Почему жена писателя годами терпела соперницу в своем доме

Иван Бунин с женой Верой, 1907 | Фото: mirtesen.ru

84 года назад Иван Бунин стал лауреатом Нобелевской премии по литературе. Во многом он был этому обязан своей супруге, Вере Муромцевой, которую называют идеальной писательской женой, создавшей все условия для творческой реализации мужа. Однако на церемонии награждения с ним рядом стояла не только она, но и ее молодая соперница, поэтесса Галина Кузнецова. Долгие годы Вера Бунина мирилась с ее присутствием в их доме, прекрасно понимая абсурдность и драматизм ситуации. Но у нее были на то свои причины.

Вера Николаевна Бунина (Муромцева) | Фото: liveinternet.ru

Вера Муромцева стала третьей женой писателя. На тот момент ему было 36 лет, ей – на 10 лет меньше. Спокойная, рассудительная и уравновешенная Вера не была похожа ни на одну из тех женщин, которыми Бунин увлекался раньше.

Ее сдержанность многим казалась холодностью и отстраненностью, но на самом деле это было продиктовано воспитанностью – Вера выросла в аристократической семье и получила хорошее образование. По ее признанию, она «никогда не хотела связывать своей жизни с писателем. В то время почти о всех писателях рассказывали, что у них вечные романы и у некоторых по нескольку жен».

Писатель, источником вдохновения для которого часто служили личные драмы | Фото: gq.ru

Они познакомились в 1906 г., а в следующем году отправились вместе в путешествие по странам Востока – Египту, Сирии и Палестине. С этой поездки и началась их совместная жизнь, хотя официально они стали мужем и женой только в 1922 г. Их первые годы были счастливыми и безмятежными – Бунин много писал, она всегда находилась рядом, умея при этом быть незаметной.

Иван Бунин с женой Верой, 1907 | Фото: mirtesen.ru

Вера и Иван Бунины | Фото: personallife.

ru

Осень и зиму 1917-1918 гг. Бунины провели в Москве, где «мимо их окон вдоль Поварской гремело орудие», а весной уехали в Одессу. Революционных событий писатель не принял, и через полгода они отправились в Константинополь, а оттуда – в Париж. Бунин говорил Вере Николаевне, что «он не может жить в новом мире, что он принадлежит к старому миру, к миру Гончарова, Толстого, Москвы, Петербурга; что поэзия только там, а в новом мире он не улавливает ее». Больше на родину он не вернулся никогда.

Вера и Иван Бунины | Фото: bunin.velchel.ru

Бунины поселились в Грассе, на юге Франции. Только здесь, спустя 16 лет совместной жизни, они наконец обвенчались. Однако в их отношениях наступило заметное охлаждение. А в 1927 г. разразилась драма, которая имела катастрофические последствия для всех ее участников. Бунин познакомился с поэтессой Галиной Кузнецовой, которая была моложе него на 30 лет, и влюбился без памяти.

Девушка ответила ему взаимностью, ушла от своего мужа и поселилась в доме писателя. Бунин тогда сказал супруге: «Галя – моя ученица. Я буду учить ее писать стихи».

Галина Кузнецова, 1934 и 1931 гг. | Фото: coollib.net и russkiymir.ru

Вера Николаевна прекрасно понимала, какие отношения связывают ее мужа с Галиной Кузнецовой. Но она также знала и о том, что Бунин не может оставить ее саму и обходиться без ее молчаливого участия, заботы и дружеской поддержки. Поэтому Вера поступила так, как в ее ситуации вряд ли бы повела себя хоть одна женщина: она гостеприимно приняла в своем доме молодую соперницу и стала жить с ней рядом под одной крышей. Этот странный союз просуществовал 7 лет. В 1929 г. Вера Бунина записала в дневнике: «

Я вдруг поняла, что не имею права мешать Яну любить, кого он хочет… Только бы от этой любви было ему сладостно на душе».

Писатель, источником вдохновения для которого часто служили личные драмы | Фото: bunin. velchel.ru и gq.ru

В эмигрантской среде эта скандальная ситуация вызывала много кривотолков. Многие обвиняли Бунина в безнравственности и сумасшествии. Некоторые укоряли Веру Николаевну, за то, что позволила так с собой обойтись и смирилась с таким положением вещей. Единицы могли понять ее и восхищались ее поведением. Так, Марина Цветаева писала: «Вера стерпела – и приняла. Все ее судят, я восхищаюсь. Бунин без нее, Веры, не может – значит осталась: поступила как мать…». Сам же писатель на вопрос о том, любит ли он свою жену, отвечал: «

Любить Веру? Это все равно, что любить свою руку или ногу». А для творчества нужны были совсем другие чувства.

И. Бунин, Г. Кузнецова, В. Бунина, Л. Зуров. Грасс, 1932 | Фото: mirtesen.ru

Атмосфера в доме была очень нездоровой: все обо всем знали, но соблюдали внешние приличия. И так длилось до тех пор, пока Галина не ушла от писателя… к другой женщине. Ее сердце покорила оперная певица Марга Степун, и их отношения зашли так далеко, что они решили жить вместе. А поскольку ни денег, ни жилья у них не было, они поселились в доме Буниных. С тех пор жизнь всех обитателей этого дома превратилась в сущий ад. Любовный треугольник стал многоугольником. К тому же с 1929 г. в доме Буниных жил писатель-эмигрант Леонид Зуров. Он был безответно влюблен в Веру Николаевну, она же воспринимала его, как сына, из-за чего он неоднократно пытался покончить с собой. Бунин сходил с ума от ревности и был на грани помешательства, но именно тогда он создал прекрасный цикл рассказов «Темные аллеи».

Слева – Галина Кузнецова, Иван Бунин и Вера Муромцева. Справа – Иван Бунин, Марга Степун, Леонид Зуров, Галина Кузнецова (сидит) | Фото: mtdata.ru и liveinternet.ru

Марга и Галя покинули Грасс только в 1942 г. Остаток жизни они провели вместе в Америке и Европе. А Вера Николаевна все так же преданно и нежно заботилась о своем постаревшем муже. Она оставалась с ним до самой его смерти в 1953 г. и однажды записала в своем дневнике: «Ян третьего дня сказал, что не знает, как переживет, если я умру раньше него…» И добавила: «Господи, как странна человеческая душа». Она пережила мужа на 8 лет и не переставала его любить до последних дней.

Иван Бунин с женой Верой | Фото: russkiymir.ru

Этим событиям посвящен фильм А. Учителя *Дневник его жены*, 2000 | Фото: ma-re.ru

Семейная драма Ивана Бунина не была исключением из правил в писательской среде: Любовные многоугольники эпохи Серебряного века.

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:

Нравится

Читать «Жизнь Бунина. 1870 — 1906. Беседы с памятью» — Бунина Вера Николаевна — Страница 1

OCR и вычитка Ю. Н. Ш. [email protected] Март 2005 г. Набрано в Word 97. В фигурные скобки помещены номера страниц (окончания) издания-оригинала. Сохранены особенности орфографии автора. В. Н. МУРОМЦЕВА-БУНИНА Жизнь Бунина 1870—1906 Беседы с памятью 1989 Москва Советский писатель Составление, предисловие и примечания А. К. БАБОРЕКО Составитель алфавитного указателя имен Л. Э. ХАРАЗОВА В этой книге в качестве иллюстративного материала наряду с фотографиями последних лет используются архивные и любительские, плохо сохранившиеся фотографии. Публикуя их, издательство стремится показать читателям редкий фотоматериал из жизни писателя, представляющий несомненный интерес. * СОДЕРЖАНИЕ Поэзия и правда Бунина. Вступительная статья А. К. Бабореко. …………… 5 ЖИЗНЬ БУНИНА ……………………………………………… 23 БЕСЕДЫ С ПАМЯТЬЮ ………………………. ………………… Наши встречи ………………………………………………… 262 Новая жизнь …………………………………………………. 292 Путь до Святой Земли …………………………………………… 304 В Палестине ………………………………………………….. 317 Сирия, Галилея, Египет ………………………………………….. 334 Первые впечатления от Васильевского ……………………………….. 366 Будни в Васильевском …………………………………………… 372 У Буниных в Ефремове ………………………………………….. 379 Глотово ……………………………………………………… 386 Встречи с писателями в 1907—1908 гг. ……………………………….. 395 Италия ………………………………………………………. 428 Возвращение домой …………………………………….. ……… 444 1910 год ……………………………………………………… 467 То, что я запомнила о Нобелевской премии …………………………….. 482 Примечания …………………………………………………… 485 Алфавитный указатель имен ……………………………………….. 499 ПОЭЗИЯ И ПРАВДА БУНИНА** Поэт Дон Аминадо сказал о И. А. Бунине (1870—1953), вспоминая день, когда его не стало: — Великая гора был Царь Иван! Возвратившись из Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем — места вечного успокоения того, кто так страстно любил жизнь и столь вдохновенно писал о ее радостях, — читали стихи, написанные им еще в начале века: Ты мысль, ты сон. Сквозь дымную метель Бегут кресты — раскинутые руки. Я слушаю задумчивую ель — Певучий звон… Все — только мысль и звуки! То, что лежит в могиле, разве ты? Разлуками, печалью был отмечен Твой трудный путь. Теперь их нет. Кресты Хранят лишь прах. Теперь ты мысль. Ты вечен. Да, печалью отмечен трудный путь! Но судьба была к нему благосклонна. Он совершил свой земной круг всемирно известным, прославленным писателем. Он Immortel, бессмертный, он — вечен. «Трудный путь» — удел всех великих творцов, открывающих новые пути в литературе. А для Бунина большим испытанием была еще необходимость преодолеть многие невзгоды, которые проистекали из положения литературного поденщика в те годы, когда он только начинал свой творческий путь. Рос он в деревне, в семье обнищавших помещиков, принадлежавших к знатному роду, среди предков которых — В. А. Жуковский и поэтесса Анна Бунина. От матери и дворовых он много, по его выражению, «наслушался» песен и сказок. Воспоминания о детстве — лет с семи, как писал Бунин, — связаны у него «с полем, с мужицкими избами» и обитателями их. Он целыми днями пропадал по ближайшим деревням, пас скот вместе с крестьянскими детьми, ездил в ноч-{5}ное, с некоторыми из них дружил. Подражая подпаску, он и сестра Маша ели черный хлеб, редьку, «шершавые и бугристые огурчики», и за этой трапезой, «сами того не сознавая, приобщались самой земли, всего того чувственного, вещественного, из чего создан мир», — писал Бунин в автобиографическом романе «Жизнь Арсеньева». Уже тогда с редкой силой восприятия он чувствовал, по собственному признанию, «божественное великолепие мира» — главный мотив всего его творчества. Именно в этом возрасте обнаружилось в нем художественное восприятие жизни, что, в частности, выражалось и в способности изображать людей мимикой и жестами; талантливым рассказчиком он был уже тогда. Лет восьми Бунин написал первое стихотворение. На одиннадцатом году он поступил в Елецкую гимназию. Учился сначала хорошо, все давалось легко; мог с одного прочтения запомнить стихотворение в целую страницу, если оно его интересовало. Но год от года ученье шло хуже, в третьем классе оставался на второй год. Учителя в большинстве были люди серые и незначительные *. В гимназии он писал стихи, подражая Лермонтову, Пушкину. Его не привлекало то, что обычно читают в этом возрасте, а читал, как он говорил, «что попало». Гимназию он не окончил, учился потом самостоятельно под руководством старшего брата Юлия Алексеевича, кандидата университета. С осени 1889 года началась его работа в редакции газеты «Орловский вестник», нередко он был фактическим редактором; печатал в ней свои рассказы, стихи, литературно-критические статьи и заметки в постоянном разделе «Литература и печать». Жил он литературным трудом и сильно нуждался. Отец разорился, в 1890 году продал имение в Озерках без усадьбы, а лишившись и усадьбы, в 1893 году переехал в Каменку к сестре, мать и Маша — в Васильевское к двоюродной сестре Бунина Софье Николаевне Пушешниковой. Ждать молодому поэту помощи было неоткуда. В редакции Бунин познакомился с Варварой Владимировной Пащенко, дочерью елецкого врача, работавшей корректором. Его страстная любовь к ней временами омрачалась ссорами. В 1891 году она вышла за Бунина замуж, но брак их не был узаконен, жили они не венчаясь, отец и мать не хотели выдавать дочь за нищего поэта. Юношеский роман Бунина составил сюжетную основу пятой книги «Жизни Арсеньева», выходившей отдельно под названием «Лика». Многие представляют себе Бунина сухим и холодным. В. Н. Муромцева-Бунина говорит: «Правда, иногда он хотел таким казаться, — он ведь был первоклассным актером», но «кто его не знал до конца, тот и представить не может, на какую нежность была способна его душа». Он был из тех, кто не пред каждым раскрывался. Он отличался большой страстностью своей натуры. Вряд ли можно назвать другого русского писателя, который бы с таким самозабвением, так порывисто выражал свое чувство любви, как он в письмах к Варваре Пащенко, соединяя в своих мечтах ее образ со всем прекрасным, что он обретал в природе, в поэзии и музыке. Этой стороной своей личности — сдержанностью в страсти и поисками идеала в любви — он напоминает Гёте, у которого, по его собственному признанию, в «Вертере» многое автобиографично. В конце августа 1892 года Бунин и Пащенко переехали в Полтаву, где Юлий Алексеевич работал в губернской земской управе статистиком. Он взял к себе в управу и Пащенко, и младшего брата. В полтавском земстве группировалась интеллигенция, причастная к народническому движению 70—80-х годов. Братья {6} Бунины входили в редакцию «Полтавских губернских ведомостей», находившихся с 1894 года под влиянием прогрессивной интеллигенции. Бунин помещал в этой газете свои произведения. По заказу земства он также писал очерки «о борьбе с вредными насекомыми, об урожае хлеба и трав». Как он полагал, их было напечатано столько, что они могли бы составить три-четыре тома. Сотрудничал он и в газете «Киевлянин».

Катя Рогачевская — Британская библиотека

Д-р Катя Рогачевская

Научные интересы:

Область научных интересов: русская средневековая литература; русские писатели-эмигранты; Марк Алданов. Информационная политика Российской Федерации. История славянских коллекций Британской библиотеки; оцифровка славянского материала. Использование электронных ресурсов.

Контакт

[email protected]

+ 44(0)20 7412 7587

Публикации

• «Собрание литературы русского зарубежья (1853-1917) в Британской библиотеке», Solanus. Новая серия , Том. 20, 2006, 55-71.
• «Слово о Игореве» (2008), Аввакум Петров (2010), Аввакум Петров: Житие протопопа Аввакума им самим написанное и другие его сочинения (2010), Марк Алданов (2015), Вера Муромцева-Бунина (2018 г.) и Светлана Алексиевич (2019 г.) для Литературная энциклопедия (ISSN 1747-678X)
• Младший редактор – «Книга в славянском и восточноевропейском мире» для Oxford Companion for the Book, изд. Майкл Суарес и Х. В. Воудхуйсен (OUP, 2010).
• «Балканы» (совместно с Александрой Б. Вранеш). The Book: A Global History  (под редакцией Майкла Суареса и Х. В. Вудхуйсена), (OUP, 2013), 502–511.
• Марк Алданов в журнале «Современные записки», Вокруг редакционного архива «Современных записок», Париж, 1920-1940 : сборник статей и материалов (ред. О. Коростелев, М. Шруба). (Москва: Новое литературное обозрение). , 2010).
• «Современные записки, с которыми иа так связь»… Алданов М.А. (публикация и комментарии), «Современные записки» [Париж, 1920-1940]: из архива редакции (изд. О. Коростелев, М. Шруба). Том 2. (Москва: Новое литературное обозрение, 2012), 32–132. СБН: 978-5-86793-801-7.
• «Без паники: чтение литературы в цифровую эпоху» в книге: «На краю пропасти» Зачем читать литературу в цифровую эпоху? (изд. Пол Сокен). (Издательство Университета Макгилла-Квинс, 2013 г.), 192–206. ISBN 9780773541788. 
• «Самые важные книги, которые я бы настоятельно рекомендовал приобрести» <…> : Петр Кропоткин и Владимир Бурцев в переписке с Библиотекой Британского музея» eBLJ 2013 г. , статья 9

• Российские коллекции в Библиотеке Британского музея и сотрудники Британского музея: материалы корпоративных архивов Британской библиотеки, 1860-1920-е гг., Solanus, New Series, Vol. 23, 2013, 64-102.
• «Иностранные предложения о пожертвованиях и приобретениях в фондах Британской библиотеки: случай саморекламы или попытка культурного и идеологического проникновения?» (Российский пример)», Мигрирующее наследие: опыт культурных сетей и культурного диалога в Европе (изд. Perla Innocenti) (Ashgate, 2014), 255–266. ISBN: 978-1-4724-2281-1.
• «Британо-российские отношения: сквозь зеркало Британской библиотеки», Дайджест Общества сотрудничества в российских и советских исследованиях, осень 2014 г., стр. 9–12.
• «Красивая, потрясающая русская книга и многое другое»: обзор редких русских книг из коллекции Дягилева-Лифаря в Британской библиотеке», Canadian-American Slavic Studies , 2017, том 51, выпуск 2- 3, 376 — 397.
• Русская революция: надежда, трагедия, мифы  (ред.). (Британская библиотека, 2017 г.).
• «Революция собрана и курирована» Русская революция: надежда, трагедия, мифы в Британской библиотеке», Славянские и восточноевропейские информационные ресурсы, 19:3-4 (2018), 175-200, DOI: 10.1080/15228886.2018.1538862

Субъекты

Славяноведение

Ресурсы для изучения славянских стран прошлого и настоящего

Взгляд назад | Джон Бейли

Иван Бунин; рисунок Дэвида Левина

Купить Распечатать

За исключением тех, кто изучает русскую литературу, сегодня на Западе имя Ивана Бунина почти не помнят. Название одного из его самых известных рассказов «Джентльмен из Сан-Франциско» до сих пор может вызывать отклик. Рассказ хорошо сохраняется в переводе, и однажды прочитанный, не забывается. Д. Х. Лоуренс, который вовсе не был склонен хвалить других писателей, очень им восхищался и помог создать английскую версию; можно даже сказать, что она повлияла на технику некоторых из его собственных поздних рассказов, хотя ее наиболее очевидное сходство — с толстовским «9». 0089 nouvelle, Смерть Ивана Ильича . Богатый пожилой американец приезжает на Капри, у него случается сердечный приступ, и он умирает. Вот и вся история, но сделано это мастерски; суровые и в то же время богато поэтические оттенки его стиля сильны и тревожны.

Рассказ появился в России в 1915 году, а в 1922 году был опубликован в Англии и Америке в виде книги рассказов Бунина, которая продавалась очень медленно. Однако к тому времени Бунин, влившийся в большую диаспору русской эмиграции и обосновавшийся в Париже, становился писателем, хорошо известным в европейских кругах, отчасти благодаря самому объему и разнообразию своих произведений, печатавшихся в журналах и газетах. в многочисленных и находчивых эмигрантских издательствах, а также в самом Советском Союзе, по крайней мере, до конца 20-х годов. Старый друг Максима Горького, а до войны соавтор его издательства, Знание (Знание), среди группы единомышленников-романистов, которых привлекала вокруг себя блестящая слава Горького-младшего, Бунин обладал подлинно русским богатством сочувствия и разносторонностью в своем творчестве. Он был и лириком, и прозаиком, эти два средства часто сочетались в одном томе; но он был также мастером детального и беспощадного реализма, который он обрушивал на отсталость и варварство провинциальной России.

Мастером рассказа был Чехов, и особенно такой волшебный образец чеховского искусства, как одна из его длинных повестей, Степь , но в художественной прозе кругозор Бунина был гораздо шире. Его репутация в дореволюционной России была увенчана в 1910 году его большой поэмой «Деревня ». Русское слово означает эпос образного повествования либо в прозе, либо в стихах. И «Деревня », и «Суходол » («Сухая долина»), последовавшие за ней, рассказывают о разрушении в быстро индустриализирующейся и социально меняющейся России старых патриархальных укладов землевладения и класса, который ими руководил. Оба «прекрасны» в своих произведениях и смысле жизни, но бескомпромиссно мрачны и пессимистичны в своих взглядах на будущее. Бунин не мог и не желал вызвать в своих сочинениях каких-либо утопических или просто обнадеживающих перспектив, которые были в ходу у эсеровских писателей. Несмотря на свою разносторонность и свое понимание современности, Бунин действительно оглядывается на классическую эпоху русской прозы — Тургенева, Сергея Аксакова и Гончарова — за исключением того, что он по темпераменту не был склонен занять даже осторожно либеральную и прогрессивную линию, которую считали такие писатели. уместно подписаться, по крайней мере, из соображений приличия. Он вырос в Елецком уезде центральной России, в старинной и обедневшей дворянской семье, и настоящее вдохновение и ностальгия остались для него в той жизни, которую он прожил до двадцати лет, — мире опыта, любовно записанном в книге, которую он прожил. писать в изгнании, Жизнь Арсеньева .

Всегда любивший смотреть назад, Бунин теперь нашел свою настоящую страну в прошлом. Анна Ахматова в одном из своих стихотворений, написанных в настроении стоического отчаяния в Петербурге после революции, знала, что никакого нового будущего не ждет, «и что Бог не спас нас». Находясь в изгнании в то же время, Бунин, подобно Прусту, единственному современному французскому писателю, которым он восхищался, задался целью заново открыть для себя прошлое. Поскольку он был русским, прошлое было Святая Русь , Святая Русь, место, где когда-то был Бог. И все же, как это ни парадоксально, Бунин был не замкнутым интровертом, а жестким, воинственным и честолюбивым писателем: в скудном и конкурентном мире изгнания нужно было изо всех сил отстаивать свой угол — уединиться в штробовом кабинете не было никакой возможности.

Бунин воспользовался своей славой в эмиграции как известный довоенный русский писатель и один из дворян, один из них самих; и он продолжал писать столько, сколько мог, и способами, которые ранее сделали его хорошо известным, включая рассказы и эссе. Именно эта продуктивность в нескольких литературных областях, а также его литературный консерватизм сделали его очевидным кандидатом, если Нобелевский комитет сочтет целесообразным впервые присудить премию русскому — несоветскому русскому, естественно. . Бунин и его друзья по эмиграции лоббировали, как могли, и заслуженная награда была ему присуждена в 1919 г.33. К тому времени он и его преданная гражданская жена Вера Муромцева-Бунина достигли такого уровня благосостояния, который позволял им большую часть года жить на вилле близ Грасса на юге Франции.

Реклама

Этот успех и удача не порадовали его коллег-писателей в изгнании. Даже те, кто больше всего работал для него, как влиятельные критики Зинаида Гиппиус и ее муж Мережковский, автор образцовых произведений о Толстом и Достоевском, теперь бормотали, что именно они, а не Бунин, больше всего заслужили последнюю награду международного признания. . Особенно бесила пламенная поэтесса Марина Цветаева.

Я с этим не согласен: Горький крупнее, человечнее, оригинальнее и нужнее Бунина. Горький — это эпоха, а Бунин — конец эпохи. Но это еще и вопрос политики, так как король Швеции не мог наколоть орден Горькому-коммунисту. Кстати, третьим кандидатом на премию был Мережковский, который тоже, несомненно, заслужил награду больше, чем Бунин, ибо если Горький — это эпоха, а Бунин — конец эпохи, то Мережковский — эпоха конца года.0090 года. Его влияние и в России, и за границей гораздо больше, чем у Бунина, который никогда не оказывал никакого влияния ни здесь, ни там. И… сравнивать стиль Бунина со стилем Толстого… просто стыдно…

Я не люблю Бунина. Он холодный, жестокий и высокомерный барин .

Для ровного счета Цветаева добавляет, что Мережковского и Гиппиус «все боятся», «ибо они оба злые, особенно она». Видно, что, кроме тягот ссылки, не шутилось быть русским писателем-эмигрантом, окруженным такими друзьями; и, без сомнения, Бунин поступил мудро, проводя большую часть своего времени в Приморских Альпах. Мягчайшую критику он получил в эмигрантском журнале, в котором сухо отмечалось, что ни один русский писатель не опроверг так убедительно, как Бунин, «старую… полуправду о том, что таланты развиваются только на родной почве». Журнал «Тайм » утвердил награду, поскольку Бунин был явно «на голову выше всех других белорусских писателей», но заметил, что Советская Россия будет в ярости, что Горький не был избран, и что награда была «политической». Время было правильным. Книги Бунина были изгнаны из Советского Союза, и он перестал быть там неписателем только тогда, когда в пятидесятые годы наступила оттепель. Его популярность в Европе вызвала недовольство советского литературного истеблишмента, равно как и тот факт, что Нобелевский комитет впервые присудил свою премию тому, кого американский журнал назвал «человеком без страны».

Эти комментарии взяты из двухтомного портрета писателя Томаса Гайтона Марулло, основанного на дневниках Бунина и его жены, более поздних комментариев эмигрантской прессы и европейских критиков, а также отдельных выдержек из собственных романов и рассказов Бунина. Книга представляет собой в высшей степени искусный и научный сборник, дающий представление не только о собственном творчестве Бунина, но и о многих других деятелях русской культуры, распространившейся по Европе. И вряд ли Марулло виноват в том, что ни Бунин, ни его жена — верная и любезная, но не особенно умная женщина — не относятся к разряду великих или даже интересных дневникистов. Хотя советские власти ненавидели Бунина и его товарищей-эмигрантов, они косвенно извлекали выгоду из широкого интереса к русской литературе, который эти изгнанники принесли с собой в Европу, вызвав модное увлечение русской оперой Дягилева и многочисленными постановками чеховских пьес.

Бунин тоже нажился. Во время вручения премии у него постоянно брали интервью и задавали обычные идиотские вопросы о том, что он думает о современной цивилизации и будущем общества. Он ответил, что получение Нобелевской премии сделало его «большим оптимистом» во всех этих вопросах. Тот же сардонический юмор проявляется в «пародийных» рассказах, которые он теперь писал в стиле Максима Горького, отзывавшегося о нем в своей книге о русском крестьянстве как о человеке, известном в России своей враждебностью не только к новому режима, но и на распространение грамотности среди граждан нового Советского Союза. Еще не разочаровавшись в ленинско-сталинском режиме, Горький поставил себя архетипической противоположностью своему старому другу и коллеге в делах класса, литературы и идеалов: он был положительным против отрицательного Бунина, и именно эта «положительная» сторона произведения Горького, которое Бунин нежно высмеивал в своем рассказе «Сделанный художник».

Объявление

Если для Горького Бунин был дворянином, презиравшим новый советский рабочий класс даже больше, чем старое крестьянство, — «прекрасный художник, но не более того», — то зависть и ревность некоторых его соотечественников начинали дают о себе знать даже на фоне его статуса художника. Разве он не принадлежал слишком к прошлому, хотя, будучи изгнанниками, они сами были обязаны это делать? Марк Алданов, выступавший главным лоббистом Бунина в попытке сделать его самым продуманным русским именем для премии, написал, чтобы поздравить его с появлением в возрасте пятидесяти четырех лет новой и прекрасной истории любви. . Поэт Ходасевич, напротив, лаконично заметил другу, что любовь Мити была «на один процент 9».0089 Kreutzer Sonata и 100-процентная дистиллированная вода». Поэтов и Ходасевича, и Марину Цветаеву, по-видимому, особенно раздражало то, что они считали мнимым сходством творчества Бунина и Толстого, будь то поздний и пессимистический рассказ Толстого о ревности, «Крейцерова соната» , или его волшебное раннее произведение, Детство, отрочество и юность , что так много в предыстории Жизнь Арсеньева .

И все же, по крайней мере для англоязычного читателя, это раздражение кажется неоправданным. «Митина любовь», повествующая о радостях и печалях мальчишеской любовной истории, пышна и мечтательна, но при этом не лишена ни малейшей сентиментальности: и, отмечая свое место как «кульминационной работы особой традиции русской письменности: псевдоавтобиографической роман, посвященный детству», редактор Жизнь Арсеньева , Эндрю Вахтель, несомненно, прав, называя его «венцом блестящей карьеры Бунина». Сам Толстой в Детство (1852), а Аксаков шестью годами позже в Детство внука Багрова , как бы сформулировали формулу, метко сформулированную доктором Вахтелем как «счастливое, беззаботное время, проведенное в деревне в лоне любящей семьи, которая обычно состояла из важной, серьезной, любящей матери и расточительного, приятно неорганизованного отца». Очень русское сочетание в девятнадцатом веке, когда, как неоднократно указывали критики и историки, женщины дворянского сословия были обыкновенно сильнее, самостоятельнее и предусмотрительнее, чем его беспомощные и «лишние» мужчины. Неудивительно, однако, что даже реакционные эмигранты послереволюционного периода испытывали немалое нетерпение по поводу желания Бунина еще раз отпраздновать минувшие золотые дни, дни, которые помнит только класс, к которому они сами в большинстве своем принадлежали.

Тем не менее, поздний роман Бунина действительно обладает всеми лучшими характеристиками его раннего стиля и подхода, развивая богатство, полное и осеннее, но не будучи ни в малейшей степени декадентским. Описательная проза Бунина жива в том же абсолютном смысле, что и проза Д. Г. Лоуренса, который двадцатью годами ранее писал о своем детстве, пролетарском детстве, но останавливался на нем в тех же тепло-лирических выражениях, что и у Русские дворянские писатели. Конечно, Бунин не развивает тех же сильно зондирующих тем, как модернистских, так и «фрейдистских», как мы должны их теперь считать, которые отличают роман Лоуренса. Цвета мечтательного детства часто посещает смерть — самая волнующая тема Бунина — на протяжении первых четырех книг — смерть родственников, великого князя, похоронный поезд которого возвращается из Крыма в Москву, и, в пятой книге, Лики, молодой женщины, с которой Бунин прожил несколько лет в конце охватываемого романом периода.

Смерть отождествляется у Бунина не только с тщетностью материального прогресса и благоденствия, представленного «джентльменом из Сан-Франциско», но и с ненавистной жизненной силой самой революции, революции, заставившей Россию «навстречу судьбе она погибла на наших глазах с такой чудесной быстротой». Этой новой советской смерти-при-жизни Бунин, подобно Прусту или Набокову, противопоставляет правду личного воспоминания, моментов, заключенных в православном обряде и в церковно-славянском заупокойном пении «Вечная память». Это желание и способность записывать прошлое — единственное бессмертие, которым мы обладаем. И, как заметил английский пастор XIX века Килверт в своих дневниках, которые понравились бы Бунину, если бы он мог их прочитать, вещи из прошлого, которые записываются, приобретают некую святость, которой им в то время не придавалось, и что никогда нельзя почувствовать в уходящем моменте. Бунин отражает:

Много ли я помню таких дней? Конечно, очень мало; то утро, которое я себе сейчас представляю, состоит из мелькающих в памяти разрозненных картинок. Из полудней я вижу, кажется, только одну картину: жаркое солнце, возбуждающие запахи из кухни, острое предвкушение обеда, ожидающее всех, возвращающихся с полей; мой отец; загорелый, рыжебородый староста, скачущий широкой качающейся иноходью на потной кобыле, оседланной высоким казачьим седлом; батраки, косившие косилками и теперь въезжающие во двор верхом на тележке, полной травы и цветов, скошенных вместе на меже, рядом с которыми лежат сверкающие косы; и люди, которые привели лошадей из пруда, их шкуры блестят, как стекло, с их темных хвостов и грив стекает вода.

В один из таких раз я увидел своего брата Николая, тоже сидевшего на телеге, на траве и цветах, возвращавшегося с полей с Сашкой, крестьянкой из Новоселок. Кое-что я уже слышал о них от слуг, что-то, чего я не мог понять, но почему-то принял близко к сердцу. И теперь, увидев их вместе на верху телеги, я вдруг с тайным восторгом ощутил их красоту, их молодость, их счастье. Высокая и стройная, еще не выше девицы, с нежным хорошеньким лицом, она сидела с кувшином в руках, отвернувшись от моего брата, свесив босые ноги с телеги, с опущенными глазами; он, в белой фуражке и легкой батистовой русской рубахе с расстегнутым воротом, — загорелый, чистый, молодой — держал вожжи; а он смотрел на нее сияющими глазами, что-то ей говоря, и улыбался радостно, любовно…

Восхитительный перевод, воспроизводящий сливочную роскошь бунинского стиля и избегающий ненужных модернистских штрихов, одинаково уместен и в зимнем пейзаже, и на первом балу героя.

Помню непроходимые азиатские метели, бушевавшие иногда целыми неделями, сквозь которые едва вырисовывались городские колокольни. Я вспоминаю крещенские морозы, заставлявшие думать о древнейших временах России, о морозах, от которых «трещала земля в семь футов глубиной»; то ночью над белоснежным городом, всем утопающим в сугробах, грозно полыхали в вороново-черном небе белые созвездия Ориона, а днем ​​кристально и зловеще сияли два тусклых солнца; и в тугой и звонкой неподвижности знойного воздуха весь город медленно и дико заливался сиреневым дымом из труб и скрипел и звенел повсюду от шагов пешеходов и полозьев саней… В один из таких морозов на паперти собора замерзла нищенствующая дура Дуня; полвека она скиталась по городу, и город, который всегда издевался над ней с величайшей беспощадностью, вдруг устроил ей почти царские похороны.

Как ни странно, сразу после этого мне приходит на ум бал в женской школе — первый бал, на который я пошла. Погода опять была очень морозная…. По дороге мы встречали идущих из школы школьниц, одетых в шубки и обутых в высокие галоши, в хорошеньких шляпках и с капюшонами, с длинными посеребренными морозом ресницами и лучистыми глазами, и некоторые из них говорили полным, ясным, приветливым тоном: — проходили они: «Иди на бал!» — смущая этим полным, ясным тоном, пробуждая во мне первые чувства чего-то, что таилось в этих шубах, калошах и башлыках, в этих нежных возбужденных лицах, в длинных инеем ресницы и быстрые пламенные взгляды — чувства, которые потом должны были овладеть мной с такой силой…

Долго после бала я опьянялся воспоминаниями о нем и о себе — о том хорошо одетом, красивом, легком, ловком школьнике в новой синей форме и белых перчатках, который с таким радостно-смелым холодком в сердце смешался с густая и нарядная девичья толпа бегала по коридорам и лестницам, пила много миндальных сиропов в буфете, скользила среди танцующих по полу, посыпанному блестящей пудрой, по большому белому залу, залитому жемчужным светом люстр и раздающийся с балконов торжествующе-звонкими громами военного оркестра, вдыхающий весь тот благоухающий пыл, которым шары опьяняют новичка, и зачарованный каждым крохотным башмачком, который попадется ему на пути, каждой белой накидкой, каждой черной бархатной лентой на шее, каждой шелковый бант в косе, у каждой юной груди, вздымающейся в блаженном головокружении после вальса….

Переводчикам Глебу Струве и Хэмишу Майлзу удалось передать многое из того, что дает нам русский язык Бунина, что сам Бунин сухо сравнивает с поговоркой «Радость России в пьянстве», радости, производящей «ту словесную чувственность, для которой русская литература такой знаменитый».

На протяжении всего романа есть намеки на грядущий апокалипсис, что вполне естественно, поскольку Бунин пишет на юге Франции спустя десятилетие после того, как его жизнь была разорвана революцией. Его брат, очень умный и квалифицированный человек, был одним из тех джентльменов-подрывников, за тайной деятельностью которых следила царская тайная полиция и чьими услугами одновременно пользовались и презирали Ленин и его профессионалы. Бунин проницательно относится к их психологии и ее действительной мотивации, находя ее в как бы продолжении детства другими средствами, «всю ту счастливую праздничную атмосферу, среди которой протекала его юность, —… участие во всех тайных кружках, праздничную атмосферу сборищ, песен, «крамольных» речей, опасных планов и предприятий… Все идеи были очень хороши, но сколько было в этих юных революционерах и одной только тяги к веселой праздности под маской лихорадочной деятельности. ..»

Ничто так не обостряет память, как разделенная жизнь и то «потерянное детство», о котором Набоков пишет в Говори, Память . Бунин был одним из первых поклонников Набокова, отметив, что «Защита Лужина », набоковское nouvelle , написанное на русском языке в Берлине в двадцатые годы, уже изобрело новый тип русского литературного будущего и прошлого, вытеснив писателей его произведений. собственное поколение. Сам Набоков, как мы узнаем из конца портрета Бунина, сделанного Марулло в его письмах и дневниках, противопоставлял бунинскую «замечательную плавную поэзию парчовой прозе, которой он славился».

Когда я встретил его в эмиграции, Бунин только что получил Нобелевскую премию. Он был ужасно озабочен ходом времени, старостью и смертью; он с удовольствием заметил, что держится более прямо, чем я, хотя и старше меня на тридцать лет.

Помню, он пригласил меня в дорогой ресторан для разговора по душам. К сожалению, я терпеть не могу рестораны, выпивку, закуски, музыку и разговоры по душам.