы, актриса услышала выстрел. Она побежала обратно в комнату и увидела, что Маяковский выстрелил себе в грудь. Карета скорой помощи приехала слишком поздно.

В своей предсмертной записке он оставил такие слова: «Товарищ правительство, моя семья — это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь — спасибо».

Автор: Диана Тесленко

Главные женщины Владимира Маяковского

Брик была старше Маяковского на два года, и эта, пускай формальная, разница ощущалась заметно: в их отношениях вела именно она, поэт же играл роль ведомого, подчиняющегося. Брик и Маяковский познакомились летом 1915-го, будущая муза поэта на тот момент уже три года была замужем за Осипом Бриком. Лиля «украла» Маяковского у своей сестры Эльзы, с которой тогда тот встречался. Собственно, именно Эльза привела Маяковского в петербургскую квартиру Бриков на улице Жуковского. Поэт читал свежайшую поэму «Облако в штанах», снискал восторженный прием, был очарован хозяйкой, чувство оказалось взаимным. Осип помог издать «Облако», все трое сдружились, и Маяковский, не желая расставаться с новым увлечением, задержался в Петрограде. Постепенно дом Бриков превратился в модный литературный салон, а вскоре между поэтом и новой музой начался роман, который был спокойно воспринят мужем Лили.

«Эльзочка, не делай такие страшные глаза. Я сказала Осе, что мое чувство к Володе проверено, прочно и что я ему теперь жена. И Ося согласен», — эти слова, поразившие Эльзу до глубины души, оказались правдой. В 1918 году Брики и Маяковский стали жить втроем, весной следующего года перебрались в Москву, где совершенно не скрывали своих прогрессивных отношений. Лиля вместе с поэтом трудилась в «Окнах РОСТА», Осип работал в ЧК.

Любовь Маяковского к Брик (которой он посвящал все свои поэмы) была эмоциональной, по складу характера он нуждался в постоянных встрясках, что все чаще утомляло Лилю. Регулярные сцены, уходы-возвращения, — отношения в паре не были безоблачными. Брик позволяла себе пренебрежительно отзываться о Маяковском, называя его скучным, и в итоге перестала хранить ему верность. Это, впрочем, не мешало Лиле держать поэта на коротком поводке, следя за тем, чтобы Маяковский никуда от нее не ушел. В завещании тот указал Брик как одну из наследниц, и ей досталась половина прав на его сочинения.

Элли Джонс (Елизавета Зиберт)

Интервью с Алисой Ганиевой о книге, посвященной Лиле Брик — Реальное время

О новой биографии «великой любовницы XX века»

На днях издательство «Молодая гвардия» выпустило новую книгу в серии «ЖЗЛ», посвященную Лиле Брик, которой были очарованы Владимир Маяковский и красный командир Примаков, режиссеры Лев Кулешов и Сергей Параджанов, поэт Андрей Вознесенский, композитор Родион Щедрин и балерина Майя Плисецкая. О том, как писалась книга «Ее Лиличество Брик на фоне Люциферова века», в интервью «Реальному времени» рассказала ее автор Алиса Ганиева.

«Авангард, революция, безумный вихрь течений, теорий, стилей, направлений, конспирологий»

— Алиса, почему вы решили взяться за эту книгу?

— Во всем «виновато» издательство «Молодая гвардия» и ее искрометный главный редактор Андрей Витальевич Петров. Соблазнял, соблазнял написать про кого-нибудь «ЖЗЛ» и — соблазнил. Обсуждали возможного героя или героиню в неформальной обстановке, во время литературного застолья, звучала гитара, и вдруг из обрывочных реплик, из шуточек вылупилась Лиля Брик. Эта женщина меня занимала давно. И восхищала, и раздражала — в общем, мимо пройти не удалось.

— Какие источники вы изучали, чтобы написать эту книгу?

— Все, до чего могла достать рука (и нога). Из основного — мемуары самой Брик, книга ее пасынка Василия Катаняна «Лиля Брик. Жизнь». Фундаментальный труд шведа Бенгта Янгфельдта про Маяковского и его круг. Переписку Брик с сестрой Эльзой Триоле, с Маяковским, с Осипом Бриком. Ценный двухтомник Анатолия Валюженича «Пятнадцать лет после Маяковского» и так далее, в том числе недавно оцифрованные беседы с современниками Лили Брик, выложенные в онлайн-архиве «Устная история». Немножко дергала знакомых и незнакомых, которым довелось увидеть мою героиню живьем, в том числе того же Янгфельдта. Ну а еще — газеты, толстые журналы… Особо благодарна своему суперредактору Елене Никулиной — за профессионализм и страсть в работе.

— Как у вас формировалось понимание, в каком ключе нужно подать историю этой женщины?

— Это нащупалось само собой. Я не литературовед и не биограф, моя стихия — романы и рассказы. Так что книга о ее Лиличестве Брик была в каком-то роде экспериментом. И писала я ее как роман — с ответвлениями, неожиданными поворотами и хором противоречивых оценок. В этом хоре прорывается и мой голос, и совсем не научный, а, напротив, весьма придирчивый взгляд из нашего времени. Дмитрий Быков, читавший отрывки, публиковавшиеся в СМИ перед выходом книги, отметил в одном эфире, что в тексте маловато моей собственной крови. На самом деле, там есть и кровь, и мини-отступления — порою очень личного характера. Читатель поймет, что я имею в виду.

— Ваша книга пронизана иронией — и в названии, и в обложке, и в названиях глав, и в самом стиле подачи. Это было сделано осознанно? Почему?

— Потому что не могу иначе. У меня в принципе ироничное (и в первую очередь самоироничное) мышление. Люблю остроты, неоднозначность, легкий эпатаж. А тут еще и материал! Авангард, революция, безумный вихрь течений, теорий, стилей, направлений, конспирологий. А персонажи! Трагичные и нелепые, гениальные и смешные, великодушные и подлые одновременно. А время… какая-то концентрация зла и красоты. А героиня! Это же сама шаловливость. Как тут было не заразиться? За обложку и макет отдельное спасибо современному классику книжного дизайна — Андрею Бондаренко. Думаю, сама Лиля Брик была бы от нее в восторге.

За обложку и макет отдельное спасибо современному классику книжного дизайна — Андрею Бондаренко. Думаю, сама Лиля Брик была бы от нее в восторге.

«Она могла огорошить откровенностью и тела своего не стеснялась. И чужих мужей не считала запретным плодом»

— Что о ней писали биографы до вас и чем ваша книга отличается от их трактовок?

— Биографы Лили Брик делятся на три категории. Это либо саркастически к ней настроенные полоскатели грязного белья, либо преданнейшие фанаты, творящие из Лили Юрьевны культ, либо объективно-отстраненные описатели. Моя же книжка по своему тону как будто стоит особняком. Иногда я присосеживаюсь к сплетникам и перебираю слухи, иногда презрительно хмыкаю на злословия и отвешиваю Лиле Брик глубокий поклон, все зависит от ситуации, от поступка моей героини. Она ведь и вправду, как писала ее бывшая подруга Галина Катанян, не являлась ни ангелом, ни чудовищем. Она, как истинная женщина, была очень разной. И я тоже то и дело меняю свое отношение к предмету. Что называется, то луплю, то баюкаю. То негодую, то восхищаюсь.

— Как вы избежали опасности «впасть в желтизну», о которой вас предупреждал Смехов, о чем вы пишете в предисловии?

— Вениамин Борисович, общавшийся с Лилей Брик в последние годы и глубоко этим необыкновенным человеком очарованный, и вправду остерегал меня от «клюквы». Кажется, мне это удалось — я не спешу подтверждать сенсационные слухи, опровергаю, где следует, грязные клеветнические легенды о героине (вроде анекдота про секс с Осипом и царапающегося в кухонную дверь Маяковского). Но в то же время книга о Лиле Брик не может походить на агиографию. Она могла иногда припечатать собеседника соленым словцом, могла огорошить откровенностью и тела своего не стеснялась. И чужих мужей не считала запретным плодом. Особая, «чернышевская» мораль сочеталось у нее с глубоким пониманием искусства, с чуткостью к истинным талантам, с редким умением зажигать звезды. Так что я стараюсь не отставать от своей героини в смелости — и некоторые пассажи книги наверняка покажутся кому-то скандальными или даже скабрезными. Но пассаж пассажу рознь. И от похабства я тоже отстраняюсь — добродушным скепсисом.

«Слава пришла к ее карим глазам, когда они с мужем стали опекать Маяковского. Это был Лилин билет в историю»

— Задам ваш же вопрос из одной из первых глав: «Как в истории нашей культуры случилась Лиля Брик? Откуда вылупились ее экстравагантность, чувственность, безапелляционная уверенность в своей обольстительности?»

— Она привлекала и обольщала еще с гимназических лет. Но настоящая слава пришла к ее карим глазам, когда они с мужем стали опекать поэта Маяковского и перезнакомились со всей футуристической тусовкой. Это был Лилин билет в историю.

— Почему Лилю Брик называют великой любовницей? В чем тайна этой женщины?

— Ну чтобы ответить на этот вопрос, придется пересказать всю книгу целиком. А тянулись к ней по-разному. Кого-то она поглощала, кто-то сохранял свою независимость. Та же Плисецкая, к примеру, вовсе не попала в категорию «подлилек» (женщин, растворенных в Лиле Брик, угодивших под ее влияние). Она вспоминает о своей благодетельнице со здоровой долей той самой иронии — в частности о том, как Лиля гордилась своими балетными экзерсисами. Или, к примеру, Эдуард Лимонов — Лиля Брик и ему пыталась вспомоществовать, и тот оставил о ней полугимн, полупасквиль. Но были, повторюсь, и те, в жизни которых Лиля Брик сыграла почти роковую роль — расстрелянный вместе с Тухачевским муж Виталий Примаков или тот же Маяковский. Почему они в нее влюблялись? Об этом — книга.

— При этом вы пишете, что «Лиля всю жизнь по-настоящему любила только одного мужчину — Осипа Максимовича Брика». Что это был за человек и чем он покорил ее?

— Он был человеком ее круга, родственной душой. Осколком ее дореволюционного мира. Холодный, осторожный, бурлящий идеями, но ленящийся довести хоть что-либо до конца (они в этом, кстати, были похожи). Возможно, она любила его еще и потому, что он не сразу ею увлекся и быстро поостыл как к женщине, — это провоцировало ее охотничий инстинкт. Впрочем, сейчас я очень упрощаю. Для полного ответа тоже придется пересказывать всю книжку.

Фото izbrannoe.com
Она привлекала и обольщала еще с гимназических лет. Но настоящая слава пришла к ее карим глазам, когда они с мужем стали опекать поэта Маяковского и перезнакомились со всей футуристической тусовкой

— В главе «Крылатый Эрос» вы даете развернутую историческую справку о том, как в раннесоветские годы на политическом уровне проводилась идея свободной любви. Пожалуйста, расскажите вкратце, почему поведение Лили в то время уже не было чем-то предосудительным?

— Лиля Брик дышала в такт с XX веком с его идеями эмансипации женщины, революционными реформами брака, но при этом оставалась мещанкой, флэппершей, буржуйкой с невероятно развитой чувственностью и раскрепощенностью, корни которой я вижу в залюбленности с детства. Просто одно наложилось на другое. Ее природная тяга к сексуальной вольности срифмовалась с модными идеями революционеров-демократов XIX века и постулатами Александры Коллонтай. Получился коктейль, от которого мало кто из мужчин мог отказаться.

«Она обожала Маяковского скорее как поэта, чем как мужчину»

— Вы пишете: «Одни зовут ее второй Беатриче, мудрой вдохновительницей, родной душой Маяковского. Другие — корыстной ведьмой, вампиршей, присосавшейся к несчастному гению, к его славе и деньгам, доведшей его до самоубийства». Какие отношения все-таки у нее были с Маяковским?

— Отношения были немного садомазохистские. Она обожала его скорее как поэта, чем как мужчину. И сознательно закаляла его страданиями, чтобы сочинял еще ярче и лучше. И обессмерчивал ее имя. И тот обессмерчивал. Самоубийство Маяковского Лилю потрясло, хотя она ожидала от своего «Щена» чего-то подобного — идея застрелиться была у него навязчивой, к тому же он страшно боялся старости. Они оба выросли в декадентскую эру, когда суицид был в тренде, она сама была им одержима и тоже в итоге покончила с собой — почти что в 87 лет! Впрочем, в трауре главной музы поэта была и толика эгоизма. После кончины Маяковского денег в семье поубавилось, машина пропадала на ремонте, в быту наслаивались сложности. Она привыкла, что все решал Маяковский и страшно было остаться без его плеча. К счастью, рядом всегда оказывались желающие поддержать.

— А был ли треугольник «Лиля — Маяковский — Брик»?

— Треугольника в пошлом смысле между Бриками и Маяковским не было, хоть они и жили втроем. Вторую половину 1920-х Лиля и вовсе ни с одним из двоих своих «сомужей» не спала, а просто делила с ними кров. Это был союз в высшем смысле. Союз идейно-творческий.

«Троцкий, Луначарский, Сталин… Все они пошли у Бриков на поводу»

— Каким образом Лиле Брик удалось прожить так долго в это тяжелое время, когда многие из тех, кого она знала, гибли, уезжали из страны? Какие отношения у нее были с официальной советской властью?

— Удивительно, а удалось. Тут немаловажную роль сыграла ее сестра, эмигрантка и писательница Эльза Триоле, которая была замужем за знаменитым французским поэтом-коммунистом Луи Арагоном. Это был ценный для советского правительства агент влияния. С другой стороны, Лиля здесь отчасти играла роль заложницы. Отношения с властью были сложные. Близкие и антагонистические одновременно — все зависело от эпохи. Впрочем, с власть имущими, как и с мужчинами, Лиля Брик общалась запросто — даже не допуская мысли, что те могут остаться непокоренными. И ведь покорялись. Троцкий, Луначарский, Сталин… Все они пошли у Бриков на поводу. С Сусловым, уже при Хрущеве и Брежневе — нашла коса на камень. Развернулась целая антибриковская кампания, в которой определенную роль сыграл и советский антисемитизм. Но обо всем об этом я подробно пишу в книге.

Фото lime.energy
Тут немаловажную роль сыграла ее сестра, эмигрантка и писательница Эльза Триоле (на фото), которая была замужем за знаменитым французским поэтом-коммунистом Луи Арагоном. Это был ценный для советского правительства агент влияния. С другой стороны, Лиля здесь отчасти играла роль заложницы

— Расскажите о ней как о законодательнице мод. Каким был ее стиль и чем поражал современников?

— О Лиле Брик-моднице в книге целая глава. Она знала толк в одежде, духах и косметике, прекрасно разбиралась в брендах, чуть ли первая из женщин в Москве носила брюки, в молодости дружила с советскими дизайнерами Ламановой и Поповой, в старости — с Ивом Сен-Лораном. Конечно, у нее было гораздо больше возможностей, чем у других советских женщин — она регулярно получала из Парижа чулки со стрелками и сказочный парфюм. Но и в голодные годы военного коммунизма проявляла буйную фантазию — конструировала наряды из бархатных портьер и узбекских набоек. А ее головокружительное и очень современное «голое платье» попало в объектив Александра Родченко и украсило обложку моей книги.

«Она обожала открывать таланты»

— Расскажите, кому из талантов она помогла и кого спасла от тюрьмы? И почему она это делала?

— Ну самая известная история — с режиссером Сергеем Параджановым, который благодаря ее активному вмешательству освободился из-за решетки раньше срока. Но спасенных было много. К примеру, поэт Николай Глазков, которого она подкармливала. Или тот же Вознесенский, которому через сестру она дала путевку к заграничному читателю. Почему? Потому что обожала открывать таланты. Как только талант «вырастал», обретал славу и всеобщее признание, ее интерес зачастую скукоживался. Она действительно любила и понимала живопись, поэзию, кино, и это (вместе с ореолом музы самого Маяковского) делало ее в глазах начинающих талантов великой и неподражаемой.

— Как, будучи всегда сексуально привлекательной, Брик приняла свою старость и какую роль играла в пожилом возрасте? Ей удавалось сохранять почитателей вокруг себя, будучи пожилой?

— Она влюбляла и будучи пожилой «мумией». Да, многих смешила, но многих всерьез покоряла. Даже молодых. Не опускала руки, тщательно следила за собой, держала парикмахерш, маникюрщиц. Густо красилась. Посещала все премьеры. Щеголяла вечерними платьями. А когда сломала шейку бедра и перестала ходить, решительно наглоталась нембуталом. Напиться чем-нибудь ядовитым в суицидальном порыве она была горазда, таких попыток за всю жизнь у нее было три, третья удалась. При все при этом — бьющая через край витальность и любовь к себе, которой стоило бы поучиться. Поистине яркое сочетание.

— Останется ли Лиля Брик в памяти людей и насколько долго, на ваш взгляд?

— Прошло уже больше века с тех пор, как она начала разбивать сердца, а о ней все спорят. Была она ГПУшницей или нет, погубила Маяковского или, наоборот, воздвигла на пьедестал талантливейшего поэта эпохи? Значит, и еще через сто лет нет-нет да будут вспоминать. Пока помнят Маяковского — уж точно. А потом она может уйти в фольклор, как какая-нибудь Жозефина, госпожа де Помпадур или Мессалина. Как женщина, знаменитая тем, что была женщиной. Тоже ведь дано далеко не каждой.

Фото izbrannoe.com
Она влюбляла и будучи пожилой «мумией». Да, многих смешила, но многих всерьез покоряла. Даже молодых. Не опускала руки, тщательно следила за собой, держала парикмахерш, маникюрщиц. Густо красилась. Посещала все премьеры. Щеголяла вечерними платьями

— Как вы сами рассматриваете эту книгу в своей творческой биографии? Это своего рода еще один вызов тем патриархальным устоям общества, в котором вы выросли?

— Ну мама моя, если ей попадется книга, будет, наверное, пить корвалол. Хотя, казалось бы, пора уже привыкнуть к тому, что я не «очи долу». А впрочем, пусть судят другие, если хотят. Сама я не строю себе биографию.

Наталия Федорова

ОбществоИсторияКультура

Муж любовницы Маяковского. Как Осип Брик стал «рогоносцем» | Персона | Культура

Осип Брик был сценаристом и критиком, писал очерки, перерабатывал романы для театров. Однако славе он обязан не своему таланту, а имени Владимира Маяковского, в которого была влюблена его жена: Лиля Брик

.

Над «рогоносцем» смеялись две столицы, но Осип не спешил расставаться с любимой, напротив, он боготворил поэтический дар Маяковского и даже предложил им жить втроём. Несколько лет на дверях квартиры знаменитого поэта красовалась табличка «Брики. Маяковский».

Репродукция портрета Лили Брик. Фото: РИА Новости

Легкомысленная муза

О сумасбродном характере Лили Брик, которая славилась тем, что любила вскружить мужчинам голову, и сегодня слагают легенды. Причём возлюбленная Брика и Маяковского всем своим видом опровергала мнение, что Муза — это «создание небесной красоты». Напротив, она была невысокого роста, худая и сутулая… Зато, как с досадой отмечали все её соперницы, точно знала, как понравиться мужчинам.

Лиле было всего 13, когда шестнадцатилетний Осип Брик провожал её домой после новогоднего праздника и спросил: «А не кажется вам, Лиля, что между нами что-то больше, чем дружба?» «Мне не казалось, я просто об этом не думала, но мне очень понравилась формулировка, и от неожиданности я ответила: „Да, кажется“», — вспоминала юная нимфетка.

После этого признания молодые люди начали встречаться, а когда Лиля почувствовала, что Осипу больше нравится болтать о политике с её отцом Урием Каганом, чем восхищаться ей, то сама влюбилась в образованного юношу.

Когда Осип сделал Лиле предложение, её родители выдохнули с облегчением. А вот благовоспитанные Максим Павлович и Полина Юрьевна Брик, наслышанные об аморальном поведении невестки, её романах с преподавателями и даже собственным дядей, схватились за голову. Переубедить влюблённого им, увы, не удалось. На просьбы одуматься тот отвечал: «Лили, моя невеста, молодая, красивая, образована, из хорошей семьи, еврейка, меня страшно любит, что же ещё? Её прошлое? Но что было в её прошлом? Детские увлечения, игра пылкого темперамента. Но у какой современной барышни этого не было? А я? Мало я увлекался, однако же мне ничего не стоит бросить всякую память о прошлом и будущих увлечениях, так как я люблю Лилю. Для неё же это ещё легче, так как она всегда любила только меня. <… > В заключение я хочу Вам высказать мою уверенность, что если даже, как я предполагаю, у Вас есть какое-нибудь предубеждение против Лили, то оно немедленно рассеется, как только Вы узнаете ее поближе, увидите, как она меня любит, а главное, как я её люблю, и как мы оба с ней — счастливы».

Как известно, своё авантюрное поведение Лиля исправлять не собиралась, зато легко смогла расположить к себе свёкров, когда попросила свадебный подарок в виде бриллиантового кольца заменить на фортепиано всемирно известной фирмы «Стейнвей». «Из этого они вывели заключение, что я бескорыстна и культурна», — не без удовольствия вспоминала о своей хитрости Лиля.

Отец Осипа был купцом первой гильдии и продолжал в Москве семейное дело по торговле драгоценными камнями «Павел Брик. Вдова и Сын». Такое же занятие ожидало повзрослевшего Осипа, однако юноша с «прогрессивными взглядами» неожиданно увлёкся вопросами социального и юридического статуса проституток, которые бурно обсуждались в те годы. Для своей кандидатской диссертации в Московском университете Осип долгое время собирал материалы, гуляя по московским бульварам и знакомясь с девушками лёгкого поведения. Он бескорыстно помогал девицам разрешать конфликтные вопросы с полицией, за что даже получил от них прозвище «**** папаша». Но, женившись на Лиле, он навсегда оставил дела, связанные с юриспруденцией и проститутками, занялся семейным бизнесом, увлёкся литературой, живописью, музыкой, театром, балетом…

Любовь на троих

О романах замужней Лили на стороне известно немало, однако никто из мужчин не мог занять в её сердце место супруга. По крайней мере, так утверждала она сама: «Мне становилось ясным даже после самой короткой встречи, что я никого не люблю, кроме Оси».

Так продолжалось до встречи с Маяковским, который в одночасье перевернул жизнь в семье Бриков.

В 1915 году младшая сестра Лили привела в дом к Брикам (который в те годы был центром общения писателей и филологов-новаторов) своего возлюбленного: Маяковского. Весь вечер молодой поэт читал стихи, а заодно на глазах у собственной спутницы и Осипа и строил глазки хозяйке дома. В тот вечер Маяковский посвятил Лиле свою новую поэму «Облако в штанах», но даже это не смутило великодушного рогоносца, напротив, он был поражён талантом «Володеньки» и на собственные деньги издал его поэму.

С каждым годом дружба мужчин крепла, и лишь в 1918 году Лиля решилась признаться супругу, что изменяет ему с Маяковским. В своих дневниках роковая красавица уверяла, что была готова «немедленно бросить Володю, если бы Осипу это пришлось не по душе». Но, вопреки её опасениям, Брик не разозлился, а только взял с любимой жены обещание, что они никогда не будут жить по отдельности.

Уже через несколько дней Маяковский писал записку: «Председателю жилтоварищества д. 13/15 по Гендрикову переулку. Прошу прописать в моей квартире тт. Л. Ю. Брик и О. М. Брика. В. Маяковский».

«Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал…» — писала в своих дневниках Лиля. Для Осипа подобные отношения также были мучительны, и, хотя у каждого из мужчин случались романы на стороне, никто из них не мог порвать с роковой Лилей.

«Муза русского авангарда» добивалась от своих «звериков» послушания, но при этом не возражала против их мимолётных увлечений. Лишь одна девушка — Евгения Соколова (жена кинорежиссёра Виталия Жемчужного) — заставляла её по-настоящему ревновать к супругу. «Не понимаю, о чём он с ней может говорить», — раздражённо комментировала Лиля многолетний роман Брика с молодой библиотекаршей. Он же называл свою любовницу «чудом» и в стихотворении к двадцатилетию их знакомства писал, что если бы верил в Бога, то упал бы на колени перед ним за то, что их с Женей пути пересеклись.

«Супружеский картель»

Привыкшие к богатству и роскоши Брики с каждым годом жили всё беднее. В 1921 году Осипа, некоторое время служившего в ЧК, уволили «за нерадивую работу» и Маяковский практически полностью стал обеспечивать «супружеский картель». Письма Бриков к Маяковскому того времени пестрили бесконечными просьбами о деньгах. «Киса просит денег», — телеграфировал за границу Владимиру Осип. «Очень хочется автомобильчик! Привези, пожалуйста!» — вторила ему Лиля.

Так продолжалось вплоть до 1925 года, когда измученный Осип всё же развёлся с легкомысленной Лилей. И, хотя он женился на своём «чуде» Жене, всё равно продолжал жить рядом с первой супругой…

Ещё через 20 лет Брик скончался от сердечного приступа. А Лиля до конца дней называла Осипа любовью всей своей жизни: «Когда умер Брик — умерла я». Но это не помешало «музе русского авангарда» ещё дважды благополучно выйти замуж.

«Красивая женщина — ад для души». 12 ярких цитат Владимира Маяковского

«Красивая женщина — ад для души». 12 ярких цитат Владимира Маяковского

Дороги здесь проселочные и такие ужасные

Лиля Брик родилась в 1891-м году в Москве в семье присяжного поверенного. Она снималась в кино, и занималась переводами и общалась со многими известными поэтами и писателями. Фото: Государственный архив Свердловской области

«БОИМСЯ ОТРАВИТЬСЯ МОРОЖЕНЫМ»

Через полгода после смерти Владимира Маяковского Лиля Брик нашла себе нового возлюбленного. Им стал герой Гражданской войны Виталий Примаков, с которым она довольно скоро обручилась. С ним-то Лиля Брик и попала зимой 1930 года на холодный Урал.

— Лиля Брик имела большое влияние на мужчин, окружавших ее, и поэтому могла выбирать. Все тянулись к ней. Встречаясь с Маяковским, она была женой литературоведа Осипа Брика, и они все жили втроем одной семьей, — объясняет Юлия Матафонова, историк уральского театра. — А после смерти Маяковского его место занял Примаков.

В 1930 году Виталия Примакова назначили командиром 13-го стрелкового корпуса, который как раз был расквартирован на Урале. Туда вслед за любимым и выехала Лиля Брик.

Через полгода после смерти поэта Лиля нашла себе нового возлюбленного — героя Гражданской войны Виталия Примакова. Фото: Госархив

Молодожены поселились в пятиэтажном «Первом доме Горсовета» на проспекте Ленина, 36. Это было самое современное жилье в Свердловске. Элитная новостройка. Первый многоэтажный жилой дом.

— В Свердловске Лиля Брик нигде не работала. Она вела светский образ жизни, иногда выезжая куда-нибудь в область. Местные жители ее здесь в принципе не узнавали, потому что широкому кругу людей она была мало известна, — добавляет Юлия Матафонова.

Однако сама Лиля Брик с каждым днем все лучше и лучше узнавала Свердловск, о чем рассказывала своим близким в письмах. Так, если Владимир Маяковский, побывавший в столице Урала за пару лет до своей смерти, сравнивал наш город со строительной площадкой, то Лилю Брик в первую очередь поразила живность, обитающая на улицах Свердловска:

«Вообще, городок чудесный, весь в новых огромных домах, с громадными окнами. Здесь замечательные лошадки — крошечные, пушистые, причесанные бобриком и страшно быстрые, а собачек почти нет. Свердловский пруд растаял и оказался огромным, а в садике около пруда стоят столики и продают мороженое, но мы не едим, хотя очень хочется, — боимся отравиться».

В первую очередь Брик известна своим романом с Маяковским. Фото: Госархив

Однако были детали, которые не понравились Лиле Брик. Так, например, ее не устроило, как в Свердловске была организована выставка в память о Владимире Маяковском.

«Через выставку думают пропустить 40 000 человек в одном Свердловске — тем более обидно, что она такая убогая и непонятная, — писала Лиля Брик. — Заявки экскурсий принимаются за неделю! Впрочем, когда я была на следующий день после открытия, — было совершенно пусто. Здесь очереди в трамвай, в кино, в кооператив и на почте. Но я хожу пешком или сижу дома».

В 1930 году Виталия Примакова назначили командиром 13-го стрелкового корпуса, который как раз был расквартирован на Урале. Туда вслед за любимым и выехала Лиля Брик. Фото: Госархив

ВОСХИЩАЛАСЬ «УРАЛМАШЗАВОДОМ»

В Свердловске Лиля Брик прожила с мужем почти два года. За это время она успела основательно осмотреть главные окрестные достопримечательности. Например, она посетила стройку «Уралмашзавода», о которой в те годы постоянно писали все советские газеты:

«Вчера ездили на постройку Уралмашстроя. Это уже совсем Клондайк. Даже конные милиционеры очень смахивают на Джек Лондонских полицейских. Это километрах в 5-ти от Свердловска, большой город из бараков, новых и строящихся фабричных корпусов. Всё это вырублено прямо в лесу. Тут же сушится белье и пристроился фотограф с Крымской декорацией — кругом него толпа — ждут очереди — сниматься».

В силу своих обязанностей Виталию Примакову приходилось часто ездить по области. И, конечно, в этих поездках его сопровождала Лиля Брик.

«Ездили на машине за 100 верст смотреть место под новый лагерь — дороги проселочные и такие ужасные, что туда ехали 5 часов, а обратно 15 часов (100 верст!!), — рассказывала в письмах своим близким Брик. — Ночевали у лесничего на берегу озера. Охотились на уток, но ни одной не убили, зато ели замечательную уху из карасей. Места такие, что автомобиль видели первый раз в жизни, зато волки зимой подходят к самому дому. Грибов так много, как будто их посеяли».

В Свердловске Лилю Брик в первую очередь поразила живность, обитающая на улицах нашего города. Фотография: Александр Родченко

ЛИШИЛАСЬ КВАРТИРЫ В МОСКВЕ

С жизнью в Свердловске у Лили Брик было связано и несколько неприятных моментов. Именно здесь она с Примаковым узнала, что, пока они отсутствовали в Москве, их… переселили. Дело в том, что у них была квартира на втором этаже в доме на Арбате, точно такая, какая предназначалась наркому по иностранным делам СССР Георгию Чичерину. Воспользовавшись, тем, что Примакова и Брик нет в столице, он через суд забрал жилплощадь. Правда, взамен им дали другую, но уже на седьмом этаже. Именно там по возвращении в Москву Лиля Брик с мужем и обнаружили все свои вещи. Другая неприятность, приключившаяся с Лилей Брик во время ее свердловской жизни, — нападение лошади.

«Я очень жалею, что ты не видел мой синяк во всей красе, — сообщала она Осипу Брику в Москву. — Лошадик очень миленький, но из-за того, что я вошла к нему в шубе, он решил, что я его съем, очень испугался, всё время косился на меня глазом и, наконец, не выдержал и брыкнул. Я сама виновата — вошла к нему одна вечером, в такое маленькое стойло, что даже отскочить было некуда, а вход загорожен палкой, через которую я перелезла… Мне хочется только одного — поскорее в Москву, но так жалко Виталия, что я стиснула зубы и решила его дождаться».

Маяковский посвятил Лиле Брик не одно стихотворение. Фото: Госархив

В конце лета 1932 года Виталия Примакова перевели в Ростов. Так для Лили Брик закончился ее свердловский этап жизни. К слову, жизнь с Виталием Примаковым продлилась для нее немногим дольше. В 1936 году Примакова арестовали по обвинению в участии в армейской «военно-троцкистской организации». В июне 1937 года его расстреляли.

Справка «КП»

Лиля Каган родилась в 1891-м году в Москве в семье присяжного поверенного. После окончания гимназии сначала училась на математических курсах, а затем на архитектурных. В то же время познакомилась с Осипом Бриком, за которого впоследствии вышла замуж. В 1911-м году отправилась в Мюнхен, чтобы изучать лепку. В 1913-м году она познакомилась с поэтом Владимиром Маяковским, который начал встречаться с ее младшей сестрой – французской писательницей Эльзой Триоле. Через пару лет после этого уже у Лили Брик и Владимира Маяковского начался роман. Поэт посвящал ей свои стихи. Лиля занималась писательской и переводческой деятельностью. Умерла в 86 лет, приняв смертельную дозу снотворного.

Отцы и сыновья

Тургенев, классика, да с антуражем: вышитые скатерочки, самовар, резные стулья, цветы в палисаднике, графинчики с наливочками… Еще чуток и пересластили бы. Но, это сцена на Сретенке, и весь антураж буквально потрогать можно, сценическое пространство здесь даже больше зрительского,  в первом ряду себя и вовсе ощущаешь участником процесса. Веранда через весь зал, занавески льняные, доска на полу поскрипывает, ручей журчит и птицы, само собой, щебечут. Классический реализм во всем, костюмы прекрасные, даже брюки со «штрипками», и в коляске словно настоящий младенец спит, так сердечно ему Фенечка улыбается. Ах уж эта Фенечка… Помнится, я персонаж в романе почти не заметила, а тут, пожалуй, главная роль у очаровательной Натальи Палагушкиной.

Впрочем, в спектакле словно и нет неглавных. Каждый на своем месте, и всякая роль ёмкая, даже небольшая. Ловлю себя на мысли, что всем им верю, словно шагнули они из второй половины века девятнадцатого, и полюбоваться на себя разрешают. Ну как не любоваться роскошной Дуняшей/Ольга Ергина, ироничным Павлом/Евгений Парамонов, трогательными стариками Базаровыми/ Александра Ровенских и Юрий Соколов, изысканной Одинцовой/ Наталья Коренная, аристократической княжной Ольгой / изумительная Людмила Иванилова, непосредственной Катенькой/ Вера Панфилова, решительным Прокофьичем/ Юрий Никулин, простодушным Николаем Кирсановым/ Александр Шаврин, и Петром с модной прической/ Алексей Ушаков, и чеканящим шаг Федькой/ Константин Денискин.

Конечно, спектакль отличается от романа, пьеса ли Брайана Фрила тому виной, или режиссерское видение Леонида Хейфеца, только от нигилизма осталась робкая тень, а страсти всё на свете подвергающих сомнению превратились в любовные. Любовь, кажется, растворилась в воздухе.  Восклицание Аркадия Кирсанова (замечательная роль Алексея Сергеева) “Я люблю людей!” — ключевое. И на самом деле, ну что может быть важнее и прекраснее этого чувства, меняющего мир?

И Базарова любовь меняет, хоть и бежит он от нее, да тщетно. Сергей Беляев играет задорно, даже скажу задиристо. А момент, когда споткнулся и на ступеньки крыльца упал, да сжался весь —  дорогого стоит.

Журчит ручеек, даёт спасение от летнего зноя, словно шепчет — и это пройдёт. Что останется — разве любовь только, в ней спасение, и на неё надежда. Чудесная Фенечка/ Наталья Палагушкина — яркое тому подтверждение.

Три часа меня не покидало ощущение тихого праздника, на душе было хорошо и радостно, от прекрасного спектакля, профессиональных актеров, наслаждающихся своей игрой и дарящих наслаждение зрителям. Спасибо, Маяковка!

Чулпан Хаматова и Наталья Водянова сыграют любовниц Маяковского в одноименном фильме

Во французских Каннах сегодня, 24 мая, представили новый российский кинопроект «Маяковский», в котором Чулпан Хаматова сыграет подругу Владимира Маяковского Лилю Брик. О том, кому достанется одна из главных ролей в фильме, рассказал режиссер картины Александр Шейн.

  • Фото: ИТАР-ТАСС

  • Фото: ИТАР-ТАСС

  • Фото: ИТАР-ТАСС

  • Фото: ИТАР-ТАСС

  • Фото: ИТАР-ТАСС

  • Фото: ИТАР-ТАСС

  • Фото: ИТАР-ТАСС

  • Фото: ИТАР-ТАСС

«Она, правда, ломается, отказывается, но без нее я фильма не вижу», — цитирует Интерфакс режиссера, который выступил на презентации проекта в рамках Каннского фестиваля. Шейн пообещал, что придумает новую строчку в титрах специально для Хаматовой. «Мы напишем: «Муза фильма – Чулпан Хаматова», — сказал Шейн.

А вот кто будет исполнять роль самого Владимира Маяковского, пока непонятно, и круг кандидатов еще не очерчен. «Могу только честно сказать, что это не Безруков», — успокоил режиссер. При этом роль другой возлюбленной Маяковского, Татьяны Яковлевой, сыграет модель Наталья Водянова.  

Владимир Владимирович Маяковский | Encyclopedia.com

РОДИЛСЯ: 1893, Багдади, Грузия

УМЕР: 1930, Москва, Россия

ГРАЖДАНСТВО: Русский

ЖАНР: Поэзия, драма 9000OR5 9000 в брюках (1915)
Война и мир (1917)
Революция: Хроника поэта (1917)
Человек (1918)
Владимир Ильич Ленин (1925)

Обзор

Владимир Маяковский считается центральной фигурой русского футуристического движения и главным артистическим голосом большевистской революции 1917 года.Русские футуристы видели в своей работе ведущий способ эстетического выражения своего времени — период, отмеченный насильственными социальными потрясениями и последующим падением установленного правительства России. Маяковский обычно считается одним из самых новаторских поэтов в литературе двадцатого века.

Биографические и исторические произведения

Детство в Багдади Владимир Маяковский родился 7 июля 1893 года в западногрузинском селе Багдади в семье русских родителей — Владимира Константиновича Маяковского и Александры Алексеевны Маяковской, младшим из троих детей. .Его отец был лесником, чиновником российского правительства, работа которого привела его в горы Кавказа. Юный Маяковский изредка сопровождал его в этих поездках. Он провел остаток своего детства, играя в Багдади и его окрестностях, где он изучил грузинский, единственный иностранный язык, который он когда-либо выучил.

Социал-демократическая рабочая партия и тюрьма После смерти отца в 1906 году мать Маяковского перевезла семью в Москву. Там он учился в государственной средней школе.Он был не по годам развитым интеллектуальным ребенком, рано полюбивший литературу, но мало интересовавшийся школьными занятиями. В 1908 году он вступил в Социал-демократическую рабочую партию, подрывную антицарскую организацию. В это время Россия находилась под контролем Николая II, последнего царя в истории страны. Во время его правления мирные демонстранты, стремившиеся подать петицию Николаю II, были застрелены тайной полицией в событии, которое в конечном итоге подорвало власть царского режима, Кровавого воскресенья.В возрасте от пятнадцати до шестнадцати лет Маяковский был трижды арестован тайной полицией, которая собрала доказательства, связывающие его с такой преступной деятельностью, как использование нелегальной типографии, ограбление банков и организация побега из тюрьмы политических заключенных. Он был заключен в тюрьму на шесть месяцев после его третьего ареста по обвинению в побеге из тюрьмы и оказался настолько тревожным среди других сокамерников, что его часто переводили и в конечном итоге помещали в одиночную камеру.

Освобождение из тюрьмы и исполнение стихов После выхода из тюрьмы он поступил в Московский художественный институт, надеясь стать художником.Там он познакомился с русским художником-кубистом Давидом Бурлюком, который познакомил его с новаторскими направлениями в изобразительном искусстве и поэзии, известными как авангард. Одетый в эпатажную одежду, такую ​​как желтая туника, ставшая его визитной карточкой, высокий и суровый красавец Маяковский вскоре стал доминирующим и самым популярным поэтом-исполнителем в группе, часто очаровывая публику своими громкими драматическими речами.

Первая драма, написанная и исполненная В 1913 году он написал и исполнил свою первую драму, «трагедию» Владимир Маяковский , которую разыграли полные залы любопытных, а иногда и назойливых зрителей.Двумя годами позже Маяковский познакомился с Осипом и Лилей Брик, положив начало отношениям, которые сильно повлияли на его личную и профессиональную жизнь: Осип Брик, богатый юрист с сильными литературными интересами, стал издателем Маяковского, а Лиля — жена Осипа — любовницей Маяковского и вдохновителем для большая часть его страстной любовной поэзии, в том числе The Backbone Flute (1916) и About That (1923).

Поэт революции Вспышка большевистской революции в 1917 году, свергнувшая царский режим и даровавшая власть Советам, дала Маяковскому возможность объединить свою политическую приверженность и художественные таланты, и он бросился с головой в дело продвижения нового режима.Виктор Шкловский, ведущий российский критик, писал в своих мемуарах: «Маяковский вошел в революцию, как войдет в свой собственный дом». Вскоре он стал официальным поэтом революции, он применил свои поэтические способности к написанию песен, лозунгов и джинглов, разъясняющих большевистскую идеологию, а также использовал свои способности художника и иллюстратора для создания большого количества пропагандистских плакатов и карикатур. Он гордился своей способностью создавать утилитарную литературу, не жертвуя собой как поэт, и критики также восхищаются его достижением, часто цитируя его стихотворение из трех тысяч строк Владимир Ильич Ленин , написанное после смерти вождя в 1924 году, как единое целое. из его лучших произведений, коммунистический эквивалент религиозного эпоса.

Советский представитель В середине-конце 1920-х годов он путешествовал по Европе, Мексике и США в качестве официального представителя советского правительства. Во время этих заграничных поездок он вел изнурительный график публичных выступлений и записывал свои впечатления от капиталистических обществ, которые он посещал. Он выразил свое восхищение американскими технологиями и архитектурой в своем цикле America (1925), который включает одно из его самых известных стихотворений «Бруклинский мост», восхваление американской инженерии и всеобщего бедственного положения простого рабочего.

Напряженные отношения В течение последних нескольких лет своей жизни Маяковский пережил череду личных разочарований и критических нападок со стороны советских чиновников, которые подорвали его уверенность и стойкость. Он все больше разочаровывался в расширении партийной бюрократии и проникновении буржуазных ценностей в новый порядок. В то же время консервативные большевистские лидеры утверждали, что творчество Маяковского слишком индивидуалистично.Пятилетний план Иосифа Сталина выступал за коллективизацию сельского хозяйства и искусства; а лидеры большевиков утверждали, что дореволюционные футуристические убеждения Маяковского несовместимы с их идеологией. Под крайним политическим давлением он был вынужден отказаться от редакции New LEF , возрождения футуристического журнала LEF , и вступил в Российскую ассоциацию пролетарских писателей (РАПП), консервативную литературную организацию, контролируемую государством.

Депрессия, отчаяние и самоубийства Растущее отчаяние и двойственное отношение, которое он испытывал к собственной жизни и будущему своей нации, отчетливо отражается в его сатирах на обывательских советских бюрократов — Клоп (1929) и «Баня » (1930) — написана и исполнена в последние два года его жизни.Считавшиеся возмутительным оскорблением государства, пьесы получили резкие отзывы и были запрещены в Советском Союзе до 1955 года. Хотя в последние месяцы своей жизни Маяковский сохранял свой обычный напряженный общественный график, он был эмоционально опустошен, принимая критическое неприятие своей работы. как личное нападение. Разрываясь между яркой оригинальностью своего искусства и желанием «наступить на горло» своему таланту на службе у компании, он играл в русскую рулетку — времяпрепровождение, которое он любил в унынии, и умер от собственной руки 14 апреля 1930 года. .

Произведения в литературном контексте

Влияния на голосовые темы и революционные темы На Маяковского сильно повлияли его роман с Лилей Брик, его обширные путешествия, война и революция. Его лирические стихи часто посвящены любви. Тем не менее, его политические стихи, которые демонстрируют другие влияния, охватывают широкий диапазон: он написал длинную, высокопарную дань уважения Ленину, забавную политическую сатиру и политические брошюры. Он писал детские стихи с политическими подтекстами, иногда стихи о таких событиях, как строительство канала, а также политические стихи, призванные повлиять, а не увековечить политические решения.Его любовные стихи и даже его реклама отражали политическую озабоченность. About That (1923) — это столько же о политике, сколько о любви; в одной рекламе резиновых калош изображены серп и молот на ступени калоши.

Высказывание исторических несчастий и противоречий Как так называемый Поэт революции, Маяковский озвучивал несчастья и противоречия российской истории двадцатого века. Читая его стихи как захватывающие проявления словесного мастерства, он стремился изобрести голос, который был поистине революционным.Наиболее примечателен этот голос поэта или оратора, который он разработал, чтобы выдвигать свои темы. В его политически ориентированном стихе персонаж принимает на себя роль самоотверженного спасителя, отдающего свою жизнь за Революцию. Еще одна роль, которую часто играет оратор, — это социальный критик и пророк революции. В «Облако в штанах » (1915), например, этот поэт сурово наказывает буржуазию (класс капиталистов) за их самоуспокоенность по поводу надвигающегося разрушения их мира.Этот оратор демократически отождествляет себя с «уличными тысячами — студентами, проститутками, подрядчиками» в манере, напоминающей Уолта Уитмена, стихи которого Маяковский читал в переводе.

Стиль футуризма Поэты футуристы стремились разрушить традиционные поэтические образы. Они сделали это за счет пренебрежения условностями, использования причудливых образов и изобретенной лексики, а также приемов, заимствованных из авангардной живописи, включая неправильные шрифты, необычные иллюстрации и почерк автора.Маяковский практически отказался от метрической структуры в своих стихах. На странице его стих выстроен в неправильные строчки — часто ступенчато, как в произведениях современного американского поэта Уильяма Карлоса Уильямса — и обычно скрепляется сильными, но непредсказуемыми внутренними схемами рифм. Его оригинальность как поэта во многом объясняется использованием им гиперболических (преувеличенных) образов, часто кощунственных или жестоких.

По отдельности у него не было последователей из русских поэтов, о которых можно было бы говорить, и его особый поэтический стиль так и не получил дальнейшего развития.В Литве, однако, считалось, что Маяковский как поэт-футурист сформировал движение «Четыре ветра», которое впервые повлияло на его футуризм.

Работы в критическом контексте

Намерял это Маяковский или нет, было несколько критических заблуждений относительно его работы. По сей день дискуссии о нем все еще быстро деградируют до старых про и антикоммунистических позиций, которые доминировали в критических подходах к нему и его работе во время холодной войны. Тем не менее, примечательно, что новый образ поэта начал формироваться, особенно в научных статьях, опубликованных после распада Советского Союза в 1991 году.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ СОВРЕМЕННИКИ

Среди известных современников Маяковского:

Игорь Стравинский (1882–1971): русский композитор, известный своими оркестровыми работами для балетов, особенно Rite of Spring и The Spring и .

Давид Бурлюк (1882–1967): украинский художник, тесно связанный с русским футуризмом, который был знаком с Маяковским и оказал на него раннее влияние.

Борис Пастернак (1890–1960): русский писатель, лауреат Нобелевской премии, известный своим эпосом Доктор Живаго .

Иосиф Сталин (1878–1953): коммунистический лидер Советского Союза с 1922 по 1953 год, Сталин был печально известен своим диктаторским правлением и казнями, возможно, миллионов инакомыслящих.

То, что он преуспел в изучении литературы уже в возрасте девяти лет, также обычно не замечается критиками, поскольку они склонны считать его неграмотным популистом. Это критическое заблуждение о поэте еще больше усугубляет тот факт, что Маяковский намеренно писал так, как если бы он не умел писать.Он игнорировал академическую структуру стихов. Доминирующие элементы в его стихах демонстрируют тенденцию к устному звучанию и предпочтение акцента на звучании поэзии. Как описывает это российский критик Д. С. Мирский, «Поэзия Маяковского очень громкая, очень неочищенная и совершенно не разделяет« хороший »и« плохой »вкус». Он отмечен мощным ритмом, часто напоминающим бодрящую маршевую каденцию, которая естественно приходила Маяковскому, который громко объявлял свои стихи своим гудящим бархатным голосом — по общему мнению, приятно слышать.Этот доминирующий устный элемент сумел обмануть критиков Маяковского, заставив их относиться к нему как к подлинно неграмотному, даже несмотря на то, что его воспоминания полны рассказов о том, как он лежал в постели и читал или с нетерпением говорил о том, что он недавно прочитал.

Отзывы о литературе

  1. Маяковский был так называемым поэтом революции. Изучите русскую революцию 1917 года. Как она повлияла на мирных жителей России? Как это влияние отражено в творчестве поэта?
  2. Русский революционер Владимир Ильич Ленин оказал глубокое влияние на Маяковского, который даже написал песню-дань уважения своему вождю.Изучите краткую биографию Ленина. Затем найдите определение и изучите составные части песнопения. В групповом обсуждении решите, насколько Ленин был важен для Маяковского. Что в песне Владимира Ильича Ленина говорит о мироощущении и чувствах поэта?
  3. Тем, кто интересуется русской революцией, следует прочитать Десять дней, которые потрясли мир (1919), рассказ об Октябрьской революции 1917 года из первых рук, сделанный американским журналистом Джоном Ридом. Ленин сам прочитал книгу и написал яркое вступление к изданию 1922 года.

ОБЩИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ОПЫТ

Вот несколько произведений писателей, которые также сосредоточились на темах безответной любви или революции, или и того, и другого:

Дело товарища Тулаева (2004), роман Виктора Сержа. Эта книга о сталинской чистке — тоже загадка, триллер и рассказ о великом мужестве и благородстве.

Тьма в полдень (1940), роман Артура Кестлера. В этой истории главный герой — отставной большевик и революционер, которого сажают в тюрьму, пытают и судят за государственную измену.

В Casa Azul: Роман революции и предательства (2003), роман Миган Делахант. В этом исторически обоснованном романе автор исследует революцию и любовь в мирах Фриды Кало и Льва Троцкого.

Судьба человека (1933), роман Андре Мальро. В этом художественном рассказе о китайской революции автор исследует внутреннюю работу умов таких персонажей, как Чен Та Эр, террорист-убийца с совестью.

БИБЛИОГРАФИЯ

Книги

Марков, Владимир. Русский футуризм: история . Беркли и Лос-Анджелес: Калифорнийский университет Press, 1968.

Шкловский, Виктор. Маяковский и его окружение . Эд. и пер. Лили Фейлер. Нью-Йорк: Додд, Мид, 1972.

Смит, Джеральд Стэнтон, Д. С. Мирский: Русско-английская жизнь, 1890–1939 . Нью-Йорк: Oxford University Press, 2000.

Terras, Victor. Владимир Маяковский . Бостон: Twayne, 1983.

Periodicals

Erlich, Victor.«Мертвая рука будущего: затруднительное положение Владимира Маяковского». Славянское обозрение , 21 (1962): 432–40.

Урбашевски, Лаура Шир. «Канонизация« лучшего, самого талантливого »советского поэта: Владимир Маяковский и советский литературный праздник». Модернизм / современность , 9 (ноябрь 2002 г.): 635–665.

Веб-сайты

Linux.org. Облако в штанах Владимира Маяковского . Получено 31 марта 2008 г. с http://vmlinux.org/ilse/lit/mayako.htm.

Лоосавор. Мейерхольд и Маяковский: биомеханика и коммунистическая утопия . Получено 31 марта 2008 г. с сайта http://loosavor.org/2006/08/biomechanics_social_engineerin.html. Последнее обновление 5 августа 2006 г.

Государственный музей В.В. Маяковского . Получено 31 марта 2008 г. с сайта http://www.museum.ru/Majakovskiy/Expos1e.htm.

Плохой мальчик русской поэзии | Автор: Майкл Скаммелл

Bengt Jangfeldt

Владимир Маяковский со Скотти, собакой, купленной Лили Брик в Англии, на даче Брикс в Пушкино, лето 1924 года

Когда Владимир Маяковский покончил жизнь самоубийством 14 апреля 1930 года, эта новость потрясла Советский Союз. Союз.Илья Эренбург, который знал о пресловутой пристрастии Маяковского к азартным играм, подумал, что он мог играть в русскую рулетку из своего любимого пистолета Маузер, и проиграл пари. Но предсмертная записка Маяковского, написанная за два дня до его смерти, говорит об обратном. Прося мать и сестер простить его и сардонически прося, чтобы не было сплетен («покойные ненавистные сплетни»), Маяковский приложил несколько строк из незаконченного стихотворения:

Игра, как говорится,
Is над.
Лодка любви потерпела крушение
На рифах условностей.
Жизнь и я уходим
И нет смысла
В жалобах на уход.
1

Слово «любовная лодка» предполагало романтические причины, но также создавало загадку, поскольку запутанная любовная жизнь Маяковского была почти неизвестна широкой публике. На момент смерти он был одновременно связан с тремя разными женщинами: его давней любовницей Лили Брик, с которой он провел большую часть своей сознательной жизни в богемном ménage à trois (вместе со своим мужем Осипом Бриком), но который как раз тогда был связан с кинорежиссером; Татьяна Яковлева, яркая молодая белая русская, с которой Маяковский познакомился в Париже и просил выйти за него замуж, но вместо этого только что вышла замуж за француза; и Вероника Полонская, знойная молодая актриса театра, тоже вышла замуж, которой он тоже сделал предложение.Эмоционально он был развалиной, и его смерть могла быть ускорена его отношениями с любой из его любовниц.

Но это была не единственная загадка. В жестко контролируемом Советском Союзе самоубийство рассматривалось как преступление и акт неповиновения, утверждение личной свободы, что противоречило образу государства как рая для рабочих. Зачем кому-то столь известному и популярному, как Маяковский, покончить с собой даже в результате провокации? Большинство его читателей не знали, что Маяковский впервые после Октябрьской революции серьезно разочаровался.Сталин начал очищать свой режим от «троцкистов» и других предполагаемых врагов, и две недавние сатирические пьесы Маяковского, Клоп и Баня , вызвали гнев официальных лиц своей откровенной критикой в ​​адрес руководителей правительства и коррумпированных бюрократов. Его враги шептали, что он тоже тайный троцкист и элитарный человек, оторванный от своей пролетарской базы.

За ним уже слежка ОГПУ (тайная полиция), и его агенты роились по его квартире в тот момент, когда стало известно о его смерти.Они давно вошли в ближайшее окружение Маяковского. Осип Брик был агентом тайной полиции в начале 1920-х годов, и он и Лили все еще поддерживали с ними тесный контакт; а официальное уведомление о смерти подписали не менее трех секретных агентов, помимо пары литературных союзников Маяковского.

Последующее расследование ОГПУ показало, что, несмотря на неодобрение правительства, Маяковский по-прежнему пользовался огромной популярностью среди читателей, и что большая часть интеллигенции расценила его самоубийство как политический протест, вызванный кризисом в советской литературе.Предсмертная записка в подозрительной и параноидальной атмосфере, созданной сталинским режимом, рассматривалась как прикрытие для более серьезных проблем. Власти, однако, смогли воспользоваться этой запиской в ​​своих целях. «Первые этапы расследования, — говорилось в официальном сообщении « Правда », — показывают, что самоубийство было мотивировано чисто личными соображениями, совершенно не связанными с общественной и литературной деятельностью поэта».

Маяковский сделал одолжение режиму, сославшись на «лодку любви», и в 1935 году получил своего рода награду.Лили Брик написала Сталину, протестуя против того, что работа Маяковского вышла из печати и была забыта, и попросила первого секретаря исправить ситуацию. Сталин ответил удивительно тепло, учитывая, что он, вероятно, никогда не читал слова Маяковского. Он объявил, что Маяковский был «лучшим, наиболее одаренным поэтом нашей советской эпохи», добавив, что «безразличие к его памяти и его творчеству — преступление». В течение недели Триумфальная площадь Москвы была переименована в площадь Маяковского. Позже в его честь была названа станция метро, ​​а на площади была установлена ​​гигантская бронзовая статуя, носящая его имя.Его политические стихи переиздавались огромными многотомными изданиями и стали основными в советской литературной программе.

Лили, очевидно, думала, что помогает своему старому любовнику, реабилитируя его и восстанавливая его репутацию в правительстве, но она ошибалась. Как отмечал Пастернак в своей автобиографии, после канонизации Сталина творчество Маяковского «начали вводить насильно, как картошку при Екатерине Великой. Это была его вторая смерть. Он не участвовал в этом ».

Официальная поддержка испортила репутацию Маяковского среди политически чувствительных российских читателей и нанесла ущерб его репутации на Западе, особенно во время холодной войны.В сегодняшней России, после исчезновения Советского Союза, его произведения практически исчезли из школьных программ и мало читаются широкой публикой, в то время как в англоязычном мире его также забывают или игнорируют, особенно по сравнению с внимание уделяли его великие современники Борис Пастернак, Анна Ахматова, Марина Цветаева, Осип Мандельштам. Первые трое, несомненно, считали его равным себе, если не лучшим поэтом, и Мандельштам всегда относился к нему с уважением, если не с любовью, однако спустя четверть века после распада Советского Союза Маяковский остается в тумане. 2

Эта несправедливость, должно быть, сильно волновала шведского ученого Бенгта Янгфельдта, когда он приступил к работе над своей новой роскошной книгой Маяковский: биография, , которая окончательно спасает поэта от почти полного забвения и возвращает его в прежнее состояние. центральное положение в русской литературе первой четверти ХХ века. Джангфельдт, автор и редактор нескольких более ранних книг о Маяковском, кажется, прочитал практически все, что написано поэтом или о нем, и поговорил со всеми, кто мог дать ему интервью, и не в последнюю очередь с грозной Лили Брик, которая умерла в 1978 году. , главный друг, любовница и импресарио в жизни Маяковского.Эта богато подробная и богато иллюстрированная биография, бегло переведенная Гарри Д. Уотсоном, является лучшим литературным памятником поэту, и вряд ли его можно будет превзойти в течение многих лет.

Янгфельдт не уклоняется от описания провокационного поведения напористого молодого панка, ворвавшегося в престижный московский Институт живописи, скульптуры и архитектуры в возрасте восемнадцати лет, одетый во все черное, с лохматыми волосами и полным ртом гнилых зубов. . Будущий «бешеный бык» в русской литературе был ростом шесть футов два дюйма, телосложением боксера и громким голосом, но при этом он был мягким и уязвимым.«Плацдармом его смелости была дикая застенчивость, а за проявлениями сильной воли скрывалась феноменальная чувствительность, склонная к неоправданному унынию, отсутствие воли», — писал Пастернак. Маяковский был силой природы: упрямым, воинственным, инстинктивным бунтарем и нарушителем границ, который в каком-то смысле никогда не рос. До конца своей жизни он был шумным подростком, ищущим новизны и мгновенного удовлетворения, будь то влюбленность в следующую красивую женщину, которая встретилась ему на пути, проигрыш последней копейки в карты или бильярд или наслаждение лести. его аудитории.

Он был также экстравагантно одарен — как художник, поэт, артист, клоун — и его обещание было немедленно замечено Давидом Бурлюком, старшим членом Института искусств и самим необычайно разносторонним. В 1911 году Маяковский показал Бурлюку два написанных им стихотворения, одно — городской пейзаж, целиком состоящий из визуальных образов:

Крест
железных коней
Первые кубики выпрыгнули из окон
убежавших домов…
Волшебник
вытаскивает стальные рельсы
из устья тележки.
3

(Перевод Джека Хиршмана и Виктора Эрлиха, с адаптациями)

Маяковский опирался на работы Александра Блока и символистов, но динамика строки о кубах, выпрыгивающих из окон, сразу поразила Бурлюка как провидец. Прославив юного хулигана как гения, он зачислил его в свой недавно сформированный творческий коллектив «Кубофутуристы». Когда футуристы выпустили свой пресловутый манифест « Пощечина общественному вкусу », вскоре после этого в него вошли стихи молодого Маяковского.Манифест пришелся по вкусу Маяковскому. « Только мы — это лицо из нашего времени …». «Выбросьте Пушкина, Достоевского, Толстого и т. Д. И т. Д. За борт корабля современности», — сообщалось в нем. Девизом футуристов было «Кубизм в изобразительном искусстве, футуризм в словесном искусстве», а среди участников были поэты «транс-смысловые» Велимир Хлебников и Алексей Кручоных, а также художники-авангардисты, такие как Казимир Малевич, Владимир Татлин, и Александр Родченко, раздвигавшие границы изображения в живописи.

Некоторые из поэтов-футуристов отправились в безумное чтение по провинции, чтобы привлечь к себе внимание. Маяковский на своих выступлениях носил самодельную желто-черную полосатую рубашку и упивался обменом оскорблениями со зрителями. Его стихи были очень риторическими, с тяжелым ритмом, перемежающимся экстравагантными рифмами. Примером могут быть работы поэтов-битников 1950-х годов (например, «Howl») или акцент исполнителей хип-хопа на уличном языке и рифмах, хотя музыки, конечно же, не было.Более серьезное сходство было с нью-йоркской школой поэтов 1960-х, особенно с Фрэнком О’Хара 4 ; но некоторые из более простых текстов Маяковского могли звучать как детские стишки, за исключением их мрачного содержания:

На проезжей части моей изрезанной
души
безумцы
на жестоких каблуках
барабанят свои бессмысленные слова.
Где повешены города
и кривые концы
их башен
парят
в петле облаков,
Я иду один
Оплакивать констеблей
распятых
на перекрестке
дорог.
5

(Мой перевод)

Гастроли футуристов положили начало Маяковскому, а также положили начало его роману со сценой. Он предлагал ему место для экспериментов с новыми формами и создания нового образа в искусственной среде. Приняв полу-ироничное наименование Бурлюка «гением», он занял позицию «поэта и пророка» и создал для себя мифологическую автобиографию. Его последующий рост как поэта и соответствующий взлет в литературных кругах авангарда были стремительными; В 1913 году, когда ему еще не исполнилось двадцати лет, он представил и снялся в своей стихотворной трагедии Владимир Маяковский в театре Луна-парк в Санкт-Петербурге.Петербург. В первом акте были изображены «человек без глаза», «человек без головы», «мужчина с двумя картонными поцелуями» и т. Д. И представлял собой фантастический призыв к революции от имени остановки, хромых, и больные:

Вы не поймете,
почему,
холодно, как анонимная насмешка,
Я несу свою душу на заклание
на обед грядущих лет.
Катится ненужной слезой
по небритой щеке квадрата,
Я, наверное, последний поэт.

6

(Перевод Марии Энценсбергер)

Во втором действии поэт в тоге после революции принимает подарки от бедных за свои святые жертвы и собирает их слезы в чемодан, чтобы отнести «Темный бог бурь» на крайнем севере. В подведении итогов пьесы Джангфельдт подытожил несколько характерных тем Маяковского: «Безумие, самоубийство, борьба с Богом, экзистенциальное разоблачение человека», а его исполнение было встречено шипением, возгласом и почти полностью отрицательными отзывами.

Однако шипение и возгласы не остановили и не расстроили Маяковского. В течение следующих нескольких лет, помимо более коротких произведений, он написал серию длинных стихов в своем театральном стиле: «Облако в штанах», «Костяная флейта» и «Человек», а также еще одну пьесу, . Mystery-Bouffe , режиссера Всеволода Мейерхольда, декорации и костюмы Малевича. Маяковский сочинял свои стихи вслух во время прогулки, и он любил их читать сам, производя на слушателей замечательное впечатление.В «Облаке» он и драматизировал, и высмеивал себя как раздвоение личности — буйного хулигана снаружи, ранимого любовника и мученика под ним:

На моей душе нет седых волос,
нет там дедовской нежности!
Я сотрясаю мир силой своего голоса
и иду дальше — красивый двадцатидвухлетний парень.
7

(Перевод Джорджа Риви, с адаптациями)

От этого застенчивого открытия создавалось напряжение, комедия превращалась в трагедию, а затем снова в комедию, и он плакал от напряжения моменты в его декламации.Максим Горький посетил одно из первых чтений «Облака» и был так «напуган и тронут» рыданиями Маяковского, что заплакал сам. Другой слушатель Пастернак заметил, что самоотверженные порывы и жажда страданий рассказчика напоминают ему персонажа Достоевского.

« The Backbone-Flute » — любовное стихотворение, посвященное Лили Брик, с которой его познакомила сестра Лили, Эльза (позже Эльза Триоле, французский писатель) в 1915 году, когда ему было двадцать два года и Лили. двадцать четыре.Дочь богатого еврейского юриста, известной красавицы, покровительницы искусств и известной распутницы, Лили была замужем за литературным критиком Осипом Бриком, но не позволяла этому мешать. Она была умной, волевой, предприимчивой, феминисткой, которая использовала свои явно выраженные физические достоинства, чтобы пробиться в этом мире. Она верила в свободную любовь и настаивала на ней, и Осип, видя преимущества для себя, согласился с договоренностью.

Джангфельдт представляет ее во второй главе своей книги, и она чуть не убегает с ней, отчасти потому, что сама она такой захватывающий персонаж.«Я сразу понял, что Володя был гениальным поэтом», — цитирует ее слова Янгдфельдт в неопубликованной автобиографии

, но он мне не понравился. Я не любил людей с громкими ртами … Мне не нравилось то, что он был таким большим, что люди оборачивались на него на улице, мне не нравилось, что он слушал свой голос, мне даже не нравилось его имя — Маяковский — так что шумный и такой псевдоним, к тому же пошлый.

Тем не менее, было почти предрешено, что у Лили будет роман с мускулистым молодым поэтом.Когда об этом сказали, Брик якобы сказал: «Как ты мог в чем-то отказывать этому человеку!» Но это было серьезнее, чем ее прежние связи. Маяковский был необычайно настойчивым и требовательным (и ревнивым) любовником, и это нашло отражение в «Флейте-позвоночнике», где любовница поэта порождает чередование эйфории и отчаяния:

Мне суждено быть царь.
На залитом солнцем золоте моих монет
Я прикажу своим подданным
отчеканить
твое драгоценное лицо!
Но там, где
земля переходит в тундру,
и река торгуется с северным ветром,
я нацарапаю имя Лили на своих цепях, и в темноте каторжных работ
целую их снова и снова.

(Перевод Макса Хейворда и Джорджа Риви, с адаптациями)

Лили была счастлива переспать с Маяковским, но удерживала его на определенном расстоянии почти три года, прежде чем предложить ему переехать к ней и Осипу. договоренность, которая длилась то и дело до конца его жизни. Тем временем она, не теряя времени, уговорила своего протеже постричься и выбросить желтую блузку. Она наняла дантиста, чтобы он сделал ему новые зубы, и купила ему модную новую одежду, чтобы он стал больше походить на английского денди, чем на старого богемы (хотя и оставался таким же диким по темпераменту).

«Облако в штанах» и « The Backbone-Flute» были описаны как любовные стихи. Третье крупное произведение Маяковского « Человек » не имело такого описания или посвящения, но напоминало первые два (и его пьесу Владимир Маяковский ) в том, что по сути это была трагедия в автобиографической форме, в которой поэт был героем. На этот раз он смело взял за образец жизнь Иисуса. Поэма была разделена на разделы: «Рождество Маяковского», «Житие Маяковского», «Страсти Маяковского», «Вознесение Маяковского» и т. Д., А поэт был «народным Христом», светским мучеником и пророком, борющимся со злом ( в форме богатства, эксплуатации, неравенства) от имени бедных и обездоленных.

Аллегорический сюжет делает поэму помпезной или скучной, но богатство деталей в рассказе Маяковского и сила его образов, не говоря уже о его диковинных, но совершенно убедительных рифмах, ошеломили его слушателей. Зал был заполнен известными поэтами, которые только что прочитали свои произведения (мероприятие называлось «Встреча двух поколений поэзии»), и чтение Маяковского было звездным спектаклем. Пастернак назвал стихотворение «произведением необычайной глубины и возвышенного вдохновения.Андрей Белый, старейшина символизма, сидел напротив Маяковского, «как ошеломленный», по словам Янгфельдта. «Когда чтение закончилось, он встал, потрясенный и бледный, и заявил, что не может представить себе, как стихи такой силы могут быть написаны в такое время». Прочитав позже, Белый снова встал на ноги и объявил Маяковского важнейшим русским поэтом после символистов. Он произвел революцию в русской поэзии как по форме, так и по тематике, и после этого ни один серьезный писатель не мог игнорировать его влияние.

Маяковский работал рисовальщиком в Петрограде (вместо того, чтобы быть призванным в Первую мировую войну), когда разразилась Октябрьская революция, и он был у ринга. Казалось, что это оправдало все его надежды, включая послание его недавно созданной драмы Mystery-Bouffe , шумной пародии на традиционную мистерию, изображающую борьбу между двумя группами: «нечистым» рабочим классом и «чистым» верхом. класса, что заканчивается победой «нечистых» и созданием рабочего рая на земле.Маяковский и его соратники-футуристы считали себя естественными союзниками революционеров. Они уже представляли, как должно выглядеть будущее общество; теперь большевики осуществят это видение.

Маяковский присоединился к профсоюзу писателей, спонсируемому государством, и провел два полных года в разработке плакатов и написании пропаганды для РОСТА — Российского телеграфного агентства. Он писал политические стихи, детские стихи и коммерческие джинглы для новых советских кооперативов, пришедших на смену бизнесу.Он также написал сценарии и снялся в трех новаторских фильмах с Лили Брик и воображал, что однажды станет звездным режиссером и исполнителем. По словам Джангфельдта, фильмы продемонстрировали оригинальность и талант, и с такими друзьями, как Сергей Эйзенштейн и Дзига Вертов, Маяковский мог бы пойти дальше, но в конце концов он выбрал литературу.

Силой воли Маяковский превратил себя в самопровозглашенного поэта-лауреата Революции, хотя это никогда не было удобной посадкой.В своей «Оде революции », «Левый март » и бесчисленных подобных произведениях он воспевал большевиков и призывал их к победе, а в своей длинной эпической поэме « 150000000 » (тогдашнее население Советского Союза): праздновал красное поражение белых в гражданской войне в России. Ленин, однако, не был впечатлен. Стихотворение было «вздором, глупостью, двукратной глупостью и вычурностью!» он сказал своим коллегам и сказал, что комиссара по вопросам просвещения (и друга Маяковского) Анатолия Луначарского следует «выпороть» за то, чтобы разрешить его напечатать.После возрождения Mystery-Bouffe в ознаменование второй годовщины революции пьеса была раскритикована критиками, и Правда опубликовала издевательский заголовок «Довольно этих Маяковскеров». Вскоре после этого был издан указ, в котором футуризм назван «абсурдным» и «извращенным».

Маяковский проигнорировал эти трудности и в 1924 году прославил человека, который критиковал его в длинной эпопее, Ленин, , марксистская история мира до времен Ленина.Третья патриотическая эпопея Good , опубликованная в 1927 году, стала еще одним восхвалением Советского государства по случаю десятой годовщины революции. К настоящему времени он преодолел своих критиков и имел удовольствие видеть свои просоветские стихи, опубликованные в миллионах экземпляров. К счастью, из его политической работы было несколько исключений, таких как «Необычайное приключение, которое случилось с Владимиром Маяковским на его даче», восхитительный рассказ о солнце, спускающемся с небес, чтобы поговорить с ним, и еще два любовных стихотворения Лили. один длинный, Об этом , 8 и один короткий — «Я люблю», написанный в 1923 году после того, как Лили сделала свою первую решительную попытку положить конец их роману:

Вы пришли
взглянув
фактически
выше рев, несмотря на
высота
видел мальчика просто
быстро
забрал его сердце
пошел на
поиграть с ним
как резиновый мяч.
Все остальные,
облажались девчонки,
считали это
чудом.
«Любите этого парня?
Черт, он ее проглотит.
Она, должно быть, укротительница из
Цирк или зоопарк.

(Перевод Джека Хиршмана и Виктора Эрлиха, с адаптациями)

Благодаря своей популярности, Маяковский теперь вел сравнительно непринужденную жизнь и имел большую свободу действий, чем большинство других писателей. Он стал культурным послом нового государства, посетив Париж, Берлин и другие города Западной Европы, а в 1925 году пересек Атлантический океан в Америку для своего первого и единственного визита.Он восхищался «строгим расположением болтов и стали» в стихотворении о Бруклинском мосту и приветствовал «футуризм обнаженных технологий», как он выразился в своей последующей книге My Discovery of America . Но он утверждал, что его пугает вид технологий, вышедших из-под контроля, и повторял обычные советские клише об американском одиночестве и бессердечии капитализма. У одинокого поэта был молниеносный роман с умной и привлекательной молодой русской эмигранткой Елизаветой («Элли») Джонс, которая выступала в качестве его неформального переводчика в Нью-Йорке.Девять месяцев спустя она родила ему дочь, Хелен Патрисию, с которой он смог встретиться только один раз, когда Элли привезла ее в Ниццу пару лет спустя. 9

Вернувшись в Москву, Маяковский коснулся дна такими стихотворениями, как «Возвращение домой», гимн диктатуре пролетариата с просьбой, чтобы Сталин «командовал» «творчеством поэта», а несколько месяцев спустя » Сергею Есенину »(единственный поэт, соперничавший с Маяковским по популярности в начале 20-х годов), обвиняя крестьянского поэта в пессимизме и политкорректности за самоубийство.Маяковский становился «газетным поэтом», как он сам признавал, подавляя настоящие эмоции ради фальшивых эмоций и пропаганды, и его личная жизнь тоже рушилась. После посещения Элли и их маленькой дочери в Ницце и размышлений о том хаосе, который он причинил, Маяковский начал свой яростный роман с Татьяной Яковлевой в Париже. Когда она отклонила его предложение, он пообещал вернуться и попробовать еще раз в октябре, но правительство впервые отказало ему в визе.Вскоре после этого, при поддержке ревнивой Лили, он завел роман с Вероникой Полонской.

Маяковский был окружен со всех сторон. Побежденный в любви, он был вынужден также столкнуться с ценой своей безоговорочной поддержки революции. В одном из своих стихотворений «Письмо из Парижа товарищу Кострову о природе любви» Маяковский инсценировал конфликт между политикой и личными переживаниями, который он испытывал большую часть своей жизни. В другом стихотворении «Во весь голос», вдохновленном эпитафией Пушкина для самого себя, Exegi Monumentum , , написанной чуть менее ста лет назад, он признал, сколько насилия он нанес своей работе:

Пропаганда
застревает в
и мне в глотку,
Я бы предпочел
каракули
Вы любите стихи —
больше,
выгоднее,
больше очарования.
Но я
смирительную рубашку
сам,
топнул
по горлу
моей собственной песни.

(Мой перевод)

«Я … наступил на горло моей собственной песне» — это эпитафия Маяковского для самого себя, и Янгфельдт посвящает несколько глав своим последним мучительным месяцам, отслеживая события своего последнего рокового рабочего дня. днем, пока поэт не пришел к выводу, что другого способа разрешить как свои эмоциональные, так и политические дилеммы не было.Джангфельдт собрал огромное количество источников, которые он собрал, чтобы создать захватывающий отчет о бурной жизни и трагической смерти поэта. Однако, что необъяснимо для книги, опубликованной в академической прессе, нет библиографии, только список основных источников, глава за главой, и хотя есть указатель имен, нет ни указателя тем, ни стихов Маяковского. обсуждается Jangfeldt. Еще одна проблема — это переводы, но во всем остальном эта книга возвращает Маяковскому его законное место в пантеоне русской письменности и воздает ему должное.

Маяковский Биография | Bengt Jangfeldt |

24 ноября 1935 года, через пять лет после смерти Владимира Маяковского, Лили Брик — двадцать лет его муза, любовница, любовница и наперсница — написала длинное письмо Иосифу Сталину. «Прошло почти шесть лет после смерти Маяковского», — написала она.

[Х] е не имеет преемника, но был и остается величайшим поэтом нашей Революции … Никто не думает сохранить его память для будущих поколений.Я сам не в состоянии преодолеть отсутствие интереса и оппозицию со стороны чиновников, и поэтому через шесть лет я обращаюсь к вам, поскольку не вижу другого возможного способа обеспечить защиту огромного революционного наследия Маяковского.

Как Бенгт Янгфельдт пишет в книге « Маяковский: Биография », недавно переведенная на английский со шведского, «немногие письма сыграли такую ​​решающую роль в решении посмертной судьбы поэта, чем это письмо». в прошлом как поэт-любитель, — нацарапал свой ответ красной ручкой по диагонали поперек письма.«Маяковский был и остается лучшим, одаренным поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его работе — преступление ».

Через два дня «Правда» напечатала указ Сталина. Через месяц площадь Победы в Москве была переименована в площадь Маяковского, а памятник — для Маяковского всегда символ окостенения — был установлен, первым из многих. Он был, как отмечает Джангфельдт, «уже не живым поэтом, а памятником». Поколения советских детей были вынуждены запоминать его творчество. Маяковского, как писал Борис Пастернак, «насильно вводили, как картошку при Екатерине Великой».Поэт, чье отношение к революции и СССР было столь же бурным, как и все его бесчисленные любовные приключения, должен был стать ее поэтом. Это была, добавил Пастернак, «его вторая смерть, и в этой он не виноват».


Двадцатью годами ранее Лили Брик — уже любимая и муза русского авангарда, красивая, нестандартная, распутная — и ее муж Осип, который учился на юриста, а теперь сделал себе имя как литературный критик. авангарда позволили поэту Владимиру Маяковскому посетить один из своих петербургских вечеров, место встречи нового поколения русских писателей, кинорежиссеров и художников.

Маяковский был здесь по приказу сестры Лили, Эльзы, которая влюбилась в поэта. Она уже познакомила его со своей сестрой и зятем, но их реакция была враждебной. «Он мне не нравился», — вспоминала позже Лили.

Мне не нравилось, что он был такой большой, что люди оборачивались на него на улице, мне не нравилось, что он прислушивался к собственному голосу, мне даже не нравилось его имя — Маяковский — так шумно и так похоже на псевдоним.

А о его стихах: «Я знаю, что писателей следует хвалить, но наглость Волди меня раздражала».

Маяковского было непросто полюбить. Шесть футов три дюйма, он плохо одевался, постоянно курил, был заядлым игроком и имел ужасные зубы. Уже будучи знаменитостью, он гастролировал по России с группой поэтов-футуристов, у которых в петлицах был редис, а на лицах были нарисованы изображения собак, самолетов и каббалистических символов. Трижды заключенный в тюрьму в подростковом возрасте за политическую деятельность, он был подвержен постоянным переменам настроения и был, как позже писал Пастернак, «феноменально подозрительным [и] склонным к беспричинному унынию».Осип и Лили неохотно сели, чтобы послушать, как он читает свое стихотворение «Облако в штанах».

Эффект был электрическим. «Маяковский ни разу не менял позу», — вспоминала Лили. «Он ни на кого не смотрел. Он жаловался, злился, насмехался, требовал, впадал в истерику… Лили была ошеломлена, Эльза торжествовала. Осип заявил, что даже если Маяковский никогда не напишет ни одной строчки, он будет считаться великим поэтом, и тут же предложил опубликовать произведение. «Брики были без ума от стихотворения и влюбились в него раз и навсегда», — вспоминала Эльза, а Маяковский «раз и навсегда влюбился в Лили».

«Мы все знали« Облако »наизусть, — вспоминала Лили, и« ожидали доказательств, как любовную встречу ». Спустя сто лет стихотворение сохраняет свою силу и вводит — очень русские — темы, которые преследовали Маяковского на протяжении всей его недолгой жизни: безумие, самоубийство и борьба с Богом, который может существовать, а может и не существовать. Максим Горький писал, что «он только читал такой разговор с Богом в Книге Иова». Осип сдержал свое обещание, и в сентябре 1915 года стихотворение было опубликовано под грифом «ОМБ» (инициалы Осипа) с ставшим стандартом для Маяковского посвящением «Тебе, Лиля».

Маяковский и Лили Брик в 1926 году.

Это должно было стать началом бурных отношений между Бриками и Маяковским, и их ménage-à-trois — или «брачный картель», как его памятно называет Юнгфельдт, — должен был оставаться в центре внимания Художественная и культурная жизнь России до, во время и после революции. Он будет включать серию романтических и артистических союзов и мезальянсов. Они вместе жили, вместе писали, вместе снимали фильмы и периодически порывали друг с другом.В их круг (и из него) вошло головокружительное множество художников, писателей, политиков, секретных агентов, чекистов (будущего КГБ), античекистов, режиссеров, актеров и актрис. На всем протяжении Осип должен был оставаться первой и настоящей любовью Лили, а Лили должна была оставаться любовью Маяковского. Ее портрет Александра Родченко 1923 года, украшающий обложку монографии Маяковского Об этом — стихотворение о его любви к ней — сам по себе является классикой русского авангарда.


В этой первой постсоветской биографии Маяковского Янгфельдт блестяще передает не только характер самого поэта, но и характер его среды и времен, которые были для Маяковского источником и предметом его поэзии.Читайте вместе с новаторским новым сборником Волдя: Избранные произведения (Enitharmon Press), который объединяет восемьдесят лет Маяковского в переводе (включая стихи, лекции, художественные работы и его малоизвестные детские рассказы — популярные в России, но почти неслыханные) за пределами его родины) биография Джангфельдта выполняет необходимую услугу по возвращению Маяковского на передовые рубежи искусства и поэзии.

Первоначальным подзаголовком этой биографии в Швеции было «Маяковский и его круг», и это более соответствовало духу предприятия, чем «Биография».Имея беспрецедентный доступ к письмам и журналам главных героев, Янгфельдт рисует картину того времени, когда слово «революция» относилось не только к переоценке политики и экономики, но и ко всей жизни искусства и культуры. Это должна была быть «третья революция»: первая экономика, вторая политика, третья — дух.

В авангарде этого стояли Брики и Маяковский. Хотя их «брачный картель» был необычным, он не был уникальным в литературных и художественных кругах того времени.Как отмечает Джангфедльт, Осип Мандельштам жил с женой и возлюбленной, поэтессой Марией Петровых. Максим Горький был женат, но открыто жил с другой женщиной. Поэт Анна Ахматова, ее возлюбленный, искусствовед Николай Пунин и бывшая жена Пунина часто ужинали вместе.

В 1918 году брак стал делом гражданским, а не церковным. Развод стал проще — если одна из сторон хотела уйти, этого было достаточно. Незаконнорожденные дети получили равный статус с законнорожденными детьми, а аборты были легализованы.Общество, свободное от буржуазных моральных принципов, должно — в соответствии с так называемой теорией жидкого стекла — иметь возможность удовлетворять сексуальные потребности своих членов так же легко, как выпить стакан воды, и это относилось к женщинам в такой же степени, как и к мужчинам. Думать иначе было реакцией.

Если Лили Брик буквально была девушкой с плаката футуристов, то она метафорически была девушкой с плаката этого нового чувства освобождения, хорошего и плохого. Она родилась в обычной буржуазной семье и рано завела романы.В четырнадцать лет она сделала аборт, вскоре после этого попыталась покончить жизнь самоубийством, а затем связалась с разными художниками и писателями. Среди них был Осип Брик, в которого она безумно полюбила, и который тоже влюбился в нее. В соответствии с духом времени он писал диссертацию о социологическом и правовом статусе проституток, помогая многим из них в их отношениях с полицией и судами. Пара, оба евреи, поженились дома. Лили не видела необходимости обуздывать свою распущенность, и Осип, для которого секс, кажется, был несущественен, не просил ее об этом.Изменение личных отношений, предложенное Революцией, уже было воспринято семьей Бриков.

В 1917 году искусству тоже было поручено отбросить буржуазные моральные принципы. На пьянящий момент после революции авангард стал авангардом. Пролетариат был «самым передовым классом», а футуризм — «самой передовой эстетикой» и, следовательно, единственным, достойным пролетарской заботы. Как утверждали сами футуристы, не может быть революционного содержания без революционной формы.Для Маяковского и его окружения революция была подарком. «Мы победили!» — написал он в своем стихотворении «Революция»: «Да здравствуют мы! Да здравствует нас! ».

Маяковский, конечно, не был первым и не последним поэтом, желавшим переворота духа, переоценки всех ценностей. Несмотря на все его убеждения, что он верит в коммунизм, нетрудно представить Маяковского в одежде одного из романтиков, или фашистов, или битников, заменившего слово «советский» на «Любовь», «Отечество» или «Мир».Однако трудность для Маяковского заключалась в том, что желанная им революция свершилась, государство, за которое он радовался, на самом деле появилось. И любое государство, стремящееся к абсолютной власти, должно раньше, чем позже, изгнать поэтов — если оно не сможет их кооптировать.


Различные любовные связи Маяковского имели тенденцию следовать одному и тому же шаблону: интенсивный начальный период страсти; чтение (обычно на следующий день) его новой возлюбленной его стихов, после чего — при соответствующем ответе — первый поцелуй; череда страстных плотских встреч; одновременный приступ крайней ревности и собственничества; последний период нужды; а затем скука и проступок.

Это образец, который повторяется в его отношениях с Революцией, хотя в данном случае он был не в состоянии прервать его. Где такие писатели, как Максим Горький («большевистская пропаганда пробуждает самые темные инстинкты масс»), Пастернак, Марина Цветаева, Осип Мандельштам и Анна Ахматова — независимо от их будущего отношения к революции — выражали двойственное отношение к ней или активно сопротивлялись, Маяковский отреагировал с нескрываемым энтузиазмом и — при первой же возможности — начал читать свои стихи.Как он писал в своей поэме «Back Home» 1925 года (все стихотворения взяты из переводов, опубликованных в книге Джангфельдта):

… Я
с небес поэзии,
окунаюсь в коммунизм

потому что
без него
Я не чувствую любви.

Маяковский нуждался в Революции так, как он нуждался в нем. Когда это написала сама Лили,

бесчисленное количество людей любили его, но это была капля в море для человека с «ненасытным вором» в душе, который хотел, чтобы все, кто не читал его, читали его, все те, кто придет, не пришел, и тот, кто, как он думал, не любил его, должен любить его,

она могла говорить о его отношениях с СССР.

Революция быстро остыла в своей приверженности искусству авангарда. Когда в первую годовщину революции Петроград украсили кубистическим искусством, Ленин сам обвинил художников в том, что они используют собственность крестьян и рабочих для «своих частных уловок», создавая «самые абсурдные каракули». Отношение к авангарду начало укрепляться по всему спектру. В начале 1919 года петроградский партийный босс Григорий Зиновьев предупреждал:

В такое время нейтралитет невозможен… литература не может быть нейтральной.Товарищи, выбора нет. И я бы посоветовал вам встать на сторону рабочего класса.

В 1920 году «Правда» вышла на первой полосе с заголовком «Довольно Маяковских». К 1922 году Россия изгоняла интеллектуалов. Вскоре после этого это их убьет.


Однако нельзя стать Lothario, не будучи немного чародеем. Прикосновения Маяковского к власти носили эпизодический характер, а роль соблазнителя и соблазнителя — гибкая. В некотором смысле Маяковский, который, по словам Янгфельдта, был «бесхитростным, как ребенок, и неумеренным во всем, за что брался», был слишком непостоянен, чтобы партия могла взяться за него.И, в отличие от многих писателей, он никогда открыто не выступал ни против партии, ни против революции. После прочтения своей едкой сатиры 1922 года против бюрократии «Re Conferences» Ленин производит впечатление снисходительного родителя, гордящегося своим мальчиком:

Вчера случайно прочитал стихотворение Маяковского на политическую тему в Известиях … Я не из тех, кто восхищается его поэтическим талантом, хотя охотно признаюсь в своей некомпетентности в этой области. Но прошло много времени с тех пор, как я в последний раз испытывал такое удовольствие с политической и административной точки зрения … Я не могу комментировать стихи, но что касается политики, я могу гарантировать, что он абсолютно прав.

Если Маяковский исключительно своей личностью проявил себя ловко, то Осип Брик доказал, что он умнее. В 1920 году он присоединился к ЧК, предшественнице КГБ. Хотя это был не КГБ, и это не противоречило напрямую левым тенденциям Осипа, многие были обеспокоены этим шагом. Роман Якобсон писал, что Брик признался, что потерял сентиментальность, работая на них, и «начал рассказывать мне несколько кровавых эпизодов. Впервые он произвел на меня отталкивающее впечатление ».Пастернак, как всегда, был прямолинеен, позже назвав квартиру Бриков «отделением московской милиции».

Вознаграждение за такое размещение было высоким — хотя брачный картель иногда отказывался от визы, в течение 1920-х годов он пользовался замечательной свободой. Индивидуально или парами они побывали в Париже, Берлине, Лондоне. В 1925 году Маяковский посетил Мексику, Кубу и США. (В этой поездке у него родился ребенок; его дочь Патриция Дж. Томпсон, также известная как Елена Владимировна Маяковская, является профессором женских исследований в Lehman College в Нью-Йорке.) Он приехал в Париж с 25000 рублей, годовой зарплатой учителя, которую ему, тем не менее, удалось проиграть или проиграть. Каждый раз, когда он уезжал за границу, Лили составляла ему список желаемых вещей, которые он мог привезти, кульминацией которого становился заказ на «маленький Renault», который он должным образом снабжал.

Но если награда была высокой, то были и затраты, хотя и не обязательно для самого картеля. Маяковский был в Берлине во время первой депортации интеллигенции и хранил молчание, несмотря на то, что многие из них «репатриировались» именно там.От молчания о таких вещах до открытого сговора совсем немного. В марте 1928 года 53 российских и трех немецких горных специалиста были обвинены в попытке саботажа на шахте в Шахтах в Донецком бассейне, Украина. Это был показательный процесс, и одиннадцать мужчин были приговорены к смертной казни, замененной каторжными работами за тех, кто давал показания против своих коллег. В то время как Пастернак и Мандлестам писали, осуждая развивающееся полицейское государство, Маяковский написал стихотворение «Диверсанты», осуждая тех, кто предстает перед судом.

Затем, в 1929 году, два писателя, Борис Пильняк и Евгений Замятин — оба по подозрению в «попутчике» — предстали перед судом за то, что их произведения были опубликованы за границей. После снятия с постов государство призвало «все писательские организации и отдельных писателей разъяснить свое отношение к действиям Замятина и Пильняка». Маяковский немедленно ответил манифестом под названием «Наша позиция», полностью поддержав действия государства. Как отмечает Джангфельдт, Маяковский вступил «опасно далеко на территорию, на которую ни один писатель не должен ступать».Пройдя ряд мягких мер, он прошел путь от защиты писателей от государства до защиты государства от писателей.


Но если практические расходы по размещению понесли другие, то была по крайней мере одна личная цена, которую Маяковский должен был нести сам — это его стихи. Напряжение, которое пронизывает стихи Маяковского и делает его великим, — это битва эпоса и лирики, общественного и личного. Но писать о личном все больше и больше стали рассматривать как буржуазную аффектацию (или того хуже).

Дело достигло апогея в 1923 году с публикацией «Об этом». Поэма, посвященная «ей и мне», представляет собой прямую конфронтацию Маяковского с периодом разлуки с Лили. Измученная им, уставшая от его ревности и попыток посягнуть на ее «эротическую свободу», Лили приказала Маяковскому держаться подальше от нее в течение двух месяцев — развод, как они это называли. Маяковский был опустошен и, несмотря на обещание не писать, кроме как в экстренных случаях, отправлял ей бесконечные отчаянные письма и часами смотрел в ее окно.

«Об этом» — не просто Маяковский в его самой сырой форме, это одно из самых сырых и величайших любовных стихотворений. От первой части, озаглавленной «Баллада о тюрьме для чтения» (позаимствованной у Оскара Уайльда) до последней части «Любовь», Маяковский производит шедевр эротической агонии и одержимости. Потеряв свою любовь, он ищет искупления; не найдя ничего, он все еще не может ее достать:

Боли в моем сердце не утихают
, а подделывают ссылку за ссылкой.
Именно так
пришел Раскольников
после убийства
, чтобы снова позвонить в колокол.

Как сказала Лили «Володя написал гениальное стихотворение!»

Официальная реакция и реакция любимых работников Маяковского, однако, были менее радужными. Журнал Lef (Левый фронт искусств) описал это как «сентиментальный роман… школьницы-гимназисты оплакивают его». Для рабочих это было просто «непонятно». «Об этом» было гимном отдельному человеку и, следовательно, отрицанием коллектива. Если это было то, что футуризм мог предложить рабочему классу, рабочий класс не был заинтересован.

Как это часто бывало, потребность в любви Маяковского преодолела его потребность в целостности. Остаток года он провел за написанием «утилитарной поэзии», став, по словам Янгфельдта, «своего рода поэтическим журналистом». Как и главный герой Джорджа Оруэлла в Keep the Aspidistra Flying , Гордон Комсток, он обнаружил способность писать рекламные слоганы. Хотя внешне жизнь оставалась хорошей на протяжении большей части 1920-х годов, как писал сам Маяковский, чтобы приспособиться к господствующей литературной идеологии, ему пришлось поставить «мою пятку / глотку / мою собственную песню».

Революция отдалялась от Маяковского. Он тоже устал от него.


В 1930 году Советская энциклопедия провозгласила, что «бунтарство Маяковского, анархическое и индивидуалистическое, по сути своей мелкобуржуазно», и что даже после революции Маяковский был «противником мировоззрения пролетариата». Донос не мог произойти в худшее время, хотя это не случайно. Проблема хамелеона в том, что вас могут раскрасить внешние силы.

Его последняя пьеса, Баня , была единогласно признана прессой «фиаско». Его ретроспективная выставка «20 лет работы» была катастрофой. Ни один из приглашенных высокопоставленных лиц, и только несколько из приглашенных авторов, не потрудились явиться. Между тем, круг, казалось, также приближался к Брикам, и в начале 1930 года появилась новостная статья под заголовком «Семейные пары путешествуют за счет государства». изнанка истории подавляла.

Кроме того, в личной жизни Маяковского царила суматоха. В Париже он познакомился и полюбил 22-летнюю русскую эмигрантку Татьяну Яковлеву. «… [Т] его сердце / заглохший двигатель / снова / завелся», — написал он об их романе в стихотворении «Письмо товарищу Кострову из Парижа о природе любви». Это было первое стихотворение, которое он не посвятил Лили, что, в свою очередь, спровоцировало ее первое проявление ревности. Несколько месяцев он уговаривал Татьяну вернуться с ним в Москву.В октябре он был опустошен, когда узнал, что она выйдет замуж за «французского виконта».

Между тем, в том, что Янгфельдт называет «частью« эмоциональной двойной бухгалтерии », Маяковский начал встречаться с актрисой Вероникой« Норой »Полонской и находился на пике своей одержимости. Однако Нора была замужем и не собиралась расставаться с мужем. Он также узнал о своем ребенке в Америке и понимал, что вряд ли когда-нибудь увидит ее. «Я никогда не думал, что можно испытывать такие сильные чувства к ребенку», — сказал он другу.«Я все время думаю о ней».

Маяковский с его отчаянной потребностью любить и быть любимым становился все более одиноким.


Самоубийство было темой стихов Маяковского с самого начала. 14 апреля 1930 г. это стало фактом. Янгфельдт блестяще вспоминает последние дни жизни Маяковского, постепенно устраняя различные теории заговора, связанные с самоубийством. Несмотря на то, что самоубийство существует в литературном воображении как грандиозный жест, реальность часто оказывается безвкусной и отвратительной.Смерть Маяковского повлекла за собой недосыпание, слишком много выпивки и последнюю любовную сцену. Когда
Нора, которую он выслал из комнаты за несколько минут до этого, ворвался обратно на звук выстрела из пистолета, он был уже мертв.

Однако для властей самоубийство Маяковского было позором. Хотя он больше не был любимцем революции, он все еще был поэтом, наиболее связанным с ней, и, как указывает Янгфельдт, его выбор самоубийства во время первого пятилетнего плана усложнил задачу.Выждав время, чтобы оценить настроение людей, «Правда» сообщила, что «самоубийство было совершено по чисто личным соображениям», которому предшествовала «длительная болезнь». В течение следующих пяти лет его работы постепенно ускользнули из общественного сознания. К тому времени, как Лили написала письмо Сталину, он почти не печатался.


Если диктат Сталина был второй смертью Маяковского, то падение коммунизма было его третьей смертью. Считающийся и в России, и на Западе советским поэтом, его репутация за тридцать лет пошла на спад.Все те поколения русских школьников, которые насильно кормили Маяковского, смогли потерять эту конкретную цепь. Книга Джангфельдта — это не столько переоценка, сколько переоценка. Здесь остается гениальный поэт — энергичный, энергичный поэт, открывший «Облако в штанах» с

.

Никаких седых волос на душе,
Никаких дедовских ласк!
Я сотрясаю мир мощью своего голоса,
и хожу — красавчик
, двадцатидвухлетний.

Лили Брик тоже покончила жизнь самоубийством в 1978 году в возрасте 87 лет.Осип умер от сердечного приступа в 1945 году, незадолго до войны. В предсмертной записке Лили написала «никого не винить». Сорок восемь лет назад Владимир Маяковский писал точно то же самое.

цитированных работ

Роман Якобсон, Мои годы футуризма (Издательство Марсилио, 1997).

Книг TheTimes — The New York Times

Герой Криминального воображения

Пастернак был героем поэзии; Маяковский, огромный, громкий и плачущий, презрительно относящийся к прошлому, преданный преследованию молодых девушек, был больше героем манифеста и буйного воображения.Его среда обитания была гиперболической. О, как он умудрялся страдать. Два месяца вдали от любовницы звучали в его письмах и стихах, как приговор к смерти. Корнеллу Уайльду следовало сыграть его в кино.

А почему в 36 лет он себя прикончил? Было бы неплохо думать, что он чувствовал себя плохо из-за того, что продался агитпропу, или что он решил, что будущее не сработает. Свидетельства, собранные Энн и Сэмюэлем Чартерс, менее впечатляющи. Группа пролетарских писателей его не любила.Его любовница Лили Брик отсутствовала в Лондоне на пару недель. Татьяна, белая русская, с которой он познакомился в Париже, была замужем за другим человеком. Актриса Нора оставила его одного в 10 часов утра, чтобы пойти на репетицию. Он позвал некоторых людей, но их не было дома. Его горло, возможно, потому, что он наступил на него, доставляло ему неприятности. Хлопнуть.

Тем не менее: Маяковский написал две чудесные и смелые пьесы: «Клоп» и «Баня». Хотя длинное стихотворение о Ленине было постыдным, части «Облака в штанах», «Человека», «Я люблю» и «Во весь голос» завораживают лиризмом, своей каламбурностью, разговорной непринужденностью, метафорами … заглохший двигатель, пианино, хранилище банка — ловко извлеченные из идиомы улиц.Он был кумиром утренников футуризма. Он дружил с Ахматовой, Мандельштамом, Есениным, Белым и Блоком. Конечно, когда «Клопы» искали режиссера, Мейерхольд был доступен, и музыку сочинил 22-летний Шостакович.

Итак, мы смотрим в книгу в поисках исправления этого Облака в штанах и разумного описания блестящих 20-х годов, когда иммигрировавшие русские гении и оставшиеся дома русские гении были примерно поровну. В этой конкретной книге мы не найдем, чтобы дело литературной критики продвинулось далеко вперед.Упоминаются, но не объясняются символизм, футуризм и конструктивизм; Акмеизм даже не упоминается. Поэзия Маяковского, как нам говорят, «несмотря на свою словесную дерзость и решительную позу, отражала глубокое внутреннее отчаяние». И: «Он преувеличивал публичного Маяковского, яркого, высокомерного денди, потому что он боялся своего двойника, опасался мягкости его личных чувств, которые часто угрожали сокрушить его». К 1917 году «его пессимизм вырос до размеров космического отчуждения.» И так далее.

Примиритесь с любовной историей

Мы должны довольствоваться любовной историей. Лили Брик легла в постель с Маяковским через год после того, как вышла замуж за редактора и критика Осипа Брика. Осип не возражал. Трое из них более или менее прожили вместе следующие 15 лет, в Ленинграде и Москве. Маяковский не мог удовлетворить Лили физически; похоже, что никто не мог. Тем не менее, их любовь была глубокой. Месиву их переписки — «все мое существо обнимает твой мизинец» в «Люблю» столько же места, сколько и стихотворениям Маяковского.Мы виноваты в такой каше; по крайней мере, сегодня есть телефон.

Экспансивная поэтика — (Маяковский — 3)

Владимир Маяковский (1893-1930)

AG: Я думаю, что мне бы хотелось сразу перейти к стихотворению о самоубийстве («На вершине моего голоса»), просто чтобы найти корреляцию между универсальным (и личным). «Во весь голос — Незаконченный пролог ко второй части поэмы о пятилетнем плане» — один — (это Лили Брик, его девушка, уехавшая из города в Лондон — «Она любит меня.Она меня не любит ».. Кого он сейчас имеет в виду? (Татьяна), девушка в Париже?

Энн Чартерс: Каждая подруга, с которой я беседовала, говорила, что это стихотворение адресовано ей. Итак .. ты не знаешь. На фрагменте нет имени. Это просто фрагменты, в его столе ..

[ Аллен возобновляет чтение ] — «Она любит меня — не любит меня / Я беру руками / и, сломав пальцы, / улетает прочь…»… «инцидент утих / лодка любви жизни / разбился об обывательские скалы… »..«… Ночь воздает должное небу / серебряными созвездиями / В такой час, как этот, / встает и говорит / эпохам, / истории / и сотворению мира .. — p ssh! — и затем он покончил жизнь самоубийством

Ann Charters: Нет, нет, нет.

AG: Вскоре.

Ann Charters: вскоре после

AG: На самом деле, есть еще один маленький кусочек, связанный с этим в другой книге ..

Ann Charters: Есть много отрывков, частей стихотворения «На вершине моего голоса», которые, я думаю, у вас есть..

АГ: Да.

Ann Charters: ..в вашей красной книге. У него была идея написать вторую часть (этого длинного стихотворения, и в его столе были страницы рукописи, фрагменты строк, которые он, возможно, собирался проработать во второй части этого стихотворения.

AG: Альтернативный перевод — То, что я читал, было переводом (Герберта) Маршалла , но альтернативой последней части о млечном пути — «Прошло час дня, вы, должно быть, легли спать, млечный путь». потоки серебра сквозь ночь.. »..« Лодка любви разбилась о повседневную рутину .. »…« Ночь окутывает небо данью звезд / В такие часы поднимается человек, чтобы обратиться к эпохам, истории и всему творению ».

Энн Чартерс: Как видите, в переводе Маршалла есть что-то … У него совсем не на слух.

AG: Я думаю, что у Маршалла был , а у лучший слух — «В такой час, как этот, человек встает и говорит с эпохами, историей и…»

Энн Чартерс: Одним словом … «Инцидент утих.. »

AG: «..на мещанина» .. ага .. «лодка любви от жизни» разбилась «на мещанских камышах»? ..

Ann Charters: Невозможно выполнить безупречную работу, потому что русский и английский языки не равнозначны. Это просто невозможно. [ Энн Чартерс обращается к студенту ] Вы согласны?

Студент: Да, согласен .. Русский перевод лучше на французском, чем на английском

Ann Charters; Точно, именно так, и это утверждение я тоже слышал от Лили Брик.Мне кажется, по-немецки даже лучше, но почему-то по-английски…

Студент: Это действительно резкий звук по-немецки, в … он может сработать, но по звуку и ритму ..

Энн Чартерс: Хорошо, французский — лучший. Если вы умеете читать по-французски, читайте Маяковского по-французски, если вы не можете читать его по-русски. Последнее средство — читать его по-английски.

AG: Еще одна последняя сноска — предсмертная записка Есенина (1925 г.) — «Прощай, друг мой, до свидания. / Прощай, ты в моем сердце как свидетельство, наше предопределенное разделение предсказывает скоро воссоединение./ Прощай, рукопожатие не надо. / Давайте не будем морщить брови от печали. / Ничего нового умирать, / хотя жизнь не новее »-
« Нет ничего нового в смерти сейчас, / хотя жизнь не новее »- Не очень хороший перевод.

Энн Чартерс: Это было написано кровью. У него не было ручки.

AG: На стенах гостиницы «Метрополь» в Ленинграде?

Энн Чартерс: Да, в Ленинграде (Санкт-Петербурге) … не Метрополь, (Отель) Англетер .. Он повесился и у него не было ручки — довольно невероятно! — Маяковский прокомментировал это (он должен был, конечно, сказать что-то официальное после того, как Есенин, его заклятый соперник, покончил жизнь самоубийством), что Есенин никогда не приветствовал славную революцию (а потому и был обескуражен жизнью).Но это было совсем не так, как Есенин написал в последнем стихотворении Маяковскому, потому что труднее всего было жить, это был трусливый выход на самоубийство — самое легкое — умереть (что оборачивалось Есенина). Последняя линия).

А.Г.: Ну, у нас было его стихотворение ..

Энн Чартерс: В ответе Маяковского было ощущение насильственного творчества, однако
я должен … прежде чем мы зайдем слишком далеко, скажу, помимо этих проблем перевода, что часто опыт жизни в стране не переводимым, пока вы не переживете его, живя в другом — и это определило (в) предсмертной записке то, что Маяковский называл «повседневной» (или что это было «мещанской»?) реальностью (у нас есть несколько разных переводов)..

AG: А у вас есть перевод? — Большой. Твое сделал твой муж, Сэм?

Энн Чартерс: Мой муж Сэм и женщина из Москвы позвонили по номеру Рите Райт R-A-I-T, (Рита Райт-Ковелева), русская женщина, переводчик английской и американской литературы на русский язык. Мы познакомились с ней, потому что она и Лили Брик, возлюбленная Маяковского, подружились в 1920 году. Эта удивительная женщина более восьмидесяти лет Рита Райт (все еще жива, до сих пор зарабатывает на жизнь переводчиком) и, вероятно, наиболее известна в мире. страна переводов Марка Твена и Курта Воннегута (переводы Курта Воннегута сделали ее очень известной в Советском Союзе, и она несколько раз приезжала сюда (в США), чтобы навестить Воннегута. Она также написала биографию Роберта Бернса (для этого ей пришлось уехать из России), она потрясающая … приехала к нам в Стокгольм и помогла нам перевести с русского на английский — ее книгу, которую мы написали. на Маяковского. Но даже для нее, при всем ее мастерстве и шестидесятилетнем опыте, невозможно было перевести английский на русский язык, невозможно было объяснить, что это за слово, это было центральным для понимания того, о чем была революция Маяковского, и это слово по номеру BYT, по русски , byt

AG: Быт?

Ann Charters: Byt .А это значит … необычная реальность, вот и все. Я имею в виду, что это , все это означает просто .. твердость вещей, скучность, приземленность, банальность, банальность. По его словам, «лодка любви разбилась о нее»

AG: против байт ?

Ann Charters: Byt , да. Правильно, против всего банального, чего мы не могли … наша любовь не смогла подняться выше и (это очень важное слово. Думаю, именно это слово Маяковский употребляет больше всего.Он нашел это существование невероятно скучным и трудным, и ему очень хотелось жить на возвышенности. Он чувствовал, что вторая революция 1917 года была лишь второй из по крайней мере трех, и был убит горем, что третьей революции не произошло. Он думал, что Революция 1917 года, вторая, успешная, политическая революция, имела… правительство, если честно, но он ждал третьей революции (он называл ее «революцией духа»). и он все ждал, когда это произойдет, и чувствовал, что его работа заключается в том, чтобы помочь осуществить это, и что эта революция, по его собственному опыту, была навсегда побеждена байтами — байтами «опытом обыденного, банального, бегущего». правительство, бюрократ y (удивительно, не правда ли?)

Студент: Был ли он еще и политическим революционером? духовный..
Энн Чартерс: Это вне политики.
AG: Ну, русская революция уже была.
Студент: Первые две революционные попытки являются политическими?
Ann Charters: Политическая, да — и вторая удалась.
Студент: А второй удался, да, а третий .. духовный?
Энн Чартерс:… впереди.
Э.Г .: А может быть… Было бы неплохо вспомнить… Уитманик.
Энн Чартерс: Да, пойдем туда сейчас.
AG: Потому что это ведет к его концепции революционера или будущего человека, человека Уитманизма.
Студент: Давайте продолжим
AG: Итак … Энн была … когда мы говорили о том, через что мы прошли раньше, с (Фернандо Пессоа и (Федерико Гарсия) Лоркой и так далее, и я сказал, что, если , или .. и она предложила Маяковскому … О, не могли бы вы рассказать мне об отношении Маяковского к Чуковскому?
Да.

Энн Чартерс: Когда Маяковский тусовался с Бурлюком и другими в Москве, он был очень беден, у него не было денег, он останавливался с матерью, она давала ему неограниченный кредит в продуктовом магазине, где она делала покупки, вы знаете … и он был очень порядочным парнем и не ел слишком много, и он гулял много миль по московским улицам, вместо того, чтобы тратить те небольшие деньги, которые у него были на метро — я имею в виду трамваи, трамваи, автобусы В любом случае, он остался на лето.Он издавался, начинал публиковаться с группой Бурлюка и, конечно же, привлекал к себе большое внимание (он был более шести футов ростом, почти как звезда баскетбола, (и) физически красивым человеком, и весьма заметным в Москве). Поэтому его пригласили провести лето в доме очень хорошего человека, современника, по имени (и я найду это через минуту) Корней Чуковский ЧУКОВСКИЙ, по-английски Чуковский — а в это время , или примерно в это время, Чуковский, который был многим, он работал в журналах, он был поэтом, он также был переводчиком, он писал детские книги, и именно в это время в жизни Маяковского он переводил первые расширенные переводы Уолта Уитмена (поэтому И..

АГ: У вас есть стихотворение Хлебникова? ..
АС: Итак, он жил, Маяковский, на даче Чуковского, а Чуковский только что закончил свой новый русский перевод Листья травы , и Маяковский читал Уитмен по фрагментам, он не читал по-английски, он не читал по-французски. Все должно приходить к нему через друзей. И он любил Уитмена, которого он слышал от Бурлиу: «Уитмен произвел на него впечатление (Маяковского) как предшественника мировой поэзии, разрушителя мещанской литературной традиции, подобно Маяковскому.Когда Маяковский услышал стихи Уитмена из 1855 года, он сказал: «Ну, это уже произошло в Америке, это случилось, этот идеал разрушения прошлого и нового духа». Но Маяковский очень критически относился к переводам своего друга, подумал он. они были слишком мягкими и вежливыми. Он хотел, чтобы в России был грубый и грубый Уитмен. А его друг, который, как я уже сказал, был очень рассудительным и умным человеком, Чуковский чувствовал, что реакция молодых футуристов, интуитивные отклики на дух авторитета, были намного ближе к оригиналу, чем его плавные переводы.Итак, когда Маяковский начал писать стихотворение после «… Облака …» под названием «Человек», которое было автобиографическим, в 1916, 1917 годах, иногда есть отголоски конкретных отрывков Уитмена, особенно каталогизации, устройство, вы знаете, каталогизации элементов вашего тела или мира, которое Уитмен использует с большим эффектом. Это не врожденная особенная реакция Маяковского на речевые ритмы в стихотворении. Как я уже сказал, в «Облако в штанах» он в основном использовал ассоциации, образы и группы образов и их разработку.Итак, отрывки из «Человека», которые поражают (во всяком случае, меня и моего мужа) определенно находящимися под влиянием Уитмена (и были один или два ученых, которые чувствовали то же самое), в этом каталоге всего несколько. проходы. Однако вы заметите, что Маяковский не просто подражает Уитмену, у него есть свой личный стиль еще в 1915-1916 годах, и у него есть нескрываемое чванство, которое, ну, даже за пределами Уитмена, личное чванство … Это эгоистичный (Маяковский)

AG: Открытие «Человека » (который находится в этой публикации Ardis House — «Русская футуристическая поэзия»).Энн говорит ..

AC: Почему бы вам не показать им картинки, это возможно. Вот Маяковский в одном из своих футуристических нарядов — он был одет в эту невероятную струящуюся блузку, ну знаете, с завязками, поясами, он был просто невероятно театральным

AG : Настоящее издание является (антологией Ardis) Русский футуризм Бурлюк, Замятин Пастернака, Мейерхольд Хлебников , Крученых, Маяковский лотов в нем тоже.. — и первый перевод этого стихотворения «Мужчина»

Энн Чартерс: очень длинное стихотворение. Это первый полный перевод.
AG: Ну … э …
Ann Charters: На самом деле он этого не говорит, но, возможно, его сестра сшила ему блузку, сшила ему костюмы.
AG: О … костюмы …
Студент: (Какая страница?)
AG: На самом деле это страница 37 по странице 62
Ann Charters: Это длинная
AG [ начинает читать ] — «Ладонь министра мира, покорителя всех / грехов, ладонь Солнца. на моей голове.. Платье самой драгоценной монахини, Одеяния Ночи / на моей спине / Я целую тысячелетнее Евангелие дней моей любви »- это первый отрывок — [ Аллен продолжает стихотворение ] -…« Это Я / кто поднял сердце, как флаг. / Фантастическое чудо двадцатого века! »

Энн Чартерс: Это было написано после того, как он встретил Лили Брик, опять же, это было стихотворение для нее. Как я уже сказал, «Облако в штанах» было (а) стихотворением для других любовных историй, более ранних, Марий в его жизни.Мари также не было именем девушки, но стихотворение в своем нападении нападает на религию, очевидно, чтобы взять Марию, имя матери Христа, как центральную сексуальную фигуру в стихотворении, это важно, есть бесконечные христианские параллели в «A Облако в штанах ». В этом, в «Человеке», в котором есть влияние Уитмена, написанном специально о его мучениях, мучениях его любви к Лили Брик, нет чувства предательства, что женщина выходит замуж за кого-то другого, но есть ужасный смысл что женщина не может реагировать на любовь так же сильно, как любовник дает любовь, чувство предательства, другими словами, и в этом стихотворении.Я бы хотел прочесть кое-что из этого.

AG: Что это?

Ann Charters: Это то, что вы делаете сейчас, под влиянием Уитмена, оно аранжировано как «… Облако в штанах», длинное стихотворение, разбитое на разделы

AG: Какой раздел?

Энн Чартерс: Я читаю ее до конца.

AG: Хорошо, отлично

Энн Чартерс (Это) «Маяковский сквозь века». И это празднование, как сказал Аллен, «тысячестраничного евангелия дней моей любви» — все еще антирелигиозного, евангелия частной любви — и «Рождество Маяковского» — это первая часть — «Рождество Маяковского» — «Жизнь Маяковского» (второй раздел) — «Страсти Маяковского» (третий раздел) — «Вознесение Маяковского» (четвертый раздел), «Маяковский на небесах», «Возвращение Маяковского», «Маяковский сквозь века». »- (это все) отрывки из этого стихотворения

AG: И последнее, там тоже есть последний раздел из восьми строк.
Энн Чартерс: Хорошо, и в конце он описывает свое самоубийство, он был склонным к самоубийству человеком, пробовал это несколько раз, прежде чем преуспел.Он играл в русскую рулетку одной своей пулей. Да .. Он был игроком.
Студент: (Последний раз был), когда он приехал в Америку?)
Энн Чартерс: Кто может сказать? Он пробовал это раньше. Во всяком случае, это был тот же самый пристоль. Он .. да?
Студент: Это важный вопрос, когда вы говорите об успехе 1930 года (попытка самоубийства) как о политическом ответе, как вы …
Энн Чартерс: Ну, это именно то, я могу только сказать, что это сложная мотивация. за ним и его принимают посторонние, которые, например, не знают, что он пытался несколько раз.
Студент: Возможно ли, что самоубийство было связано с духовной революцией?
Энн Чартерс: Конечно, конечно.
AG: Вы имеете в виду духовную революцию — это самоубийство ?
Энн Чартерс: Нет, он не приравнивает к этому, но он
AG: ..связал с ошибкой или что-то в этом роде ..
Энн Чартерс: ..отказал. Вы не думали, что самоубийство было духовной революцией ?
Студент: Я просто задал вопрос.
Энн Чартерс: Я не поняла вопроса
Студент: Вопрос в том, является ли самоубийство духовной революцией?Смерть — это духовная революция?
Энн Чартерс: Я так не думаю. Думаю, Маяковский не чувствовал … смерть была смертью, периодом, концом бытия.
Студент: Может быть, вина?
Энн Чартерс: О, я не знаю, вы узнаете … С ним столько всего происходит. Вы не имеете ни малейшего представления о контексте.
AG: Подумайте, да, это была вина! [смех]. Вы думали, это политика? — нет, это была любовь! — «Заполните анкету»
Ann Charters:… увлекательно, увлекательно, увлекательно ..
AG: — «Можете ли вы покончить жизнь самоубийством из-за чувства вины? Провал в политике? Любовь? — или же.. » вы можете написать (на) форме (что) вам нравится (d) — или вы получили C минус в Expansive Poetry!

Энн Чартерс: Давайте, давайте, ладно? Пойдем здесь. Это «Человек» 1916 года, тот, что по каталогам Уитмена, да? Это отчет о попытке самоубийства, которая является воображаемой, хорошо, неудачной, не неудачной, успешной, но воображаемой. Он делает вид, что делает это, хорошо? а затем он делает вид, что возвращается в квартиру своего любимого человека (в этом стихотворении он совершает самоубийство из-за того, что Лили не любит его так сильно, как он хочет, чтобы его любили), все так просто.Затем он возвращается, чтобы преследовать ее после того, как он это делает (а он сильный парень), и он описывает, на что была похожа ее квартира на улице Жуковского — уличные фонари были установлены посреди улицы — точно так же — ( он возвращается много лет спустя) — дома были похожи .. («Фонари опять были / посреди улицы. / Дома такие же») — (Я ходил в этот жилой дом, он существует до сих пор, в Ленинграде , и у них действительно есть голова лошади, вырезанная в маленькой нише — когда-то это был очень элегантный жилой дом) — Он спросил прохожих: «Это улица Жуковского?» (так называлась улица, когда они там жили) — «Он (прохожий») «смотрит на меня / как ребенок смотрит на скелет / глаза такие большие, / пытается пройти мимо, /« Ой нет, тысячи лет это улица Маяковского./ Он застрелился здесь у своей любимой двери »- Так поэт поднимается, понимаете, он поднимается, на высоту квартиры (они живут, кажется, на седьмом этаже) -« Высоко, высоко, / дальше наверх Я прошел, / этаж за этажом, / она заперлась за занавеской. / Я смотрю за шелк, / все то же самое, / та же спальня, / Она прошла через тысячи лет и все еще выглядит молодо… »…« Есть легенда: / она прыгнула к нему / из окна /. Они рассыпались / друг на друга »- (Так он представляет, как он стреляет, а когда она представляет смерть его любви, бросается в окно! ) — «Где сейчас?» — спрашивает он — «Куда смотрят глаза.В поля? / Пусть в поля! .. »И он говорит, что после того, как Лили принесет себя в жертву любви, это будет напоминанием человечеству, что любовь — это высшая сила, остающаяся триумфальной после всего живого, — и Маяковский заканчивает стихотворение с этим разделом — «Все погибнет, / Все сведется к нулю / И тот, кто движет жизнью…»… «Я стою / в огне / на неугасающем костре / непостижимой любви».

AG: Его (Герберта Маршалла) перевод «непостижимая любовь»

Ann Charters: за гранью

А.Г.: Или так запутались?

Энн Чартерс: Да, да.Ну это еще стихотворение ..

AG: (Это) 1914, 1916, 1915, незадолго до революции

Энн Чартерс: Верно, это было незадолго до революции, и, конечно же, когда вы пишете подобное стихотворение своей возлюбленной, своей любовнице (они еще не были любовниками, Лили Брик была замужем за мужчиной и имела была замужем за ним несколько лет, мужчина, в которого она влюбилась, когда ей было четырнадцать, другой еврей (она была еврейкой, Маяковский нет) — и он стал любовником с Лили Брик, а ее муж Осип Брик стал его друг на всю жизнь, и они жили вместе.Это было menage a trois , которое, опять же, было так же знаменито, как самоубийство этих трех человек. Осип был его издателем и теоретиком, так сказать, лучшим другом, а Лили была его любовницей.

Здесь можно услышать звук для вышеуказанного, начиная примерно с 45 с половиной минут и заканчивая примерно семьдесят одна с половиной четвертью минут в-)

также в наличии — здесь)

Маяковского в Америке | BRLSI

Встреча под председательством Питера Рекса Валентайна

Нил Корнуэлл

Бристольский университет

17 мая 2005 г.

Следующий текст адаптирован из «Введения» к изданию книги Маяковского «Мое открытие Америки» (отредактированной и переведенной докладчиком), опубликованной Hesperus Press в серии «Новые голоса» (июль 2005 г.).

Маяковский и фон «футурист»

Владимир Маяковский (родился в 1893 году) был вместе с Велимиром Хлебниковым ведущим поэтом-футуристом в России за последние полдюжины лет до революции; впоследствии он стал выдающимся поэтическим защитником Советской России — вплоть до своего внезапного самоубийства в возрасте тридцати шести лет в апреле 1930 года.

Как футурист, Маяковский в основном тяготел к новому, а не старому — будущему, а не прошлому.Такое расположение предполагало приверженность иконоборческому авангарду в художественных формах, научно-техническому прогрессу и новой идеологической и политической системе. Все это Маяковский нашел и энергично продвигал в первые годы послеоктябрьского большевистского советского государства. Художественные и особенно технологические элементы издавна ассоциировались с Америкой — страной динамичного развития и безудержного капитализма. В 1925 году он должен был лично наблюдать в Америке «футуризм голых технологий».

Ранняя краткая статья Маяковского, в которой он утверждал, что жизнь теперь (к 1914 году) узаконила выходки футуристов, была озаглавлена ​​«Теперь в Америку». Америка, а точнее Соединенные Штаты, фигурировала в нескольких его поэтических произведениях, в частности, в длинном агитационном эпосе 1919-2019 годов, 150 миллионов (цифра, обозначающая население СССР в то время). Эта попытка создания мифа противопоставляет обычного русского «Ивана» главе мирового капитализма Вудро Вильсону, который находится в этом центре передовых технологий, Чикаго (строки из этого стихотворения цитируются позже в «Моем открытии Америки»).Маяковский вместе с другими в Советском Союзе предвидел чудеса производства в коммунистическом будущем, но видел в Соединенных Штатах (хотя и в основном идеологическом противнике) очевидную и необходимую технологическую модель для советского развития.

В 1920-е годы Маяковский стал неутомимым путешественником: из чистого любопытства и стремления к новому художественному вдохновению, из личного беспокойства, скуки и разочарования в сложных маневрах советской культурной политики и любовных кризисов.Эти последние могли возникнуть из-за трудностей в явно цивилизованном ménage à trois, разделенных с его давней любовницей Лили и ее мужем, критиком и редактором Осипом Бриком, или, позже, из-за осложнений в новых любовных отношениях. Один из таких кризисов с Лили Брик был увековечен в замечательной повествовательной поэме «Об этом» (или «Об этом»), опубликованной в 1923 году в LEF (с запоминающимся изображением Лили на обложке), журнале художественного движения, основанного Маяковским вместе со своим другом Осипом. .

Маяковский посетил Ригу, Берлин и Париж в 1922 году, а затем в 1924 году; в 1923 году побывал только Берлин. В 1926-1927 годах он побывал в двух-трех десятках советских городов, а также в Праге, Берлине, Париже и Варшаве; его последние поездки в Париж в 1928 и 1929 годах привели к последней и, по всей видимости, катастрофической любви. Однако летом 1925 года он предпринял свое знаменитое путешествие в Америку, что стало началом того, что могло быть (но в действительности не было) кругосветным путешествием.

В Америку…

Пробираясь по суше в порт на Атлантике, Маяковский плохо стартовал, когда все его деньги были украдены в Париже «очень талантливым вором».В результате возникли серьезные финансовые трудности, из-за которых потребовались постоянные заимствования. Это, вероятно, заставило его прервать кругосветное путешествие, и для этого ему потребовалось ехать третьим классом на обратном пути, получив билет первым классом в обратном направлении — контраст хорошо заметен в его путешествии. Он мало или совсем не зарабатывал денег на своих лекциях и чтениях, организованных левыми русскими и еврейскими элементами в Соединенных Штатах при поддержке американской коммунистической и иммигрантской прессы.

У Маяковского были значительные трудности по очевидным политическим причинам с получением визы для въезда в Соединенные Штаты.Этому способствовал его давний друг, художник-футурист и поэт Давид Бурлюк, проживавший в США с начала 1920-х годов. Не упомянутый в «Моем открытии Америки», Бурлюк действительно появляется в «Как я рассмешил ее», небольшом сопутствующем материале, напечатанном в сборнике «Гесперус» (имеющем отношение к возвращению Маяковского на родину в Советское время). Первоначально Маяковский должен был быть допущен в Соединенные Штаты как «коммерческий художник» (которым, среди прочего, и был он — как автор поддерживаемых государством иллюстрированных рекламных джинглов).В связи с визовой ситуацией было целесообразно добраться до Нью-Йорка окольным путем. Поэтому Маяковский сел на лодку в Мексику (Вера-Крус) с остановкой в ​​Гаване. Эпизод в Мексике оказался полезным, в результате чего в его мемуарах остались одни из самых ярких страниц. Наконец, 27 июля 1925 года он прибыл в Соединенные Штаты через пограничный переход Ларедо, штат Техас, прибыв в Нью-Йорк поездом 30 июля.

Из Нью-Йорка, «полномочный представитель советской поэзии», как любил называть себя Маяковский, посетил Рокавей-Бич, Кливленд, Детройт, Чикаго, Филадельфию и Питтсбург.Он отклонил приглашение выступить с лекцией в Сан-Франциско и поспешил обратно в Нью-Йорк, поймав французский пароход обратно в Европу 28 октября. Он израсходовал всего три месяца из своего шестимесячного разрешения. Помимо денег, в качестве причин он назвал скуку и одиночество, ностальгию по родине и, в частности, свое отсутствие с Лили.

Маяковский, похоже, не присылал писем из Америки. Однако он отправил несколько телеграмм Лили Брик, протестуя против одиночества и своей любви.Были личные воспоминания, связанные с его визитом в Америку, и газетные сообщения. В одном сообщении говорится о довольно бурной вечеринке, организованной коммунистическим журналом New Masses, с энергичными танцами и (предположительно незаконным) питьем джина, во время которой Маяковский признался: «Да, я богема. Это моя большая проблема: сжечь все свое богемное прошлое, подняться на вершины революции ». Тем не менее, некоторые этапы его пребывания в Америке остались невыясненными. «Богема» Маяковского фактически вылилась в двухмесячный роман, результатом которого стала «американская дочь».Хотя слухи и кокетливые упоминания были обычным явлением в течение двух третей века, серьезность этих отношений и личности матери и дочери оставались почти полной тайной до начала 1990-х годов. В 1993 году, отмечая столетие Маяковского, сама дочь (которая даже помнит своего отца по встрече с ним в Ницце в возрасте двух лет!) Издала книгу. Том Патрисии Дж. Томпсон [она же Елена Маяковская] «Маяковский на Манхэттене: история любви» с отрывками из мемуаров Элли Джонс [ее матери] был издан ограниченным тиражом (West End Productions, Нью-Йорк).

Основные записи американского визита Маяковского — в остальном — конечно же художественные. Они составляют поэтический цикл «Стихотворения об Америке», впоследствии изданный отдельным сборником; и журналистский путеводитель — зарисовки, которые появлялись в различных советских изданиях, а затем были собраны и отредактированы в «Мое открытие Америки». У ряда стихотворений есть свои описательные аналоги в тексте прозы.

Стихи об Америке были написаны в основном в Америке и читались там публике, при этом «обрамляющие» стихи были написаны о путешествии («Атлантический океан») и возвращении («Домой»), а некоторые — немного позже. позже.«Атлантический океан» — это размышление о качествах океана и революции. Как и большая часть поэзии Маяковского 1920-х годов, двадцать два американских стихотворения имеют широкий диапазон и неодинаковы по качеству, выражая противоречия (как возникающие в музе Маяковского, так и отраженные в их восприятии) между часто неудержимым политико-агитационным побуждением и могущественной властью. лирический подарок. Стихотворение «Мексика» можно рассматривать как удачное сочетание этих элементов. «Бродвей» — это новаторское упражнение в городских образах и словесной игре.Однако «Бруклинский мост», на котором останки Нью-Йорка исследуются «геологом» будущего, считается высшим поэтическим достижением Маяковского.

Америка Маяковского

Путевые заметки в прозе, впервые представленные полностью в английском переводе в издании Hesperus, были написаны в спешке и опубликованы по частям — отчасти для того, чтобы помочь восстановить сильно пострадавшие финансы их автора. Мое «Открытие Америки» никогда не рекомендовалось бы в качестве надежного путеводителя по Северной Америке — и, конечно, никогда не было задумано.Маяковский был вполне способен запутать вокзалы Нью-Йорка; неспособности провести различие между реками Гудзон и Ист; и перестройки отеля «Вандербильт» (на Пятой авеню, проданного во время его пребывания) как «дворца» мисс Вандербильт (якобы утилизированного ею из-за близости презираемых малых предприятий). В этом отношении его владение английским (как и другими иностранными языками) варьировалось от почти несуществующего до довольно минимального, что позволило ему, по-видимому, перенести широко использовавшееся тогда наименование «Mac» в предполагаемое американское «приветствие» «Заработать деньги?» (Mek monei).Маяковский сильно интересуется политическими вопросами и делами профсоюзов; его репортаж об Америке естественным образом проистекает из его собственных политических взглядов и во многом зависит от ограниченных источников, на которые он опирался: американской (или в основном русской иммигрантской) коммунистической прессы и его русско-американских друзей и знакомых.

Тем не менее, Маяковский действительно дает своеобразное и импрессионистическое и, возможно, уникальное изображение Америки до депрессии середины 1920-х годов и (в первой трети повествования) Мексики.Помимо аспектов своего собственного психологического склада, Маяковский вкладывает в «Мое открытие Америки» что-то от конструктивистского подхода к «производственному искусству», вдохновляемые ЛЕФом предписания «литературы фактов» и «социальной комиссии». Эти качества не всегда рассматриваются в очень позитивном свете, особенно после того, как после 1932 года они переросли в «социалистический реализм». Здесь они становятся более привлекательными из-за более личной, широко распахнутой реакции Маяковского на то, что он наблюдал, часто выраженной через «формалистский» прием «странного» (остранения), который теперь более широко известен как «клевета».Как выразился один из более ранних комментаторов, Маяковский проявил «склонность к преувеличениям и представлению обыденного в необычном свете» — и не только обыденного, можно добавить.

Написанный, конечно (в первую очередь) для советской русской читательницы, «Мое открытие Америки» рассматривает и в основном отмечает модернизацию, индустриализацию и особенно электрификацию (Ленин — не любитель большей части творчества Маяковского — мог бы гордиться его на этот раз!). И этот советский культурный агент здесь выступает за ограниченную форму американизации СССР.У Маяковского есть видение: правильное усвоение этого «примитивного футуризма» может означать «второе открытие Америки — на благо СССР». Большая часть произведений Маяковского была написана «на полную катушку», и американский журнал о путешествиях, включающий в себя ряд «сказок» или анекдотов, часто принимает декламационный стиль («Как я рассмешил ее», действительно, читается почти как подставная -верхний монолог). Несмотря на весь пропагандистский уклон и политическую оценку (однако, не без острых социальных комментариев), большая часть этих американских мемуаров написана в ироническом тоне и с характерным для Маяковского юмором.Это качество особенно очевидно, пожалуй, в сценах в Гаване и Мексике (особенно в отрывке с боями быков), в самоуничижительном эпизоде ​​на Кони-Айленде и в комментариях об американских поездах. Тем не менее, особенно запоминаются обоюдоострые восприятие технологии и очарование феномена и зрелищности освещения.

Для читателя XXI века интерес может быть в основном связан с изображением красноречивым сторонним наблюдателем Америки (или даже, как предпочел бы Маяковский, «Америки») в определенной точке исторического и социального развития.Что даже сейчас кажется почти таким же и что — большую часть столетия спустя — изменилось? Какие из надежд, опасений или прогнозов Маяковского в какой-то мере оправдались? Американская дочь Маяковского, написавшая в 1993 году, подчеркивает, что «Маяковский писал свои наблюдения о Соединенных Штатах с жестокой честностью — честностью, которая звучит правдоподобно даже сегодня».

Мое открытие Америки также сохраняет вдохновляющую и для него экзотическую интермедию в личном, общественном и художественном развитии Маяковского до того, как нахлынувшая волна одиночества — личного, эстетического, интеллектуального, экзистенциального и политического — привела его к исполнению пророчества, предсказанного Маяковским. название его первой пьесы «Владимир Маяковский: Трагедия».

Ленты Маяковского: новый отрывок

Ленты Маяковского Роберта Литтела Ленты Маяковского Роберта Литтела оживляют бурную сталинскую эпоху и затруднения художников, попавших в нее (доступно 22 ноября 2016 г.).

В марте 1953 года четыре женщины встречаются в номере 408 московского роскошного отеля «Метрополь». Они собрались, чтобы вспомнить Владимира Маяковского, поэта, который после смерти стал национальным кумиром Советской России.Однако в жизни он был гораздо более сложной фигурой.

Дамы, каждая из которых могла бы утверждать, что была музой поэта, любили или ненавидели Маяковского на протяжении его жизни, и, собирая воедино свои противоречивые воспоминания о нем, портрет художника как молодого идеалиста. появляется. С ранних лет в качестве лидера футуристического движения и до его работы в качестве пропагандиста Революции и до цензурных битв, которые настроили его против государства (и, что более зловеще, государство против него), их воспоминания раскрывают Маяковского как страстное, сложное, сексуально одержимое существо, оказавшееся в эпицентре истории, изо всех сил пытается удержать свои идеалы перед лицом преданной революции.

ПЕРВАЯ СЕССИЯ

Революция не для слабонервных .…

Нора: Если хотите, начну с дела. Я ориентируюсь на те два недвусмысленных слова, которые они бросают на киноэкран за мгновение до того, как вспыхивают огни в доме: Конец . Вот с чего я начну —

Татьяна : Вы серьезно думаете, что конец рассказа поучительнее начала?

Нора: Не будь тупицей, Таник! Я предполагаю, что конец заметен с самого начала.И в этом смысле конец и начало чаще всего неотличимы друг от друга.

Итак: Вы знаете, что он может сделать со своим напыщенным товарищеским правительством, обеспечить им достойную жизнь. Сукин сын может засунуть это в свою нежную поэтическую жопу — вот что он может. Пизда! Укол! Подождите, я на шаг впереди вас, дамы. Вы захотите узнать, как можно одновременно быть и пиздой, и пиздой. Я допускаю, что это противоречит логике, противоречит здравому смыслу, противоречит общепринятым представлениям о мужской и женской анатомии, насколько я знаю, это противоречит гравитации, но, черт возьми, ему это удалось.Поэт был и пиздой, и пиздой, когда сделал то, что сделал с нами. Господи, когда он сделал то, что сделал со мной!

Лиля: Мне же удобнее начинать на старте:

За годы до революции наши жизненные пути время от времени пересекались, здесь и там — периодические литературные вечера в безвоздушном подвале «Бродячей собаки», пресловутые чтения стихов в Политехническом музее, которые превратились в всеобщее всеобщее обозрение. (обменялись ударами, сломаны стулья, пришлось вызывать полицию), кабаре-исполнение грузинских народных танцев вундеркинда Георгия Баланчивадзе, импровизированные пикники на Москве-реке, когда Маяковский ухаживал за моей прекрасной младшей сестрой Эльзой, ах, да , Я не должен забывать то восхитительно тайное собрание большевистского райкома на Котовской текстильной фабрике под Москвой — но я никогда не обращал на него особого внимания, возможно, потому, что он никогда не обращал на меня особого внимания, может быть, потому, что он грелся и принял это как его должное, и я никогда не отдаю должное самцу этого вида, если отказ от этого может причинить ему дискомфорт.Правда, Владимира Владимировича вроде бы больше интересовал мой муж Осип Максимович. Двое из них были призваны в 1916 году и служили в одной Петроградской мототряге. Ни один из них никогда не слышал выстрела от гнева. Их работа заключалась в том, чтобы встречать поезда, идущие с большой военной базы в Могилеве в Белоруссии, и переправлять майоров, полковников и генералов, увешанных разноцветными медалями, в большие отели города, чтобы провести ночь страсти со своими любовницами. По словам Осипа, двое шоферов проводили ночи, растянувшись на задних сиденьях французских Renaults, ожидая, когда их подопечные выйдут из того или иного роскошного отеля, а Осип читал при свете фонарика все двенадцать романов и двадцать девять рассказов. Леон Толстой и Маяковский коротают бесконечные часы за написанием стихов в своей дневной тетради.Бог знает как, но Осипу удалось дослужиться до звания комиссара, и это событие сразу отметили два водителя мотобригады, устроив запой в петроградском публичном доме. Мои Осип и Володя спорадически общались после того, как закончилась их небезызвестная военная карьера. Совсем недавно Осип организовал за свой счет напечатать несколько стихотворений Поэта в журналах и пытался организовать издание сборника стихов Маяковского в виде брошюры, что было достойно Сизифа, учитывая нормирование бумаги из-за Великая война.

Это отсутствие личной химии между нами изменило ту ночь, когда мы с Осипом появились в кафе Поэтов на Арбате в Москве для того, что было объявлено как mano a mano: два молодых титана русской поэзии будут сражаться за будущее футуризма. Я все еще могу представить сцену в главном зале кафе. Он был набит тем, что мой Осип (который, как и большинство интеллектуальных снобов, мгновенно узнает других интеллектуальных снобов, когда он вынужден тереться о них локтями), называл Великим Язычком: высокие брови, заплетенные в смирительную рубашку интеллектуала из грамматической правильности и небрежности. невежливость.Воздух был густой от сигаретного дыма, полы были усеяны окурками и пахло несвежим пивом, что и пьют «Tongue-Tied», когда им удается присвоить аванс в счет гонорара за то, что они могут или не могут на самом деле написать . Время от времени вспышки беззвучных молний, ​​свидетельствующие о далекой грозе, на долю секунды делали непрозрачными витражи в стиле модерн. Некоторые из Связанных Языком, видя вспышки света, предположили, что революция, ожидаемая в любой день, могла начаться.Увы, они ошиблись на несколько месяцев, и люди с зонтиками должны были посмеяться над ними, узнав ненастную погоду, когда увидели ее. В задней части, под освещенными штормом окнами, стояла группа факторов, жестикулирующих руками и пальцами, как если бы они были глухонемыми. Осип предположил, что они продают царские облигации для финансирования нового участка Транссибирской магистрали. Он был совершенно неправ. Оказалось, что они лучше рассчитывали, кто выйдет победителем из поэтического противостояния.

Деревянные стулья в большой квадратной комнате были расставлены так, как будто два примитивных племени столкнулись друг с другом. Немного впереди от их лагерей стояли два барных стула для директоров школ. В одном углу, в возрасте двадцати шести лет, сидел поджарый, с длинной челюстью и глубоко посаженными горящими глазами Борис Пастернак, только что прибывший в Москву на санях с Урала, все еще в длинном пальто, покрытом пылью, подбрасываемой ветром тройка лошадей. В другом углу Владимир Маяковский, enfant страшный русский поэзии, который носил чип на плече и носил гнев на рукаве, и каким-то образом умудрялся выглядеть так, как будто он только что вернулся с уличной драки.Он был на несколько лет моложе и на полголовы выше своего соперника, он был одет в поношенный городской костюм с одной из своих фирменных редис, воткнутых в петлицу — видите ли, у Маяковского была темная сторона, он утверждал, что он метафорически близок к людям и растениям. что вросло в землю. О, он определенно выделялся из толпы с желтым галстуком-бабочкой, пристегнутым к грязному картонному воротнику, подол его длинного пальто, утяжеленным засохшей грязью, его копна густых нечесанных (и предположительно немытых) черных волос спутанными, неряшливая щетина бороды на его бледных щеках.Взволнованно покачиваясь на своем барном стуле, он достал из внутреннего кармана своего длинного пальто небольшую записную книжку, смочил толстый палец толстым языком и пролистал страницы к той, которую хотел. Он долго изучал его, затем закрыл записную книжку и, прищурившись над головами Связанного Языком, прочищая горло, как будто ему нужно было откашлять препятствие в нем, он начал декламировать свое стихотворение, по очереди разглагольствуя: шепот, ярость, бормотание, насмешка, нытье, веяние, все время задыхаясь, когда он его не хватает.(У меня перехватывает дыхание, просто вспоминая это.) Я слышал, как читали стихи раньше, но никогда не было так. Казалось, он пытался поразить аудиторию своим стихотворением, взорвать культурную революцию словами, вырванными из контекста, метафорами, бросающими вызов здравому смыслу. Это было откровением того, чем могла быть поэзия, если она не была заложником напряжения, грамматики, синтаксиса, ритма, рифмы или разума, или наших жалких предубеждений о том, как должен звучать стих. Иногда это представлялось вихрем того, что нас ждет в будущем, когда революция достигнет России, а иногда — сухим порывом ветра, пробуждающим воспоминания о влюбленных, которые недавно вместе покончили жизнь самоубийством, так что их скелеты, похороненные в одном гробу, будут переплетены. вечность.Вот в чем дело: галстук Столыпина (так мы окрестили петлю палача Императорской России), нескончаемая Великая война, предгорья русских трупов, которые гунны сложили перед своими окопами вместо мешков с песком, забывчивость царя. жажда земли и хлеба и конец бойне — все это сговорилось сделать обычную поэзию бессмысленной. Ося подумал, что все дело в том, что он говорит не на ту тему и тупо пишет не на ту тему. И вдруг этот хулиганский поэт с кулаками кулачного бойца, этот непослушный эмигрант из аллегорической степи показался нужным человеком, пишущим на нужную тему оригинальным способом.Лишив поэзии ее традиционной поэтической речи, он создал свой собственный язык, который соответствовал миру, искаженному великими войнами, промышленной революцией, городскими трущобами, кишащими нищетой и нищетой. Выдуманные слова всплывали на поверхность, цитируя Маяковского, как «обнаженная проститутка, убегающая из горящего публичного дома». Стихотворение, которое он выпалил над головами Связанного языком — стихотворение, изменившее мою жизнь! — было его Облако в штанах, бредовое депоэтизированное признание мучительной любви, которое он сочинил для одной из своих бесчисленных любовниц, но в конечном итоге посвятил мне .Я наткнулся на эту маленькую деталь, когда мой Ося заплатил за издание небольшого тиража «Облака в штанах» Маяковского и обнаружил на титульном листе «Тебе, Лиля». Родители назвали меня Лили в честь одной из возлюбленных Гете, Лили Шёнеманн, но с этого момента, помазанная поэтом Маяковским, я стала Лилей для Владимира Владимировича, Лиля для Осипа, Лиля для моей сестры Эльзы, Лиля для всех. Если сегодня я Лиля для всех вас здесь, в этом гостиничном номере, то это благодаря самоотверженности Маяковского.Вот несколько линий, которые остались в моем мозгу:

В волосах моей души нет седины,

Никакого туманного мягкосердечия!

Сам звук моего голоса вызывает землетрясение

Когда я прохожу по нему — я, красивый

двадцать два года.

А, а это:

Если хотите,

Я могу быть совершенно нежным,

не мужчина, а — облако в штанах!

Уже будучи знаменитостью, Маяковский умел завладевать залом, заполненным людьми, а затем своими стихами подстрекал их к бунту.Поэт, как известно, нагло спорил с людьми, которые ему противоречили или выявляли кажущиеся несоответствия в его точке зрения. Поэтому Осип затащил меня против моей воли в кафе «Арбат» и «mano a mano». Он ожидал истерики. Он ожидал пандемониума. Он ожидал драки. Образно говоря, он ожидал, что прольется кровь, и в конце у него на ногах останется только один поэт.

Любопытно, что получилось не совсем так, как ожидал Осип.

Пастернак внимательно слушал, как Маяковский декламировал «Облако в штанах», при этом кивая, что можно было воспринять (в зависимости от того, в каком лагере вы находились) за признательность или раздражение.Воцарилась оглушительная тишина, когда он добрался до последней строчки и, лишившись энергии, снова упал на свой барный стул. Пастернак, казалось, втягивал в тишину раздувающимися ноздрями. Затем, к всеобщему недоумению зрителей, он начал медленно хлопать ладонью по колену, что можно было истолковать только как аплодисменты. «Перемежаясь с вашими бурными, несовершенными отрывками, — сказал он, — постоянно натыкаешься на фрагменты искусства, предполагающие талант, который иногда поднимается до уровня гения.Май-а-ков-скай, — добавил он, произнося каждый слог каждого слова, — это po-et’s po-et.

«Он жалкий поэт», — прорычал бородатый редактор журнала, который, как известно, ненавидел Маяковского. «Он добивается славы, как если бы она была женщиной, а затем притворяется, когда заманил ее в свою кровать, он не уверен, что она ему подходит». Слюна блеснула на двух серебряных зубах на его нижней челюсти, когда он во второй раз выплюнул слово «жалкое».

В безвоздушной комнате действительно можно было услышать, как люди с опаской затягивают сигареты.Маяковский соскользнул со стула и вошел в «Tongue-Tied», призрак усмешки был виден на его бескровных губах, его угольно-черные глаза устремились на редактора журнала, когда он схватил его за лацканы и поднял его со стула. Увидев ужас в глазах человека, Маяковский с преувеличенной мягкостью усадил его обратно на место. «Сегодня утром я наткнулся на мужчину, который просил милостыню на Арбате», — сказал он, возвращаясь к своему табурету. «Он был одет в лохмотья, которые когда-то считались армейской формой, у его ног стояла оловянная чашка для сбора денег, и он пел оперные арии а капелла настолько фальшиво, что это было жалко.И поскольку он был жалким, люди понимали, что он в отчаянии, и наклонился, чтобы дать ему монету. Если я, как он говорит, жалкий поэт, те же люди поймут, когда я прочту свои жалкие стихи на публике, в каком отчаянии я должен быть, и я заработаю себе на жизнь лучше, чем настоящий поэт вроде Пастернака ».

Удовлетворенно ухмыльнувшись, Поэт поднялся на табурет. «В любом случае, — сказал он, глядя на обидевшего редактора журнала, — ни я, ни певец на Арбате не так жалки, как редактор псевдоинтеллектуальной тряпки журнала, который честные граждане покупают, чтобы иметь запас туалетной бумаги.”

У Маяковского на ладони был перевязан язык. Подкрепленный издевательским смехом, который он спровоцировал, он закричал: «Устраивайтесь, котята мои!» И, повернувшись к Пастернаку, предложил ему процитировать то, что еще не опубликовано. Пастернак, формальный до ошибки, поклонился до пояса в стиле русского крестьянина, затем, поднявшись на ноги, сказал: «Я скажу стихотворение, которое я называю« Гамлет », а затем повторю его второй раз как При первом чтении меня никогда не понимают. Вот, — продолжил он, — датский принц Гамлет разговаривает с призраком своего отца.Или Христос, говорящий со Своим Отцом в Гефсиманском саду. Или я говорю с тобой. Кто может быть уверен? »

Пробую, стою в дверях,

Чтобы обнаружить в далеких отголосках

Что могут приготовить ближайшие годы.

Но план действий определен,

И конец запечатан безвозвратно.

Я один; все вокруг меня тонет во лжи:

Жизнь — это не прогулка по полю.

Когда он дошел до последней строчки и посмотрел вверх, я помню, как прошептала моей Осе: «Вот вам и обещанный фейерверк.”

«Подождите», — сказал он и, надеясь зажечь запал, который воспламенит пороховую бочку, Осип, которого в юности исключили из школы за распространение большевистской пропаганды, крикнул: «Предстоят дела поважнее, чем поэзия. Вместо того, чтобы убаюкивать нас своими стихами до безалкогольного ступора, подбадривайте нас своими взглядами на революцию ».

«Не заблуждайтесь, друзья, — сказал Маяковский, его глаза внезапно загорелись, — революция, а не эволюция, — это решение наших невзгод.Дело не в нетерпении. Это вопрос справедливости. Те из нас, кто видит дальше своего носа, охватывают хаос революции, мы принимаем риск революции, мы принимаем ослепительную мечту Маркса об освобождении человека от невежества, религиозного догматизма и классовой тюрьмы, в которой он родился. Революция изменит то, как мы воспринимаем этот мир, как мы относимся друг к другу, как мы любим своих возлюбленных. В постели и на работе женщины будут равны мужчинам. Это избавит художников от необходимости таскать зловонные верования, как средневековые шары и цепи.Это позволит нам выплюнуть прошлое, которое застряло, как кость, в нашем горле. Это изменит язык, который мы используем для описания мира, который мы видим. Революция — последняя надежда царской России. А революционная Россия — последняя, ​​лучшая надежда для окаменевшей ископаемой Европы ».

Это был потрясающий момент. Этот хулиган, этот хулиган, этот тюремщик, этот головорез громко говорил то, о чем многие из нас думали, но осмелился высказать только в изоляции наших квартир. Я затаил дыхание.Мне показалось, что я поймал дыхание генерала и схватил Осипа за руку, опасаясь, что в комнате не хватит кислорода для поддержания жизни. «Что не так?» он прошептал.

«Все в порядке», — пробормотал я, когда из толпы поднялась трель, напоминающая вихрь, проходящий через такелаж парусного корабля.

Пронзительный женский голос прервал суматоху. «Знаменитый анархист Михаил Бакунин предсказал, что лекарство Маркса — эта утопическая диктатура пролетариата, которую вы так нетерпеливо хотите принять, — сделает Россию еще хуже, чем при царском правлении.”

С отвращением покачав головой, Маяковский сказал: «Как известно, революция не для слабонервных, леди. У Бакунина было слабое сердце. Он потерял самообладание, когда …

***

Авторские права © 2016 Роберт Литтел.

Чтобы узнать больше или заказать копию, посетите:


Роберт Литтел — автор восемнадцати предыдущих романов, последний из которых Грязная работа и документальная книга За будущее Израиля , написанных с Шимоном Пересом, бывшим президентом Израиля.Он был награжден английским золотым кинжалом и книжной премией Los Angeles Times за свою художественную литературу. Его роман Компания был бестселлером New York Times и был адаптирован в телевизионный мини-сериал, а его роман Legends был адаптирован в телесериал.

admin

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *