Три очень страшные песни • Arzamas

У вас отключено выполнение сценариев Javascript. Измените, пожалуйста, настройки браузера.

• История
• Искусство
• Литература
• Антропология

Мне повезёт!

31 октября 2022Искусство

Хор ведьм из оперы «Макбет», колыбельная с пожеланием смерти ребенку и японская песня для игры, в которой водящий — демон. По случаю Хеллоуина попросили музыковедов и фольклористов рассказать о самых страшных песнях. Полную версию материала слушайте в приложении «Радио Arzamas»

Записали Дарья Герасименко, Дмитрий Голубовский

1Смертная колыбельная

Никита Петров, фольклорист, антрополог:

Эта колыбельная записана в Тарбагатайском районе Бурятии в 1988 году и опубликована в книге «Русский календарно-обрядовый фольклор Сибири и Дальнего Востока» в Новосибирске.  Текст, который мы с вами будем разби­рать, состоит из двух частей, что любопытно само по себе. Первая часть — это заговор от переполохов, плаксы и криксы, который матери читали своим детям, чтобы они не плакали по ночам: 

Криксы вы, плаксы,
спуги-переполохи,
лятите через девять морей.
На десятом царстве стоит дуб —
вниз вяршина,
вверх кореньям.
В етом дубу есть ляльки, няньки,
люлечки, зыбулечки  Зыбка — колыбельная.,
подсопочки шалковые,
одеялочки ковровые,
подушечки пуховые.
Там есть кому качать,
там есть кому величать…  Русский календарно-обрядовый фольклор Сибири и Дальнего Востока. Песни. Заговоры. Новосибирск, 1997.

И крикса, и плакса — это не сам ребенок, а антропоморфные, иногда зооморфные, иногда — нульморфные   То есть существа, которые представляются в непонятном образе. существа. Мать отгоняет их далеко-далеко в сказочный мир, чтобы они никогда не вернулись.

В десятом царстве есть дуб, который некоторые ученые сравнивают с мировым древом. Обратите внимание, что он стоит вниз вершиной, вверх кореньями, то есть криксы, плаксы отгоняются в иной мир, в мир мертвых. На этом дубу есть все для того, чтобы переполохи мучали ребенка, а они именно мучают, отсюда и плач по ночам.

Но это только присказка, сама страшная колыбельная впереди. Она довольно характерна для славянской, карельской и других традиций и распространена в совершенно разных вариациях буквально по всей территории России, за исключением южных районов. Давайте попробуем ее пересказать и посмо­треть, что там такого страшного:

Прилетели гуленьки,
стали гули ворковать
и сыночка качать.
Баю-баюшки-баю,
колотушек надаю.
Колотушек двадцать пять —
будет детка крепко спать.
Поскорее умри,
будет завтра мороз,
мы тебя снесем на погост,
тятька сделает гробок
из осиновых досок.
Понесем-понесем,
закопаем в чернозем.

Кстати, в некоторых текстах колыбельных члены семьи хоронят ребенка, сажают траву на могилку, пекут блины, наедаются и, довольные, уходят домой. «Баю-баюшки-баю, колотушек надаю» — то есть ребенка начинают бить. А последние строчки — это и вовсе пожелание смерти. Откуда этот мотив? Для объяснения использовались совер­шенно разные интерпретации. В частности, в XIX веке публицисты говорили, что у русского крестьянства отсутствует нравственное начало. Русскому крестьянину некогда страдать и убиваться, потому что завтра могут голодать остальные дети, а их много. И анализировали колыбельные именно таким образом: мамы, бабушки, родители, сестры пели детям такие страшные песни, потому что желали им смерти — смерть ребенка не воспри­нималась в среде русского крестьянства как нечто страшное. Это естественно-бытовое объяс­нение довольно долго доминировало в науке, но понятно, что этим все не исчерпывается.

Иногда наличие пожелания смерти в колыбельных объясняли некоторыми древними представлениями и поверьями, по которым смерть ребенка оказы­вается искуплением. Но это тоже довольно странная точка зрения: мы можем считать, что древние люди верили во что угодно, но на самом деле объясни­тельная сила такой позиции очень слаба.

Третья точка зрения связана с тем, что колыбельные довольно близки с заговорами. В нашем тексте заговор и колыбельная и вовсе соединены. Здесь логика такая: ребенок воспринимался не до конца вочеловеченным — вочело­вечивание его происходило в разные этапы. По русской традиции сначала нарекается имя, потом мать доправляет ребенку голову, чтобы она была нормальной формы, и потом он потихонечку начинает становиться человеком. Но пока он маленький, не до конца понятно, кто он: ребенок нахо­дится между миром живых и мертвых. В этом смысле колыбель, подвешенная между иконами и полом, — это тоже своего рода промежуточное положение: ребенок находится где-то посередине, поэтому он не до конца человек. Но если это так, что заставляет его кричать и плакать, что мучит бедных родителей? Вероятно, какое-то вредоносное чужое начало.

Соответ­ственно, одно из объяснений мотива смерти в колыбельных заключается в том, что выгоняли на кладбище вовсе не ребенка. На самом деле из него выгоняли некую гадость. Посмотрите на первый текст, когда крикс и плакс, спугов-переполохов, гонят за тридевять земель. Так и здесь: того, кто кричит, кто плачет, кто внутри ребенка, унесут, закопают и помянут, а ребенок оста­нется и будет нормальным.

Четвертое объяснение демонстрирует любопытную логическую конструкцию. Например, когда мы забываем какую-то вещь и возвращаемся за ней домой, всегда смотрим в зеркало или стучим три раза по дереву. Логика здесь такая: я пошел, посмотрел в зеркало и как будто бы не уходил, непра­вильный выход не засчитывается. А в колыбельной мать, пропевая пожелание смерти, как будто уже вызвала эту смерть. Это своего рода перформативный акт: смерть пришла, ребенка похоронили, помянули, могилка травой заросла, и в будущем эта смерть уже никогда не вернется. В крестьянской традиции есть такая примета: когда курица закричит петухом, это к смерти, поэтому хозяева свертывают ей голову. Логика тут тоже совершенно потрясающая: курица не может кричать петухом, а если все-таки кричит, происходит нечто необъяс­нимое и неестественное. Самое странное и неестественное — это, конечно, смерть. Суеверные хозяева берут и воплощают предсказание той самой курицы, которая как-то неудачно закричала петухом: ее убивают, а значит, смерть уже совершилась. Так и в нашей колыбельной.

Колыбельная как жанр состоит из множества разных кусочков, бывают и дополнительные фрагменты. В разных вариациях этого сюжета есть интересные детали: снесут на погост, а бабушка-старушка отрежет полотенце, накроет младенца, все поплачут-повоют и в могилу зароют; завтра у матери кисель да блины, на поминки твои отец будет делать гробок из семидесяти досок; пирогов напечем, поминать пойдем, к тебе, дитятко, зайдем. То есть перед нами пошаговое описание похоронно-поминальной обряд­ности. Это согласуется с тем, что колыбельная не только имеет психотерапев­ти­ческую для матери и ребенка функцию, но и оказывается своего рода разговором с мирозданием.

Она может также нести образова­тельную функцию. Тот, кто исполняет колыбельную, подробно и точно описывает детали окружаю­щего мира, упоминает сосед­ние деревни, города, профессии, детали быта, особенности хозяйствования и, наконец, особенности обрядов.

 

Больше страшных историй — в «Радио Arzamas»

Самые жуткие истории, которые доводилось слышать, читать и смотреть фольклористам, антропологам, филологам и киноведам

2«Кагомэ-кагомэ»

Наталья Голубинская (Клобукова), специалист по истории японской музыки:

Это песня из жанра народной игровой музыки, который называется варабэута, то есть это песенки, которые дети поют во время самых разных игр. Считается, что варабэута — самый старый вид традиционной японской музыки: он уходит своими корнями в очень глубокое прошлое, практически в архаическую исто­рию, когда не было ни музыкальных инструментов, ни той Японии, к которой мы привыкли.

В русской культуре тоже есть такие песни, но сейчас этот жанр практически выродился. В Японии он тоже почти забыт, однако какие-то отдельные песни в детском сознании сохранились: например, известная песня «Торянсэ, Торянсэ», которая играет в Киото во время работы светофоров на переход улицы.

В конце XIX века в Японию пришла западная культура пения, и долгое время песни варабэута существовали сами по себе. Но вдруг в середине ХХ века на волне общего интереса к японской культуре появилось целое движение, которое изучало старинные песни в этом жанре, сохранившиеся к тому време­ни в разных регионах страны: их публиковали, описывали, издавали ноты — вышло довольно большое собрание. Тогда же, кстати, провели классификацию этих песен, которых, как и самих игр, было очень много. Мы сегодня пого­ворим о песне с активными телодвижениями.

Игра заключалась в следующем. Ведущий — считается, что это демон (по-японски —

они), — садится в центр круга, вокруг него дети образуют хоровод и начинают медленно двигаться, при этом поют песню. В какой-то момент, когда песня уже заканчивается, демон должен угадать, кто за ним стоит. Если он уга­дывает, человек, который за ним оказывается, становится демоном, а демон слагает с себя свои почетные обязанности и становится в общий круг — песня и игра продолжаются. Текст песни звучал следующим образом:

Кагомэ, кагомэ, птичка в клетке.
Когда же, когда же она ее покинет?
Может быть, во тьме ночной сгинут аист с черепахой.
Кто же за твоей спиной? 

На первый взгляд, ничего пугающего здесь нет, но напомню, что водящий играет роль демона. Демон — это всегда страшно, потому что это сверхъесте­ственное существо, которое оказывается в непосредственной близости от нас. Тем более мы не знаем, где он: демон может быть в любом месте, а все непо­нятное и неизвестное нас пугает.

Вообще говоря, кагомэ переводится с японского как «отверстие в корзине». Причем тут «птичка в клетке»? Клетка делается в виде корзины, и если в корзине, в этой птичьей клетке, есть отверстие, птичка сможет вылететь: «Когда же, когда же она ее покинет?» Существо, которое живет в каком-то одном мире, покидая его, тем самым переходит некую границу — в этом случае границу между двумя мирами, — а это тоже всегда пугает. То  есть эти с виду невинные слова на самом деле о взаимосвязи между миром людей и миром сверхъестественных существ. Эта дыра в корзине как раз и есть, как мы бы сейчас сказали, портал, место пере­хода от одного мира к другому, что тоже всегда страшно, потому что непо­нятно, как это работает.

«Может быть, во тьме ночной сгинут аист с черепахой» — в тексте используется глагол

собэтта («поскользнуться»), то есть, может быть, они поскользнутся на какой-то скользкой дороге, упадут и погибнут. Аист и черепаха — это благо­пожелательные символы, которые в японской культуре означают здоровье, счастье и долголетие. Здесь во тьме ночной аист и черепаха погибают, то есть те создания, которые несут нам любовь, счастье и здоровье, исчезают. И это тоже страшно: мы остаемся без поддержки высших существ, которые к нам хорошо настроены. Здесь еще можно добавить, что кагомэ на некоторых японских диалектах означает «беременная женщина». В песне может быть отсылка и на это: пока ребенок в утробе матери, ему там хорошо и спокойно, но вот наступает момент, когда нужно выйти в этот пугающий мир.  

Наконец, самая последняя строчка вообще страшная: «Кто же за твоей спиной?» Самый пугающий момент в любой истории, рассказе или фильме — когда герой не подозревает о том, что у него за спиной что-то происходит. Мы всегда очень боимся, что у нас за спиной начнется какая-нибудь неприят­ная история, а мы ее не увидим и не почувствуем. Здесь то же самое: кто за твоей спиной, что за события за твоей спиной — они скоро произойдут, а ты не успеешь среагировать. Есть еще одна довольно глубокая отсылка. Дело в том, что у казненного человека голова как бы сворачивается за спину, то есть здесь можно усмотреть и такой страшный смысл: у тебя голова за спиной, то есть тебя казнили, ты погиб. Отсюда и все разговоры о потустороннем и переходе в другой мир, как в стихотворении, которое слагает самурай перед казнью: «Слышу кукушку — о кукушка, в другой стране дослу­шаю твою песню». Здесь голос кукушки — проводник из мира живых в мир мертвых. Казалось бы, совершенно невинная детская песенка, а сколько в ней страшного.  

Но не хочется заканчивать на такой трагической ноте: дело в том, что в этих песнях мы и изживаем наши детские страхи. То есть все здесь направлено на то, чтобы этот страх прожить, пережить и победить. В конечном итоге в этом заключается смысл любой детской игры. Вот, например, когда я была девочкой, мы игра­ли в прятки, и, если хотелось выйти из игры на какое-то время, мы гово­рили: «Чур меня! Чур меня! Я на чуриках!» Наверняка вам знакомо такое слово, как «пращур» — «очень далекий предок». «Чур» — это тот самый пращур, который меня хранит, защищает и спасает, поэтому я неприкос­но­венен для всех остальных — меня как бы нет в этой игре. Мы обращаемся к добрым родовым божествам, которые, естественно, возьмут нас под свою защиту, и таким образом получаем дополнительные силы, чтобы потом опять вступить в игру. То есть здесь заложены очень глубокие смыслы, и это то наследство, которое и японским детям, и нам, русским детям, передали наши предки, чтобы мы изживали свои страхи, проходили сквозь них и жили дальше долго и счастливо.

3«Хор ведьм»

Марина Раку, музыковед: 

Как изобразить зло в музыке, задача довольно понятная: для нее есть мно­жество решений. Все они стремятся вызвать воспоминания о пережитом страхе, внезапности или неизвестности. Зло в музыке нередко запугивает нас намеренно. Мировая популярность темы нашествия из Ленинградской симфо­нии Шостаковича тем, наверное, и объясняется. Ее обаяние заключается в том, что, будучи образом зла, она собрана из поразительно несочетаемых элемен­тов. Точнее было бы сказать, что это образ нечисти, постепенно заполняющей вселенную. Но зло у Шостаковича вырастает из другой традиции, и традиция эта очень представительна.

Правда, нечисть в музыке не всегда выглядит зловеще. Вспомним хотя бы подобное сборище в «Вальпургиевой ночи» из оперы «Фауст» Шарля Гуно. Состав его участников подробно описан в одноименной трагедии Гете: все эти бесы и бесенята, суккубы и инкубы скачут, машут хвостами и беззаботно сношаются. Эта, казалось бы, пучина зла, в которую попадает нагрешивший сверх всякой меры Фауст, существует как особая форма бытия — пусть иномирной, но жизни. И ее неотъемлемая черта — веселость.

Гуно в финале своей оперы на гетевский сюжет это чувство витальности переплавляет в образы бессмертия красоты и всесилия эроса: они просто-таки пышут оптимизмом. Понятно, что он переводит всю сцену на язык классиче­ского балета. Тот еще не давал ему особенных средств для изображения ужасного или безобразного, но в том, как звучит эта музыка, можно усмотреть настоящее любование подлинного романтика фантастикой инобытия, увлече­ние этой довольно новой для искусства темой. Вот таков он, Хеллоуин второй половины XIX века, увиденный глазами парижанина и эстета Гуно. 

Лет за 20 до того на оперных сценах прошла премьера оперы Верди «Макбет». На первых же страницах либретто появляются ведьмы — вершительницы судеб героев. Возникают они из темных мхов ночного леса, мглистых расщелин, влажного тумана. Это ветхие старушки, равнодушно прозревающие будущее, брезг­ливо, как гнилое тряпье, перебирающие его подробности. Сюжет трагедии «Макбет» Шекспира известен многим. И, надо сказать, одна из ранних опер Джузеппе Верди мало от него отступает. В его сочинении воспроизводятся практически все основные подробности этого текста. Ведьмы, предстающие и у Шекспира, и у Верди обманщицами, на самом деле говорят только правду. Однако не всю: они поджидают Макбета и его спутников, военачальников и друзей, чтобы сообщить им о будущих свершениях и победах, о том, как высоко они вознесутся, но до поры умалчивают о том, какое непомерное бремя расплаты упадет на плечи каждого из них.

В отличие от незваных фаустовских приятелей, брызжущих жизнью, ведьмы гипнотизируют близостью смерти, деловито распределяя обстоятельства, часы и даты — каждому свои. В их невнятном бормотании чудится слабый проблеск надежды, возможность иной участи, но разве кто-то уходил от смерти? Вот они и посмеиваются над жалкими душонками, ищущими чуда, беззлобно хихи­кают, продолжая подсчитывать земную убыль.

Бухгалтерия этих ведьм сводится к тому, что, чего бы человек ни достигал, финал известен. Я зачитаю подстроч­ник, то есть тот самый текст, который звучит в опере Верди на итальянском языке.

Уж разошлися все. Встретимся снова
при блеске молний здесь, под шум громовый.
Да, удалились все — скорей бежим!
Пускай свершится судеб повеленье.
Скоро Макбет к нам прибудет опять,
Станет оракул он наш вопрошать.

Они готовы к новой встрече, и встреча эта, быть может, самое забавное и веселое приключение, которое они ожидают с большим нетерпением. Веселые, в общем-то, предвестники грядущего ужаса, они изъясняются на языке музыкального комизма. Здесь использованы самые традиционные музыкальные приемы: например, стаккато — отрывистое звучание, напоми­нающее цоканье языком; смешки-форшлаги, когда соседний звук задевается как бы невзначай и срывается в основной; неожиданные акценты, ударяющие ноту, словно воссоздавая прихрамывание на одну ногу. И их гротескная речь звучит на фоне бессловесного мычания орды оркестровых инструментов — скребущихся, посвистывающих, в припадке заходящихся истеричными трелями.

Весь этот черный юмор делает судьбу героев абсолютно предсказуемой, как бы они ни пытались ее оспорить. Зло здесь равнодушно, бессмысленно и неизбеж­но, но оно показано как неотъемлемая часть жизни. Об этом, собственно говоря, и пытались сообщить нам Шекспир и Шостакович, Гете и Гуно, Верди и многие другие смельчаки, безбоязненно вглядывавшиеся в мерзкую рожу вселенской нечисти.

 

Три страшные истории о духах

Нечистый дух, ругающийся матом, одержимость джинном и танец смерти улейских девушек

 

Три очень страшные сцены из фильмов ужасов

Хичкок, Фульчи и Ханеке: силуэт с ножом в душе, мячик для гольфа и древесная щепка

 

10 страшных отрывков из мировой литературы

От «Карлика Носа» до «Гарри Поттера»

Изображения: Странные сестры. Картина Иоганна Генриха Фюсли. Около 1783 года
Royal Shakespeare Company Collection

Теги

Музыка
Фольклор

микрорубрики

Ежедневные короткие материалы, которые мы выпускали последние три года

Поздравление дня

Честное от Аллы Пугачевой

Фотоальбом дня

С парижскими куртизанками

Патент дня

Искусственная рука

Архив

Литература

Как добивались успеха Чичиков, Вера Павловна, Левин и другие персонажи

О проектеЛицензияПолитика конфиденциальностиОбратная связь

Радио ArzamasГусьгусьСтикеры Arzamas

ОдноклассникиVKYouTubeПодкастыTwitterTelegramRSS

История, литература, искусство в лекциях, шпаргалках, играх и ответах экспертов: новые знания каждый день

© Arzamas 2023. Все права защищены

Пожелание смерти в колыбельных: (о загадке русского детского фольклора, фрагменты)

       «Безусловно справедливо утверждение Г.А. Барташевич, что «в основе колыбельной поэзии лежит первобытный рационализм». Более ста лет вызывает споры учёных мотив пожелания смерти ребенку в некоторых колыбельных песнях. В 70-х годах 19 века реакционная публицистика использовала этот мотив, чтобы доказать отсутствие нравственного начала у русского крестьянства. Против этого резко выступил Н. Л-ий (очевидно, Левицкий). /…/
      И дальше он объясняет «отсутствие» переживаний у крестьянина: «Ему просто некогда страдать и убиваться, завтра же могут голодать остальные дети, если он сейчас не оставит всё и не возьмётся за работу.» /../  Анализ колыбельных песен привёл его к выводу: «Что народ любит и ценит детей — это уже доказывается тем, что он посвятил им целую особую поэзию» (Харьковский сборник, 1888, с.189-190).
       Теми же причинами объясняли появление данного мотива О. И. Капица, Е.В. Гиппиус, Э.В. Померанцева, Г.Г. Шаповалова. Н.М. Элиаш видела в мотиве пожелания смерти ребенку «отзвуки древних представлений, древних поверий об искупительной силе детского страдания и смерти». Генетическим родством с заговором объясняет этот мотив В.П. Аникин. Он утверждает, что таким образом матери боролись за жизнь и здоровье своих детей, старались как бы обмануть злые силы. А.Н. Мартынова, ставя под сомнение утверждение С.М. Соловьёва, что на Руси не было обычая убивать слабых, увечных и «лишних» детей, полагает, что именно таким и незаконнорожденным детям матери желали смерти, что продиктованы «эти песни были гуманными чувствами, желанием избавить ребенка от мук болезни и голода». Она утверждает: «Анализ текстов показывает, что пожелание смерти выражено вполне определённо, почти всегда устойчивыми традиционными формулами, и не может быть истолковано как иносказание». 

       Исследовательница за основу берет близость колыбельной песни к заговору. Следовательно, и под «традиционными формулами» имеет в виду заговорные формулы. Для колыбельной более характерна импровизированность, а не формульность. Приведенные её примеры («Бай да люли, хоть сегодня помри», «Бай, бай, бай, хоть сегодня умирай», «Спи-ко, Тоня, на два дни, а на третьем на дровни») даже стилистически далеки от заговоров. В них нет даже императивной формы, характерной для заговорной лексики, не говоря уже о более тонких отличиях. Во многих песнях этой группы зримы игровое начало, юмористическая и даже сатирическая направленность.»

Мельников М.Н. Русский детский фольклор. М.:Просвещение,1987. с.22-24.

—

       Колыбельная песня отражает и другое настроение матери. Раздраженная криком непокойного*/*=неспокойного, устаревшее выражение — д.д./ ребенка, мать сулит ему колотушки:
                Баю-баюшки, баю,
                Колотушек надаю,
                Колотушек двадцать пять,
                Будет Ваня лучше спать.
       В тяжелых условиях крестьянской жизни, когда женщина обременена заботами и работой, нередко грудной ребенок даёт мало радости, особенно если дети часты и их много, как это бывает нередко в крестьянских семьях.
                Спи, дитя моё мило,
                Будет к осени друго,
                К именинам третьё,
жалуется крестьянка и продолжает:
                Седни Ванюшка помрет,
                Завтра похороны,
                Будем Ваню хоронить,
                В большой колокол звонить.
                /Записано Калинниковым в Архангельской губ., Онежском уезде. 1912 г./
       Картинно изображаются похороны ребенка в следующей песне:
                Бай, бай да люли,
                Хоть сегодня умри. 
                Сколочу тебе гробок 
                Из дубовых досок.
                Завтра мороз,
                Снесут на погост.
                Бабушка-старушка,
                Отрежь полотенце,
                Накрыть младенца.
                Мы поплачем, повоем,
                В могилу зароем.
                /Бессонов П. Детские песни. 1868./
         Нужно отметить ещё колыбельные песни, в которых отразилось религиозное настроение матери: на ребенка призывается благословение бога, ангелов и святых, а пожелание смерти облекается в иную форму, спрашивается: «Нет ли местечка в раю?» (для ребенка).
/…/
         Пугать шаловливого, непослушного ребенка — это приём мало, быть может, педагогический, но у всех народов издавна вошедший в обычай. Пугают ребенка в русском крестьянском быту и «серым волком», и «букой» и другими страшными для ребенка существами:
                Придет серенький волчок,
                Схватит Катю за бочок,
                Утащит её в лесок,
                Закопает в песок,
                Станут Катеньку искать
                По болотам, по мохам,
                Всё по ракитовым кустам.
                /Добряков Г. Колыбельные песни. // Вестник Европы, 1914, №8. с.145-156./
        Приводим для параллели моравско-силезскую колыбельную: 
                Баю, дитятко,
                Качаю тебя,
                Чтоб ты спало,
                Не плакало
                И матушке
                Покой дало.
                Бросим тебя в пруд,
                В Дунай реку,
                Хватай его водяной.

Капица О.И. Детский фольклор. Л.: «Прибой»,1928. с.41-42, 48-49.

—

43.
Баю, бай да люли,
Хоть теперь умри,
Завтра у матери кисель да блины, —
То поминки твои.
Сделаем гробок
Из семидесяти досок,
Выкопаем могилку
На плешивой горе,
На плешивой горе,
На господской стороне.
В лес по ягоды пойдём,
К тебе, дитятко, зайдём.

44.
Баю, бай,
Хоть завтра помирай.
Пирогов напечём,
Поминать пойдём,
К тебе дитятко, зайдём.

45.
Ой, люли, люли, люли,
Ты сегодня умри,
Завтра похороны,
На погост понесём,
Пирогов напекём,
Со малиной,
Со гречневым крупам,
Будем Шуру поминать,
Себе брюхо набивать.

46.
Баюшки, баю!
Колотушек надаю.
Бай да люли!
Хоть ныне умри.
У нас гречиха на току,
Я блинов напеку,
Я тебя, дитятку,
На погост поволоку.
Завтра мороз,
А тебя на погост,
Я соломы насеку,
Я блинов напеку.
Пойду дитятку поминать,
Попу брюхо набивать.

47.
Баюшки, баю!
Не ложися на краю.
Заутро мороз,
А тебя на погост!
Дедушка придёт,
Гробок принесёт,
Бабушка придёт,
Холстинки принесёт,
Матушка придёт,
Голосочек проведёт,
Батюшка придёт,
На погост отнесёт.
Баюшки, баю,
Колотушек надаю!

Мельников М.Н. Русский детский фольклор. М.:Просвещение,1987. с.163-164.

На мой вгляд, «пожелание смерти» больше похоже на угрозу, принуждение к послушанию. Угрожать «серым волком» это почти тоже, что говорить «ты завтра умрёшь». Это сейчас для нас волк — забавное существо из мультиков. (д.д.)

12 кошмарных колыбельных со всего мира

Матери повсюду поют младенцам, чтобы убаюкать их. Но песни, которые мы поем, иногда менее чем утешительны. Рассмотрим, например, первый куплет песни Rockabye Baby, , который заканчивается тем, что ребенок падает с дерева.

Как и в оригинальных версиях большинства сказок, во многих традиционных песнях, которые мы поем нашим детям, есть мрачная подоплека. А стремление успокоить малышей жуткими песнями, по-видимому, встречается почти везде. Нужны доказательства? Вот 12 приятных, но кошмарных колыбельных песен со всего мира.

Кошмарные колыбельные со всего света: Исландия

Если говорить о жутких колыбельных, то Исландия может оказаться на первом месте. Вот 2 примера:

Bíum, Bíum, Bambalóu

Bíum bíum bambalo /Bambaló og dillidillidó/Мой маленький друг, которого я убаюкиваю отдохнуть/ Но снаружи в окне маячит лицо.

Sofðu unga ástin min

Название этой песни переводится как «Спи, моя юная любовь» или «Спи, моя юная дорогая». Это звучит достаточно безобидно, но предыстория делает это совсем не так. Первоначально он был написан для пьесы о самых известных преступниках Исландии, Фьялле-Эйвиндуре и его жене Халле. В пьесе Халла поет ее своей новорожденной дочери. . . прямо перед тем, как она сбрасывает ребенка с водопада, чтобы продолжать ускользать от властей. Спи, мой юный милый, в самом деле.

Россия:

Баю Баюшки Баю

Кто боится большого злого волка? Ваш ребенок, если вы споете им перед сном эту популярную русскую колыбельную. Вот перевод:

Детка, детка, пока-пока
На краю нельзя лежать
А то придет серый волк
И ущипнет тебя за живот,
Утащить тебя в лес
Под корень ивы.

Бразилия: Нана Ненем

Вот перевод через Mental Floss:

Тише, малышка
Кука идет за тобой,
Папа пошла в поле, мама пошла работать.

Чернолицый бык,
Возьми этого ребенка
Кто боится гримас.

Призрак
Слезь с крыши
Пусть этот ребенок спит спокойно.

В последнем куплете песни Bicho Papão — это чудовище, меняющее форму, которое превращается в то, чего ребенок боится больше всего.

Испания: Дуэрмете Ми Ниньо

Взгляните:

Спи, детка,
Спи, детка , делай!
Призрак идет
И он заберет тебя.

Спи мой малыш,
Спи, малыш , делай!
Призрак идет
И он тебя съест.

«Призрак» в этой песне — это кокос, легендарный монстр, родившийся в Испании и Португалии. Никто точно не знает, как это выглядит. Но он прячется в шкафу, под кроватью. . . в основном везде, где вы боялись, что монстр спрячется, когда вы были ребенком.

Гаити: Dodo ti pitit manman

Припев этой песни говорит сам за себя. Это переводится как «Если ты не будешь спать, краб тебя съест».

Канада: Par les chemins creux de la lande

Если перспектива быть утащенным крокодилом или гигантским крабом не убаюкивает вашу маленькую возлюбленную, наверняка оборотни сделают свое дело, верно?

Переведенная выдержка:

 В пустых тропах болот,
Черные гоблины, оборотни,
Ночью, в сарабанде*
Гоняться друг за другом как сумасшедшие.
Я слышу шум около двери,
Закрой глаза, мой мальчик
Мерзкий оборотень уносит
Детей, которые не спят.

Тринидад: Додо пити попо

Спи, малыш,
Малыш не хочет спать.
Джамби съест его
Сукуянт высосет его кровь.

А джамби — тип демона или злого призрака. Сукуян — это тип вампира-ведьмы, который высасывает кровь спящих жертв и обменивает ее на злые силы демона.

Знаете, как раз то, о чем вы хотите, чтобы маленький ребенок думал, пока засыпает. . .

Таиланд: Non saa laa, lap taa mae si kom

Это традиционная колыбельная из региона Исан в Таиланде. Она поется на лаосском языке.

Эта песня продолжает тенденцию угрожать вашему ребенку каким-то сверхъестественным вредом, если он уже просто не ляжет спать:

Если вы не будете спать, призрачные кошки будут кусать вас за щеки.
Если вы не закроете глаза, крошечные цыплята их клюнут.

Здесь можно прослушать запись песни.

Турция: Incili Bebek Ninnisi

Эта традиционная турецкая колыбельная рассказывает историю пары, которая наконец зачала ребенка после многих лет бесплодия после того, как муж пообещал принести в жертву 3 верблюдов.

Но после рождения ребенка мужчина нарушил свое обещание. И вот, налетели черные орлы, отобрали ребенка у матери и растерзали. Событие описано в графических подробностях для детской песенки:

Над черными птицами, восходящими,
Плоть моего ребенка разрывается,
И весь мир прислушивается.
Спи, малыш, спи

Мне не удалось найти аудио или видео для этого, но вы можете найти полный текст и больше об этой истории здесь [PDF].

Ninna Nanna Песня из Южной Италии

ninna nanna — это просто итальянская колыбельная. Некоторые из них милые, некоторые, кажется, созданы для того, чтобы у ваших детей было много материала для терапии в более позднем возрасте, а некоторые, кажется, созданы для того, чтобы вызывать кошмары. Я не уверен, как называется эта старая песня, но этот перевод из журнала «Устный перевод» создает впечатление, что она предназначена для того, чтобы напугать маленьких детей, достаточно взрослых, чтобы понимать текст. В конце концов, нет ничего лучше, чем представить себя заживо съеденным волком, чтобы помочь вам уснуть:

Рок-а-пока и рок-а-пока,
волк съел овцу. о-о…
Овечка моя, что ты делала
, когда очутилась в пасти волка? о-о …

Волк предатель и пожиратель
съел всего барашка, о-о…
от барашка только
шкура да рога и больше ничего не осталось. o-o

Шотландия:

Griogal Cridhe   или  Ba Mo Leanabh

Хотя у меня нет стада овец/ Ты, малышка, можешь заснуть./ Дорогая, из людей большого мира/ Вчера пролили твою кровь/ Они положили Твоя голова на дубовом столбе/ Недалеко от твоего трупа. . ».

Если непонятно, то «голова на дубовом столбе» здесь принадлежит отцу ребенка, которого усыпляют.

Сладких снов всем . . . или мы должны сказать Покойся с миром?

Знаете ли вы какие-нибудь жуткие колыбельные, не упомянутые здесь? Дайте нам знать об этом в комментариях!

Жуткая колыбель: тревожные традиционные колыбельные, которые поют по всему миру

Сладкие сны или кошмары — пугаем ли мы наших детей?

Вы когда-нибудь думали о текстах, которые поют в колыбельных? Хотя доказано, что колыбельные помогают детям заснуть, если вы обратите внимание на слова, которые поются в этих традиционных песнях, они часто больше тревожат, чем успокаивают.

Если посмотреть на колыбельные со всего мира, жуткие тексты являются повсеместно распространенной темой, несмотря на то, что они возникли во времена, когда еще не было глобальной коммуникации. Как мы все знаем, уговорить младенцев спать не всегда легко, и любой родитель расскажет вам о своем отчаянии, пытаясь успокоить беспокойного ребенка. Традиционная колыбельная выдержала испытание временем как способ расслабиться перед сном, но не пугаем ли мы детей? Уберите успокаивающие, мелодичные тона из колыбельных, и у нас останутся действительно жуткие тексты…

• Английские детские стишки с неожиданным и иногда тревожным историческим происхождением
• Причудливая сказка древнего фольклора: Василиса Прекрасная и Баба Яга

Колыбельная феи Хайленда

Например, шотландская мелодия под названием «Колыбельная феи Хайленда» исключительно красива для слуха, но текст совсем другой. Хотя нет большого злого волка, который приходит и крадет ребенка, Фея Хайленда кажется похитителем детей, действующей, пока родитель ушел собирать фрукты. Просто посмотрите первые два куплета:

«Я оставила своего ребенка лежать здесь,
лежать здесь, лежать здесь
Я оставила своего ребенка лежать там
Пойти собирать чернику.

Я нашел след маленькой коричневой выдры
След выдры, след выдры
Я нашел след крошечной коричневой выдры
Но ни следа моего малыша, О!»

-первые два куплета «Колыбельной феи Хайленда»

Колыбельная феи Хайленда. (Автор предоставлен)

Колыбельная горной феи была впервые напечатана в начале 1800-х годов, но неизвестно, как долго она существовала до того, как была напечатана. Как следует из названия, он берет свое начало в горной местности Шотландии.

Идея песни основана на традиции фей, которые похищали младенцев и иногда оставляли на их месте «подменыша». Есть много историй о том, как это происходило, часто свидетельством является то, что ребенок внезапно изменился в характере, стал непослушным, темпераментным, необщительным, и с ним было очень трудно жить. Говорят, что некоторые из этих историй, возможно, помогли людям справиться с состояниями, которые они не могли понять, например, с аутизмом и нервными расстройствами.

Bíum Bíum Bambaló: Неизвестная угроза

Исландская группа Sigur Rós создала собственную эпическую версию Bium Bíum Bambaló, традиционной колыбельной. Говорят, что название произведения — это имя того, что ждет снаружи, скрываясь за теми, кто не остается в постели.

«Bíum bíum bambaló,
Bambaló and dillidillidó
Мой маленький друг, которого я убаюкиваю
Но снаружи в окне маячит лицо

Когда бушуют жестокие бури
И метель тёмная нависает над головой,
Я зажгу пять свечей
И прогоню зимние тени»

— английский перевод последних двух куплетов «Bíum Bíum Bambaló»

«Bíum Bíum Bambaló» (предоставлен автором)

Говорят, что эта песня изначально был написан для пьесы ‘ Fjalla-Eyvindur’, это популярная колыбельная, но нервирует предыстория: в Fjalla-Eyvindur человек, поющий эту песню, — его жена Халла, которая убаюкивает своего ребенка, прежде чем утопить его в водопаде Барнафосс, поэтому она могла присоединиться к своему мужу, который был в бегах от властей.

Австралийская сказка об ужасах

У австралийцев есть веселая песня, которая поможет вашим малышам уснуть. Очаруйте их сказкой о двух маленьких детях, которых бросили на произвол судьбы в лесу. А потом умирает. Спи сладко!

О, друзья мои, разве вы не знаете
Как давно
Жили-были двое маленьких детей
Чьих имен я не знаю?

[…] И рыдали, и вздыхали
И горько плакали
пока наконец не устали
И лег и умер.

[…] Ой, детки в лесу,
Бедные детки в лесу,
Как грустна история
О детки в лесу.

— выдержки из « Малыши в лесу»

• Кто боится большого злого волка? Страшный зверь в легендах и сказках всего мира
• Патасола: разрушительная роковая женщина южноамериканских джунглей

‘ Детки в лесу». (Автор предоставил)

Лело Ледунг: Гигантский хит в Индонезии

С острова Ява в Индонезии Лело Ледунг рассказывает о великане, ищущем плачущих детей. Лучше помолчать и, может быть, заснуть…

«[…] Пожалуйста, тише… дитя мое…
Там полная луна,
Как голова страшного великана
Тот, кто ищет плачущего ребенка.

Так лело…лело…лело ледунг…
Пожалуйста, тише, мое прекрасное дитя
Я ношу тебя на перевязи
Если ты будешь продолжать плакать, я буду нервничать”

— два последних стиха «Лело Ледунг»

«Лело Ледунг». (Автор предоставил)

С индонезийского острова Ява. Эта колыбельная предназначена специально для маленьких девочек.

Баю Баюшки Баю: Держись подальше от края кровати!

Вы когда-нибудь спали на краю кровати? Те, кто вырос в России и Белоруссии, вряд ли, им каждую бессонную ночь напоминали о последствиях. Оставайтесь на месте и оставайтесь в середине кровати! Вас предупредили…

«Спи, спи, спи
Не ложись слишком близко к краю кровати
Не то придет серый волк
И схватит тебя за бок,
Затащит в лес
Под корень ивы».

  — «Баю Баюшки Баю»

• Остерегайтесь вендиго: ужасного зверя из индейских легенд с ненасытной жаждой поглотить человечество
• Сказка об Иване Царевиче, Жар-птице и Сером волке

«Баю Баюшки Баю». (Автор предоставил)

Происхождение этой колыбельной неизвестно, но она является одной из самых популярных в России и до сих пор широко поется.

Поскольку ночное время всегда ассоциировалось с темнотой и страхом, это может объяснить угрожающие темы в колыбельных, или они просто способ для родителей, которые чувствуют себя взвинченными своими бессонными детьми, облегчить свое разочарование, напевая слова песни страшная природа?

Каким бы ни было объяснение — повторяющийся ритм колыбельной придает определенное гипнотическое качество и обеспечивает ассоциацию между песнями и сном. Мы собрали самые жуткие колыбельные со всего мира на одной интерактивной карте, которую вы можете исследовать.