Лиля Брик

И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Владимир Маяковский. «Лиличка! (Вместо письма)».

Самой сильной страстью в жизни Маяковского было любовь к Лиле Брик. К моменту их знакомства она уже была замужем за критиком Осипом Бриком на протяжении трех лет. Она была старше поэта на два года, что сказывалось на их отношениях – ведущую роль в них играла именно Лиля. Более того, она «отбила» Маяковского у своей младшей сестры. Брик ласково называла поэта «Щен» (от «щенок» — прим. ред.) и держала его на коротком поводке. Маяковский какое-то время даже жил вместе с супружеской парой и об их отношениях знал муж Лили. Своей возлюбленной футурист подарил кольцо с ее инициалами «Л. Ю. Б.», которые при вращении складывались в бесконечное «Люблю». В 1922 году они договорились о двухмесячном перерыве в отношениях, и за это время Маяковский написал поэму «Про это».

Отношения с Брик в том или ином формате продолжались до самой смерти поэта, хотя и Маяковский, и его возлюбленная позволяли себе искать утешения «на стороне».

Яснее представить отношение Брик к Маяковскому позволяют воспоминания Фаины Раневской: «Вчера была Лиля Брик, принесла «Избранное» Маяковского и его любительскую фотографию. Говорила о своей любви к покойному… Брику. И сказала, что отказалась бы от всего, что было в ее жизни, только бы не потерять Осю. Я спросила: «Отказались бы и от Маяковского?». Она не задумываясь ответила: «Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо было быть только с Осей». Бедный, она не очень-то любила его. Мне хотелось плакать от жалости к Маяковскому и даже физически заболело сердце».

© РИА Новости / В. Хоменко / Перейти в медиабанкРепродукция фотографии «Элли Джонс с дочерью Патрицией (дочь Маяковского)». Государственный музей Владимира Владимировича Маяковского

Элли Джонс

Отношения с Елизаветой Зильберт, иммигрировавшей в США и взявшей фамилию мужа, начались во время поездки Маяковского в США в 1925 году. Они познакомились в Нью-Йорке в гостях у Давида Бурлюка. Роман их продлился недолго, но у Элли от Маяковского родилась дочь, которую назвали Еленой Патрицией. Узнав о ребенке, Маяковский пытался вернуться в Штаты, но ему не разрешали. Во второй раз он встретился со своей пассией в 1928 году в Ницце, но эта встреча ни к чему не привела.

Наталья Брюханенко

С работницей Госиздата Натальей Брюханенко Маяковский познакомился в 33 года. Ей на тот момент было всего 20. Поэт ухаживал за юной красавицей, но признавался ей, что любит Лилю Брик. Как и всегда, он обратился к ней на «вы» и предложил: «Хотите – буду любить вас на втором месте». Девушка отказалась, но в дальнейшем поддерживала дружеские отношения с поэтом. Сам Маяковский называл ее «товарищ-девушка».

Татьяна Яковлева

Ты одна мне
     ростом вровень,
         стань же рядом
            с бровью брови,
дай
     про этот
         важный вечер
             рассказать
                  по-человечьи.
Владимир Маяковский. «Письмо Татьяне Яковлевой».

Во время поездки во Францию в 1928 году Маяковский не только виделся со своей бывшей возлюбленной, но и нашел новую. В Париже он познакомился с эмигранткой Татьяной Яковлевой, которой было 22 года. Эти отношения заставили волноваться даже Лилю Брик. Во время второго визита Маяковского в Париж она отправила ему телеграмму с просьбой «не жениться всерьез».

Современники писали об их романе: «Это была замечательная пара. Маяковский очень красивый, большой. Таня тоже красавица – высокая, стройная, под стать ему. Маяковский производил впечатление тихого, влюбленного. Она восхищалась и явно любовалась им, гордилась его талантом».

19 июня 2017, 12:26

160 предметов экспозиции музея Маяковского будут отреставрированы

Однако дальнейшего развития их чувства не получили. Татьяна вышла замуж за Бертрана дю Плесси, который погиб во время Второй мировой. После окончания войны ее мужем стал известный издатель Александр Либерман.

Об их отношениях ходит легенда, гласящая, что Маяковский на свой парижский гонорар не только купил «Рено» для Лили Брик, но и заключил соглашения с цветочной фирмой, чтобы Яковлевой каждое воскресенье приносили букет цветов с подписью «От Маяковского». Яковлева пережила своего поклонника, но даже после его смерти ей якобы все еще приносили букеты каждую неделю. Однако никаких подтверждений эта легенда не находит.

Вероника Полонская

Последней пассией поэта стала Вероника Полонская. Молодая актриса была замужем за коллегой Михаилом Яншиным, но из семьи не уходила. В день своей смерти, когда отношения между ними длились около двух лет, Маяковский пытался убедить ее развестись, но она отказывалась. После их разговора он покончил с собой.

Главной любовью Маяковского все же оставалась Лиля Брик. Вот строки из его предсмертной записки: «Лиля – люби меня. Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо».

© РИА Новости / Перейти в медиабанкПоэт Владимир Маяковский

Облако в штанах

Визитная карточка дореволюционного Маяковского — футуриста, чьи тексты обещают что-то большее, чем футуризм. Поэт, объявивший себя голосом улицы, сгорает от любви к женщине по имени Мария, отрицает старое искусство и бросает вызов Богу, и всё это со страстью и словесной изобретательностью, которой ещё не было в русской поэзии.

комментарии: Светлана Казакова

О чём эта поэма?

«Облако в штанах» — поэма Владимира Маяковского в четырёх частях, которую автор называл «катехизисом Краткое изложение основных догматов христианства (с древнегреческого κατηχισμός — поучение). Обычно катехизис излагается в форме вопросов и ответов. В переносном смысле под катехизисом понимают любое хрестоматийное произведение, которое содержит в себе свод неких непреложных правил. ⁠ сегодняшнего искусства». Композиция «тетраптиха» отражала бунтарский дух произведения: «долой вашу любовь», «долой ваше искусство», «долой ваш строй», «долой вашу религию» — четыре крика четырёх частей». Поэт — «красивый, двадцатидвухлетний» — предстаёт влюблённым, сгорающим от страсти к женщине по имени Мария, анархистом, отрицающим старое искусство и воспевающим улицу, «тринадцатым апостолом», призывающим к революции, и, наконец, человеком, бросающим вызов самому Богу. Он ставит «nihil» («ничто») над всем, что сделано до него, и объявляет себя новым Заратустрой Пророк (не ранее XII — не позднее VI века до н.

ТАСС

Когда она написана?

Маяковский начал работать над поэмой в конце 1913 — начале 1914 года. Это время, когда футуристы Маяковский, Давид Бурлюк и Василий Каменский отправляются в первое серьёзное турне по стране. В автобиографии «Я сам» Маяковский вспоминал об этих гастролях: «Ездили Россией. Вечера. Лекции. Губернаторство настораживалось. В Николаеве нам предложили не касаться ни начальства, ни Пушкина. <…> Издатели не брали нас. Капиталистический нос чуял в нас динамитчиков» ¹ Владимир Маяковский. Облако в штанах. К 100-летию первого издания. Статьи, комментарии, критика / Сост. Д. Карпов. М.: Государственный музей В. В. Маяковского, 2015. С. 22. ⁠ . Выступления сопровождались скандалами: поэты пили чай на сцене, раскрашивали лица, надевали театральные наряды, устраивали рекламные прогулки по городу накануне лекций. В Одессе, куда заехали гастролёры, Маяковский познакомился с молодой художницей Марией Денисовой. Это знакомство предопределило лирический сюжет «Облака в штанах».

Большая часть поэмы была написана Маяковским в приморском посёлке Куоккала, где жили Корней Чуковский и Репин: «Вечера шатаюсь пляжем. Пишу «Облако» ² Владимир Маяковский. Облако в штанах. К 100-летию первого издания. Статьи, комментарии, критика / Сост. Д. Карпов. М.: Государственный музей В. В. Маяковского, 2015. С. 23. ⁠ . Чуковский вспоминал, как Маяковский ходил по берегу моря по нескольку часов в день, сочиняя поэму. Окончательно она была завершена во второй половине июля 1915 года.

Как она написана?

Маяковский создаёт новаторский язык, совершает революцию в метрике, вводит множество неологизмов: старый словарь уже мал для нового человека, не отвечает духу бунтарства. «Облако в штанах» изобилует сниженной лексикой, вульгаризмами, жаргоном. Здесь множество примет современности — рекламных объявлений, газетных новостей: поэт начинает говорить языком улицы — или, вернее, дает улице свой голос. Метафоры неожиданны, провокативны, разнообразны, а в грубости и просторечии выражается художественный нигилизм, ниспровержение канонов. Той же цели служат ассонансные рифмы Вид неточной рифмы, в которой совпадают ударные гласные и различаются согласные. ⁠ , чередование разных стихотворных размеров, отказ от прописных букв в начале строк и графическое дробление текста, подчеркивающее не размер, а ритм.

DEA / E. LESSING/De Agostini/Getty Images

Что на неё повлияло?

В рецензиях на поэму довольно часто упоминали американского поэта Уолта Уитмена, на которого якобы ориентировался Маяковский. Так, критик Василий Львов-Рогачевский в книге «Имажинизм и его образоносцы» писал о Маяковском: «Этому бойцу, выросшему на стихах и ритмах Уитмена, сродни душа города». Сергей Буданцев также проводил параллель между Маяковским и Уитменом: «Такая фраза: «Я весь из мяса» — приводит на память Уолта Уитмена: «Я — Уитмен, я — космос, я — сын Мантагана, я из мяса» ³ Владимир Маяковский. Облако в штанах. К 100-летию первого издания. Статьи, комментарии, критика / Сост. Д. Карпов. М.: Государственный музей В. В. Маяковского, 2015. С.

На поэтику «Облака в штанах» мог повлиять и Хлебников. Коллега Маяковского по футуризму Кручёных не одобрил первое издание «Облака в штанах», а насчёт второй публикации без купюр высказался ещё более резко, иронично заметив, что Маяковский «с одной стороны, дописался «до пожаров сердца»… а с другой стороны — до влажного Хлебникова: любёнки, любята, небье лицо» и что «надо его футурнуть»

Как она была опубликована?

Впервые отрывки из поэмы были опубликованы в альманахе «Стрелец. Сборник первый» в феврале 1915 года. 20 февраля Маяковский читал фрагменты из «Облака» (тогда называвшегося «Тринадцатый апостол») на вечере в артистическом подвале «Бродячая собака».

В июле того же года Маяковский познакомился с Эльзой Каган (Триоле) Эльза Триоле, до замужества Элла Каган (1896–1970), — писательница и переводчица, младшая сестра Лили Брик. В 22 года вместе с офицером Андре Триоле Каган уезжает из России во Францию — там она начинает писать книги на русском и французском языках, переводить Гоголя, Чехова, Маяковского. В 1928 году Триоле выходит замуж за поэта Луи Арагона, они вступают в Коммунистическую партию и вместе неоднократно посещают СССР. Триоле стала первой женщиной, получившей Гонкуровскую премию. ⁠ , Лилей и Осипом Бриками. Эта встреча, которую Маяковский называл «радостнейшей датой»

В первом издании (сентябрь 1915 года) авторский замысел «Облака в штанах» был нарушен из-за вмешательства цензуры. Все провокационные места были изъяты из текста. Лиля Брик вспоминала: «Мы знали «Облако» наизусть, корректуры ждали, как свидания, запрещённые места вписывали от руки. Я была влюблена в оранжевую обложку, в шрифт, в посвящение и переплела свой экземпляр у самого лучшего переплётчика в самый дорогой кожаный переплёт с золотым тиснением, на ослепительно белой муаровой подкладке.

Как её приняли?

Литераторы, близкие футуристическому кругу, в основном с восхищением отзывались о произведении. Так, Виктор Шкловский увидел в творении Маяковского рождение «новой красоты», а первый издатель поэмы Осип Брик опубликовал в альманахе «Взял. Барабан футуристов» восторженную рецензию «Хлеба!», в которой противопоставил поэму Маяковского поэзии символистов, акмеистов и эгофутуристов: «Мы ели пирожные, потому что нам не давали хлеба. <…> Сосали, пережёвывали, захлёбываясь, глотали эту сахарную снедь, вымазывая патокой губы и души. Потом валялись на всём, что помягче: куда деться от тошноты. Радуйтесь, кричите громче: у нас опять есть хлеб!» ¹⁰ Владимир Маяковский. Облако в штанах. К 100-летию первого издания. Статьи, комментарии, критика / Сост. Д. Карпов. М.: Государственный музей В. В. Маяковского, 2015. С. 103–109. C. 91. ⁠ . Николай Асеев писал, что «критики потеряли язык». Виктор Ховин Виктор Романович Ховин (1891–1944) — литературный критик и издатель. Ховин был близок к эгофутуристам круга Игоря Северянина: под его началом издавался критический альманах «Очарованный странник», вышел поэтический сборник «Мимозы льна». После революции Ховин выпускает журнал «Книжный угол», где публиковались Юрий Тынянов, Виктор Шкловский, Василий Розанов. Последний становится одним из главных литературных интересов Ховина — он издаёт книги Розанова и основывает кружок по изучению его творчества. В 1924 году критик эмигрировал, во Франции основал собственное издательство. Во время войны Ховина депортировали в Освенцим, где он погиб. ⁠  в статье «Великолепные неожиданности» называл поэму «кровавыми лоскутками сердца современности». Лингвист и литературовед Григорий Винокур отзывался о Маяковском так: «Горящим сердцем, зажигающим такие молнии, любуемся мы!»

Впрочем, в футуристическом лагере звучали и другие оценки. Вадим Шершеневич — в будущем лидер имажинистов — упрекал Маяковского в недостатке вкуса, однако всё-таки называл поэму «почти произведением искусства, что по нынешним временам большая редкость». Ко второму её изданию Шершеневич отнёсся хуже: по его словам, «там было больше богоругания», чем «мощи богохульства». Разочарован был Алексей Кручёных: он счёл, что в поэме «по обыкновению, много слов и мало образования», а ещё в ней стала окончательно ясна любовь Маяковского «к штанам, юбкам, проституткам и проч.». Раздражала Кручёных и сентиментальность — «мама, небье (небесное)».

Поэма произвела сильное впечатление не только на круг футуристов, но и на некоторых акмеистов и символистов. Георгий Иванов отметил, что поэма, «несмотря на грубость, сомнительный вкус и ляпсусы, всё же ярка и интересна» ¹¹ Никитаев А. Т. Поэма Маяковского «Облако в штанах» в откликах 1910–20-х годов // Маяковский продолжается: Сборник научных статей и публикаций архивных материалов. Вып. 1. М.: Государственный музей В. В. Маяковского, 2003. С. 71. ⁠ . Примечательна также реакция Горького: «Он цитировал стихи из «Облака в штанах» и говорил, что такого разговора с Богом он никогда не читал, кроме как в Книге Иова, и что Господу Богу от Маяковского «здорово влетело» ¹² Катанян В. А. Маяковский: Хроника жизни и деятельности / Отв. ред. А. Е. Парнис. 5-е изд., доп. М.: Совет. писатель, 1985. C. 108. ⁠ . Неожиданной была реакция Ильи Репина, услышавшего чтение Маяковского в Куоккале летом 1915 года. Художник не жаловал футуристов, однако произведение его поразило ¹³ Чуковский К. И. Маяковский // Маяковский в воспоминаниях современников. М.: Гослитиздат, 1963. C. 131–134. ⁠ :

«Вот они оба очень любезно, но сухо здороваются, и Репин, присев к столу, просит, чтобы Маяковский продолжал своё чтение.

<…>

Маяковский начинает своего «Тринадцатого апостола» (так называлось тогда «Облако в штанах») с первой строки. На лице у него вызов и боевая готовность. Его бас понемногу переходит в надрывный фальцет:

Это опять расстрелять мятежников

грядёт генерал Галифе!

Пронзительным голосом выкрикивает он слово «опять». И cтарославянское «грядет» произносит «грядёт», отчего оно становится современным и действенным.

Я жду от Репина грома и молнии, но вдруг он произносит влюблённо:

— Браво, браво!

И начинает глядеть на Маяковского с возрастающей нежностью. И после каждой строфы повторяет:

— Вот так так! Вот так так!

<…>

Репин всё ещё не в силах успокоиться и в конце концов говорит Маяковскому:

— Я хочу написать ваш портрет! Приходите ко мне в мастерскую.

Это было самое приятное, что мог сказать Репин любому из окружавших его».

Государственный музей В.  В. Маяковского

Что было дальше?

«Облако в штанах» оставалось одним из самых ярких и обсуждаемых произведений поэта не только при его жизни, но и после гибели. О популярности поэмы свидетельствует письмо Маяковского в Госиздат от 30 мая 1926 года, где сказано, что 16 000 экземпляров тиража третьего издания поэмы были раскуплены всего за несколько месяцев.

Уже вскоре после первой публикации поэмы в печати появились пародии с названиями вроде «Звёзды всмятку» и «Штаны без облаков». Поэму переводили на иностранные языки: первый перевод фрагментов «Облака» на французский был сделан Романом Якобсоном в январе 1917 года, а уже в 1919 году появился полный перевод на польский язык в журнале Rydwan. Маяковский активно выступал с чтением поэмы в СССР и за границей — «Облако» всюду принимали с восторгом и просили читать на бис. После революции поэма, наконец опубликованная без купюр, в основном трактовалась как отражение социального бунта. В более поздних трактовках акцентируется внимание не столько на богоборчестве Маяковского, сколько на том, что «Облако» — это прежде всего любовная трагедия. Например, швейцарская исследовательница Анник Морар видит уникальность поэмы в том, что её «могут читать люди как революционного, так и лирического чувства» ¹⁴   Морар А. Горящие слова поэта-кузнеца Маяковского // 1913. Слово как таковое. СПб.: Европейский университет, 2014. С. 212. ⁠ .

Взрыв языка

Ещё 7 ключевых текстов эпохи футуризма

1910

1930

Откуда взялось название «Облако в штанах»?

Первоначально поэма называлась «Тринадцатый апостол» (по строкам из третьей части: «Я, воспевающий машину и Англию, / может быть, просто, / в самом обыкновенном евангелии / тринадцатый апостол»). Цензура не могла пропустить книгу с таким названием, и Маяковский был вынужден его изменить. В 1930 году на закрытии выставки «20 лет работы» Юбилейная выставка Маяковского, на которой были представлены его книги, плакаты, журнальные и газетные вырезки, рисунки. Идея выставки принадлежала самому Маяковскому. Она открылась 1 февраля 1930 года, за два с половиной месяца до смерти поэта. ⁠ Маяковский вспоминал: «Оно [«Облако»] сначала называлось «Тринадцатый апостол». Когда я пришёл с этим произведением в цензуру, то меня спросили: «Что вы, на каторгу захотели?» Я сказал, что ни в каком случае, что это ни в коем случае меня не устраивает. Тогда мне вычеркнули шесть страниц, в том числе и заглавие. Это — вопрос о том, откуда взялось заглавие. Меня спросили, как я могу соединить лирику и большую грубость. Тогда я сказал: «Хорошо, я буду, если хотите, как бешеный, если хотите, буду самым нежным, не мужчина, а облако в штанах» ¹⁵ Маяковский В. В. Полное собрание сочинений: В 13 т. М.: ГИХЛ, 1960. Т.XII. С. 436. ⁠ .

Замена названия отразилась на восприятии произведения. Название «Тринадцатый апостол» неотделимо от образа поэта-пророка, нового спасителя человечества, «голгофника», распятого на кресте. Отказ от этого названия означал и утрату смысловой связи с подзаголовком поэмы — «тетраптих»: Маяковский уподоблял четыре части поэмы складню из четырёх икон.

Впрочем, «Облако в штанах» было одним из рабочих вариантов названия ещё до представления поэмы в цензуру; более того, по признанию Маяковского, оно появилось раньше замысла самой поэмы. В статье «Как делать стихи» он вспоминал: «Году в тринадцатом, возвращаясь из Саратова в Москву, я, в целях доказательства какой-то вагонной спутнице своей полной лояльности, сказал ей, что я не «мужчина, а облако в штанах». Сказав, я сейчас же сообразил, что это может пригодиться для стиха, а вдруг это разойдётся изустно и будет разбазарено зря? Страшно обеспокоенный, я полчаса допрашивал девушку наводящими вопросами и успокоился, только убедившись, что мои слова уже вылетели у неё из следующего уха. Через два года «облако в штанах» понадобилось мне для названия целой поэмы» ¹⁶ Маяковский В. В. Полное собрание сочинений: В 13 т. М.: ГИХЛ, 1960. Т.XII. С. 91–92. ⁠ .

Когда я пришел с этим произведением в цензуру, то меня спросили: «Что вы, на каторгу захотели?»

Владимир Маяковский

Заглавие «Облако в штанах» появилось ещё при первой публикации в альманахе «Стрелец» задолго до выхода поэмы отдельной книгой ¹⁷ Владимир Маяковский. Облако в штанах. К 100-летию первого издания. Статьи, комментарии, критика / Сост. Д. Карпов. М.: Государственный музей В. В. Маяковского, 2015. С. 39. ⁠ . Вполне возможно, что, остановившись в итоге на этом варианте названия, Маяковский руководствовался общей футуристической практикой эпатажа: именно такого провокационного названия публика и ожидала от поэта-футуриста. Творческое поведение будетлян Объединение кубофутуристов: «люди, которые будут». Название придумал поэт Велимир Хлебников. Сборник-манифест группы под названием «Садок судей» вышел в 1910 году, Филиппо Маринетти выпустил первый манифест футуризма буквально за год до этого. Будетляне считали привычное искусство изношенным, морально устаревшим и противопоставляли ему словотворчество, провокацию, поэтику революции и разрушения. К будетлянам причисляют Велимира Хлебникова, Владимира Маяковского, Давида Бурлюка, Алексея Кручёных. ⁠ было нацелено на скандал, шок, вызов, и название «Облако в штанах» вполне соответствовало задачам футуристов: бросить вызов буржуазному обществу, смутить читателей, которые привыкли к изящной поэзии. Об этом говорят и названия футуристических манифестов («Пощёчина общественному вкусу», «Идите к чёрту!» и другие).

Образ «облака в штанах» появляется уже в прологе поэмы:

Хотите —
буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!

Маяковский противопоставляет «нежности» публики нарочитую грубость, антиэстетизм своей поэзии. В первой же строфе пролога поэмы он обозначает свою главную задачу:

Вашу мысль,
мечтающую на размягчённом мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут;
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.

Филолог Михаил Вайскопф писал о возможных источниках метафоры «облако в штанах»: «Вообще же ироническое снижение неба (облака, ветра, души и т. д.) до «штанов» было уже привычным мотивом, вероятно заданным Гейне («Сердитый ветер надел штаны»), хотя Маяковский сумел придать этой травестии драматическое звучание» ¹⁸ Вайскопф М. Во весь логос. Религия Маяковского. М., Иерусалим: Саламандра, 1997. C. 40–41. ⁠ . Об интерпретации названия «Облако в штанах» подробно говорил филолог Леонид Кацис, акцентируя внимание на цитате из выступления Маяковского в марте 1930 года: «Люди почти не покупали её, потому что главные потребители стихов были барышни и барыни, а они не могли покупать из-за заглавия. Если спрашивали «Облако», у них спрашивали: «В штанах»?» При этом они бежали, потому что нехорошее заглавие» ¹⁹  Маяковский В. В. Полное собрание сочинений: В 13 т. М.: ГИХЛ, 1960. Т.XII. С. 435–436. ⁠ . Кацис предположил, что для Маяковского выбор подобного названия был продолжением авангардной игры: «Сделать «плохое название» как можно более «плохим». Таким, чтобы самому глупому было ясно» ²⁰ Кацис Л. Ф. Владимир Маяковский: Поэт в интеллектуальном контексте эпохи. М.: Языки русской культуры, 2000. C. 82. ⁠ . Расчёт Маяковского оправдался: название «Облако в штанах» высмеяли журналисты, и книга получила дополнительную рекламу в прессе.

• вконтакте
• твиттер
• телеграм

вконтактетвиттертелеграм

Государственный музей В. В. Маяковского

Государственный музей В. В. Маяковского

Что кроме названия изменила цензура при первом издании поэмы?

«Облако в штанах» существенно пострадало от цензуры, когда в сентябре 1915 года вышло первое издание (тираж 1050 экземпляров). Маяковский иронизировал в автобиографии «Я сам» над тем, что исключённые из текста слова были заменены точками: «Облако вышло перистое. Цензура в него дула. Страниц шесть сплошных точек. C тех пор у меня ненависть к точкам. К запятым тоже». Из поэмы были безжалостно вычеркнуты строки, в которых так или иначе упоминался Бог и другие религиозные образы:

в хорах архангелова хорала
бог, ограбленный, идёт карать!

А улица присела и заорала:
«Идёмте жрать!»

Также были исключены строки, призывающие к революции: 

Где глаз людей обрывается куцый,
главой голодных орд,
в терновом венце революций
грядёт шестнадцатый год.

Не были оставлены без внимания и прямые призывы к восстанию: 

Выньте, гулящие, руки из брюк —
берите камень, нож или бомбу,
а если у которого нету рук —
пришёл чтоб и бился лбом бы!

Наконец, были исключены места, в которых был особенно заметен кощунственный эротизм: 

тело твоё просто прошу,
как просят христиане —
«хлеб наш насущный
даждь нам днесь».

Страстный, бунтарский финальный монолог поэта, обращённый к Богу, был исключён полностью. В предисловии ко второму изданию поэмы автор писал: «Долг мой восстановить и обнародовать эту искажённую и обезжаленную дореволюционной цензурой книгу». Однако даже в изуродованном виде поэма производила сильное впечатление — так, например, на первое издание поэмы отозвался Виктор Шкловский: «Цензурными вырезками превращённая в отрывки, притушенная, но и в этом виде огненная, вышла книга Маяковского «Облако в штанах». Из книги вырезано почти всё, что являлось политическим credo русского футуризма, остались любовь, гнев, прославленная улица и новое мастерство формы. <…> В поэме нет ни седых волос — старых рифм и размеров, ни старческой нежности прежней русской литературы — литературы бессильных людей» ²¹ Шкловский В. Вышла книга Маяковского «Облако в штанах» // Взял. Барабан футуристов. Пг: тип. Соколинского, 1915. С. 10. ⁠ . Когда в феврале 1918 года в издательстве «АСИС» (Ассоциация социалистического искусства) тиражом 1500 экземпляров вышло второе издание поэмы, уже без изъятий, Давид Бурлюк написал: «Насколько полнее, глубже, ярче это творение великого поэта теперь во всей полноте» ²² Никитаев А. Т. Поэма Маяковского «Облако в штанах» в откликах 1910–20-х годов // Маяковский продолжается: Сборник научных статей и публикаций архивных материалов. Вып. 1. М.: Государственный музей В. В. Маяковского, 2003. С. 72. ⁠ .

• вконтакте
• твиттер
• телеграм

вконтактетвиттертелеграм

В чём стилистическое и формальное новаторство поэмы?

«Облако в штанах» — новаторское произведение и с точки зрения языка, и с точки зрения метрики. Поэма насыщена неологизмами («изъиздеваюсь», «огромив», «любёночек», «испешеходили»), которые часто вызывали неприятие современников. Маяковский изобретал окказионализмы Окказионализмом называют новое слово, придуманное конкретным автором (от латинского occasionalis — случайный). В отличие от неологизма, окказионализм употребляется только в произведении автора и не уходит в широкое пользование. Маяковский активно занимался словотворчеством, среди его известных окказионализмов — «испавлиниться», «выгрустить», «молоткастый». ⁠ с увеличительными и уменьшительными суффиксами, противопоставляя их друг другу («божище» и «божик»), употреблял существительные с нулевым суффиксом («гуд», «морщь»). Филолог Михаил Гаспаров считал, что основная функция неологизмов Маяковского — «делать образ мира динамичнее, часто — гиперболичнее; подчёркивать недостаточность старого языка (словаря) и широту, богатство нового» ²³ Гаспаров М. Л. Владимир Маяковский // Очерки истории языка русской поэзии ХХ века: Опыты описания идиостилей. М.: Наследие, 1995. С. 394. ⁠ . Пожалуй, главная примета стиля Маяковского — использование ярких тропов Слово или выражение, используемое в переносном значении, чтобы усилить художественную выразительность. ⁠  («в душе ни одного седого волоса», «душ золотые россыпи», «твоих губ неисцветшую прелесть»). Роман Якобсон Роман Осипович Якобсон (1896–1982) — российский и американский лингвист. Якобсон одним из первых применил структурный анализ в языкознании и литературоведении, положил начало фонологии, занимался теорией перевода, повлиял на развитие русского формализма. Якобсон известен как основатель множества лингвистических кружков и школ. Большая часть жизни лингвиста прошла не в России: в 1920 году он переехал в Чехословакию, оттуда в 1939 году из-за немецкой оккупации — в Северную Европу. В 1941 году эмигрировал в США, где преподавал в Гарвардском университете и Массачусетском технологическом институте. ⁠ отмечал: «В стихах Маяковского метафора, заостряя символистскую традицию, становится не только самым характерным из поэтических тропов — её функция содержательна: именно она определяет разработку и развитие лирической темы» ²⁴ Якобсон Р. О. Заметки о прозе поэта Пастернака // Якобсон Р. О. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. С. 328–329. ⁠ . Помимо того, что Маяковский обновляет средства языка, он обыгрывает в поэме факты и события современности, вводит в сюжет газетные новости: так в поэме появляются реклама какао Ван Гутена, пожар на корабле «Лузитания», кража «Джоконды» из Лувра. По мысли Вячеслава Вс. Иванова, подобные уподобления используются автором в качестве «двойных», усложнённых метафор: «Поток таких сравнений производит впечатление огромной фрески, в которую на коллажный лад вставлены вырезки из газет с последними новостями» ²⁵ Иванов Вяч. Вс. Маяковский векам // В. Маяковский. Флейта-позвоночник: трагедия, стихотворения, поэмы. 1912–1917. М.: Прогресс-Плеяда. 2007. С. 293. ⁠ .

Он подходит к поэзии всё проще и всё уверенней, как врач к утопленнице, заставляя одним уже появлением своим расступиться толпу на берегу

Борис Пастернак

Маяковский активно использовал в поэме вульгаризмы, разговорную и жаргонную лексику («ложит», «пёрла», «заорала», «жрать», «сволочь», «выхаркнула» и других). Поэт сознательно поставил перед собой задачу говорить от имени улицы, которая «корчится безъязыкая». Просторечие работает и на авангардную модель отрицания, ниспровержения, разрушения поэтического канона. По словам Виктора Шкловского, «поэма написана таким размером, свободным и закономерным, как ритм плача или брани. <…> В новом мастерстве Маяковского улица, прежде лишённая искусства, нашла своё слово, свою форму. Сегодня мы у истоков великой реки» ²⁶ Шкловский В. Вышла книга Маяковского «Облако в штанах» // Взял. Барабан футуристов. Пг: тип. Соколинского, 1915. С. 11. ⁠ .

Футуристы стремились радикально обновить форму стиха, экспериментируя с ритмом и рифмой в поэзии. В «Облаке в штанах» поэт выходит за рамки традиционного стихосложения, комбинируя стихотворные размеры, подчиняя произведение главным образом ритму, графически разделяя стих на несколько строк. Поэт и прозаик Сергей Буданцев, анализируя новую поэму Маяковского, писал: «Чувство стихотворного ритма у поэта обострено до настоящей исхищрённости. Короткие волны и колебания строк при чтении слагаются в большие полные клубки ритмических понижений и повышений» ²⁷ Владимир Маяковский. Облако в штанах. К 100-летию первого издания. Статьи, комментарии, критика / Сост. Д. Карпов. М.: Государственный музей В. В. Маяковского, 2015. С. 108. ⁠ . Маяковский активно применяет ассонансы («мозгу» — «лоскут», «петься» — «сердца») и вообще обновляет рифму («Джек Лондон» — «Джиоконда», «разжал уста» — «пожалуйста»).

• вконтакте
• твиттер
• телеграм

вконтактетвиттертелеграм

Fine Art Images/Heritage Images/Getty Images

Кто был прототипом Марии и почему поэма посвящена Лиле Брик?

По всей вероятности, у героини поэмы несколько прототипов. Хотя женщиной, вдохновившей Маяковского на создание «Облака в штанах», считается Мария Денисова, сохранились свидетельства о том, что образ Марии был собирательным и первоначально писался с Сонки — Софьи Сергеевны Шамардиной. Об этом писала Лиля Брик в письме к Эльзе Триоле Эльза Триоле, до замужества Элла Каган (1896–1970), — писательница и переводчица, младшая сестра Лили Брик. В 22 года вместе с офицером Андре Триоле Каган уезжает из России во Францию — там она начинает писать книги на русском и французском языках, переводить Гоголя, Чехова, Маяковского. В 1928 году Триоле выходит замуж за поэта Луи Арагона, они вступают в Коммунистическую партию и вместе неоднократно посещают СССР. Триоле стала первой женщиной, получившей Гонкуровскую премию. ⁠ (20–26 января 1966 года): «Шамардина — это «Сонка». Володин серьёзный роман. Он любил её, но она от него ушла. Муж её (Адамович) был предсовнаркомом Белоруссии и в 37-м году застрелился. А Соня была 20 лет в нетях. Мы — Володя, Ося, я — очень <были> дружны с ними… Она — героиня «Облака» ²⁸ Брик Л. Из воспоминаний // «Имя этой теме: любовь!» Современницы о Маяковском / Вступ. ст. сост., коммент. В. А. Катанян. М.: Дружба народов, 1993. C. 472. ⁠ . Приехавшая из Минска в Москву Шамардина училась на Бестужевских курсах, за ней ухаживал Северянин, который написал о ней как о Сонечке Амардиной в романе в стихах «Колокола собора чувств» (1923). Маяковский и Шамардина познакомились благодаря Корнею Чуковскому в 1913 году, их роман продлился полгода.

Главным прообразом возлюбленной в поэме стала Мария Денисова — молодая художница, с которой футурист познакомился в январе 1914 года в Одессе. По воспоминаниям Василия Каменского, который вместе с Маяковским и Бурлюком принимал участие в турне футуристов 1913–1914 годов, поэт испытывал к девушке сильные чувства: «Вернувшись домой, в гостиницу, мы долго не могли успокоиться от огромного впечатления, которое произвела на нас Мария Александровна. Бурлюк глубокомысленно молчал, наблюдая за Володей, который шагал по комнате, не зная, как быть, что предпринять дальше, куда деться с этой вдруг нахлынувшей любовью. <…> Он метался из угла в угол и вопрошающе твердил вполголоса: Что делать? Как быть? Написать письмо? <…> Но это не глупо? Сказать всё сразу? Она испугается…» ²⁹  Каменский В. Жизнь с Маяковским. Пермь: Пушка, 2014. C. 145. ⁠

Марающий чёрный уголь жизни Маяковский превращает в алмаз

Давид Бурлюк

Драматическое расставание с девушкой, которая ответила отказом на предложение Маяковского и вскоре вышла замуж за другого, нашло отражение в сюжете поэмы:

Вошла ты,
резкая, как «нате»,
муча перчатки замш,
сказала:
«Знаете —
я выхожу замуж».

Мария Денисова до конца жизни поэта оставалась с ним в дружеских отношениях. Наконец, Роман Якобсон Роман Осипович Якобсон (1896–1982) — российский и американский лингвист. Одним из первых применил структурный анализ в языкознании и литературоведении, положил начало фонологии, занимался теорией перевода, повлиял на развитие русского формализма. Известен как основатель множества лингвистических кружков и школ. В 1920 году переехал в Чехословакию, оттуда в 1939 году из-за немецкой оккупации — в Северную Европу. В 1941 году эмигрировал в США, где преподавал в Гарвардском университете и Массачусетском технологическом институте. ⁠ предполагал, что среди прототипов Марии была художница Антонина Гумилина, влюблённая в Маяковского и близкая к его кругу.

Несмотря на то что поэма была написана ещё до знакомства с Лилей Брик, Маяковский решил посвятить «Облако в штанах» именно ей. Сама Лиля Брик объясняла это так: «Перед тем как напечатать поэму, Маяковский думал над посвящением. «Лиле Юрьевне Брик», «Лиле». Очень нравилось ему: «Тебе, Личика» — производное от «Лилечка» и «личико», — и остановился на «Тебе, Лиля». Когда я спросила Маяковского, как мог он написать поэму одной женщине (Марии), а посвятить её другой (Лиле), он ответил, что, пока писалось «Облако», он увлекался несколькими женщинами, что образ Марии в поэме меньше всего связан с одесской Марией и что в четвёртой главе раньше была не Мария, а Сонка. Переделал он Сонку в Марию оттого, что хотел, чтобы образ женщины был собирательный; имя Мария оставлено им как казавшееся ему наиболее женственным. Поэма эта никому не была обещана, и он чист перед собой, посвящая её мне» ³⁰  Брик Л. Из воспоминаний // «Имя этой теме: любовь!» Современницы о Маяковском / Вступ. ст. сост., коммент. В. А. Катанян. М.: Дружба народов, 1993. C. 89. ⁠ .

• вконтакте
• твиттер
• телеграм

вконтактетвиттертелеграм

Государственный музей В. В. Маяковского

Государственный музей В. В. Маяковского

Александр Саверкин/ТАСС

Откуда в поэме Джоконда, Джек Лондон и какао Ван Гутена?

Маяковский ссылается на реальную новость о похищении из Лувра картины Леонардо да Винчи «Мона Лиза» (она же «Джоконда»). Картину украл работник музея Винченцо Перуджа, однако до того, как настоящий преступник был найден, следствие подозревало поэта Гийома Аполлинера и художника Пабло Пикассо. Маяковский мог прочитать об этом событии в журнале «Огонёк» (1913, № 50), где сообщалось, что шедевр был возвращён. Эта заметка нашла отражение в поэме, где любимая женщина уподобляется картине Леонардо:

Вы говорили:
«Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть», —
а я одно видел:
вы — Джиоконда,
которую надо украсть!
И украли.

Почему возлюбленная поэта называет Джека Лондона? Маяковский иронизирует над популярностью американского писателя среди массовой аудитории, которая прежде всего любит в его книгах захватывающий авантюрный сюжет, романтическую любовь, экзотику. Вкладывая это имя в уста Марии, поэт снижает её образ, указывает на то, что мысли и мечты героини близки расхожим идеалам толпы.

Маяковский — поэт-гигантист. Нет такой пылинки, которой он не превратил в Арарат. В своих стихах он оперирует такими громадностями, которые и не мерещились нашим поэтам. Похоже, что он вечно глядит в телескоп

Корней Чуковский

Упоминая голландскую фирму по производству какао Van Houten, Маяковский вновь отсылает современников к газетной хронике. Пресса писала, что фирма пообещала большое вознаграждение семье приговорённого к смерти, если он выкрикнет в момент казни рекламную фразу «Пейте какао Ван Гутена!». Эта «бенгальская», «громкая» секунда для человека, обречённого на смерть и осмеяние толпы, уподобляется в поэме выходу поэта на сцену:

Хорошо, когда в жёлтую кофту
душа от осмотров укутана!
Хорошо,
когда брошенный в зубы эшафоту,
крикнуть:
«Пейте какао Ван-Гутена!»

 В широком смысле эта фраза может восприниматься как аллюзия на провокации, которые устраивали футуристы на своих выступлениях.

• вконтакте
• твиттер
• телеграм

вконтактетвиттертелеграм

Deventer Musea 

Откуда взялись богоборческие мотивы поэмы?

Мятеж против Бога и ангелов основывается на литературной традиции, уходящей корнями в романтическую эпоху, — образах бунтующих Гигантов, которые штурмуют небо, богоборческих сюжетах Гейне, ницшеанском «антихристианстве» ³¹ Вайскопф М. Во весь логос. Религия Маяковского. М., Иерусалим: Саламандра, 1997. C. 45. ⁠ . Филолог Михаил Вайскопф проводит аналогию между разрушением рая в «Облаке» и «Мистерии-буфф» Комедия написана в 1918 году, к первой годовщине Октябрьской революции. Для рассказа о революции Маяковский использует библейские сюжеты, при этом переосмысляет их сатирически. В первой постановке пьесы помимо автора участвовали Всеволод Мейерхольд и Казимир Малевич. «Мистерия-буфф» считается первой советской пьесой. В 1921 году Маяковский кардинально её перерабатывает. ⁠ с апокрифом о разрушении Христом преисподней. Поэт, соперничающий с Богом, претендует на его место: «Эй, вы! / Небо! / Снимите шляпу!» Вайскопф интерпретирует бунт против Бога в поэме как «вечный рассказ о возлюбленной и мире, отобранных у Маяковского вселенским Соперником» ³²  Вайскопф М. Во весь логос. Религия Маяковского. М., Иерусалим: Саламандра, 1997. C. 79. ⁠ . Эту мысль можно соотнести со строками из позднего стихотворения Маяковского «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» (1928), где вместо Бога появляется другой «небесный» соперник, рангом пониже:

Любить —
      это с простынь,
                       бессонницей
                                  рваных,
срываться,
        ревнуя к Копернику,
его,
        а не мужа Марьи Иванны,
считая
        своим
                 соперником.

Поэт мстит Богу, устраивая против него революцию: «Герой «Облака в штанах», потерпев поражение — в битве за Марию, женщину с именем Богородицы, — развёртывает программу грандиозного мщения» ³³ Вайскопф М. Во весь логос. Религия Маяковского. М., Иерусалим: Саламандра, 1997. C. 79. ⁠ . Вячеслав Вс. Иванов видел в мятеже против Бога отражение идей Ницше о сверхчеловеке: «Отрицание Бога у молодого Маяковского было настолько горячим, что оно само превращалось в подобие новой религии, где место древнего жертвоприношения занимало принесение в жертву Бога» ³⁴ Иванов Вяч. Вс. Маяковский векам // В. Маяковский. Флейта-позвоночник: трагедия, стихотворения, поэмы. 1912–1917. М.: Прогресс-Плеяда. 2007. С. 276. ⁠ . Не случайно поэт провозглашает себя Заратустрой Пророк и основатель зороастризма (не ранее XII — не позднее VI века до н. э.). Автор священного писания зороастризма — «Авесты». По преданию, Заратустра получил его от бога Ахура-Мазды. Именно в учении Заратустры впервые встречаются концепции ада и рая, личной ответственности человека за свои поступки и посмертного суда. В книге Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра», вышедшей в 1883 году, древний пророк становится носителем совершенно других идей: он предрекает возникновение сверхчеловека, свободного от нравственных догм; Ницше считал, что именно Заратустра создал мораль, поэтому она должна быть разрушена от его имени. Маяковского интересует именно Заратустра в ницшеанском смысле. ⁠ , отсылая к ницшеанскому учению и словам героев Достоевского. Страстный богоборческий монолог в поэме не раз сравнивали с легендой о Великом инквизиторе из романа «Братья Карамазовы», где Иван Карамазов в аллегорической форме размышляет о свободе воли и совести в христианстве и подвергает сомнению важнейшие религиозные постулаты. Достоевский считал эту притчу кульминацией всего романа, а современники называли её анархической и вольнодумной. Отсылки к «Братьям Карамазовым» есть и в поэме Маяковского «Флейта-позвоночник» (1915):

Если правда, что есть ты,
боже,
боже мой,
если звёзд ковёр тобою выткан,
если этой боли,
ежедневно множимой,
тобой ниспослана, господи, пытка,
cудейскую цепь надень.
Жди моего визита.
Я аккуратный,
Не замедлю ни на день.
слушай,
всевышний инквизитор!

Восстание поэта против Бога и ангелов — это ещё и характерное для футуристов стремление порвать с традицией, сбросить Всевышнего с парохода современности вслед за классиками литературы. 

• вконтакте
• твиттер
• телеграм

вконтактетвиттертелеграм

Государственный музей В.В. Маяковского

Как мотивы и идеи «Облака в штанах» отразились в дальнейшем творчестве Маяковского?

Идеи, мотивы и образы «Облака» были развиты в поэмах «Флейта-позвоночник», «Война и мир», «Про это», «Человек», «Во весь голос». Так, мотив похищенной любви проявляется во «Флейте-позвоночнике» (1915), написанной вслед за «Облаком в штанах» и посвящённой Лиле Брик:

Захлопали
двери.
Вошёл он,
весельем улиц орошён.
Я
как надвое раскололся в вопле,
Крикнул ему:
«Хорошо,
уйду,
хорошо!
Твоя останется.
Тряпок нашей ей,
робкие крылья в шелках зажирели б.
Смотри, не уплыла б.
Камнем на шее
навесь жене жемчуга ожерелий!»

Любовная трагедия снова сопряжена с богоборческими мотивами: это Бог вывел «проклятую» возлюбленную «из пекловых глубин» и приказал любить. Жестокий замысел Господа, которого поэт именует «небесным Гофманом», «всевышним инквизитором», обрекает героя на душевную муку ради забавы. Филологи Анна Сергеева-Клятис и Андрей Россомахин в комментарии к поэме обращают внимание на подтекст образа возлюбленной, связанный с известным рассказом Гофмана «Песочный человек» (1816): «Оттуда могли быть почерпнуты и использованные в рефрене эпитеты: «небесный Гофман» и «ты, проклятая» (собственно, «небесный Гофман» — это Господь, который выдумывает, создаёт «проклятую» красавицу, — именно поэтому цензор и удалил этот эпитет» ³⁵ Сергеева-Клятис А. Ю., Россомахин А. А. «Флейта-позвоночник» Владимира Маяковского: Комментированное издание. Статьи. Факсимиле. СПб.: Издательство Европейского университета, 2015. С. 20. ⁠ . Образ инфернальной героини может отсылать и к апокрифу о первой жене Адама Лилит, которая не желала покоряться мужу и стала одним из ночных демонов ³⁶ Сергеева-Клятис А. Ю., Россомахин А. А. «Флейта-позвоночник» Владимира Маяковского: Комментированное издание. Статьи. Факсимиле. СПб.: Издательство Европейского университета, 2015. С. 25. ⁠ . Как и в страстной отповеди в «Облаке в штанах», поэт продолжает говорить с Богом на равных и завершает «Флейту-позвоночник» собственным распятием:

В праздник красьте сегодняшнее число.
Творись,
распятью равная магия.
Видите —
гвоздями слов
прибит к бумаге я.

 Образы «тринадцатого апостола», «крикогубого Заратустры», «златоустейшего», которые примеряет на себя поэт в «Облаке в штанах», сменяются идентификацией с Иисусом в поэме «Человек» (1918). Это произведение — не что иное, как новое Евангелие от Маяковского, поэтапно описывающее рождение, жизнь, страсти, вознесение Маяковского, его пребывание на небе, возвращение на землю. Не случайно обложка поэмы (издание 1918 года) тоже изображает распятие в виде скрещения слов «Маяковский» и «Человек». Здесь поэту вновь противостоит могущественный враг, у которого служит поваром сам Бог и для которого Фидий ваяет «пышных баб»:

Повелитель Всего —
соперник мой,
мой неодолимый враг.
Нежнейшие горошинки на тонких чулках его.
Штанов франтовских восхитительны полосы.
Галстук,
выпестренный ахово,
с шеищи
по глобусу пуза расползся.

Фрагмент, в котором возлюбленная поэта приходит поклониться его сопернику и называет его пальцы стихами Маяковского, перекликается с решением Марии из «Облака в штанах» выйти замуж за другого. Мотив жертвоприношения во имя «немыслимой любви» реализуется в финале «Человека», когда поэт, возвращаясь на землю, узнаёт, что тысячи лет назад застрелился у двери любимой, а она выбросилась за ним вслед из окна. Схожую трактовку может иметь распятие поэта в поэме «Флейта-позвоночник»: «прими мой дар, дорогая, / больше я, может быть, ничего не придумаю». 

• вконтакте
• твиттер
• телеграм

вконтактетвиттертелеграм

Wikiart

Wikiart

Какую роль играет авторское «я» в поэме?

«Облако в штанах» выглядело настолько революционным произведением не только потому, что Маяковский радикально обновил язык и шокировал публику богоборчеством и откровенной любовной драмой. Поэт вводит в поэму авторское «я», нарочито утрированное, гиперболизированное, подчиняющее себе всё произведение. Формула авторского «я», открытая Маяковским ещё в трагедии «Владимир Маяковский», поразила Пастернака: «И как просто было это всё. Искусство называлось трагедией. Так и следует ему называться. Трагедия называлась «Владимир Маяковский». Заглавье скрывало гениально простое открытье, что поэт не автор, но — предмет лирики, от первого лица обращающейся к миру. Заглавье было не именем сочинителя, а фамилией содержанья» ³⁷ Пастернак Б. Л. Охранная грамота // Пастернак Б. Л. Полное собрание сочинений: В 11 т. М.: Слово/Slovo, 2004. Т. III: Проза. С. 218. ⁠ .

Этот приём был частью жизнетворческой программы Маяковского и использовался им во многих книгах: достаточно вспомнить, помимо трагедии «Владимир Маяковский», сборник «Я» (1913), автобиографию «Я сам» и другие произведения, в которых фамилия автора присутствует в заглавии. Как и других футуристов, пресса упрекала Маяковского в саморекламе: выпячивание собственного «я» казалось диким массовой аудитории.

Тогда среди наших поэтов никто ещё не чаял революции, а он, пророчествуя, даже год указал. Правда, в своём нетерпении он немного ошибся, революция случилась годом позже, но уж очень было велико нетерпение

Корней Чуковский

«Я» в «Облаке штанах», с одной стороны, бунтарское, ораторское, площадное: герой выступает против отжившего мещанского искусства, говорит от имени улицы, неистово спорит с Богом. С другой стороны, этот «я» — страдающий, униженный, мятущийся, когда обращается к Марии. Поза раболепного преклонения перед возлюбленной появляется и в других произведениях Маяковского, например в стихотворении «Лиличка! (Вместо письма)» (1916):

Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.

Резкие переходы в поэме от бравады к жалобной мольбе во многом определили оригинальную интонацию героя «Облака в штанах», который был готов драться с самим Богом, обличать мещанство, перекраивать мир, но был не в силах обрести любовь. Находкой Маяковского стал образ «громадины», «глыбы», которой «ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское», трагический образ «такого большого и такого ненужного» человека («Себе, любимому…», 1916).

Ещё отчаяннее и надрывнее это положение становится в поэме «Про это» (1923), когда герой в исступлении звонит возлюбленной в Водопьяный переулок, мучаясь оттого, что они с ней разделены целой вселенной, и чувствуя себя добровольным узником. В сюжете поэмы отражена реальная история: Маяковский и Лиля Брик расставались на два месяца зимой 1922/23 года по её предложению. По общей договорённости Маяковский должен был оставаться дома, работать, не играть в карты, не ходить в гости и не пытаться увидеть Лилю, а она обещала ещё раз взвесить своё решение о разрыве. Поэт тяжело переносил вынужденное расставание: «Он подходил к её дому, прятался на лестнице, подкрадывался к её дверям, писал письма и записки, которые передавались через прислугу или через общих знакомых. Так, через Н. Асеева он посылал ей цветы, книги и другие подарки, птиц в клетке — напоминание о себе» ³⁸ Янгфельдт Б. Любовь — это сердце всего. В. В. Маяковский и Л. Ю. Брик: Переписка, 1915–1930. М.: Книга, 1991. С. 28. ⁠ . Во время «добровольного заточения» Маяковский пишет поэму «Про это» и ведёт дневник до самого окончания своего «узничества» 28 февраля, когда он вновь встретился с Лилей Брик на вокзале.

• вконтакте
• твиттер
• телеграм

вконтактетвиттертелеграм

список литературы

• Быков Д. Л. Тринадцатый апостол. Маяковский: трагедия-буфф в шести действиях. М.: Молодая гвардия, 2017.
• Брик Л. Из воспоминаний // «Имя этой теме: любовь!» Современницы о Маяковском / Вступ. ст. сост., коммент. В. А. Катанян. М.: Дружба народов, 1993.
• Вайскопф М. Во весь логос. Религия Маяковского. М., Иерусалим: Саламандра, 1997.
• Владимир Маяковский. Облако в штанах. К 100-летию первого издания. Статьи, комментарии, критика / Сост. Д. Карпов. М.: Государственный музей В. В. Маяковского, 2015. С. 103–109.

• Владимир Маяковский. Про это. Факсимильное издание. Статьи. Комментарии. СПб.: Издательство Европейского университета, 2014.
• Гаспаров М. Л. Владимир Маяковский // Очерки истории языка русской поэзии ХХ века: Опыты описания идиостилей. М.: Наследие, 1995. С. 363–395.
• Евреинов Н. Н. Демон театральности. М., СПб.: Летний сад, 2002.
• Иванов Вяч. Вс. Маяковский векам // В. Маяковский. Флейта-позвоночник: трагедия, стихотворения, поэмы. 1912–1917. М.: Прогресс-Плеяда. 2007. С. 263–312.
• Каменский В. Жизнь с Маяковским. Пермь: Пушка, 2014.
• Кантор К. Тринадцатый апостол. М.: Прогресс-Традиция, 2008.
• Катанян В. А. Маяковский: Хроника жизни и деятельности / Отв. ред. А. Е. Парнис. 5-е изд., доп. М.: Совет. писатель, 1985.
• Кацис Л. Ф. Владимир Маяковский: Поэт в интеллектуальном контексте эпохи. М.: Языки русской культуры, 2000.
• Маяковский В. В. Полное собрание сочинений: В 13 т. М.: ГИХЛ, 1960.
• Морар А. Горящие слова поэта-кузнеца Маяковского // 1913. Слово как таковое. СПб.: Европейский университет, 2014. С. 212–221.
• Лиля Брик — Эльза Триоле. Неизданная переписка (1921–1970). М: Лак, 2000.
• Никитаев А. Т. Поэма Маяковского «Облако в штанах» в откликах 1910–20-х годов // Маяковский продолжается: Сборник научных статей и публикаций архивных материалов. Вып. 1. М.: Государственный музей В. В. Маяковского, 2003. С. 68–79.
• Пастернак Б. Л. Охранная грамота // Пастернак Б. Л. Полное собрание сочинений: В 11 т. М.: Слово/Slovo, 2004. Т. III: Проза. С. 148–238.
• Сергеева-Клятис А. Ю., Россомахин А. А. «Флейта-позвоночник» Владимира Маяковского: Комментированное издание. Статьи. Факсимиле. СПб.: Издательство Европейского университета, 2015. С. 7–49.
• Харджиев Н., Тренин В. Поэтическая культура Маяковского. М.: Искусство, 1970.
• Чуковский К. И. Маяковский // Маяковский в воспоминаниях современников. М.: Гослитиздат, 1963. С. 119–136.
• Чуковский К. И. Мой Уитмен. М.: Прогресс, 1969.
• Шкловский В. Вышла книга Маяковского «Облако в штанах» // Взял. Барабан футуристов. Пг: тип. Соколинского, 1915. С. 10–11.
• Якобсон Р. О. Заметки о прозе поэта Пастернака // Якобсон Р. О. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. С. 328–329.
• Янгфельдт Б. Любовь — это сердце всего. В. В. Маяковский и Л. Ю. Брик: Переписка, 1915–1930. М.: Книга, 1991.
• Янгфельдт Б. Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг. М.: АСТ: CORPUS, 2016.

Почему Пушкин не давал спать Есенину и Маяковскому?

Текст: Наталья Соколова

В издательстве «Бослен» вышла книга «Есенин vs Маяковский» о взаимоотношениях двух великих поэтов, соперников и дуэлянтов на литературной сцене, антагонистов, резко критикующих друг друга, но при этом уважающих один другого.

Поэтическая дуэль Есенина и Маяковского началась со дня их знакомства и закончилась только после смерти обоих. «Маяковскому не давало покоя ближайшее соседство с Есениным«, — утверждал Юрий Анненков. Что было общего у двух поэтов? Каким было их отношение к Европе и Америке? Зачем хулиганили футуристы и имажинисты? Все это можно узнать из книги. Увлекательный рассказ Марии Андреевны Степановой (не путать с другим известным писателем, поэтом Марией Михайловной Степановой) дополняют фотографии, портреты, афиши, обложки, шаржи.

Фрагмент из книги «Есенин vs Маяковский», предоставленный издательством «Бослен», о том, почему Пушкин не давал спать двум поэтам. Футуристы обещали «бросить его с корабля современности». А имажинисты… об этом в главе «Александр Сергеевич, разрешите представиться».

Издательство «Бослен», 20022

…Эпоха конца XIX — начала XX века была временем переосмысления и нового открытия классической литературы. Никто из поэтов Серебряного века не остался равнодушным к А.С.Пушкину. Как утверждал Юрий Анненков, «Пушкин вообще не давал спать поэтам» (Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. В 2 т. / Вступ. ст. П.А.Николаева. Т. 1. М., 1991. С. 158). Одни поэты, как В.Я.Брюсов, писали теоретические работы по особенностям метрики Пушкина, его стиля, отдельные работы о специфике некоторых произведений Пушкина («Домик в Коломне», «Медный всадник»), а также о важнейших аспектах биографии поэта («Первая любовь Пушкина», «Из жизни Пушкина»). Большинство поэтов обращались к имени и личности Пушкина как к истоку гармонии и эталону искусства, «солнцу русской поэзии» (А. А.Ахматова) и провозглашали себя его учениками, последователями (М.И.Цветаева). Очень интересным и сложным было отношение к Пушкину у Есенина и Маяковского.

Каждый из них претендовал на лидерство в поэзии, на роль «Пушкина XX века». По свидетельству Ивана Грузинова и Августы Миклашевской, Есенин даже «играл в Пушкина», приближая свой внешний облик к пушкинскому: «Идем по Тверской. Есенин в пушкинском испанском плаще, в цилиндре. Играет в Пушкина. Немного смешон. Но в данную минуту он забыл об игре. Непрерывно разговариваем. Вполголоса: о славе, о Пушкине. На углу останавливаемся.

На прощанье целуем друг у друга руки: играем в Пушкина и Баратынского» (Грузинов И.В. Есенин // ЕВС. В 2 т. Т. 1. М., 1986. С. 355), «Вышел к нам Есенин в крылатке и в широком цилиндре, какой носил Пушкин. Вышел и сконфузился. Взял меня под руку, чтобы идти, и тихо спросил: «Это очень смешно? Но мне так хотелось хоть чем-нибудь быть на него похожим» (Миклашевская А.Л. Встречи с поэтом // Сергей Есенин глазами современников / Сост. Н.И.Шубникова-Гусева. СПб., 2006. С. 234). Существует стереотип, что Есенин всегда относился к Пушкину с исключительным благоговением, а Маяковский отрицательно и нигилистически, как к классику, ориентация на которого тормозит развитие искусства. Действительно, Есенин относился к личности и памяти Пушкина очень трепетно. Если в первый период московской жизни местом его литературного паломничества была могила Гоголя, то в петербургский период это был дом Пушкина на Мойке.

Буквально после нескольких литературных знакомств и самого первого обоснования в городе Есенин попросил своих новых знакомых показать ему дом, где умер Пушкин. Увидев его издали, Есенин встал на колени, снял шляпу и спросил своего спутника: «Как ты думаешь: может — перекреститься?» Однако и в жизни Сергея Есенина был недолгий период юношеского максимализма, когда он был настроен критически по отношению к классической литературе, в том числе и к Пушкину. В московском письме к другу Григорию Панфилову (1913) Есенин пишет, что «не признает» Пушкина, и поясняет это, обращаясь к адресату письма: «Тебе, конечно, известны цинизм Пушкина…» (Есенин С. А. Письмо Г.А.Панфилову между 16 марта 13 апреля 1913 г. // ПСС-Е. Т. 6 М., 2005. С. 34). В период творчества, когда поэт состоял в группе имажинистов, отрицающих классику по причинам, близким к футуристическим, есть свидетельства, что Есенин во время встречи Нового года в Политехническом музее вместе с другими поэтами кричал: «Мы — имажинисты — не признаем Пушкина!» Среди хулиганских поступков имажинистов был один, о котором мы еще не упоминали и который вызвал особое негодование москвичей. Мариенгоф и Шершеневич попросили, чтобы художник Дид Ладо (Псевдоним художника Белевского А.С) нарисовал плакат «Я с имажинистами!», и повесили его на спину знаменитого памятника Пушкину, который стоял тогда на Тверском бульваре, лицом к Страстному монастырю.

По уверениям Матвея Ройзмана, Есенин сорвал этот плакат, отказавшись участвовать в затее. По другим воспоминаниям, плакат сорвали возмущенные жители города. Однако не вызывает никаких сомнений искренняя любовь и преклонение Есенина перед гением Пушкина. По свидетельству близких друзей поэта, Пушкина он цитировал чаще всего. Особенно нравились ему стихи «19 октября», «На холмах Грузии лежит ночная мгла…», «Не пой, красавица, при мне…», «Деревня».

По словам друга детства Есенина Н.Сардановского, «Евгения Онегина» поэт знал наизусть (Сардановский Н.А. На заре туманной юности // ЕВС. В 2 т. Т. 1. М., 1986. С. 130). М.Ройзман упоминает в своих записях, что Есенин часто вспоминал «Маленькие трагедии», особенно выделяя «Моцарта и Сальери» (Ройзман М.Д. Все, что помню о Есенине // Живой Есенин. Антология. СПб., 2006. С. 272). О близости пушкинских и есенинских образов и мотивов, о «воскрешении пушкинских ритмов» в поэзии Есенина, влиянии пушкинской традиции на творчество Есенина написано огромное количество научных работ (Пяткин С.Н. Пушкин в художественном сознании Есенина. Большое Болдино, 2010).

В поздний период творчества Есенин признавал, что стиль Пушкина является для него ориентиром, неким эстетическим каноном. В автобиографии 1925 года он писал: «В смысле формального развития теперь меня тянет все больше к Пушкину» (Есенин С. А. О себе // ПСС-Е. Т. 7. Кн. 1. М., 2005. С. 20), а в анкете о Пушкине писал о русском классике как выдающемся человеке, чьи личность и творчество еще не открыты по-настоящему: «Пушкин — самый любимый мною поэт. С каждым годом я воспринимаю его все больше и больше как гения страны, в которой я живу. Постичь Пушкина — это уже нужно иметь талант. Думаю, что только сейчас мы начинаем осознавать стиль его словесной походки» (Есенин С.А. Анкета Книга о книгах. К пушкинскому юбилею. // ПСС-Е. Т. 5. М., 2005. С. 225). К праздничным дням 125-летия Пушкина Есениным было написано стихотворение «Пушкину», которое он и прочитал, стоя у памятника во время юбилейных торжеств:

Поэт Сергей Есенин

• Мечтая о могучем даре
• Того, кто русской стал судьбой,
• Стою я на Тверском бульваре,
• Стою и говорю с собой.
• Блондинистый, почти белесый,
• В легендах ставший как туман,
• О Александр! Ты был повеса,
• Как я сегодня хулиган.
• Но эти милые забавы
• Не затемнили образ твой,
• И в бронзе выкованной славы
• Трясешь ты гордой головой.
• А я стою, как пред причастьем,
• И говорю в ответ тебе:
• Я умер бы сейчас от счастья,
• Сподобленный такой судьбе.
• Но, обреченный на гоненье,
• Еще я долго буду петь…
• Чтоб и мое степное пенье
• Сумело бронзой прозвенеть.

Есенин С.А. Пушкину // ПСС-Е. Т. 1. М., 1995. С. 203.

Стихотворение представляет собой больше саморефлексию, размышление об искусстве и о собственной судьбе перед лицом Пушкина, как перед высшим судией, чем беседу с гением на равных. Многие современники отмечали, что Есенин любил гулять по Тверскому бульвару из-за его литературной славы, что это было одно из любимых его мест в Москве. Особенно дорог Есенину был памятник Пушкину: проходя мимо, он всегда оборачивался, мог говорить с ним как с «живым» Пушкиным (Ройзман М.Д. Все, что помню о Есенине // Живой Есенин. Антология. СПб., 2006. С. 331). Слова в стихотворении «блондинистый, почти белесый» относятся, как ни покажется странным, к Пушкину, и появились они из реального эпизода биографии Есенина.

Однажды, идя зимней ночью по бульвару, он взглянул на памятник Пушкину: припорошенный снегом и в свете фонарей, он показался ему блондином, исчезающим в тумане. Обращение к Пушкину в стихотворении исключительно вежливое и почтительное, полное молитвенного преклонения («как пред причастьем»), передающее отношение лирического героя к поэту именно как «к гению страны», сыгравшему огромную роль в становлении национальной культуры. Быть может, единственная вольность — упоминание деталей биографии Пушкина («Ты был повеса, / Как я сегодня хулиган»). Есенин сравнивает себя с Пушкиным и этим словно бы оправдывает себя, придавая глубокий смысл своему хулиганству. Друзья поэта отмечали подобное и в его биографии. Когда кто-нибудь пенял ему, выговаривая за неординарные поступки, он спокойно парировал:

«А вы знаете, как Шекспир и Пушкин хулиганили?» Стихотворение «Пушкину» было и пророчеством в своем роде: «степное пенье» Есенина «сумело бронзой прозвенеть» — в 1995 году на Тверском бульваре (территориально близко к нынешнему месту нахождения памятника Пушкину) был установлен памятник Сергею Есенину, которого еще его современники считали наследником пушкинской традиции. Шаганэ Тальян однажды обмолвилась: «Сергей Александрович, вы словно Пушкин XX века!», а во время похорон Есенина траурная процессия трижды обнесла гроб с телом поэта вокруг памятника Пушкину в знак того, что он был достойным преемником пушкинской славы. Что касается Маяковского, то этого поэта до конца жизни несправедливо упрекали в неуважении к Пушкину. Одной из причин были знаменитые слова из манифеста футуристов: «Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с парохода Современности», а другой — его собственные стихи и эпатажные заявления: «А почему не атакован Пушкин? / А прочие генералы классики?»; «Маяковский заявил, что никогда не читает Пушкина, — только в детстве, когда заставляли. И никаких поэтов он никогда вообще не читает. Конечно, это была неправда…» (Тамара Миклашевская-Красина, Миклашевская-Красина Т. В. В дни Февральской революции // МГС. СПб., 2014. С. 154).

Массовый читатель принимал лозунги футуристов или некоторые высказывания самого Маяковского буквально, но имя Пушкина в данном случае было только символом. Маяковский выступал против канонизации Пушкина, и выступал по многим причинам. Ориентация на образцы (даже самые высокие) сковывает авторскую свободу, мешает самовыражению, тормозит развитие искусства и языка. Каждая новая эпоха требует новых форм в искусстве, диктует новые темы. Поэт каждой эпохи говорит своим, неповторимым языком. Свежий, неординарный, «незатертый» взгляд позволяет увидеть Пушкина (и других классиков) с необычной, неожиданной стороны: Я люблю вас, но живого, а не мумию. Навели хрестоматийный глянец.

Взгляд на Пушкина с академических высот казался пошлым и устаревшим не только Маяковскому, но и его друзьям-футуристам: «Пушкинианцы, вот кто является истинными могильщиками поэзии. Оберегая Пушкина от нас, они превратили поэта в медного идола, попытались сделать из него литературные мощи, ученый гербарий» (Каменский В.В. Жизнь с Маяковским // Пришедший сам. Воспоминания о Владимире Маяковском. / Вступ. ст. Д.Быкова. М., 2013. С. 58). Очень интересно о связи Маяковского с Пушкиным писала М.И.Цветаева: «Самоохрана творчества. Чтобы не умереть — иногда — нужно убить (прежде всего — в себе). И вот Маяковский — на Пушкина. Своего по существу не врага, а союзника, самого современного поэта своего времени, такого же творца своей эпохи, как Маяковский — своей — и только потому врага, что его вылили в чугуне и этот чугун на поколения навалили. (Поэты, поэты, еще больше прижизненной славы бойтесь посмертных памятников и хрестоматий!) Крик не против Пушкина, а против его памятника» (Цветаева М. И. Поэт и время // Цветаева М.И. Сочинения в 2 т. / Сост., подгот. текста, вступит. статья и коммент. А.Саакянц. Т. 2. М., 1988. С. 358-359. В той же работе Цветаева подчеркивала единство двух поэтов: «Пушкин с Маяковским бы сошлись, уже сошлись, никогда по существу и не расходились. Враждуют низы, горы — сходятся» (Цветаева М.И. Поэт и время // Цветаева М.И. Сочинения в 2 т. / Сост., подгот. текста, вступит. статья и коммент. А.Саакянц. Т. 2. М., 1988. С. 359). В одном из писем Б.Л.Пастернаку (июль 1931 года) Цветаева называла Маяковского прямым наследником Пушкина (наряду с Пастернаком): «Думаю, что от Пушкина прямая кончается вилкой, вилами, один конец — ты, другой — Маяковский» (Цветаева М.И., Пастернак Б.Л. Через лихолетие эпохи..: письма 1922-1936 годов, М., 2016, С.487). Пушкинское место — Тверской бульвар связан с Маяковским не меньше, чем с Есениным. Знаменитый памятник Маяковский «оживляет» в стихотворении «Шутка, похожая на правду»:

• Скушно Пушкину.
• Чугунному ропщется.
• Бульвар хорош пижонам холостым.
• Пушкину требуется культурное общество,
• а ему подсунули Страстной монастырь.

Маяковский В.В. Шутка, похожая на правду // ПСС-М. Т. 9. М., 1958. С. 246.

Владимир Маяковский. Фото: РИА Новости

К 125-летию Пушкина Маяковским было написано стихотворение «Юбилейное». Стихотворение — разговор с Пушкиным на равных. Лирический герой Маяковского ощущает себя в одном измерении с Пушкиным («У меня, да и у вас, в запасе вечность…»), не только его наследником, но и равным собеседником, равным — по пониманию назначения поэзии, взаимному знанию мук творчества («Но поэзия — пресволочнейшая штуковина»), осознанию трагического пути поэта, горечи неразделенной, безнадежной любви («Вот когда и горевать не в состоянии — это, Александр Сергеич, много тяжелей…»). В «Юбилейном» Маяковский словно вспоминает ворох обвинительных записок и нареканий по поводу Пушкина и оправдывается перед ним: «Александр Сергеич, да не слушайте ж вы их! Может, я один действительно жалею, что сегодня нету вас в живых». Как и для Сергея Есенина, Пушкин для Маяковского был главным мерилом собственного таланта: смотря в сторону Пушкина, он оценивает свои успехи в творчестве и только рядом с Пушкиным видит свое бессмертие — «После смерти нам стоять почти что рядом: вы на Пе, а я на эМ». Словно на суд Пушкина Маяковский выдвигает всех своих современников («Чересчур страна моя поэтами нища»), определяя свое исключительное положение:

• Ну, Есенин.
• мужиковствующих свора.
• Смех!
• Коровою
• в перчатках лаечных.
• Раз послушаешь…
• но это ведь из хора!
• Балалаечник!

Маяковский В. В. Юбилейное // ПСС-М. Т. 6. М., 1957. С. 52-53

Сергей Есенин на этот выпад Маяковского был глубоко обижен. Мгновенным ответом Есенина Маяковскому было стихотворение «На Кавказе» (сентябрь 1924). Примечательно, что оно написано в Грузии, в Тифлисе, то есть на родине Владимира Маяковского. Есенин воспевает, поэтизирует Кавказ, как священное место русской поэзии, с которым связаны рождение стихотворений, жизнь и смерть великих поэтов. Прежде чем приступить к критическому разбору современников, Есенин упоминает великих классиков и словно перед их немеркнущим светом, перед их трагической судьбой учиняет суд собратьям по перу.

• Издревле русский наш Парнас
• Тянуло к незнакомым странам,
• И больше всех лишь ты, Кавказ,
• Звенел загадочным туманом.
• Здесь Пушкин в чувственном огне
• Слагал душой своей опальной:
• «Не пой, красавица, при мне
• Ты песен Грузии печальной».
• И Лермонтов, тоску леча,
• Нам рассказал про Азамата,
• Как он за лошадь Казбича
• Давал сестру заместо злата.
• За грусть и жёлчь в своем лице
• Кипенья желтых рек достоин
• Он, как поэт и офицер,
• Был пулей друга успокоен.
• И Грибоедов здесь зарыт,
• Как наша дань персидской хмари,
• В подножии большой горы
• Он спит под плач зурны и тари.

Есенин С.А. На Кавказе // ПСС-Е. Т. 2. М., 1997. С. 107-108

Таким образом, суд над Маяковским творится не только перед лицом Пушкина, но и Лермонтова с Грибоедовым, его творчество умаляется рядом с творчеством классиков:

• Мне мил стихов российский жар.
• Есть Маяковский, есть и кроме,
• Но он, их главный штабс-маляр,
• Поет о пробках в Моссельпроме.

Там же. С. 108.

Соперничество Есенина и Маяковского иногда становилось предметом для фантазии современников. Николай Вержбицкий описал, как установили исследователи, (Юшкин Ю.Б. Вспоминая… небылое (О воспоминаниях Н.Вержбицкого) // Литературная учеба. 2005 № 6) придуманную встречу осенью 1924 года Есенина и Маяковского. По словам Вержбицкого, Есенин тогда с удовольствием прочитал строки стихотворения «На Кавказе» сопернику. Маяковский улыбнулся и сказал: Квиты! «Но Есенин, видимо, только еще собирался брать реванш. Постучав папироской о пепельницу, он слегка притронулся к колену Маяковского и, вздохнув, произнес: — Да… что поделаешь, я действительно только на букву Е. Судьба! Никуда не денешься из алфавита!.. Зато Вам, Маяковский, удивительно посчастливилось — всего две буквы отделяют вас от Пушкина… И, сделав короткую паузу, неожиданно заключил: — Только две буквы! Но зато какие — «Но»! При этом Сергей высоко над головой помахал пальцем и произнес это так: «Н-н-но!», предостерегающе растянув «н». А на лице его в это время была изображена строгая гримаса. Раздался оглушительный хохот… Смеялся Маяковский. Он до того был доволен остротой, что не удержался, вскочил и расцеловал Есенина» (Вержбицкий Н.К. Встречи с Есениным. Тбилиси, 1961. С. 1).

Источник: rg.ru

Известный русский поэт Владимир Маяковский — стихи о любви.

Гейнеобразное

Владимир Маяковский

Молнию метнула глазами:
Я видела —
с тобой другая.
Ты самый низкий,
ты подлый самый… —
И пошла,
и пошла,
и пошла, ругая.
Я ученый малый, милая,
громыханья оставьте ваши,
Если молния меня не убила —
то гром мне,
ей-богу, не страшен.

Отношение к барышне

Владимир Маяковский

Этот вечер решал —
не в любовники выйти ль нам?—
темно,
никто не увидит нас.
Я наклонился действительно,
и действительно
я,
наклонясь,
сказал ей,
как добрый родитель:
«Страсти крут обрыв —
будьте добры,
отойдите.
Отойдите,
будьте добры».

Военно-морская любовь

Владимир Маяковский

По морям, играя, носится
с миноносцем миноносица.

Льнет, как будто к меду осочка,
к миноносцу миноносочка.

И конца б не довелось ему,
благодушью миноносьему.

Вдруг прожектор, вздев на нос очки,
впился в спину миноносочки.

Как взревет медноголосина:
«Р-р-р-астакая миноносина!»

Прямо ль, влево ль, вправо ль бросится,
а сбежала миноносица.

Но ударить удалось ему
по ребру по миноносьему.

Плач и вой морями носится:
овдовела миноносица.

И чего это несносен нам
мир в семействе миноносином?

Люблю (Обыкновенно так)

Владимир Маяковский

Любовь любому рожденному дадена,—
но между служб,
доходов
и прочего
со дня на день
очерствевает сердечная почва.
На сердце тело надето,
на тело — рубаха.
Но и этого мало!
Один —
идиот!—
манжеты наделал
и груди стал заливать крахмалом.
Под старость спохватятся.
Женщина мажется.
Мужчина по Мюллеру мельницей машется.
Но поздно.
Морщинами множится кожица.
Любовь поцветет,
поцветет —
и скукожится.

Любовь (Что вышло)

Владимир Маяковский

Больше чем можно,
больше чем надо —
будто
поэтовым бредом во сне навис —
комок сердечный разросся громадой:
громада любовь,
громада ненависть.
Под ношей
ноги
шагали шатко —
ты знаешь,
я же
ладно слажен,—
и всё же
тащусь сердечным придатком,
плеч подгибая косую сажень.
Взбухаю стихов молоком
— и не вылиться —
некуда, кажется — полнится заново.
Я вытомлен лирикой —
мира кормилица,
гипербола
праобраза Мопассанова.

Любит? не любит? Я руки ломаю…

Владимир Маяковский

Любит? не любит? Я руки ломаю…
и пальцы разбрасываю разломавши,
так рвут загадав и пускают по маю
венчики встречных ромашек.
Пускай седины обнаруживает стрижка и бритье.
Пусть серебро годов вызванивает уймою,
надеюсь верую вовеки не придет
ко мне позорное благоразумие.

Уже второй,
должно быть ты легла.
А может быть
и у тебя такое.
Я не спешу
и молниями телеграмм
мне незачем
тебя
будить и беспокоить

море уходит вспять…
море уходит спать.
Как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт.
С тобой мы в расчете,
И не к чему перечень
взаимных болей бед и обид.

Уже второй должно быть ты легла.
В ночи Млечпуть серебряной Окою.
Я не спешу и молниями телеграмм.
Мне незачем тебя будить и беспокоить,
как говорят инцидент исперчен,
любовная лодка разбилась о быт.
С тобой мы в расчете и не к чему перечень
взаимных болей бед и обид.
Ты посмотри какая в мире тишь,
Ночь обложила небо звездной данью
в такие вот часы встаешь и говоришь
векам истории и мирозданью.

1928-1930

Лиличка!

Владимир Маяковский

Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще —
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

Люблю (Юношей)

Владимир Маяковский

Юношеству занятий масса.
Грамматикам учим дурней и дур мы.
Меня ж
из 5-го вышибли класса.
Пошли швырять в московские тюрьмы.
В вашем
квартирном
маленьком мирике
для спален растут кучерявые лирики.
Что выищешь в этих болоночьих лириках?!
Меня вот
любить
учили
в Бутырках.
Что мне тоска о Булонском лесе?!
Что мне вздох от видов на море?!
Я вот
в «Бюро похоронных процессий»
влюбился
в глазок 103 камеры.
Глядят ежедневное солнце,
зазнаются.
«Чего, мол, стоют лучёнышки эти?»
А я
за стенного
за желтого зайца
отдал тогда бы — всё на свете.

Люблю (Мальчишкой)

Владимир Маяковский

Я в меру любовью был одаренный.
Но с детства
людьё
трудами муштровано.
А я —
убег на берег Риона
и шлялся,
ни чёрта не делая ровно.
Сердилась мама:
«Мальчишка паршивый!»
Грозился папаша поясом выстегать.
А я,
разживясь трехрублевкой фальшивой,
играл с солдатьём под забором в «три листика».
Без груза рубах,
без башмачного груза
жарился в кутаисском зное.
Вворачивал солнцу то спину,
то пузо —
пока под ложечкой не заноет.
Дивилось солнце:
«Чуть виден весь-то!
А тоже —
с сердечком.
Старается малым!
Откуда
в этом
в аршине
место —
и мне,
и реке,
и стовёрстым скалам?!»

Люблю (Мой университет)

Владимир Маяковский

Французский знаете.
Делите.
Множите.
Склоняете чудно.
Ну и склоняйте!
Скажите —
а с домом спеться
можете?
Язык трамвайский вы понимаете?
Птенец человечий
чуть только вывелся —
за книжки рукой,
за тетрадные дести.
А я обучался азбуке с вывесок,
листая страницы железа и жести.
Землю возьмут,
обкорнав,
ободрав ее,—
учат.
И вся она — с крохотный глобус.
А я
боками учил географию,—
недаром же
наземь
ночёвкой хлопаюсь!
Мутят Иловайских больные вопросы:
— Была ль рыжа борода Барбароссы?—
Пускай!
Не копаюсь в пропыленном вздоре я —
любая в Москве мне известна история!
Берут Добролюбова (чтоб зло ненавидеть),—
фамилья ж против,
скулит родовая.
Я
жирных
с детства привык ненавидеть,
всегда себя
за обед продавая.
Научатся,
сядут —
чтоб нравиться даме,
мыслишки звякают лбёнками медненькими.
А я
говорил
с одними домами.
Одни водокачки мне собеседниками.
Окном слуховым внимательно слушая,
ловили крыши — что брошу в уши я.
А после
о ночи
и друг о друге
трещали,
язык ворочая — флюгер.

Люблю (Взрослое)

Владимир Маяковский

У взрослых дела.
В рублях карманы.
Любить?
Пожалуйста!
Рубликов за сто.
А я,
бездомный,
ручища
в рваный
в карман засунул
и шлялся, глазастый.
Ночь.
Надеваете лучшее платье.
Душой отдыхаете на женах, на вдовах.
Меня
Москва душила в объятьях
кольцом своих бесконечных Садовых.
В сердца,
в часишки
любовницы тикают.
В восторге партнеры любовного ложа.
Столиц сердцебиение дикое
ловил я,
Страстною площадью лёжа.
Враспашку —
сердце почти что снаружи —
себя открываю и солнцу и луже.
Входите страстями!
Любовями влазьте!
Отныне я сердцем править не властен.
У прочих знаю сердца дом я.
Оно в груди — любому известно!
На мне ж
с ума сошла анатомия.
Сплошное сердце —
гудит повсеместно.
О, сколько их,
одних только вёсен,
за 20 лет в распалённого ввалено!
Их груз нерастраченный — просто несносен.
Несносен не так,
для стиха,
а буквально.

Ты

Владимир Маяковский

Пришла —
деловито,
за рыком,
за ростом,
взглянув,
разглядела просто мальчика.
Взяла,
отобрала сердце
и просто
пошла играть —
как девочка мячиком.
И каждая —
чудо будто видится —
где дама вкопалась,
а где девица.
«Такого любить?
Да этакий ринется!
Должно, укротительница.
Должно, из зверинца!»
А я ликую.
Нет его —
ига!
От радости себя не помня,
скакал,
индейцем свадебным прыгал,
так было весело,
было легко мне.

Себе, любимому

Владимир Маяковский

Четыре.
Тяжелые, как удар.
«Кесарево кесарю — богу богово».
А такому,
как я,
ткнуться куда?
Где мне уготовано логово?

Если бы я был
маленький,
как океан,-
на цыпочки волн встал,
приливом ласкался к луне бы.
Где любимую найти мне,
Такую, как и я?
Такая не уместилась бы в крохотное небо!

О, если б я нищ был!
Как миллиардер!
Что деньги душе?
Ненасытный вор в ней.
Моих желаний разнузданной орде
не хватит золота всех Калифорний.

Если б быть мне косноязычным,
как Дант
или Петрарка!
Душу к одной зажечь!
Стихами велеть истлеть ей!
И слова
и любовь моя —
триумфальная арка:
пышно,
бесследно пройдут сквозь нее
любовницы всех столетий.

О, если б был я
тихий,
как гром,-
ныл бы,
дрожью объял бы земли одряхлевший скит.
Я если всей его мощью
выреву голос огромный,-
кометы заломят горящие руки,
бросаясь вниз с тоски.

Я бы глаз лучами грыз ночи —
о, если б был я
тусклый, как солце!
Очень мне надо
сияньем моим поить
земли отощавшее лонце!

Пройду,
любовищу мою волоча.
В какой ночи
бредовой,
недужной
какими Голиафами я зачат —
такой большой
и такой ненужный?

Письмо Татьяне Яковлевой

Владимир Маяковский

В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.
Я не люблю
парижскую любовь:
любую самочку
шелками разукрасьте,
потягиваясь, задремлю,
сказав —
тубо —
собакам
озверевшей страсти.
Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи.
Пять часов,
и с этих пор
стих
людей
дремучий бор,
вымер
город заселенный,
слышу лишь
свисточный спор
поездов до Барселоны.
В черном небе
молний поступь,
гром
ругней
в небесной драме,-
не гроза,
а это
просто
ревность двигает горами.
Глупых слов
не верь сырью,
не путайся
этой тряски,-
я взнуздаю,
я смирю
чувства
отпрысков дворянских.
Страсти корь
сойдет коростой,
но радость
неиссыхаемая,
буду долго,
буду просто
разговаривать стихами я.
Ревность,
жены,
слезы…
ну их! —
вспухнут веки,
впору Вию.
Я не сам,
а я
ревную
за Советскую Россию.
Видел
на плечах заплаты,
их
чахотка
лижет вздохом.
Что же,
мы не виноваты —
ста мильонам
было плохо.
Мы
теперь
к таким нежны —
спортом
выпрямишь не многих,-
вы и нам
в Москве нужны
не хватает
длинноногих.
Не тебе,
в снега
и в тиф
шедшей
этими ногами,
здесь
на ласки
выдать их
в ужины
с нефтяниками.
Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму —
одну
или вдвоем с Парижем.

1928

Любовь (Мир опять цветами оброс…)

Владимир Маяковский

Мир
опять
цветами оброс,
у мира
весенний вид.
И вновь
встает
нерешенный вопрос —
о женщинах
и о любви.
Мы любим парад,
нарядную песню.
Говорим красиво,
выходя на митинг.
На часто
под этим
покрытой плесенью,
старенький-старенький бытик.
Поет на собранье:
«Вперед, товарищи…»
А дома,
забыв об арии сольной,
орет на жену,
что щи не в наваре
и что
огурцы
плоховато просолены.
Живет с другой —
киоск в ширину,
бельем —
шантанная дива.
Но тонким чулком
попрекает жену:
— Компрометируешь
пред коллективом.-
То лезут к любой,
была бы с ногами.
Пять баб
переменит
в течении суток.
У нас, мол,
свобода,
а не моногамия.
Долой мещанство
и предрассудок!
С цветка на цветок
молодым стрекозлом
порхает,
летает
и мечется.
Одно ему
в мире
кажется злом —
это
алиментщица.
Он рад умереть,
экономя треть,
три года
судиться рад:
и я, мол, не я,
и она не моя,
и я вообще
кастрат.
А любят,
так будь
монашенкой верной —
тиранит
ревностью
всякий пустяк
и мерит
любовь
на калибр револьверный,
неверной
в затылок
пулю пустя.
Четвертый —
герой десятка сражений,
а так,
что любо-дорого,
бежит
в перепуге
от туфли жениной,
простой туфли Мосторга.
А другой
стрелу любви
иначе метит,
путает
— ребенок этакий —
уловленье
любимой
в романтические сети
с повышеньем
подчиненной по тарифной сетке.
По женской линии
тоже вам не райские скинии.
Простенького паренька
подцепила
барынька.
Он работать,
а ее
не удержать никак —
бегает за клёшем
каждого бульварника.
Что ж,
сиди
и в плаче
Нилом нилься.
Ишь! —
Жених!
— Для кого ж я, милые, женился?
Для себя —
или для них? —
У родителей
и дети этакого сорта:
— Что родители?
И мы
не хуже, мол! —
Занимаются
любовью в виде спорта,
не успев
вписаться в комсомол.
И дальше,
к деревне,
быт без движеньица —
живут, как и раньше,
из года в год.
Вот так же
замуж выходят
и женятся,
как покупают
рабочий скот.
Если будет
длиться так
за годом годик,
то,
скажу вам прямо,
не сумеет
разобрать
и брачный кодекс,
где отец и дочь,
который сын и мама.
Я не за семью.
В огне
и дыме синем
выгори
и этого старья кусок,
где шипели
матери-гусыни
и детей
стерег
отец-гусак!
Нет.
Но мы живем коммуной
плотно,
в общежитиях грязнеет кожа тел.
Надо
голос
подымать за чистоплотность
отношений наших
и любовных дел.
Не отвиливай —
мол, я не венчан.
Нас
не поп скрепляет тарабарящий.
Надо
обвязать
и жизнь мужчин и женщин
словом,
нас объединяющим:
«Товарищи».

Мария! Мария! Мария!

Владимир Маяковский

Мария! Мария! Мария!
Пусти, Мария!
Я не могу на улицах!
Не хочешь?
Ждешь,
когда щеки провалятся ямкою,
попробованный всеми,
пресный,
я приду
и беззубо прошамкаю,
что сегодня я
«удивительно честный».

Мария,
видишь —
я уже начал сутулиться.

В улицах
люди жир продырявят в четырехэтажных зобах,
высунут глазки,
потертые в сорокгодовой таске,—
перехихикиваться,
что у меня в зубах
— опять! —
черствая булка вчерашней ласки.
Мария!
Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово?
Птица
побирается песней,
поет,
голодна и звонка,
а я человек, Мария,
простой,
выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.

Мария, хочешь такого?
Пусти, Мария!
Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!

Мария!

Звереют улиц выгоны.
На шее ссадиной пальцы давки.

Открой!

Больно!

Видишь — натыканы
в глаза из дамских шляп булавки!

Пустила.

Детка!
Не бойся,
что у меня на шее воловьей
потноживотные женщины мокрой горою сидят,—
это сквозь жизнь я тащу
миллионы огромных чистых любовей
и миллион миллионов маленьких грязных любят.
Не бойся,
что снова,
в измены ненастье,
прильну я к тысячам хорошеньких лиц,—
«любящие Маяковского!» —
да ведь это ж династия
на сердце сумасшедшего восшедших цариц.

Мария, ближе!
В раздетом бесстыдстве,
в боящейся дрожи ли,
но дай твоих губ неисцветшую прелесть:
я с сердцем ни разу до мая не дожили,
а в прожитой жизни
лишь сотый апрель есть.

Мария!
Поэт сонеты поет Тиане,
а я —
весь из мяса,
человек весь —
тело твое просто прошу,
как просят христиане —
«хлеб наш насущный
даждь нам днесь».

Мария — дай!

Мария!
Имя твое я боюсь забыть,
как поэт боится забыть
какое-то
в муках ночей рожденное слово,
величием равное богу.

Тело твое
я буду беречь и любить,
как солдат,
обрубленный войною,
ненужный,
ничей,
бережет свою единственную ногу.

Мария —
не хочешь?
Не хочешь!

Ха!

Значит — опять
темно и понуро
сердце возьму,
слезами окапав,
нести,
как собака,
которая в конуру
несет
перееханную поездом лапу.

Кровью сердца дорогу радую,
липнет цветами у пыли кителя.
Тысячу раз опляшет Иродиадой
солнце землю —
голову Крестителя.

И когда мое количество лет
выпляшет до конца —
миллионом кровинок устелется след
к дому моего отца.

Вылезу
грязный (от ночевок в канавах),
стану бок о бок,
наклонюсь
и скажу ему на ухо:

— Послушайте, господин бог!
Как вам не скушно
в облачный кисель
ежедневно обмакивать раздобревшие глаза?
Давайте — знаете —
устроимте карусель
на дереве изучения добра и зла!

Вездесущий, ты будешь в каждом шкапу,
и вина такие расставим по столу,
чтоб захотелось пройтись в ки-ка-пу
хмурому Петру Апостолу.
А в рае опять поселим Евочек:
прикажи,—
сегодня ночью ж
со всех бульваров красивейших девочек
я натащу тебе,

Хочешь?

Не хочешь?

Мотаешь головою, кудластый?
Супишь седую бровь?
Ты думаешь —
этот,
за тобою, крыластый,
знает, что такое любовь?

Я тоже ангел, я был им —
сахарным барашком выглядывал в глаз,
но больше не хочу дарить кобылам
из севрской муки изваянных ваз.
Всемогущий, ты выдумал пару рук,
сделал,
что у каждого есть голова,—
отчего ты не выдумал,
чтоб было без мук
целовать, целовать, целовать?
Я думал — ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик.
Видишь, я нагибаюсь,
из-за голенища
достаю сапожный ножик.
Крылатые прохвосты!
Жмитесь в раю!
Ерошьте перышки в испуганной тряске!
Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою
отсюда до Аляски!

Пустите!

Меня не остановите.

Вру я,
в праве ли,
но я не могу быть спокойней.
Смотрите —
звезды опять обезглавили
и небо окровавили бойней!

Эй, вы!
Небо!
Снимите шляпу!
Я иду!

Глухо.

Вселенная спит,
положив на лапу
с клещами звезд огромное ухо.

1914. Мария. Маяковский без глянца

1914.

Мария

Василий Васильевич Каменский:

Маяковский вглядывался в далекую линию горизонта.

Кругом, греясь на солнце, гуляла публика.

Я вдруг заметил совершенно необыкновенную девушку: высокую, стройную, с замечательными сияющими глазами, словом, настоящую красавицу.

Она шла рядом с молодой дамой, очень на нее похожей. С ними был мужчина средних лет.

Я сказал:

– Володичка, взгляни сюда…

Маяковский обернулся, пристально оглядел девушку и как-то сразу забеспокоился:

– Вот что, вы останьтесь здесь или как хотите, а я пойду и буду в гостинице через… Ну, словом, скоро.

Он быстро отошел и скрылся в толпе. <…>

Бурлюк лукаво ухмылялся. <…>

– …Будем пробивать тоннель в будущее. А насчет этой вот… Джиоконды… Для Володи это – вроде чуда… если будет удача… Он молод, ничего еще не испытал. И пусть гоняет на лихачах…

И как раз именно в эту секунду я увидел, как на лихаче пронесся Маяковский и с ним кто-то был: кажется, она.

– Додичка, смотри, смотри… Володя… Он не один…

Часа через два мы вернулись в гостиницу.

Маяковского не было.

Мы ждали еще час. И еще час.

Володи не было.

Ушли в ресторан и наказали: если появится Маяковский – мы там-то.

В ресторане ждали, ждали и решили обедать без Володи.

Наконец он появился.

Взбудораженный, чему-то улыбающийся, рассеянный необычайно, совсем на себя не похожий.

Сел и, желая сохранить спокойствие, начал разглядывать обедающую публику, будто искал кого-то. И сразу сказал подошедшему официанту:

– Дайте три бутылки шампанского, а обедать я не буду.

…Я смотрел на Володю с изумлением: его было трудно узнать – так он весь сразу преобразился, стал торжественным и очень красивым.

Маяковский улыбнулся и сказал:

– Вы понимаете, что произошло? Я встретил компанию знакомых из Москвы. Меня затащили к себе обедать. Потом сели играть в карты, и я всех обыграл. И вот угощаю. Пожалуйста. <…>

По хитрому глазу Бурлюка я понял, что мы идем обедать к Джиоконде.

Так оно и оказалось.

Через час мы уже были в квартире того самого инженера, которого я видел у памятника Ришелье с женой и Джиокондой. Она оказалась сестрой жены инженера.

Звали ее Мария Александровна.

Бесконечно обаятельная и веселая, она искренне обрадовалась нашему приходу.

Обед у Джиоконды превратился в поэтическое торжество: мы почти все время читали стихи, говорили какие-то особенно праздничные вещи.

Володя был в ударе. Его остроты могли рассмешить памятник герцогу Ришелье. Он говорил много, умно и весело.

Он во что бы то ни стало хотел нравиться всем присутствующим и, конечно, в первую очередь Марии Александровне. Ему легко удалось достичь желанного впечатления.

Дружески подшучивая, он придумывал про меня невероятные фантастические истории.

Он, например, уверял, что я однажды на самолете так высоко залетел за облака, что земля в это время отодвинулась, и я начал спускаться в бездонную пропасть и едва попал куда-то на остров к зулусам, которые приняли меня за бога. И будто там, у зулусов, я написал самую гениальную поэму, которую сейчас прочту…

…Бурлюк глубокомысленно молчал, наблюдая за Володей, который нервно шагал по комнате, не зная, как быть, что предпринять дальше, куда деться с этой вдруг нахлынувшей любовью.

Впервые в жизни познавший это громадное чувство, он метался из угла в угол и вопрошающе твердил вполголоса:

– Что делать? Как быть? Написать письмо? Но это не глупо?.. «Я вас люблю. Чего же боле…» Сказать все сразу? Она испугается… И всем будет страшно… Скажут – желтая кофта и вдруг…

И он нежно, по-детски, почти беспомощно, обратился к нам:

– Мне что-то очень беспокойно… Давайте пойдем к морю. Я никогда не видал моря ночью. Это должно быть замечательно.

– Пойдем.

Мы отправились на берег и долго смотрели в густо-синее величие безмолвия, над которым висели сочные, утешающие звезды.

Володя почти шептал:

– Гениальнейшая ночь… Довольно… Пойдемте…

<…> Мы пошли в ресторан, но уже через час Володя сказал:

– Нет, не могу… Пойдемте в другой…

Мы перешли в какой-то маленький ночной кабачок – там пел квартет «Сибирских бродяг».

До утра просидели там, подпевая знакомые каторжные песни:

Бродяга к Байкалу подходит,

Рыбачию лодку зовет…

Маяковский предлагал:

– Поедемте в Сибирь?

– А Джиоконда?

– Только с ней.

Бурлюк, закусив нижний край губы, говорил задумчиво:

– Да-с… вот… так, Владим Владимыч… И напевал:

Есть море синее.

Есть любовь сильная.

Володя виновато улыбался.

Настал вечер 16-го.

Оставалось до начала выступления три часа.

Володи не было, хотя мы и условились, что должны, как всегда, готовиться вместе и вместе пойти к началу.

До сих пор он был исключительно аккуратен, но, видно, любовь изменила его.

Вообще мы видели его теперь урывками.

Он влетал к нам в гостиницу этаким порывом морского ветра на несколько минут и, справившись о нашем благополучии, снова исчезал. <…>

Маяковский читал с исключительным подъемом и все время поглядывал в сторону, где сидела сияющая Мария Александровна. <…>

– Нет. Без вас не останусь.

– Но мы занимаемся искусством…

– Я тоже…

– …И таким делом, которое не ждет. В Кишиневе театр снят, афиши расклеены. В Николаеве также. А дальше – Киев. Решай, Во-лодичка, решай.

– Я-то решил сразу, но Мария…

– Объяснитесь завтра же. Ведь через месяц ты можешь вернуться в Одессу.

– Так я не желаю. Завтра в четыре она будет, и я скажу обо всем и убежден, что Мария согласится, если только… Итак, до завтра.

Володя, горько улыбнувшись какой-то своей мысли, исчез. Это было поздно ночью.

На следующий день мы виделись лишь за завтраком. Володя был молчалив.

А в полдень, как встретились, он твердо и мрачно сказал:

– Едем.

И, накинув пальто, снова скрылся.

Утром мы втроем уже завтракали на корабле, направляясь по Черному морю в Николаев.

Нас сильно качало.

Мы долго молчали: очень было жаль Володю.

Бурлюк попытался было что-то говорить об искусстве Запада и Востока.

Но Маяковский не слушал…

Купе международного вагона. Едем из Николаева в Кишинев. <…>

Беседуем о том, что надо делать крупные, монументальные вещи, с расчетом на вечность, со взглядом на благодарное потомство.

Говорим об этом со специальной целью – разжечь Володю.

А он рассеянно поглядывал в окно на бегущую панораму и напевал начало известного северянинского стихотворения:

Это было у моря…

Напевал много раз, на всякие лады. И вскоре, мрачно улыбаясь, начал повторять, вырубая ритмом каждое слово:

Это было,

Было в Одессе.

Мы сразу поняли, что Володя задумал большую вещь и «это было» является началом, трамплином.

Через четверть часа Маяковский, пристально смотря на нас, прочел медленно, с большими, напряженными паузами:

Вы думаете, это бредит малярия?

Это было,

Было в Одессе.

Приду в четыре, – сказала Мария.

Восемь.

Девять.

Десять.

– Гениально! – ликовали мы…

Маяковский уже больше не оставался один на-один со своею личной болью. Боль была выговорена в слове, претворена в ритм.

В кругу стройных грузинок Маяковский постоянно острил на мой счет, а грузинки сочно, звонко хохотали.

Что он наговаривал на меня – не знаю.

И только ночью в гостинице признался:

– Васичка, не сердись. Это я нарочно делаю, нарочно порчу, чтобы ты не влюбился в Тифлисе, как я в Одессе. Вы отвлекли меня от любви к Марии, ну и я вас отвлекаю. Любить нельзя – масса тяжелых неприятностей. Лучше будем писать стихи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

14.04.1914

14.04.1914 Никогда и никакого поступка, Ф., не совершал я с такой же определенностью чувства, что делаю нечто хорошее и безусловно необходимое, как во время нашей помолвки,[94] и после, и теперь. С такою несомненностью – никогда. А Ты? А для Тебя? Для Тебя это так же? Начни свое

17.04.1914

17.04.1914 Ф., любимая, у меня только десять минут, и даже их толком нет. Что прикажешь поделать и написать в такой спешке? Сперва поблагодарить Тебя за то, что сроком увольнения Ты определила август, пусть так оно и остается. Я выглядел «ужасно бедненьким», разумеется, я и

19.04.1914

19.04.1914 Какая радость, любимая, хоть однажды услышать от Тебя упрек по поводу писем. Разумеется, я давно должен был написать Твоей матери, а сделал это только сегодня. И книгу Твоему отцу я должен был выслать сразу же во вторник, а послал лишь в пятницу. Но, во-первых, я вовсе не

1-2.11.1914[97]

1-2.11.1914[97] Между нами, Фелиция, в том, что касается меня, за последнюю четверть года ничто и ничуть не изменилось, ни в хорошем, ни в худом смысле. Я, разумеется, на первый же Твой зов готов откликнуться и на Твое более раннее письмо, если бы оно до меня дошло, ответил бы

1914

1914 Капри, 1/14 янв. 14 г. Позавчера с Верой и Колей приехали на Капри. Как всегда, отель «Квисисана». Горький и Кат. Павл. с Максимом уехали в Россию, он на Берлин, она на Вену. Вчера встречали Нов. год: Черемновы, вдова революционера и «историка» Шишко с психопаткой своей дочерью,

1914

1914 238.Анненская А.Н.Н.В. ГОГОЛЬ: ЕГО ЖИЗНЬ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. — 5-е изд. — 1914. — 80 с.239.Кривенко С.Н.М.Е. САЛТЫКОВ: ЕГО ЖИЗНЬ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. — 3-е изд. — 1914. — 88

1914

1914 Капри, 1/14 янв. 14 г.Позавчера с Верой и Колей приехали на Капри. Как всегда, отель «Квисисана».Горький и Кат. Павл. с Максимом уехали в Россию, он на Берлин, она на Вену.Вчера встречали Нов. год: Черемновы, вдова революционера и «историка» Шишко с психопаткой своей дочерью,

1914

1914 [Сохранились рукописные странички с записями Бунина:]Капри 1/14 Янв. 14 г.Позавчера с Верой и с Колей приехали на Капри. Как всегда, отель «Квисисана».Горький и Кат. Павл. с Максимом уехали в Россию, он на Берлин, она на Вену.Вчера встречали Нов. Год: Черемновы, вдова

МАРИЯ I ТЮДОР (МАРИЯ КРОВАВАЯ)

МАРИЯ I ТЮДОР (МАРИЯ КРОВАВАЯ) (род. в 1516 г. – ум. в 1558 г.) Королева Англии. Восстановила в стране католицизм и жестоко преследовала сторонников Реформации.Мария I правила Англией совсем недолго – с 1553 г. до ноября 1558 г. Но за этот короткий период в Англии было сожжено

1914-й

1914-й 29 июля 1914 года, в полдень, когда генерал Маннергейм обедал в охотничьем клубе на Эриванской улице, 7, солдат-посыльный вручил ему предписание: «Срочно прибыть в штаб бригады, куда поступил приказ о мобилизации».«Тишину ночи, — писал генерал-майор Носович, — прорезали

1914 год

1914 год НАЦИОНАЛЬНЫЙ СЪЕЗД …Главное призвание русской национальной партии есть защита русского племени как господствующего в России. Нас думают уязвить, называя иногда наш принцип зоологическим, – но зоология, господа, великая наука, и пренебрегать ее выводами могут

1914

1914 18 июля 1914 г. была объявлена мобилизация, а 20 июля манифест возвещал об объявлении войны Германии. Итак, началась всеобщая европейская война. С одной, нашей, стороны: Россия, Франция, Англия; Сербия, Черногория, Япония, Бельгия и с другой: Германия и Австрия.Истории

1914

1914 В мае выходит сборник «Горница». Публикации: «Биржевые ведомости», еженедельники «Голос жизни», «Златоцвет», «Огонек», «Солнце России», «За 7 дней», журналы «Аполлон», «Лукоморье», «Новая жизнь», «Рубикон», «Аргус», «Нива», альманах «Солнечный путь» (Одесса).Прекращение

1914 год

1914 год 478.      Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[1465] &lt;1.01.1914. Бегичево — Михайловское&gt;&lt;…&gt; Одновременно с письмом к тебе я в прошлый раз послал в Михайловское письмо Рачинскому, где затронул тему об Иванове[1466]. Я сделал это не без умысла — ввиду высказанного тобою намерения

от молодых девушек до Лили Брик

Владимир Маяковский был нагл, эпатажен и груб, но в то же время был очень ранимым человеком. Поэт умел любить по-настоящему и всегда был готов на красивые жесты ради своих любимых женщин. Но ни одна из них не принадлежала ему до конца…

Настя Федорович Редактор «TechInsider»

Софья Шамардина

В семнадцатилетнего белокурого ангела было невозможно не влюбиться. Их сам того не желая познакомил Корней Чуковский на вечере футуристов в медицинском институте. Девушка была поглощена обществом Владимира и не желала с ним больше расставаться. Она забросила учебу, но зато исправно посещала все слеты футуристов.

Когда об отношениях Сони и Владимира узнал Чуковский, он предпринял все возможное, чтобы они расстались. Под его напором и влиянием других «доброжелателей» Софья, которая была беременной, избавилась от ребенка и уехала в Минск, посвятив себя политике. В 1923 году вступила в партию, вышла замуж за народного комиссара по военным делам Иосифа Адамовича и стала первой леди Беларусии. А их отношения с Маяковским приняли дружескую огранку. 

Мария Денисова 

В одесскую красавицу Маяковский влюбился во время черноморского турне. Мария была помолвлена, но Маяковского это никогда не смущало. Он попытался задавить Марию своим напором, но она ему все же отказала, несмотря на взаимную симпатию. На этом их отношения не закончились: Мария дважды побывала замужем, родила. И в 1920-е годы решила закрыть гештальт, подписавшись на роман с Маяковским. Мария металась между мужем и Владимиром, но в конечном итоге остановилась на муже. Маяковский не сильно горевал, так как в его жизни на тот момент уже присутствовала обожаемая Лиля Брик да и другие женщины. А образ Марии поэт навсегда запечатлит в произведении «Облаке в штанах».

Лиля Брик 

Самой сильной страстью в жизни Маяковского — любовь к замужней Лиле Брик, которая была старше на два года. Ее брак с Осипом Бриком не помешал отбить Маяковского у своей младшей сестры и как щенка держать при себе на коротком поводке. Настолько коротком, что Маяковский какое-то время даже жил вместе с супружеской парой, и об их отношениях знал муж Лили. Владимир ласково называл ее «Солнышко Самое Светлое», а она всю жизнь любила только мужа Осипа, а «щенка» просила «привезти ей из-за границы автомобильчик». После его смерти в 1945 году она скажет: «Когда застрелился Маяковский — умер великий поэт. А когда умер Осип — умерла я». Их тройной союз изначально был несчастной историей, где Владимир любил Лилю, Лиля — Осипа, а Осип — других женщин. Но надо отдать ей должное: если бы не она, творчество Маяковского грозило остаться в забвении. Лиля всю жизнь активно занималась изданием его сочинений и сохранением памяти о нем. Правда, в жизни Маяковского были еще красивые истории любви, которые случались в перерывах отношений с Лилей. 

Татьяна Яковлева

Он познакомился с Татьяной в 1928 в Париже, когда покупал тот самый автомобиль для Лили. Не успели они пройти вместе пяти минут, как Маяковский рухнул на колени перед Яковлевой и начал страстно клясться ей в любви. Высокие и статные, они были красивой парой. «Ты одна мне ростом вровень», — писал он в стихотворении. Самые красивые отношения длиною в сорок дней. А после она отказалась возвращаться с Маяковским в СССР. Он уехал, оставив крупную сумму в одной из парижских оранжерей. И каждое воскресенье, даже после смерти поэта, Таня получала от Владимира цветы. 

«Он такой колоссальный, и физически, и морально, что после него — буквально пустыня. Это первый человек, сумевший оставить в моей душе след…»

Елизавета Зильберт

Элли Джонс (Елизавета Зиберт) и Владимир познакомились в Нью-Йорке в гостях у художника Давида Бурлюка. Она стала его переводчицей и тайной женой, а плодом их недолгого романа стало рождение дочери, которую назвали Еленой Патрицией. Элли записала девочку на фамилию супруга, и роман так и остался тайным. Этого требовала девушка: «Давай сохраним наши чувства только для нас». Владимир Маяковский только однажды увидел свою дочь в Ницце в 1928-ом году. 

Наталья Брюханенко

С Натальей Маяковский познакомился в 33 года, когда ей было всего 20. Поэт ухаживал за юной красавицей, но признавался ей, что любит Лилю Брик. Как и всегда, он обратился к ней на «вы» и предложил: «Хотите — буду любить вас на втором месте». Девушка отказалась, но в дальнейшем поддерживала дружеские отношения с поэтом.  

Вероника Полонская

Последней любовью поэта стала замужняя Вероника Полонская. Маяковский находился на грани безумия. Он постоянно устраивал скандалы Полонской, вынуждал ее бросить театр и уйти от мужа. Именно ее отказ в последнем их разговоре и стал поводом для самоубийства — поэт застрелился через три минуты после того, как актриса от него вышла. Многие винили Полонскую в том, что она довела Владимира до отчаяния. Но все же правильней будет сказать, что их ссора была не причиной самоубийства, а скорее последней каплей. Главной любовью Маяковского всегда оставалась Лиля Брик. Никакие чувства и даже дети не могли нарушить эту магическую связь.

 «Лиля — люби меня. Товарищ правительство, моя семья — это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь — спасибо».

Владимир Маяковский «Облако в штанах»

 На страницу художника На главную 

 К третьей части К следующему произведению Андрея Кнеллера 

Облако в штанах
Владимир Маяковский
перевод с русского Андрея Кнеллера
Часть IV
 
Мария! Мария!  29 
Впусти меня, Мария!
Не оставляй меня на улице!
Вы не можете?
Мои щеки впадают в ступор,
Но ты безжалостно ждешь. 
Скоро, пробуемый всеми,
Несвежий и бледный,
я выйду
И беззубо бормочут
Что сегодня я
Замечательно откровенен.
 
Мария,
Понимаете--
Мои плечи снова поникли.
 
На улицах мужчины
Уколоть жир в их четырехэтажных зобах.
Они показывают глаза,
Измученный сорока годами отчаяния и беспокойный -
Они смеются, потому что
В моих зубах,
Опять таки,
Я держу затвердевшую корку ласк последних ночей.
 
Дождь плакал над тротуарами, --
Мошенник, заточенный в луже.
Труп улицы, затертой булыжником, пропитанной его криками.
Но седые ресницы...
Да! --
Ресницы сосулек стали инеем
Со слезами на глазах--
Да! --
Из водосточных труб пасмурно глаза.
 
Каждому прохожему дожди морду лизали:
Спортсмены блестели в колясках на улице.
Люди лопаются
переполненный,
И их жир сочился.
Как мутная река, она струилась по земле,
Вместе с соками из
Кусочек старого мяса.
 
Мария!
Как в оттопыренные уши вместить нежное слово?
Птица
Поет за милостыню
С голодным голосом
Довольно хорошо,
Но я мужчина,
Мария,
Откашлялся больной ночью на Пресню  30  грязные ладони. 
 
Мария, ты хочешь меня?
Мария, забери меня, пожалуйста.
Дрожащими пальцами я сожму железную глотку колокола!
 
Мария!
 
Пастбища улиц становятся дикими и шумными!
Они сжимают мою шею, и я почти падаю в обморок.
 
Открытым!
 
Мне больно!
 
Смотри - мои глаза выколоты
Обычными женскими шляпными булавками!
 
Вы открыли дверь.
 
Мой ребенок!
О, не пугайтесь!
Вы видите этих женщин,
На моей шее висят, как горы, --
По жизни тащу за собой
Миллион огромных, огромных, чистых любовей
И миллион миллионов грязных, отвратительных любовниц.
Не бойся
Если предать обет
честности,
Увидев тысячу хорошеньких лиц, Я бросусь на них, --
Тем, кто любит Маяковского!-
Пожалуйста, поймите, что это династия
О королевах, оседлавших сердце безумца.
 
Мария, ближе!
 
Будь нагим и бесстыдным,
Или дрожа от смущения,
Подари чудо твоим губам, таким нежным:
Мое сердце и я никогда не жили до мая,
Но в моем прошлом,
Собрана сотня апреля.
 
Мария!
Поэт воспевает Тиану  31  весь день,
Но я--
Я сделан из плоти,
Я мужчина, --
Я прошу твое тело,
Как молятся христиане:
Подари нам этот день
Наш хлеб насущный. 
 
Мария, дай мне!
 
Мария!
Я боюсь забыть твое имя
Как поэт боится забыть под давлением
Слово
Он зачал в беспокойную ночь,
Равен Богу по сути.
 
Твое тело
Я буду продолжать любить и ценить
Как солдат
Ампутирован войной,
Один
И нежеланный,
Дорожит своей оставшейся ногой.
 
Мария, --
У тебя не будет меня?
Вы не будете!
 
Ха!
 
Потом мрачно и уныло,
Еще раз,
я понесу
Мое заплаканное сердце
Вперед,
Как собака,
хромает,
Несет лапу
Что мчащийся поезд переехал.
 
Кровью сердца я приветствую дорогу, по которой брожу,
Цветы цепляются за мою куртку, запыляя ее,
Солнце протанцует тысячу раз вокруг земли,
Как Саломея  32 
Плясал вокруг головы Крестителя.
 
И когда мои годы, в самом их конце,
Закончит свой танец и сморщится,
Миллион кровавых пятен будет распространяться
Путь в Царство моего Отца.
 
Я вылезу
Грязный (спит в оврагах всю ночь),
И ему на ухо я шепну
Пока я стою
На его стороне:
 
Господин Бог, послушайте!
Разве это не утомительно
Окунуть щедрые глаза в облака
Каждый день, каждый вечер?
Давайте вместо этого
Начать праздничную карусель
На древе познания добра и зла!
Вездесущий, ты будешь повсюду вокруг нас!
От вина все веселье последует
И апостол Петр, всегда хмурый,
Исполнит стремительный танец -- ки-ка-пу.   33 
Что ж, верни всех Ев в Эдем:
Закажи меня
И я пойду--
С бульваров я соберу всех нужных симпатичных девушек.
И привести их к вам!
 
Нужно ли мне?
 
Нет?
 
Ты грубо качаешь своей кудрявой головой?
Ты хмуришь брови, как будто ты грубый?
Ты думаешь
Что это
Крылатый, рядом,
Знает значение любви?
 
Я тоже ангел; раньше был один--
Глазом сахарного ягненка я смотрел на ваши лица,
Но я не хочу больше дарить кобылам подарки, --
Вся пытка Севра превратилась в вазы.  34 
Всевышний, Ты создал две руки,
И с осторожностью,
Сделал голову и пошел по списку, --
Но почему ты сделал это
Чтоб было больно
Когда нужно было целоваться, целоваться, целоваться?!
 
Я думал, что ты Великий Бог, Всемогущий
Но ты миниатюрный идол, -- балбес в костюме,
Склонившись, я уже тянусь
За нож, который я прячу
В верхней части моего ботинка.
 
Вы, мошенники с крыльями,
Сжаться от испуга!
Взъерошьте свои вздрагивающие перья, негодяи!
Ты, пахнущий ладаном, Я распахну тебя настежь,
Отсюда до Аляски.
 
Отпусти меня!
 
Вы не можете остановить меня!
Прав я или нет
Не имеет значения,
Я не стану спокойнее. 
Смотреть, --
Звезды были обезглавлены всю ночь
И небо снова окровавлено бойней.
 
Эй, ты,
Небеса!
Снимите шляпу,
Когда увидишь меня рядом!
 
Тишина.
 
Вселенная спит.
Положив лапу
Под черным, звездчатым ухом.
 

 В начало страницы К примечаниям переводчика 

Владимир Маяковский – Облако в штанах (англ.)

[Источник]

Пролог

Твоя мысль,
Фантазируя на размокшем мозгу,
Как раздутый лакей на засаленном диване распластавшись, —
Сердцем кровавыми лохмотьями, Я снова посмеюсь.
Пока меня не презирают, я буду безжалостным и раздражающим.

Нет во мне дедовской нежности,
Нет в душе седины!
Сотрясая мир своим голосом и ухмылкой,
Прохожу мимо тебя, — красавец,
Двадцатидвухлетний.

Нежные души!
Ты играешь свою любовь на скрипке.
Грубые яростно играют на барабанах.
Но можете ли вы вывернуться наизнанку, как я
И стать двумя губами целиком?

Приходите и научитесь–
Вы, благопристойные бюрократы ангельских лиг!
Выйди из этих батистовых гостиных

И ты, умеющий листать губы
Как кухарка перелистывает страницы своих книг с рецептами.

Если хочешь-
Я буду буйствовать на сыром мясе, как вандал
Или меняться в цвета, которые пробуждает восход,
Если хочешь-
Я могу быть безукоризненно нежным,
Не человек — а облако в штанах.

Я отказываюсь верить в расцвет Ниццы!
Прославлю тебя невзирая, —
Мужчин, смятых, как простыни в больницах,
И женщин, избитых, как заезженные пословицы.

Часть I

Вы думаете, я в бреду от малярии?

Это случилось.
В Одессе это произошло.

«Я приду в четыре», — пообещала Мария.

Восемь…
Девять…
Десять.

Вскоре,
Вечер,
Хмурый,
И декабрьский,

Вышел из окон
И исчез в кромешной тьме.

За спиной слышу ржание и смех
Канделябров.

Вы бы не узнали меня, если бы знали меня раньше:
Масса сухожилий
Стоны,
Нервы.
Чего может желать такой комок?
Но комок многого желает.

Потому что для себя неважно
Из меди ли ты отлит
Иль сердце из холодного металла.
Ночью хочется обернуть свой крик
Во что-то женственное,
Нежное.

И так,
Огромный,
Я сгорбился в кадре,
И лбом плавлю оконное стекло.
Будет ли эта любовь огромной или жалкой?
Поддержит или пройдет?
Большой не подойдет к такому телу:
Это должно быть немного любви, — младенец какой-то,
Он шарахается, когда гудят и шипят машины,
Но обожает колокольчики на конке.
Я встречаюсь лицом к лицу
С рябью дождя,
Еще раз,
И жди
Забрызганный рокотом городского прибоя.

Бегство с ножом снаружи,
Ночь настигла его
И пронзила его,
Невидимый.

Удар полуночи
Упал, как голова от гильотины.

Серебряные капли дождя на оконном стекле
Складывали гримасы
И орали.
Как будто горгульи Нотр-Дам
Завизжали.

Будь ты проклят!
Тебе еще не надоело?
Крики скоро перережут мне горло со всех сторон.

Я услышал:
Тихо,
Как больной встал с постели,
Нерв прыгнул
Вниз.
Сначала,
Он едва двигался.
Тогда, опасаясь
И отчетливо,
Он начал гарцевать.
И вот, он и еще двое,
Забегали, пританцовывая.

На первом этаже быстро падала штукатурка.

Нервы,
Большие
Маленькие,–
Разные! —
Бегали бешено
Пока, наконец,
Их ноги не несли их.

Ночь сочилась через комнату и тонула.
Застрял в слизи, глаз не мог из нее выскользнуть.
Внезапно двери начали хлопать
Как будто у отеля зубы стучали.

Ты вошел,
Внезапно типа «Бери!»,
Перчатки замшевые трепать, ты медлил,
И сказал:
«Знаешь, –
Я скоро женюсь».

Тогда женись.
Все в порядке,
Я справлюсь.
Вот видишь — я, конечно, спокоен!
Как пульс
Трупа.

Помните?
Ты говорил:
«Джек Лондон,
Деньги,
Любовь и пыл», —
Я видел только одно:
Ты был Джокондой,
Которую нужно было украсть!

И кто-то украл тебя.

Снова влюбился, начну играть,
Огнем, освещающим дугу моих бровей.
А почему бы и нет?
Иногда бездомные бродяги
Найдут убежище в сгоревшем доме!

Ты издеваешься надо мной?
«Изумрудов безумия у тебя меньше
, чем у нищего копейки, этого не опровергнешь!»
Но помните
Помпеи так кончились
Когда кто-то дразнил Везувия!

Эй!
Господа!
Вас волнует
Святотатство,
Преступление
И война.
А вы видели
Пугающий ужас
Моего лица
Когда
Это
Совершенно спокойно?

И я чувствую-
«Я»
Слишком мал для меня.
Кто-то внутри меня задыхается.

Здравствуйте!
Кто говорит?
Мать?
Мать!
У вашего сына чудесная болезнь!
Мать!
Его сердце загорелось!
Скажи Лидии и Ольге, его сестрам,
Что спрятаться просто некуда.
Каждое слово,
Будь то смешное или грубое,
То, что он извергает из своего палящего рта,
Прыгает как голая проститутка
Из горящего притона.

Люди нюхают–
Что-то сгорело.
Они вызывают пожарных.
В сверкающих шлемах,
Небрежно начинают вторгаться.
Эй, скажите пожарным:
Сапоги запрещены!
С горящим сердцем надо быть осмотрительным.
Я сделаю это!
Я накачаю свои слезящиеся глаза в контейнеры.
Просто дай мне оттолкнуться от ребер, и я начну.
Я выпрыгну! Я выскочу! Вы не можете сдержать меня!
Они рухнули.
Из сердца не выпрыгнешь!

Из трещин губ,
Испепеляющий поцелуй рождается,
Убегая от тлеющего лица.

Мать!
Я не умею петь.
В часовне сердца загорелся хор!

Фигурки из слов и цифр
Из черепа,
Как дети из горящего дома, снуют.
Так страх,
Дотянувшись до неба, призвал
И поднял
Огненные руки Лузитании с тревогой.

Стоокое пламя смотрело в покой
Квартир, где потели люди.
С окончательным воплем,
Застонешь хоть,
Доложить векам, что горю я?

Часть II

Прославь меня!
Великие мне не ровня!
На всем сделанном
Ставлю печать «ничего».

На данный момент у меня нет желания читать.
Романы?
Ну и что!

Так делают книги,
Раньше я думал: —
Идет поэт,
И легко разевает уста.
Воодушевленный дурак просто запел —
О, пожалуйста!
Получается:
Не успели бы петь от восторга,
На мозолистых ногах Топают какое-то время,
Пока безмозглые рыбы воображения
В слизи сердца плещутся и барахтаются.
И пока, шипя рифмами, кипят
Вся любовь и соловьи в бульоне,
Безъязыкая улица только извивается и извивается —
Ему нечем кричать или даже говорить.

В нашей гордости мы работаем весь день с доброй волей
И городские башни Вавилона снова восстановлены.
Но Бог
Перемалывает
Эти цитаты в пустые поля,
Перемешивая слово.

В тишине улица тянула мытарства.
Крик стоял прямо на дороге глотки.
Пока толстые такси и кэбы еще ощетинились,
Вклинился в горло.
Словно от чахотки,
Растоптанный сундук хватал ртом воздух.

Мрачный город довольно быстро перекрыл дорогу.

А когда —
Тем не менее! —
Улица кашлянула напряжением на площадь
И оттолкнула, наконец, портик от горла,
Казалось,
В сопровождении архангельского хора,
Недавно ограбленный, Бог покажет нам Свой жар!

Но улица присела на корточки и грубо закричала:
«Пошли есть!»

Круппы и Круплеты собираются около
На город накрасить грозные брови,
Пока в ущелье
Разбросаны трупы слов, –
Двое живут и процветают, –
«Свинья»
И еще один, –
Верю, «борщ».

И поэты, обливаясь рыданиями и жалуясь,
Бегут с улицы, обиженные и кислые:
«Этими двумя словами никак теперь не изобразить
Красивую даму,
Или любовь
Или цветок в росе».

И вслед за поэтами,
Тысячи других ринулись:
Студенты,
Проститутки,
Продавцы.

Господа,
Стоп!
Вы не нуждаетесь;
Так как же вы смеете умолять их, господа!

Покрывая дворы каждым шагом,
Мы здоровы и пылки!
Не слушайте их, а бейте!
Их,
Которые застряли как бесплатный аддон
К каждой большой двуспальной кровати!

Должны ли мы просить их смиренно:
«Помогите нам, пожалуйста!»
Умолять их о гимнах
И ораториях?
Мы творцы с горящими гимнами
Под гул заводов и лабораторий.

Зачем мне Фауст?
В волшебном шоу фейерверков,
Он скользит с Мефистофелем по паркету галактик!
Знаю-
Гвоздь в сапоге
Страшнее, чем фантазии Гёте!

Я
Златоуст,
Каждое слово дарю
Телу именинник,
И душе возрождение,
Уверяю вас:
Мельчайшая крупинка живого
Стоит больше, чем все, что я когда-либо буду делать на этой земле!

Слушай!
Нынешний Заратустра,
Мокрый от пота,
Вокруг тебя мечется и проповедует здесь.
Мы,
С лицами, скомканными, как покрывало,
С губами, отвисшими, как люстра,
Мы,
Заключенные Прокаженного города,
Где из нечистоты и золота поднялись прокаженные язвы,
Мы чище венецианца лазурные моря,
Омываемые благоухающими лучами солнца.

Плевать на то, что
Что Гомер и Овидий не творили
Закопченный оспой,
Люди, как все мы,
Но в то же время я знаю
Что солнце погасло бы
Если бы оно посмотрело на золотые поля наших душ.

Мышцы нам вернее молитв!
Мы больше не будем молить о помощи!
Мы–
Каждый из нас–
Держит в своих руках
Вожжи мира!

Это вело к Голгофе в зрительных залах
Петрограда, Москвы, Киева, Одессы,
И не было ни одного из вас
Кто бы не умолял так:
«Распни его!»
Преподай ему урок!
Но мне, –
Людям,
Даже тем из вас, кто были злы, –
Мне вы дороги, и я люблю вас страстно.

Разве вы не видели
Собака лижет руку, которой ее бьют?

Надо мной смеются
Современное племя.
Из меня сделали
Скабрезную шутку.
Но я вижу, пересекая горы времени,
Того, Кого другие не видят.

Там, где не хватает мужского зрения,
Носить терновый венец революций,
Во главе голодной орды,
Наступает 1916 год.

Среди вас, его предшественник,
Где бы ни была боль, я буду рядом.
Я пригвоздил себя там к кресту,
На каждой капле слезы.
Теперь прощать нечего!
В душах, породивших жалость, Я выжег поля.
Это намного сложнее, чем
Взять тысячу тысяч Бастилий.

И когда
Пришествие Его возвестив,
Радостно и гордо,
Ты встанешь встречать спасителя-
Я вытащу
Душу мою наружу,
И растопчу ее
Пока она не растечется!
И подарить тебе, красный в крови, как флаг.

Часть III

Ах, как и откуда
Дошло ли до того
Что грязные кулаки безумия
Против светоносной радости поднялись в воздух?

Она пришла,–
Мысль о сумасшедшем доме
И завесила голову отчаянием.

И
Как при падении дредноута
С удушьем
Бойцы прыгнули в люк, прежде чем корабль погиб,
Очумелый Бурлюк полз дальше, проходя
Сквозь кричащие щели его глаз.
Чуть не окровавив веки,
Он встал на колени,
Встал и пошел
И в страстном настроении,
С нежностью, неожиданной от такого тучного,
Он просто сказал:
«Хорошо!»

Хорошо, когда от пристального взгляда желтый свитер
Прячет душу!
Хорошо, когда
На виселице, перед лицом террора,
Вы кричите:
«Пейте какао — Ван Хаутен!»

Этот миг,
Как бенгальский огонь,
Треск от взрыва,
Ни на что не променяю,
Ни за какие деньги.

Затуманенный сигарным дымом,
И растянувшийся, как рюмка,
Можно было разглядеть пьяное лицо Северянина.

Как ты смеешь называть себя поэтом
И серая, как перепелка, щебетать душу!
Когда
С кастетом
В этот самый момент
Вы должны расколоть череп мира!

Ты,
С одной лишь мыслью в голове,
«Я танцую стильно?»
Посмотрите, как я счастлив
Вместо этого
Я,–
Сутенер и мошенник все время.

От всех вас,
Кто пропитался любовью для простого веселья,
Кто пролил
Слезы в века, пока вы плакали,
Я уйду
И положу монокль солнца
В мой зияющий, широко открытый глаз .

Я буду носить яркую одежду, самую диковинную
И бродить по земле
Радовать и палить публику,
И передо мной,
На металлическом поводке,
Наполеон будет бегать, как маленький щенок.

Как женщина, дрожа, ляжет земля,
Желая уступить, она медленно опустится.
Оживут вещи
И со всех сторон,
Губы сюсюкают:
«Ням-ням-ням-ням-ням!»

Внезапно,
Облака
И прочее в воздухе
Всколыхнуло какое-то удивительное волнение,
Как будто рабочие в белом там, наверху,
Объявили забастовку, всю ожесточенную и эмоциональную.

Разъяренный гром выглянул из-за тучи.
Фыркая огромными ноздрями, оно взвыло
И на мгновение лицо неба изогнулось,
Напоминая железный бисмарков хмурый взгляд.

И кто-то,
Запутавшись в лабиринте облаков,
К кафе, протянул руку сейчас:
Оба, нежные какие-то,
И с женским лицом,
И сразу, как из пушки стреляющей.

Ты думаешь
Это солнце над чердаками
Нежно потянется, чтобы поласкать щеки кафе?
Нет, снова наступаю, чтобы убивать радикалов
Это генерал Галиффет!

Выньте руки из карманов, странники –
Поднимите бомбу, нож или камень
А если окажется безрукий,
Пусть идет драться одним лбом!

Иди, голодный,
Рабский
И обиженный,
В этой кишащей блохами нечисти, не гни!

Продолжайте!
Понедельники и вторники
Превратим в праздники, окрасим их кровью!
Напомните земле, кого она пыталась унизить!
Будь груб со своими ножами!
Земля
Ожирела, как лицо хозяйки,
Которую Ротшильд перелюбил!

Пусть развеваются флаги на линии огня
Как в праздники, с факелом!
Эй, фонари, поднимите торговцев выше,
Пусть их трупы висят в воздухе.

Проклял я,
Зарезал
И ударил по лицу,
Пополз за кем-то,
Вгрызся в ребра.

В небе красном, как Марсельеза,
Закат ахнул дрожащими губами.

Это безумие!

От войны ничего не останется.

Придет ночь,
Вгрызется в тебя
И проглотит тебя несвежий.

Смотри-
Небо снова играет в Иуду,
С горсткой звезд, пропитанных предательством?

Ночная,
Как Мамай, от упоения пирующий,
Давит город тяжестью дна.
Нашим глазам не пробиться сквозь эту ночь,
Черная, как Азеф!

Сгорбившись в углу салуна, я сижу,
Проливая вино на душу и на пол,
И вижу:
В углу горят круглые глаза
И с ними Мадонна впивается в самое сердце.

Зачем придавать такое сияние этой пьяной массе?
Что они могут предложить?
Видишь – еще раз
Они предпочитают Варавву
Человеку с Голгофы?

Может быть, нарочно,
В человеческом месиве ни разу
Я ношу свежее лицо.
Я,
Быть может,
Самый красивый из твоих сыновей
Во всем роде человеческом.

Дайте им,
Те, что лепят от восторга,
Уже скорую смерть,
Чтоб дети их правильно росли;
Мальчиков — в отцов
Девочек — в беременных женщин.

Как волхвы, пусть новорожденные младенцы
Поседеть от прозрения и мысли
И придут
Именами младенцев окрестить
Из стихов, что я написал.

Я хвалю машины и промышленную Британию.
В каком-нибудь обыкновенном, обычном евангелии,
Может быть, может быть написано
Что я тринадцатый апостол.

И когда мой голос похабно грохочет,
Каждый вечер,
Часами и часами,
Ожидая моего звонка,
Иисус, Сам, может быть, сопит
Незабудки моей души.

Часть IV

Мария! Мария!
Впусти меня, Мария!
Не оставляй меня на улице!
Не можешь?
Мои щеки впадают,
Но ты ждешь безжалостно.
Скоро, всеми опробованный,
Несвежий и бледный,
Я выйду
И промямлю беззубо
Что сегодня я
«Замечательно откровенен».

Мария,
Видите ли…
Мои плечи снова поникли.

На улицах мужчины
Накалывают жир в свои четырехэтажные зобы.
Они показывают глаза,
Измученные сорока годами отчаяния и беспокойные-
Они хихикают, потому что
В зубах моих,
Снова,
Я держу затвердевшую корку вчерашних ночных ласк.

Дождь плакал над тротуарами, —
Тот лужи-заключенный мошенник.
Труп улицы, затертой булыжником, пропитанный своими криками.
Но седые ресницы –
Да! —
Ресницы у сосулек обморозились
Со слезами на глазах–
Да! —
От пасмурных глаз водосточных труб.

Каждому пешеходу морду дождь лизал:
Спортсмены блестели в вагонах на улице.
Люди лопнули
Наелись,
И сочился их жир.
Как мутная река, она струилась по земле,
Вместе с соками из
Жвачка старого мяса.

Мария!
Как в оттопыренные уши вложить нежное слово?
Птица
Поет о милостыне
Голодным голосом
Неплохо,
Но я человек,
Мария,
Отхаркиваюсь больной ночью в грязные ладони Пресни.

Мария, ты хочешь меня?
Мария, прими меня, пожалуйста.
Дрожащими пальцами сожму железную глотку колокола!

Мария!

Пастбища улиц становятся дикими и шумными!
Они сдавливают мою шею, и я чуть не падаю.

Открыть!

Мне больно!

Смотри – у меня глаза выколоты
Обычными женскими булавками!

Вы открыли дверь.

Дитя мое!
О, не пугайтесь!
Вы видите этих женщин,
Вися на моей шее, как горы, —
По жизни я тащу за собой
Миллион огромных, огромных, чистых любовей
И миллион миллионов грязных, отвратительных любовниц.
Не бойся
Если предашь обет
Честности,
Увидев тысячу красивых лиц, Я брошусь на них, —
«Любящие Маяковского!»-
Пожалуйста, поймите, что это династия
О королевах, оседлавших сердце безумца.

Мария, ближе!

То ли голый и бесстыдный, то ли
То ли дрожащий от смятенья,
Подари чуду уст твоих, столь нежных:
Мое сердце и я никогда не жили до мая,
Но в моем прошлом,
Сотни апреля собрались.

Мария!
Поэт весь день воспевает Тиану,
Но я –
Я из плоти,
Я человек, —
Я прошу твоего тела,
Как молятся христиане:
«Дайте нам этот день
Хлеб наш насущный».

Мария, дай мне!

Мария!
Я боюсь забыть твое имя
Как поэт боится забыть под давлением
Слово
Он зачал в беспокойной ночи,
Равен Богу по сути.

Твое тело
Я буду продолжать любить и дорожить
Как солдат
Ампутированный войной,
Одинокий
И нежеланный,
Лелеет оставшуюся ногу.

Мария, —
Меня не хочешь?
Ты не будешь!

Ха!

Тогда мрачно и уныло,
Еще раз,
Я понесу
Мое заплаканное сердце
Вперед,
Как собака,
Хромает,
Несет лапу
Которую наехал мчащийся поезд.

Кровью сердца я радуюсь дороге, по которой брожу,
Цветы цепляются за мою куртку, запыляя ее,
Солнце тысячу раз протанцует вокруг земли,
Как Саломея
Танцевала вокруг головы Крестителя .

И когда мои годы, в самом конце,
Закончат свой танец и морщину,
Миллион кровавых пятен растечет
Путь в царство моего Отца.

Вылезу
Грязный (всю ночь спит в оврагах),
И ему на ушко прошепчу
Пока стою
Рядом с ним:

«Господин Боже, послушай!
Разве это не утомительно
Окунуть щедрые глаза в облака
Каждый день, каждый вечер?
Давайте вместо этого
Запустим праздничную карусель
На древе познания добра и зла!
Вездесущий, ты будешь рядом с нами!
От вина будет все веселье
И апостол Петр, всегда хмурый,
Исполнит стремительный танец — ки-ка-пу.
Мы вернем всех Ев в Эдем:
Прикажи мне
И я пойду-
С бульваров я соберу всех красивых девушек, которые нужны
И приведу их к тебе!

Должен ли я?

Нет?

Ты грубо качаешь своей кудрявой головой?
Ты хмуришь брови, как будто ты грубый?
Думаешь ли ты,
Что этот
Крылатый рядом,
Знает значение любви?

Я тоже ангел; Раньше был один –
Глазом сахарного ягненка Гляжу на ваши лица,
Но кобылам дарить больше не хочу, —
Все муки Севра, превращенные в вазы.
Всевышний, Ты сотворил две руки,
И бережно,
Голову сделал, и по списку пошел, —
Но зачем ты это сделал
Чтоб было больно
Когда надо было целовать, целовать, целовать?!

Я думал, что ты Великий Бог, Всемогущий
Но ты миниатюрный идол, — балбес в костюме,
Нагнувшись, я уже дохожу до
Для ножа, который я прячу
На голенище ботинка.

Вы, аферисты с крыльями,
Сбиваются в кучу!
Взъерошьте свои вздрагивающие перья, негодяи!
Ты, пахнущий ладаном, Я открою тебя настежь,
Отсюда до самой Аляски.

Отпусти меня!

Вам меня не остановить!
Прав я или нет
Все равно,
Спокойнее не стану.
Смотри, —
Звезды всю ночь обезглавлены
И небо снова кроваво бойней.

Эй ты,
Небеса!
Сними шляпу,
Когда увидишь меня рядом!

Тишина.

Вселенная спит.
Положил лапу
Под черное, кишащее звездами ухо.

[1914]

Нравится:

Нравится Загрузка. ..

Современная поэзия

Ниже перечислены имена основных поэтов нашего века, с несколькими выдающимися поэтами-предшественниками из добавился девятнадцатый век.

На этой странице много изображений, и загружается медленно. Если вы хотите, чтобы страница была без изображений, нажмите о современной поэзии без образов. [Все связанные веб-страницы будут по-прежнему с изображениями!]

Этот список постоянно обновляется строительство: если вы посетите в будущем, будет больше имен, больше прекрасная поэзия для встречи.

<Если вы хотите узнать больше о Гек Гутман, посети мой дом Страница >

Анна Ахматова
Анна Ахматова была одним из величайших лириков ХХ века. Родившись в России, она пережила бурные события этой страны. история: падение царского правительства и русская революция, междоусобицы революционного периода, установление Советского Союза, железный кулак сталинизма, Вторая мировая война, Холодная Война и медленное оттаивание деспотической власти. Первоначально лирический поэт любви и своей родины, она временами озверела, заставляя не писать из-за ее популярности — угрозы режиму — и ее независимости. В сталинские годы она сочинила, может быть, величайшее произведение нашего века. стихотворение, замечательный лирический ряд под названием «Реквием». В этом, она свидетельствует и увековечивает страдания тех, кто перенес страшный ужас заключения в обширную систему лагерей для военнопленных, известную как ГУЛАГ: «Я свидетель общего жребия,/ Пережившего то время, это место. » познакомьтесь с поэзией Анны Ахматовой и познакомьтесь с одним из величайших достижения письменности двадцатого века, нажмите на эту фотографию молодой Ахматовой.

Йехуда Амихай
Родился из Германии Иегуда Амихай эмигрировал в Израиль, когда ему было двенадцать лет. Один из величайших поэтов любви современности, его стихи одновременно юмористичны. и исполнен печали. Это одно из самых богатых достижений Амихая. что он, написав на современном иврите, говорил на улицах и в магазины и дома Израиля, помогли создать народную литературу для новая нация. Во многом благодаря его примеру народный иврит стал литературным языком Израиля вместо языка Библия. У Амихая почти всегда можно встретить наслаждение фигуративным язык; однако его стихи никогда не бывают претенциозными или скучными, поскольку они говорят из повседневности и к проблемам, с которыми мы сталкиваемся каждый день. изучить поэзию Иегуды Амихая, нажмите на эту его фотографию.

Элизабет епископ
Элизабет Бишоп, американская поэтесса, писала стихи 1940-х годов. через 70-е годы. Нам все больше кажется, насколько центральная ее роль было: связь между модернистским экспериментированием первой половины двадцатого века, и интерес к внимательному наблюдению за собой более поздние времена. Хотя она не написала столько стихов, сколько ее современников, ее лучшие и наиболее влиятельные стихи относятся к числу важнейшее произведение второй половины ХХ века. Они вовлекают читателя в мир пристального наблюдения и удивительно богатое зрение. К изучить поэзию Элизабет Бишоп, нажмите на эту ее фотографию.

Чарльз Бодлер
Шарль Бодлер ошеломил и потряс Францию, когда опубликовал свои « лекций». Fleurs du Mal («Цветы зла») в 1855 году. образ, который мы сложим о современном художнике — богемном, живущем экономно скудное существование, исследуя то, что французы называют «полусветом» (мир алкоголя, наркотиков, сексуальных экспериментов), раздвигая не только границы искусства, а границы общественного вкуса, шокирующие тех, кто сталкивается с его произведение — создано из материала жизни Бодлера. Но его прославляют в первую очередь его поэзия, а не его жизнь: во-первых, встретить современный город в поэзии Бодлера и навязчивые идеи современная жизнь (отчаяние, избыток, скука, поиск смысла) формируют его поэтические заботы. Чтобы изучить поэзия Шарля Бодлера, нажмите на эту его картину Гюстава Курбе.

Константин П. Кавафи
Великий греческий поэт Константин Кавафис прожил почти всю свою жизнь в Александрия, Египет. Его поэзия — поэзия изгнания. Немного его стихов касаются исторических сюжетов, в первую очередь тех греков, которые после падения Александра жили в колониях или странах за пределами границы самой Греции. В других стихотворениях речь идет о психологическое изгнание: с фактом гомосексуальности в обществе, которое классифицировал геев как «девиантов». Однако для Кавафиса нет отклонение от гомосексуализма: только страсть, красота, потеря, боль. В изучении сексуальные темы, он исследует состояние человека и пишет стихи, которые глубоко трогательны и в то же время легкодоступны. Уильям Батлер Йейтс писал: «У нас нет врага, кроме времени». одна из самых больших забот Кавафиса. Но в его поэзии время не только потеря, это средство, позволяющее памяти функционировать, и поэтому прародитель искусства. Вспомним и Кавафиса, как одного из родоначальников Использование народного языка в поэзии ХХ века. К изучить поэзию Константина Кавафиса, нажмите на эту его фотографию.

Т. С. Элиот
Томас Стернс Элиот родился в Сент-Луисе и получил образование в Соединенных Штатах. но как только он уехал в Великобританию, чтобы сделать дипломную работу по философии, он остался в этой стране до конца своей взрослой жизни. Во время первого половине двадцатого века он был широко известен как в англоязычной мире, но и за его пределами — как самый важный и влиятельный поэт современная эпоха. По прошествии времени его рост остается высоким, но признается, что другие поэты — среди них Рильке, Аполлинер, Вильямс, Стивенс, Лорка, Мяковский, Неруда — были столь же влиятельны. Его работа общеизвестно сложна, ситуация, в которой он, возможно, частично создан, чтобы скрыть, насколько глубоко личными и показательными были предметы своего поэтического творчества. Несмотря на то, что ему 1922 Пустошь обычно считается самым важным стихотворением двадцатого века, возможно, что его раннее произведение «Песнь о любви Дж. Альфреда Пруфрок» — его самое убедительное стихотворение. Для изучения поэзии Т.С. Элиота и особенно драматического лирика «Песня о любви Дж. Альфреда Пруфрока» нажмите на эту фотографию его.

Симус Хини
Лауреат Нобелевской премии 1995 года Симус Хини — ирландский поэт огромного диапазон. Его поэзия поднимает сложные темы: Хини проникает сердцу, что значит жить в конце двадцатого века. Но он делает это голосом, всегда лиричным и всегда — удивительно — доступный. Выросший в Северной Ирландии, Хини не уклоняться от трудных вопросов жизни в мире, который формируется обоими насилием и красотой, современностью прошлого и возможностями мы можем формировать наше собственное будущее. Его поэзия часто размышляет об отношении между политическим и личным, на сложном перекрестке, где история и индивидуальное сознание встречаются. Редкое сочетание музыка и исторический опрос работают вместе, чтобы сделать Хини, на мой взгляд, взгляд, лучший поэт, пишущий на английском языке сегодня. К изучить поэзию Шеймуса Хини, нажмите на эту его фотографию.

Збигнев Герберт
Збигнев Герберт был вместе с лауреатами Нобелевской премии Чеславом Милошем и Ванда Симборска, одна из ведущих польских поэтесс второй половины двадцатый век. Он столкнулся с насилием и тревогой современный мир с необыкновенным сочетанием классических отсылок и иронический взгляд: и все же его поэзия безмерно доступна. В современном и постмодернистский мир, который многим кажется запутанным, Герберт выделяется: его честность и ясность, пожалуй, не имеют себе равных среди поэтов. Он был бы моим выбором как самого недооцененного поэта нашего времени. Читать Герберта — значит встретить незабываемый голос: это как посещение совершенно нового континента! исследовать поэзия Збигнева Герберта, нажмите на эту его фотографию.

Владимир Мяковский
Маяковский начал писать стихи в одну из самых бурных эпох современной истории, Второе десятилетие ХХ века в России. Когда революционер переворот сверг царя и создал СССР, Маяковский был среди сильнейших сторонников большевиков. пропагандист и визуальный художник, он также был одним из самых радикальных и влиятельных современных поэтов. Новое общество, казалось, требовало нового голоса, нового язык, новая роль для поэта: и Маяковский ответил на это требование. Его поэзия раздвигает границы возможного и часто выходит за рамки возможного. те границы. Эмоциональный, театральный, местами риторический, Маяковский создает тексты, которые могут быть сформированы как остроумием, так и гневом, чтобы праздновать жизнь, чтобы возражать против ее несправедливости. Если бы были быть парадигмой и иконой революционной поэзии ХХ века, Маяковский был бы им. Изучить поэзию Владимира Мяковского — революционную, юмористическую, экспериментальный и часто глубоко эмоциональный — нажмите на эту фотографию его.

Ренье Мария Рильке
Ренье Мария Рильке прожил жизнь, полностью посвященную поэзии и миру. искусства. Его стихи исследуют область эстетического. Этот предмет не кажется некоторым читателям (в том числе и мне) сам по себе самая плодородная почва для исследования: жизнь, в конце концов, предлагает нам больше, чем поэзия. И все же встретиться с Рильке — значит плениться: ясностью и интенсивность его готовности смотреть на окружающие его вещи, его невероятная приверженность миру, в котором он живет — миру, созданному проявляется в искусстве и к которому в конце концов возвращается всякое произведение искусства — и прекрасной музыкой его строк. Его удивительные Новый Стихи 1907-1908 годов привносят в поэзию новый акцент; его позднее стихотворения, в том числе серия сонетов «Сонеты к Орфею» и монументальная серия Duino Elegies , относятся к числу высоководных знаки художественного творчества ХХ века. Чтобы познакомиться с поэзией Ренье Марии Рильке, нажмите на эту фотографию. поэта.

Уоллес Стивенс

Уоллес Стивенс, на первый взгляд, не из тех, кто обычно ассоциируется с с поэзией. Корпоративный руководитель — он был главным юрисконсультом одного крупнейших страховых компаний Америки — он создал поэзию, которая поначалу кажется довольно сложным и даже неясным. Но это только при первой встрече: Стивенс пишет лирические стихи, и его творчество гораздо глубоко обеспокоен своими эмоциями, чем признает большинство критиков. Стихотворение за стихотворением обращается к радости или отчаянию повседневной жизни: Стивенс постоянно записывает, «что он чувствовал при увиденном». Кроме того, немногие поэты за всю историю западной литературы были столь же поглощены важностью воображения и проблематичным отношением между нашим разумом и миром, в котором мы ходим и действуем, что кажется таким явно находиться вне нашего индивидуального «я». К изучить поэзию Уоллеса Стивенса, нажмите на эту его фотографию.

О нас Чтение стихов

Стихи нужны человеку. Мы не можем жить без них.

Нам нужны стихи, и то, что мы так часто их боимся или считаем они не стоят нашего времени, это то, что оставляет нас в нищете. В конце концов, стихам все равно: это просто слова на странице. поэты, написавшие эти слова, если они живы, могли бы возражать, что немногие люди читают свои слова, но сами стихи, стихи не забота. Они просто существуют, чтобы мы их читали или игнорировали.

В той мере, в какой мы не читаем стихов, мы отказываем себе в чем-то важном. Стихи могут помочь нам войти в контакт с самим собой. Слушая себя, обращая внимание на контуры нашего повседневного существования, труднее делать, чем кажется, и исследовать наши способности чувствовать и понимать — Ну, на это обычно нет времени. Ведь есть так так много дел, и есть так много мест, куда можно пойти, и так много требований к наше время. Слишком часто у нас есть только скудные возможности исследовать что на самом деле внутри нас, и испытать то, что нас окружает каждое пробуждение момент нашей жизни.

И все же рост, который так важен для жизни человека: как можно расти если нам не покажут новые возможности, возможности, о которых мы даже не подозревали были там? Как мы можем опробовать новые способы видеть, чувствовать и думаешь? Содействие росту: это тоже сфера поэмы.

В одном из тех отрывков поэзии, которые ДЕЙСТВИТЕЛЬНО известны многим, Джон Донн писал, что «ни один человек не является островом». Он имел в виду, что мы все живем на связи для другого. Но, в то же время, все мы на самом деле ЯВЛЯЕМСЯ островами, каждый занимает сознание, отличное от всех остальных. Как часто ли мы действительно знаем, что думает или чувствует другой человек? И, наоборот, немногие из нас сохраняют большую часть того, что мы думаем и чувствовать себя глубоко внутри нас, вдали от пристального внимания других? Это тоже сфера поэзии, ибо из всех видов человеческой деятельности она наиболее глубоко посвященный раскрытию другим, что находится внутри человека сердце и разум.

Поэтам, перечисленным ниже, каждому из них есть, что вам сказать. В некоторых случаях то, что они должны сказать, будет важно, может быть, очень важно что это изменит вашу жизнь или изменит ваше представление о том, кто вы есть и на что ты способен. Но стихи не безошибочны: иногда они могут показаться глупыми, банальными или просто неправильными. Нам не нужно преклоняемся перед стихотворением: если нам не нравится то, что говорит поэт или как он или она это говорит, нет причин скрывать свои чувства. Если кажется, что стихотворение не говорит ни вам, ни мне — а мы серьезно попытаться выслушать — тогда мы, безусловно, вправе решить, что вы чем заняться, чем снова прочитать это стихотворение.

Поскольку поэзия, на мой взгляд, является в первую очередь слуховым средством, то как стихотворение внешний вид страницы не так важен, как то, как она звучит при чтении или как это звучит в вашей памяти, когда вы вспоминаете отрывки из стихотворения, — следующие страницы и программы говорят о стихах, буквально говоря о стихах. Вы услышите, как читаются стихи, как будто поэт обращается к вам прямо и в частном порядке; вы услышите, как говорят о стихах, потому что поэзия зависит от голоса, а человеческий голос — наше лучшее средство для передачи глубочайших истин о нашей жизни.

    Кому слушать различные программы на веб-страницах для отдельных поэтов, вы должен использовать RealAudio. Если у вас его нет, вы можете скачать его, для бесплатно, нажав на значок ниже и перейдя в RealNetworks. [Делать обязательно внимательно изучите сайт RealNetworks, чтобы найти бесплатная загрузка — работает так же, как и версия они берут с вас деньги за.]

Владимир Маяковский — русский футурист

Владимир Маяковский – русский футурист

Гениальные произведения Владимира Маяковского вызывают истинное восхищение у миллионов его поклонников. Он заслуженно принадлежит к числу величайших поэтов-футуристов ХХ века. Кроме того, Маяковский проявил себя как незаурядный драматург, сатирик, кинорежиссер, сценарист, художник, а также редактор нескольких журналов. Его жизнь, многогранное творчество, как и личные отношения, были полны любви и переживаний.
Талантливый поэт родился 19 июля 1893 года в Багдати, маленьком грузинском селе в Российской империи. Его мать Александра Алексеевна принадлежала к казачьему роду с Кубани, а отец Владимир Константинович работал простым лесником. У Владимира было два брата – Костя и Саша, которые умерли в детстве, а также две сестры – Оля и Люда.
Маяковский прекрасно знал грузинский язык и с 1902 года учился в гимназии в Кутаиси. Уже в юности он был полон революционных идей и, учась в гимназии, участвовал в революционной демонстрации.
В 1906 году умер его отец. Причиной смерти стало заражение крови в результате укола пальца простой иглой. Это событие потрясло Маяковского и впоследствии он вообще избегал булавок и иголок.

В том же году Александра Алексеевна забрала детей и переехала в Москву. Владимир продолжил обучение в гимназии, где посещал занятия вместе с Александром, братом поэта Б. Пастернака. Однако после смерти отца материальное положение семьи значительно ухудшилось. Как следствие, в 1908 Владимир не мог оплатить обучение, и его исключили из гимназии.

Маленький Владимир Маяковский. фото 1904

В Москве молодой человек начал общаться со студентами, увлекавшимися революционными идеями. В 1908 и 1909 годах Владимира трижды арестовывали, но за недостатком улик его вынуждены были отпустить. Во время следствия Маяковского часто переводили в различные места заключения. В результате он оказался в Бутырской тюрьме, где провел одиннадцать месяцев и начал писать стихи.
В 1911 году художница Евгения Ланг, с которой Владимир был в дружеских отношениях, порекомендовала ему рисовать. Во время учебы в Училище живописи, ваяния и зодчества познакомился с основателями группы футуристов Гилея и присоединился к ним.
Первым опубликованным произведением Маяковского стала поэма «Ночь» (1912). В то же время молодой поэт выступал в артистическом подвале, который назывался «Бродячая собака».
Владимир вместе с членами группы кубофутуристов совершил поездку по городам России, где читал лекции и читал свои стихи. Максим Горький считал, что среди футуристов Маяковский был единственным настоящим поэтом.
Первый сборник молодого поэта I вышел в свет в 1913 году и состоял всего из четырех стихотворений. В следующем году Владимир написал трогательное стихотворение «Послушай», поразившее читателей своим блеском и чуткостью.

Блестящий Владимир Маяковский

В 1914 году он создал трагедию «Владимир Маяковский», которая была представлена ​​публике на сцене петербургского театра «Луна-парк». При этом Владимир выступил ее режиссером, а также исполнителем главной роли.
В 1914 году молодой поэт твердо решил пойти в армию, но его политическая неверность напугала власти. На фронт он не попал и в ответ на пренебрежение написал стихотворение «Тебе», в котором дал свою оценку царской армии. Кроме того, вскоре он написал блестящие произведения «Облако в штанах» и «Объявлена ​​война».
В следующем году произошла судьбоносная встреча Владимира с семьей Бриков.
С 1915 по 1917 годы, благодаря протекции М. Горького, поэт служил в автошколе. Осип Брик купил два стихотворения Владимира и вскоре издал их.
В 1915 году Маяковский опубликовал в «Новом сатириконе» серию произведений «Гимны». Вскоре появилось два больших сборника произведений — «Просто как мычание» (1916) и «Революция» (1917).

Оригинал Владимир Маяковский

Октябрьскую революцию великий поэт встретил в штабе восстания в Смольном. Он сразу стал сотрудничать с новой властью и участвовал в первых встречах деятелей культуры.
В 1917-1918 годах он выпустил несколько произведений, посвященных революционным событиям (например, «Ода революции», «Наш марш»).
Позднее, в 1919 году, Маяковский был актером, сценаристом и режиссером трех фильмов. Затем поэт стал сотрудничать с РОСТА и работал над агитационными и сатирическими плакатами. Параллельно Маяковский работал в газете «Искусство коммуны».
Кроме того, в 1923 году Владимир организовал группу «Левый фронт искусств», а также журнал «ЛЕФ».
В это время он создал несколько ярких и запоминающихся произведений: «Об этом» (1923), «Севастополь-Ялта» (1924), «Владимир Ильич Ленин» (1924). Вообще именно годы Гражданской войны оказались для Владимира лучшим временем, о чем он упоминает в поэме «Добрый» (1927).
В 1922-1924 годах поэт посетил Францию, Латвию и Германию. В 1925 году Владимир отправился в Америку, побывав в Мексике, Гаване и многих городах США.

Удивительный Владимир Маяковский

Начало 1920-х годов ознаменовалось бурной полемикой между Маяковским и Сергеем Есениным, непримиримым противником футуристов. Кроме того, Маяковский был поэтом революции и города, а Есенин в своем творчестве превозносил деревню.
Однако Владимир не мог не признать безусловного таланта своего оппонента, хотя и критиковал его за консерватизм и пристрастие к алкоголю. Их объединяла тема самоубийства, которая была в творчестве обоих поэтов.
В 1926-1927 годах Маяковский создал 9 киносценариев.
К концу 1920-х годов Маяковский написал для театра Мейерхольда две пьесы: «Клоп» (1928) и «Ванна» (1929). В них сатирическое изложение действительности 1920-х годов сочетается со взглядом в будущее.
В 1930 году у Владимира возникли проблемы со здоровьем. Личная жизнь поэта превратилась в безуспешную борьбу за счастье. Ему было очень одиноко, потому что Брики — его постоянная опора и утешение — уехали за границу.
Нападки были со всех сторон и ранимая душа Маяковского не выдержала. 14 апреля 1930 года Владимир выстрелил себе прямо в сердце.
Похоронен на Московском Новодевичьем кладбище.
После смерти Маяковского его произведения были запрещены. В 1936 году Лиля Брик написала письмо Иосифу Сталину с просьбой помочь в сохранении памяти о великом поэте. В своем постановлении Сталин высоко оценил достижения поэта и дал разрешение на публикацию его произведений.

Его личная жизнь долгие годы оставалась нестабильной, так как он разрывался между несколькими женщинами в своей жизни.
Маяковский познакомился с Лилей Брик в 1915 году. Она была любовью всей его жизни. В то время молодой поэт встречался со своей сестрой Эльзой Триоле. Однажды девушка пригласила Владимира в квартиру Бриков. Там Маяковский впервые прочитал стихотворение «Облако в штанах», а потом торжественно посвятил его Лиле. Вы знаете, прототипом героини этого стихотворения была скульптор Мария Денисова (Владимир влюбился в нее в 1914).
Лиля стала музой Маяковского. Ей он посвящал почти все свои любовные стихи.
Влюбленные вместе играли в фильме «Закованные кино» в 1918 году. Более того, с 1918 года Брики и великий поэт стали жить вместе, что вполне соответствовало существовавшей в то время брачно-любовной концепции. Нередко Маяковский давал им деньги, а Лиле дарил роскошные подарки.

Лиля и Владимир

Однако у поэта были романы с другими женщинами. В 1920 лет у Маяковского были близкие отношения с художницей Лилей Лавинской, которая родила им сына Глеба-Никиту (1921-1986).
Позже, в 1926 году, он познакомился с Элли Джонс, эмигранткой из России, которая родила ему дочь Елену-Патрицию (1926-2016). Также у него были романы с Софьей Шамардиной и Натальей Брюханенко.

Элли Джонс

В Париже выдающийся поэт познакомился с Татьяной Яковлевой. Маяковский хотел, чтобы она приехала в Москву, но она отказалась. Вместе с Татьяной Маяковской выбрали подарок для Лили – автомобиль «Рено». Брик стала второй женщиной-водителем в Москве. Потом в 1929 Владимир решил поехать к Татьяне, но у него возникли проблемы с визой.

Татьяна Яковлева

Последней любовью Владимира стала молодая замужняя актриса Вероника Полонская. Поэт хотел, чтобы его 21-летняя возлюбленная ушла от мужа, но Вероника не решалась на столь серьезные перемены в жизни.

Вероника Полонская

Трудности в личной жизни подтолкнули Маяковского к роковому шагу. Актриса была последней, кто видел Владимира перед смертью. Он попросил ее не идти на запланированную репетицию. Когда дверь закрылась, раздался роковой выстрел. Полонская не решилась присутствовать на похоронах, так как родственники поэта считали ее виновницей.

В 1930 году место его рождения Багдади было переименовано в Маяковский в его честь.

В 1967 году Театр на Таганке поставил поэтический спектакль «Слушай» по произведениям Маяковского. Роль поэта исполнил Владимир Высоцкий, также вдохновленный его поэзией.

В 1938 году станция метро «Маяковская» была открыта для посетителей. В 1974 году в центре Москвы в здании, где Маяковский проживал с 1919 по 1919 год, был открыт Российский государственный музей Маяковского.30.

В 2007 году сценическая биодрама Крейга Волка «Маяковский выходит на сцену» (по его сценарию «Во весь голос») получила литературную премию ПЕН-США в номинации «Лучшая драма на сцене».
Источник: mayakovskiy.ouc.ru

Владимир Маяковский – русский футурист

Осип Брик, Лиля Брик и Владимир

Скованные кино. Маяковский и Брик

Мария Денисова

Потрясающий Владимир Маяковский

Яркий Владимир Маяковский

Привлекательный Владимир Маяковский

Удивительный Владимир Маяковский

Даниил Федоров. Портрет Владимира Маяковского

Великий Владимир Маяковский в 1914 году

Чудесный Владимир Маяковский, 1924 год. фото Н. Петрова

Памятник Владимиру Маяковскому в Москве

Милый Маяковский в детстве с сестрой Людмилой

Владимир Сказочный поэт Маяковский

Известный поэт Маяковский Владимир

Поэт-фантаст Маяковский Владимир

Красивый поэт Маяковский Владимир

Невероятный поэт Маяковский Владимир

Выдающийся поэт Маяковский Владимир

Ростовцев Вадим Николаевич. Портрет Маяковского

Талантливый поэт Маяковский Владимир

Могила Маяковского

Молодой Маяковский

Творческий гений Владимира Маяковского — БУДДИСТ

Не человек, а облако в штанах. (Владимир Маяковский)

​Примечание автора:  Впервые я начал исследовать это эссе около 6 лет назад, делая заметки из тогдашних ограниченных западных источников. Более или менее без исключения, эти источники следовали мифологическому и иррациональному повествованию о «холодной войне», демонизируя Советский Союз и одновременно восхваляя одного из его главных сторонников (Владимира Маяковского). Иосифа Сталина обычно представляют как «поддерживающего» творчество Маяковского, в то же время зловеще работающего за кулисами, планируя его кончину. Этот шизофренический подход к построению повествования проистекает из преднамеренной послевоенной политики Соединенных Штатов, в их попытках «демонизировать» Советский Союз и Иосифа Сталина. Конечно, ни одно из этих нелогичных и странных утверждений не выдерживает объективной исторической проверки. Маяковский был прежде всего ярым коммунистом и сторонником прогрессивного Советского строя (фактически он участвовал в пробольшевистской демонстрации в 1905, но не сталкивался с «футуризмом» до 1911 г. ), а поскольку свобода мысли и свобода слова были краеугольными камнями этой системы, он часто ввязывался в творческие дрязги с художественным и политическим сообществом. До тех пор, пока Лиля Брик намеренно не привела на эту арену советской жизни, Иосиф Сталин был слишком занят управлением развитием Советского Союза, чтобы уделять ему много внимания. Маяковский был художником-революционером, талант которого не знал границ. Когда он застрелился в 1930 году, это было не из-за разногласий с советской системой, а скорее из-за неудачного романа (с участием двух женщин). Чтобы получить достоверное и надежное повествование о жизни Маяковского, я просмотрел (и перевел) два текста на китайском языке из Китайской Народной Республики, добавляя свои собственные исследования и разъяснения, где это необходимо. Чтобы понять место Маяковского в истории, он должен быть освобожден от буржуазного искажения, которое определяет западную риторику «холодной войны», и ему должно быть предоставлено достоинство, которым является его собственная жизнь. Маяковский не спорил ни с Советской Системой, ни с Иосифом Сталиным, но, давая волю своим творческим талантам, стремился вывести человечество за пределы его страданий и тем самым открыть светлое новое будущее. Я уверен, что он согласился бы со мной, когда я провозглашаю «долой империализм!» Интересно отметить, что памятные марки, регулярно выпускаемые советским государством при Сталине для Маяковского, перестали выпускаться в 1955 — за год до прихода к власти вероломного Никиты Хрущева, который проводил вдохновленные троцкистскими настроениями антисталинские чистки. Творческий гений Маяковского охватывал поэзию, живопись и театр, благодаря чему его творческая деятельность включала в себя все три выражения, часто переходящие в технический дизайн и прогрессивную фотографию. Он был пролетарским философом, который глубоко понимал дух времени, в котором он существовал, и в то же время смотрел за пределы «сейчас» в далекое будущее, которое он надеялся приблизить, и в настоящее благодаря чистой силе своего рабочего творчества.  
​ACW 7.8.2016  
​

Владимир Маяковский был марксистом-ленинцем и футуристом. Футуризм — это вера в то, что все страдания человечества можно облегчить и разрешить с помощью научного мышления и научных инноваций. Футуристы выступают за то, чтобы «будущее» (символизируемое устойчивым технологическим развитием с течением времени) внезапно перенеслось в настоящее, развеяв все условности прошлого, которые заставляют человечество оглядываться назад, а не смотреть вперед. Футуристы, однако, стремятся отвергнуть воспринятую (и воспринятую) нарративную историю как не что иное, как накопление самоограничивающей и самообманчивой бессмыслицы, разработанной для того, чтобы отдать предпочтение одной части общества над другой, гарантируя, что застойный «консерватизм» определяет реальности и предотвращает любую форму внезапных или новаторских изменений. Поскольку Маркс, Энгельс и Ленин говорили о необходимости «свержения» рабочим классом господствующего среднего класса, футуристы, такие как Маяковский, могли и желали полностью присоединиться к коммунистическим учениям научного социализма. Владимир Маяковский был необыкновенным человеком, жившим в не менее необычное время. Его творческий гений всегда был великолепен, даже несмотря на то, что признание публики, как и в случае с любым другим видом искусства, колебалось. Футуристическое движение зародилось в Италии в начале 20 века и абсолютно отрицало всякую справедливость, унаследованную от прошлого, в том числе политические и художественные традиции. Вместо этого футуристы, будучи молодыми и полными сил, стремились к быстрым путешествиям и технологиям модернизма, упиваясь скоростью автомобиля и самолета и т. д. Для футуристов мир современности воспринимался как заря нового эпоха, эпоха, свободная от вмешательства прошлого, эпоха, которую должны были построить те, кто мог видеть ее потенциал в настоящем. Конечно, Маяковский начал преследовать эти футуристические идеалы беспрепятственного развития в последние годы царского режима, хотя считается, что его стиль трансформировался в «повествовательный» около 19 века.14. Возможно, под влиянием привычки футуристов писать определяющие манифесты практически на любую тему, Маяковский опубликовал стихотворение «Облако в штанах». В этом стихотворении тема любви и религии исследуется с точки зрения революции — наблюдения в стихотворении делает повествовательный персонаж, потерпевший неудачу в любви. Маяковский был поэтом часто мечтательного масштаба. Его работа (которая иногда включала живопись) стремилась разрушить укоренившиеся привычки настоящего, используя сочетание честного наблюдения и уникальных углов зрения. Художественной платформой Маяковского служило условно «неудобное». Революция для него была не просто за углом — она была «здесь», в его настоящем, и благодаря своей работе он давал почувствовать непосредственность революции на всех уровнях тем, кто сталкивался с его работами. В 1919 мая Маяковский формально порвал с общепринятым «футуристским» движением и вместо этого создал «Коммунистическую футуристическую ассоциацию», призванную распространять марксистско-ленинскую революцию. В 1923 году он основал журнал Art Left Front как форум для изучения этих коммунистических футуристических идей. В основе творчества Маяковского лежала идея беспрепятственного продвижения рабочего класса во всех сферах советской жизни.
 
Владимир Маяковский родился 19 июля 1893 года в горах Грузии. Еще в ранние годы он выражал любовь к литературе. После смерти отца (когда ему было 12 лет) он переехал с сестрами и матерью в Москву в 1906. Он участвовал в пробольшевистской демонстрации за год до смерти отца в Грузии, но именно в Москве в 1908 году он официально вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию (предшественницу Коммунистической партии). Молодой Маяковский был трижды арестован царским режимом, когда был еще подростком, за незаконную политическую деятельность, которая включала управление подпольной типографией и помощь политзаключенному в побеге из Новинской тюрьмы. Однажды он провел семь месяцев в одиночной камере в тюрьме, и именно здесь, среди одиночества, устава и запущенности, впервые начал серьезно заниматься и писать стихи. В 1911 лет он поступил в Московское архитектурное училище живописи и начал структурированное сочинение стихов. Именно здесь он впервые столкнулся с «футуризмом» среди своих коллег-художников и поэтов, уже вовлеченных в это движение. Его ранняя поэзия имела как коммунистическую, так и футуристическую подоплеку, но тон определенно был критикой капитализма. Эти произведения искусства отказались от традиционного реализма в поисках нетрадиционного, подчеркнув эффект поэзии звука, цвета и движения, избегая буржуазных привычек нигилизма и анархии. Он осознал меняющуюся политическую волну в России — перемены, которые порождались, поддерживались и распространялись через печатное слово (в форме политических памфлетов, плакатов и газет) — и благодаря этому опыту он начал ценить силу «слов». ‘, если используется правильным образом для достижения поставленной цели. Помимо написания стихов и живописи, Маяковский был также опытным театральным актером. В связи с этим он считался театральным новатором в СССР. Он был ярым сторонником театра и считал, что через него можно объяснить все гипотетические вопросы и смысл. Он был против «натурализма» как средства изображения жизни (считая такие изображения недостаточно сильными, чтобы передать истинный, революционный смысл). Маяковский утверждал: «Сцена — не обычное зеркало, а увеличительное стекло». Его теория развития театра оказала неизгладимое влияние на более позднюю советскую сценическую драму.
 
После Октябрьской революции творчество Маяковского вступило в новую эпоху, когда им были написаны короткие стихотворения «Наш марш», «Революционная песня» и «Левый марш», а также пьеса «Религиозный фарс», большая поэма « «Сто пятьдесят миллионов», а также многие другие произведения, в целом восхвалявшие революцию и получившие широкий отклик в массах. После 1924 года его творчество начало созревать: он опубликовал стихи «Ленин», «Хорошо!», длинную поэтическую увертюру «Во весь голос» и т. д. Связь между написанным словом и реальным действием в физическом мире стала очень очевидной. Письменность имела последствия в физическом мире, и для Маяковского письменное слово стало проводником, который собрал все интеллектуальные и духовные силы вместе и сосредоточил их в одном очень мощном выражении единого разума, который мог при определенных обстоятельствах влиять на все. другие индивидуальные умы и создать коллективные изменения к лучшему. Маяковский стал революционером идей еще до того, как стал политически активным. Его ум занял антицарскую позицию и видел будущее как «перемену», которая откроет новую эру прогресса и блеска. Его одиночное заключение, подобное тому, которое переживает монашествующий, в столь юном возрасте только укрепило и прояснило его мышление. Наказания, примененные старым царским режимом в попытке поддержать его, лишь подтвердили его собственное возможное крушение в умах и телах тех, кого он угнетал. Сегодня в России есть памятник ему, а в Москве станция метро, ​​названная в его честь (станция метро «Маяковская»). Даже место его рождения — Багдади в Грузии — носило имя «Маяковский». Однако ко времени его смерти советская пресса не спешила присвоить ему коммунистическое звание «пролетарского поэта». Этот вопрос был окончательно решен, когда Маяковский был узаконен при прямом вмешательстве Иосифа Сталина (1878-1919 гг.).53), заявившего, что Владимир Маяковский действительно был самым талантливым из поэтов советской эпохи и что игнорирование его талантов равносильно преступлению против советской культуры. Сталин принял это решение после того, как получил письмо от любовницы Маяковского — Лили Брик (1891-1978) — их роман произошел, когда Брик был еще женат, и этот факт привлек значительное внимание. В письме Брика Сталину формально жаловались на то, что советская пресса продолжала отказывать Маяковскому в официальном признании, но вместо этого подразумевалось, что Маяковский только, по-видимому, ассоциировал себя с коммунистической системой (как «попутчик»), предположительно, чтобы заявить о заслугах системы для его собственный. В некоторых кругах его также обвиняли в том, что он «формалист», что является глубоким оскорблением для человека, которого многие считают стоящим в авангарде коммунистической революции. Марксист-ленинизм определяет «формализм» как чрезмерную приверженность строгим правилам искусства (то есть его художественным приемам), навязчивую идею, которая, как полагают, приводит к игнорированию или отрицанию социальных ценностей. Оценив творчество Маяковского, Иосиф Сталин официально отклонил эту критику, подтвердив ее социалистическую и прогрессивную ценность. В действительности же художественно-философское мировоззрение Маяковского часто именуют «футуристическим», и оно вообще признается вполне совместимым с социалистическим мышлением и уж точно не отклоняющимся от пути непрерывного поступательного культурного и научного развития и революции.
 
Владимир Ленин привел большевиков к власти в России в 1917 году.  Когда он умер в начале 1924 года, Советский Союз включал в себя обширную территорию социалистических республик, на которой проживали миллионы людей, активно идущих по пути, альтернативному пути хищнического капитализма (распространенного на всей территории Запад, и распространился через западный империализм по всему миру). Путь к власти не был гладким. Ленин не только эффективно руководил своими большевиками в разоблачении и преодолении конкурирующих форм (буржуазного) социалистического мышления в России, но и одержал победу в жестокой гражданской войне, войне, разжигаемой внешним вмешательством во внутренние дела России. Армии 14 различных наций вторглись в коммунистическую Россию в 1918 г. и оккупировали более 70% территории России от имени заключенного в тюрьму царя (ситуация, которая привела к его казни). Однако до всего этого молодое советское государство завершило свое участие в Первой мировой войне в 1917 году. в смысле необходимости ниспровержения всех прошлых условностей), коммунистическая революция выполнила этот критерий, буквально пробив себе дорогу в светлое новое будущее. У многих была реальная надежда на то, что повседневная жизнь изменится и откроет новую эру модернистского прогресса для человечества и что несправедливости (капиталистического) прошлого будут искоренены и устранены.
 
Когда Маяковский пережил Октябрьскую революцию 1917 года, его творчество в форме левой поэзии (и драматургии) развивалось, чтобы комментировать и поддерживать социальные изменения, которые он пережил и стал свидетелем вокруг себя. В эти ранние революционные годы творчество Маяковского стало очень популярным в Советском Союзе (как и в последние годы царского режима). Однако его влияние не ограничивалось Советским Союзом, поскольку Маяковский свободно выезжал за пределы Советского Союза в течение 19-го века.20-е годы. Это было необычно для того времени из-за разрушений, нанесенных коммунистической России интервенционистскими западными силами во время Гражданской войны в России (1918-1922 гг.), и потребности нового социалистического общества в восстановлении и реструктуризации своей культуры посредством руководством Владимира Ленина, а после 1924 года — Иосифа Сталина. Тем не менее, Маяковскому удалось побывать среди других стран в Великобритании и США (обе из которых были вовлечены в Гражданскую войну в России, выступая против коммунистической революции). Действительно, во время визита в США у него был роман с неким Эли Джонсом, который, как полагают, в результате стал матерью его дочери.
 
Удивительно, но для молодого человека с революционными наклонностями Маяковский поступил в институт после заключения и очень хорошо рисовал. К этому времени он уже читал свои стихи, и Дэвид Берл объявил его гением. По сути, Карл Маркс учил, что для устранения недостатков, существующих в сознании человечества, необходимо преобразовать внешний мир и заменить привычные, эксплуататорские модели повседневной жизни социальной системой, которая позволяет каждому человеку функционировать физически и умственно. в своем оптимуме в мире, свободном от жадности. Футуристы, хотя и не совсем коммунисты в марксистской модели, тем не менее считали, что будущее можно сделать в «настоящем», вырвав из него влияние прошлого. То есть предполагаемый прогресс и продвижение вперед, связанные с будущим временем, могли бы быть быстрее перенесены в настоящее, если бы отсталые традиции прошлого, основанные на старом, ограниченном мышлении, могли бы быть устранены навсегда, так что их ограничивающая сила больше не могла бы существовать. использоваться для сдерживания прогресса. Большевики считали, что революция необходима, чтобы изменить социальные условия с эксплуататорского прошлого на просвещенное, прогрессивное будущее. Именно здесь большевики и футуристы сошлись во мнении: старое должно уйти, чтобы позволить прийти новому. Маяковский процветал в толпе, но как поэт-революционер он должен был проводить время в созерцании в одиночестве, чтобы его художественное выражение могло быть произведено. Рабочие вместе производили продукты на фабриках, а Маяковский в одиночку производил слова — производство Маяковского было интеллектуальным и духовным. Его творческий талант питал чувство поколения и эпохи времени. История заявила, что в Россию должны были прийти перемены, и Маяковский (и ему подобные), с самого начала предвидя, как должны развиваться эти перемены и в каком направлении они должны идти. Изменения рассматривались как неотъемлемая и неотъемлемая часть революционной свободы, свободы, не знающей границ и не имеющей ограничений. С разреженным воздухом дореволюционной России была связана неизбежная надежда, и в этой надежде Маяковский писал о времени, когда бессмертие и воскресение будут возможны. Маяковский, как народный поэт, изобразил живую философию одновременно и приземленную, и сверхприземленную. Он был заурядным — одним из революционных масс — и в то же время выражал творческий блеск, который говорил от имени народа и во многих отношениях образовывал своего рода всеохватывающий купол всеохватывающего веселья, устанавливая стандарты для других, к которым они могли стремиться, в то же время зная все время. что плодородная земля, сотворившая все это, находилась под ногами всех без исключения. Встретиться с Маяковским означало столкнуться с духовной силой, которая наделяла и вдохновляла лично. Мир возвышается от такого присутствия — прямо или косвенно. Аллен Гинзберг восхищался размахом творчества Маяковского, а Фрэнк О’Хара видел «близость с космосом», которой обладал Маяковский. Парадокс Маяковского в том, что в своей честности, беззастенчиво выступавшей за разрыв с прошлым и старыми, избыточными формами выражения, он оставался удивительно открытым человеческим чувствам и эмоциям. В рамках его деконструирующей философии (то есть, несмотря на потенциально деструктивную природу футуризма) материально обоснованное философское выражение Маяковского продолжало оставаться странно духовным. Он любил широко и любил дико — ему было все равно, в каком формате проявляется любовь внутри. Вселенная и «повседневность» слились в лице его существования. Он снимался в фильмах и был личным другом Александра Родченко – Родченко автор культовых фотографий Маяковского, который до мельчайших деталей был похож на «закаленного» советского солдата или буддийского монаха, сидящего в костюме и с бритой головой. Лиля Брик — его давняя любовница — и ее муж — поддерживали Маяковского, когда он был и жив, и мертв.
 
Однако опрометчивые дни идеологической революции вкупе с внезапными и драматическими переменами должны в конце концов уступить место более размеренным временам рациональной и логической реконструкции, направляемой строгостью научного социализма, который кладет конец всем буржуазным инспирациям. страдания, причиняемые рабочему классу. Маяковский как интеллектуал, похоже, был напрямую связан с духом времени. Он остался тем, кем был всегда — «коммунистом-футуристом», революционером — прежде всего, которому довелось жить в новом социалистическом обществе. Он был «социалистом» до тех пор, пока все культурные структуры подвергались критике и разрывались на части, и «футуристом», как только русское общество устремилось к формулированию нового «социалистического» проявления культуры и политики. Маяковский всегда казался, благодаря своим художественным произведениям, по понятным причинам агитируя за непрерывные инновации и изменения как «непрерывный» процесс. Во многих отношениях его пример напомнил всем марксистский революционный идеал «все подвергать сомнению» и никогда не соглашаться на условности, а не на инновации. Конечно, Иосиф Сталин никогда официально не выступал против творчества или философских произведений Маяковского и не критиковал их, и, несмотря на ошибочные утверждения буржуазии («историков», вдохновленных холодной войной), Маяковский никогда открыто не направлял какие-либо из этих художественных произведений против советского режима. Реальность ситуации такова, что критическая продукция Маяковского была нацелена на все формы «консервативизма», которые открыто не бросали вызов, не отвергали и не уничтожали прошлое (как творческий акт). Советская система должна была управлять рядом независимых республик, в которых проживали очень разные народы, и в рамках единого согласованного усилия максимально эффективно и «научно» повышать уровень жизни и образования этих миллионов, обеспечивая при этом их безопасность. и благополучие. Вероятно, Маяковский вполне понимал этот необходимый процесс, но тем не менее ему было очень трудно сдерживать свою природную склонность к «футуристической» непрерывной революции, при которой агентность «радикальных» перемен не допускала никаких теоретических моментов закрепления. Это честность поэта, не стесненная грузом прошлого, и не ограниченная каким-либо одним проявлением будущего.
 
Маяковский как поэт жил жизнью выражения, как в словах, так и в действиях. Это действие превзошло все его предыдущие выступления и сделало ошеломляющее заявление в процессе. Философ в нем видел полную картину. Он мог передать этот целостный образ через свои письма и искусство, передавая острое послание тем, кто способен отступить от непосредственности настоящего, отстраниться — хотя бы немного — от всепоглощающего внимания голых чувств и материального мира, в котором они пребывают. представлять. Острый ум в сочетании с поразительным остроумием – кричит критикан; «Я не понимаю вашего юмора!» — отвечает Маяковский с молниеносной реакцией чаньского мастера, — «Ты жираф». Блеск не имеет причины и не может ограничиваться определением. Простой обмен представляет все это. Иногда величайшие художественные акты происходят в самые темные моменты, и их значение безмерно велико. Хотя физическая революция неизбежно меняет форму, философская и духовная революция продолжались. Маркс определял «духовность» как акт порождения глубочайших мыслей, а Маяковский своими произведениями, безусловно, олицетворял марксистского духовного человека. Радикальный и дальновидный, Маяковский обращается к грядущим поколениям. Он твердо ставит внутреннее и внешнее творчество на равные позиции, создавая царство искрометной красоты, которое все погружает в исцеляющий свет развития. Чувство и разум переплелись, Маяковский представляет нового Социалистического Человека – освобожденного от прошлого и устремленного в светлое будущее. Именно в таком ключе Маяковский совершил уход из этой жизни, озарившей мир. Не только в свое время, но и на все времена. Прогрессивный и сострадательный художник, каким был Владимир Маяковский, умер так же, как и жил, — революционным свободным существом.
 
Несмотря на то, что он поддерживал советскую революцию (в 1925 году его стихотворение «Ленин» восхваляло выдающегося лидера успешной большевистской революции, а в 1927 году он написал свою поэму из 19 глав под названием «Хороший» в честь 10-летия Октябрьская революция), 14 апреля 1930 года (в возрасте 36 лет) Маяковский покончил с собой (застрелившись) из-за сильного и бурного (но в остальном неудавшегося) романа с советской актрисой Вероникой Полонской. Футурист в нем не видел причин уважать условности отношений и, как следствие, любил свободно и страстно. Однако из «предсмертной» записки, которую он оставил (Лили Брик, а не Веронике Полонской), очевидно, что он сохранил свое футуристическое чувство прогресса, а также юмор даже в конце, и что его смерть, вероятно, следует рассматривать более как революционный поступок, а не как акт отчаяния или крик о помощи:
 
‘ОНА меня любит… не любит.
Я рву руки, разбрасываю сломанные пальцы… не любит меня
Когда мы разбрасываем случайные загадки головок маргариток
Кувыркаясь сквозь лето.
 
Хоть я принимаю гладкий подбородок и седые волосы,
Серебро, звенящее сменой лет,
Я надеюсь, я знаю, что возраст никогда не принесет
Последний позор благоразумному здравому смыслу.
 
Уже второй час, и вы, должно быть, спите.
Млечный путь подобен серебряной реке.
Я не тороплюсь. Не надо
Вас будить или тревожить телеграммами или громом.
 
Это то, что называют концом романа.
Гондола Любви ударилась о скалы факта.
Мы квиты — нет смысла подсчитывать
Наш счет бед, несчастий и обид.
 
Посмотрите, сколько покоя может дать мир.
Небо укутано звездами, даром ночи.
В такое время вы поднимаетесь и обнаруживаете, что говорите
Всем годам, будущему и миру.
 
Уже второй час, и вы, должно быть, спите.
А может, ты тоже чувствуешь ночь.
Я не тороплюсь. Не надо
Вас будить или тревожить телеграммами или громом».
 
Он добавил:
 
«Товарищи Пролетарской Литературной Организации, не сочтите меня трусом. Действительно, ничего не поделаешь. Привет! Скажи Ермилову, что плохо, что снял лозунг; мы должны были это сделать.
 
В.М.
 
В ящике стола у меня 2000 рублей. Используйте их, чтобы заплатить мои налоги. Остальное можно получить в Госиздате».
 
Таков был его высокий статус в Советском Союзе после смерти, что всего за 15 лет марки, увековечивающие его жизнь, были выпущены четыре раза. В июне 1940 года в память о его смерти в СССР был выпущен 10-летний юбилейный набор марок. В октябре 1943 года в СССР была выпущена серия марок, посвященная 50-летию со дня рождения Маяковского. В июне 1953 г. СССР выпустил серию марок, посвященных 60-летию со дня его рождения, а в мае 1955 г. СССР выпустил марки, посвященные 25-летию со дня его смерти. Собрание сочинений Маяковского состоит из 13 томов, из которых одна треть посвящена патриотическим и политическим темам, одна треть — революционной и последняя треть, состоящая из сатирических пьес и вопросов, касающихся его личной жизни.
 
Поскольку Маяковский больше всего известен своими словами, вот небольшая подборка его стихов:  

 
Владимир Маяковский
 
Вы, люди будущего, бегущие назад над прошлым, просияв светом через плечо, ты, наверное, захочешь узнать обо мне, Маяковском. Ваши ученые скажут, что у меня вздулись вены на шее, и я разозлился! Эй, профессор, уберите с носа этот велосипед! Вот моя история: я санитарный инспектор и водяной мальчик, купаюсь в крови до того, как промокну за ушами. Мои слезы падали на мои стихи, как цветы, как цветы Марии в «Мэри Мэри, напротив, как растет твой сад?» Одни поэты капают, а другие подают полотенца вместе с душем: Шесть из полутора десятков других. Они катятся, и снова эти мандолины: да-ди, да-ди, да-ди. Ну и что, если из большого носа вырастет моя статуя на площади, где шлюхи с грубой торговлей и хлопком плюют па-ту-у-у!
 
У меня была всякая ерунда! Назовите мне одну песню о любви: Они хорошие и получают деньги. Во всяком случае, я думал, что поступил умно, засунув ногу себе в рот. Получи это! Прямо из болтуна! Великий крик поэзии, мои книги идут прямо к вам. Вместе вы будете говорить туда-сюда. Я скоро буду там, сумасшедший коммунист. Не то что Прекрасный Принц из Есенина. Мои стихи пролетят над ушами нашего времени, глав государств! Мои стихи придут не как стрела хилая, покидающая лук Купидона. Не так, как копейка приходит к дрожащему нумизмату, не как свет мертвой звезды. Они придут твердые и тяжелые, как гигантская челюсть, вырубленная в скале, так акведук будет продолжаться вечно. Вы встретите их в магазине подержанных книг, линии жесткие и прямые, как ионная колонна. Мои стихи не пудрят уши и не грызут мочки какой-нибудь хорошенькой девушке. Черт, нет! Мои стихи выпрыгивают, как бешеные гладиаторы. «Убийство!» они плачут.
 
Врукопашную и лицом к лицу! И слова вылетают, как пули, взрывающиеся в твоем мозгу. Понимаете! Я все отдаю, все вам, труженикам мира. Любой твой друг — мой друг, жаль остальных! Вы можете двигаться тяжело и быстро, когда вы голодны и кровь течет. Книги Маркса и Энгельса были замечательными, но нам не нужно было их читать, потому что мы знали, на чем стоим. Не давайте мне Гегеля и его диалектику! Он разбил себе голову, и звук трескающихся черепов был поэзией! Будто слава и гений уходят в одну канализацию! ХОРОШО! Стихи тоже пропадут! Сотни триллионов людей улетают в рай! К черту статуи и памятники. Мы достаточно известны. Наш памятник построен живой кровью: социализм. Так что поищите их в словаре: дрочить мутации под землей. Для вас, тех, кто может позволить себе быть здоровым, мне пришлось петь большим синим языком смерти. Для вас я должен выглядеть какой-то летающей доисторической ящерицей. Ну, Жизнь, пошли, поболтаем о пятилетке. У меня нет ни цента, и мебель так и не пришла, но мне нужна только чистая рубашка. Мне все равно, когда я появлюсь в Цикаке, лучезарный и в будущем я подниму все книги своих стихов над головами уродов!
 

Прошедший час (1930)
 
Владимир Маяковский
 
Прошедший час. Ты наверное в постели Млечный Путь струится как серебристая Ока
Не буду посылать диких телеграмм. Я не намерен вас больше беспокоить и досаждать
и теперь, как говорят, наше дело закрыто, лодка любви не выдержала молотилки
Мы и сейчас. И нет угрызений совести, не будем ворошить оставленные печали.
Вот какая тишина опустилась на землю ночь награждает небо созвездиями
в такие моменты вы встаете и громко говорите о веках, историях и всем творениях.


Облако в брюках (1915)

от Владимира Маяковского

Prologue

Ваша мысль,

Flaintaising On A Sodden Brain,

. с кровавыми лохмотьями моего сердца, я снова буду насмехаться над ним:
 
до тех пор, пока я презираю, я буду безжалостным и раздражающим.
 
Нет во мне дедовской нежности,
 
И нет на душе седины!
 
Сотрясая мир своим голосом и ухмылкой,
 
Я прохожу мимо вас, — красавец,
 
Двадцатидвухлетний.
 
Добрые души!
 
Ты играешь свою любовь на скрипке.
 
Грубые яростно играют на барабанах.
 
Но можете ли вы вывернуться наизнанку, как я
 
, и полностью стать двумя губами?
 
Приходи и учись—
 
вы, благопристойные бюрократы ангельских лиг!
 
выйти из этих батистовых гостиных
 
И та, что спокойно листает губы
 
, как кухарка листает страницы своих кулинарных книг.
 
Если хотите—
 
Я буду буйствовать на сыром мясе, как вандал
 
Или меняться в цвета, которые пробуждает восход солнца,
 
Если хотите—
 
Я могу быть безукоризненно нежным,

9 Не мужчина — но облако в штанах.

©opyright: Adrian Chan-Wyles (ShiDaDao) 2016.

​
Ссылки:
 
Владимир Маяковский — Поэт-большевик — 1893-1930  https://www.marxists.org/subject/art/literature/mayakovsky/ Accessed 7 августа 2016 г.
 
 
Альмерейда, Михаил (редактор), Ночь укутывает небо — сочинения Маяковского и о нем (2008), ФСГ.
 
Русская поэзия на английском языке – Владимир Маяковский
https://sites.google.com/site/poetryandtranslations/vladimir-mayakovsky Дата обращения 18.2.12.
 
方寸马雅可夫斯基 — http://blog.sina.com.cn/s/blog_4de297070100hjpd.html По состоянию на 7 августа 2016 г. (статья на китайском языке о выпуске марок Маяковского из материкового Китая – включает краткую биографию)

马雅可夫斯基 — http://baike.so.com/doc/6167006-6380236.html Дата обращения 7 августа 2016 г. (страница энциклопедии китайского языка о жизни Маяковского)

Облако в штанах, Владимир Маяковский

ЗАПИСКА ПЕРЕВОДЧИКОВ

Владимир Маяковский (1893–1819 гг.)30) — выдающийся русский поэт-футурист, драматург и художник, чьи произведения отражают бурный период российской истории, совпавший с Первой мировой войной, Октябрьской революцией 1917 года и строительством нового социалистического общества в Советском Союзе. Он начал систематически писать стихи во время своего одиннадцатимесячного заключения в московской Бутырской тюрьме (1908–1909) и написал свои первые футуристические произведения в 1911–1914 годах, в том числе манифест «Пощечина общественному вкусу » (в соавторстве с Давидом Бурлюком, Виктор Хлебников и Александр Крученых). Вскоре после этого он участвовал в «футуристических турах» по разным городам Российской империи, читая публичные поэтические чтения и лекции вместе с Бурлюком, Василием Каменским и другими художниками. Шокирующий эффект выступления артистов отразился в знаменитом стихотворении Маяковского «Облако в штанах», вступление и I часть которого появляются здесь в новом переводе.

      Маяковский начал сочинять «Облако в штанах» в начале 1914 года и закончил его в июле 1915 года в Куоккале (ныне Репино), курорте на берегу Финского залива, недалеко от Петрограда (ныне Санкт-Петербург). Главный герой автобиографии — новый апостол Христа, объявляющий о своем неповиновении традициям, и поэма первоначально называлась «Тринадцатый апостол». Однако это название было отвергнуто российской цензурой. Маяковский вспоминал: «Когда я пришел с этим произведением к цензорам, меня спросили: «Ты ведь не хочешь в исправительно-трудовой лагерь?» Я сказал: ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах. Поэтому они вычеркнули шесть страниц, включая заголовок». ¹  На вопрос цензоров, как он мог связать лирику с грубостью, Маяковский ответил: «Хорошо, хочешь — буду диким, хочешь — буду нежным, не человеком, а облаком в штаны», что дало начало новому названию стихотворения. ²

      Отдельные части незаконченной поэмы появились в феврале 1915 г. в петроградском литературном альманахе «Стрелец: сборник первый » и в статье Маяковского «О разных Маяковских», опубликованной в Journal of Journals  в августе 1915 г. Эти фрагментарные публикации включали подзаголовок трагедия , который был заменен на тетраптих ³  в первом, синем карандаше издании, изданном Осипом Бриком в сентябре 1915 г. В 1916 г. стихотворение опубликовано с меньшими цензурными сокращениями в сборнике Маяковского Простое как мычание . Его части без цензуры появились в периодическом издании New Satiricon в марте 1917 года.

      В 1918 году Товарищество социалистического искусства опубликовало полную оригинальную версию. К этому изданию Маяковский написал дополнительное предисловие (здесь не вошло), в котором он вставил специальные структурные подзаголовки к четырем частям стихотворения, как «четыре крика четырех частей»:

Прочь с любовью
Прочь с искусством
Долой свой режим
Долой свою религию

      Маяковский посвятил «Облако в штанах» своей любовнице Лиле Брик, жене своего издателя Осипа Брика, с которой познакомился в 1915, когда он уже закончил стихотворение. Их роман на всю жизнь оказал глубокое влияние на его творчество, особенно на его любовную лирику. Однако сюжет «Облака» был навеян его романтическими отношениями с Марией Александровной Денисовой. Героиню зовут Мария не только из-за этой личной ассоциации, но и потому, что Маяковский считал Марию самым женственным и символичным именем. Образ Марии в поэме сочетает в себе черты нескольких романтических знакомств Маяковского со святыми добродетелями Девы Марии и Марии Магдалины. В послереволюционных советских интерпретациях стихотворение понималось как лирическое произведение, но сам Маяковский провозгласил «Облако» «катехизой современного искусства».

      В 1920-е годы Майковский работал журналистом во многих ведущих советских газетах, много путешествовал по Советскому Союзу и за границу. В 1923 году он основал левую художественную группу и издатель журнала ЛЕФ. Среди авторов журнала были Борис Пастернак, Виктор Шкловский, Сергей Эйзенштейн и Исаак Бабель. Он написал несколько крупных пьес в конце 1920-х годов, которые были поставлены новаторским Театром Мейерхольда в Москве и были встречены резкой критикой.

      Беспощадно преследуемый блюстителями советской литературы и окруженный личными разочарованиями, Маяковский застрелился в своей московской квартире 14 и 19 апреля.30. В 1935 году Сталин заявил, что «Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи».

Твоя мысль,
грезящая на размягченном мозгу,
как раздутый холуй на засаленной кушетке,
кровавым обрывком сердца подтруниваю,
издеваюсь вовсю, дерзко и едко.

Ни одной седины в душе моей,
ни нежности старческой!
Мир содрогается от мощи моего голоса,
Я иду — красивый,
двадцатидвухлетний.

Нежные!
Вы любите скрипки.
Пошлость положила любовь на литавры.
Но вывернуться наизнанку, как я,
и стать только губами
этого не сделаешь!

Иди учись—
из гостиной, ты, батист,
настоящий бюрократ ангельской лиги.

И та, что спокойно перелистывает
губами, как кухарка, страницы своей поваренной книги.

Хочешь—
Разбушу от мяса
—и, как небо, меняющее тона—
если хочешь-
буду безукоризненно нежен,
не мужчина, а — туча в штанах!

Я не верю, что здесь цветение Красиво! ⁴
Опять хвалят себя чрез меня,
мужики черствые, как больница,
и бабы, как поговорка, изношенные.

                             I.

Вы думаете, это малярийный бред?

Случилось,
случилось в Одессе. ⁵

— Я приду в четыре, — сказала Мария.

Восемь.
Девять.
Десять.

Потом вечер
ушел из окон
в ночной ужас,
хмурый,
декабрьский.

Канделябры ухмыляются и ржут
на старческую спину.

Ты меня сейчас не узнаешь:
Жилистый колосс
стонет,
корчится.
Чего может хотеть такой комок?
Но комок хочет многого!

Потому что для меня ничего
что я бронза —
и сердце — холодный железный лом.
Ночью я хочу похоронить свой звук
в мягкости,
в женщине.

Итак,
колоссальный,
Сгорбившись у окна,
лобом стеклышко расплавлю.
Будет любовь или нет?
Какой —
большой или маленький?
Большой, как от такого тела:
Он должен быть маленьким,
Покорная детская любовь.
Он съеживается от ревущих рогов.
Любит звон бубенцов.

Неподвижно и неподвижно,
Зарывшись лицом в дождь,
В его изрытое лицо,
Я жду,
Забрызганный грохотом городского прибоя.

Полночь, бег с ножом,
догнал,
зарезал —
Черт с ним!

Двенадцать часов упало
как голова с плахи.

Серые капли дождя дружно завыли
на оконных стеклах,
сжавшись в гримасу,
как химеры завывают
в парижском Соборе Божией Матери. ⁶

Сука!
Что, еще мало?
Скоро мой рот разорвется от крика.

Слышу:
Тихо,
нерв вскочил
как больной с постели.
И так —
сначала еле-еле,
ходил кругами,
потом бежал,
бешеный,
точный.
А теперь еще двое
мчатся в чечетке отчаяния.

Штукатурка разбилась на первом этаже.

Нервы —
большие,
маленькие,
много! —
галоп бешеный,
и уже
нервы ноги подкашиваются!

А ночь сочится и сочится по комнате,—
заплывший глаз не может вырваться из тины.

Внезапно хлопнули двери,
и
стук зубов отеля.

Вы ввели,
резко, типа «ну вот!»
терзая свои замшевые перчатки,
ты сказал:
«Знаешь —
Я выхожу замуж».

Ладно, выходи замуж.
Ничего.
Я сделаю это.
Видишь, какой я спокойный!
Как пульс
мертвеца.

Помните?
Вы сказали:
«Джек Лондон, ⁷
деньги,
любовь,
страсть» —
Но я увидел только одно:
ты — Джоконда
, которую надо было украсть! ⁸

И украли.

Снова в любви пойду поиграю,
свод бровей осветил огнем.
Ну и что!
Даже в сгоревшем дотла доме
иногда живут бездомные бомжи!

Ты дразнишь меня?
«Ваши изумруды безумия меньше
копеек нищего!»
Помните!
Помпеи погибли
, насмехаясь над Везувием! ⁹

Хе!
Господа!
Влюбленные
кощунств,
преступлений,
бойни —
но самое ужасное
вы видели? —
лицо мое
когда
я
абсолютно спокоен?

И я чувствую—
«Я»
мне тесно.
Кто-то упорно выталкивает меня.

Здравствуйте!
Кто говорит?
Мама?
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него огонь сердца.