сочинение по литературе на Сочиняшка.Ру
Владимир Владимирович Маяковский – советский поэт, вошедший в литературу как идейный представитель футуризма. Дальше же автор пошел личным новаторский путем. Особое место в творчестве Маяковского отводится поэме «Облако в штанах». В ней же интересен образ лирической героини Марии.
Прототип этой героини собирательный. Критики и современники Маяковского называют несколько женских образов, легших в основу образа Марии. Традиционно женщиной, вдохновившей поэта на создание поэмы, является молодая художница Мария Александровна Денисова. С ней Маяковский познакомился во время турне футуристов по стране. В компании Бурлюка и Корнилова поэт приехал в Одессу. Здесь то в январе 1915 года он и познакомился с красивой девушкой, Марией Денисовой, отказавшей поэту в продолжении отношений после недолгого трехдневного общения. Корнилов вспоминает, что Маяковский находился под огромным впечатлением от встречи с художницей, под влиянием нахлынувших чувств метался по гостиничному номеру и не знал, что предпринять.
Следующей женщиной, ставшей прототипом лирической героини из поэмы, считается Софья Андреевна Шамардина. С ней у Маяковского был короткий роман длиною в полгода. Софья сама оставила поэта. Возможно, эта история также могла послужить толчком к написанию «Облака в штанах».
Версий много, однозначного мнения нет. Посвящена поэма вообще женщине, с которой во время написания текста Маяковский и знаком не был, — Лилии Брик. И в посвящении к поэме значится – «Тебе, Лиля». Вопрос прототипов, конечно, интересен, но большего внимания заслуживает сама лирическая героиня. Посмотрим, какой ее изображает поэт.
В начале произведения молодой человек ждет появления Марии. Она же все не идет. Каждый час ожидания повергает героя в еще большее отчаяние, нервы бьют чечетку. Обещала прийти в 4, а уже прошло и восемь, и девять. Герой смотрит в окно, прикасаясь лбом к холодному стеклу. Дождливо. На душе серая тоска: будет ли любовь. И если будет, то какая, большая или крошечная.
И вдруг появляется та самая Мария. Ее резкие слова о том, что она выходит замуж, повергают нас в шок. Уж такого поворота событий мы никак не ожидали. Герой же спокоен, как покойник. Точнее он делает такой вид. Никаких больше слов героиня не произносит. Мы же узнаем из речи самого молодого человека, что когда-то она говорила ему о Джеке Лондоне. Зачем Маяковский вводит этого героя в поэму? Тем самым он пытается снизить образ героини. В это время Джек Лондон очень популярен среди массовой аудитории. Любовь романтических приключенческих романов ставит Марию в один ряд с серой безликой толпой.
Затем Маяковский проводит сравнительную параллель между Джокондой и Марией. Последнюю также украли, считает он. Поэт думает, что девушка дразнит его, и напоминает, что случилось с Помпеей, когда раздразнили Везувий.
А дальше с девушкой мы больше не встречаемся. Поэт будто забыл про нее. Но нет: ее именем наполнена вся 4, последняя, часть.
Теперь ее имя приравнивается Богу и с ним на устах лирический герой продолжает свой тернистый жизненный путь.
Понравилось сочинение? А вот еще:
биография, фото – Московский академический театр имени Вл. Маяковского.
Мария Фортунатова родилась 11 февраля в Казани.
В 2001 г. закончила Казанское театральное училище – курс Т.М. Корнишиной и В.А. Бобкова.
В 2012 году закончила режиссёрский факультет Российского университета театрального искусства – ГИТИС – курс Т. Ахрамковой.
После окончания училища была приглашена в труппу Казанского академического Русского Большого Драматического театра им.
Качалова, где проработала до 2003 г.
В 2003 г. Мария Фортунатова поступила в труппу Театра им. Вл. Маяковского.
Играет в спектаклях текущего репертуара:
«Московский хор» Л. Петрушевская – хористка
«Снимается кино» Э. Радзинский – Зина
«Маэстро» К. Чапек – Певица
«Блажь» А. Островский, П. Невежин – Марья
«Все мои сыновья» А. Миллер – Лидия Лаби
«Мама-кот» Л. Сепульведа – Кенге
«Дядюшкин сон» Ф. Достоевский – Фелисата Михайловна
«Маяковский идет за сахаром» С. Денисова – Лиля Брик
«Мёртвые души» Н. Гоголь – Улинька
«Женитьба» Н. Гоголь – Дуняшка
ТЕАТРАЛЬНЫЕ РАБОТЫ:
Русский Большой Драматический театр им. Качалова (Казань):
«Трехгрошовая Опера» Б. Брехт – Полли
«Пиковая Дама» А.
Пушкин – Лиза
«Американская шлюха, или Путешествие по России с папой-алкоголиком» И. Квирикадзе − Соня Филиппова
«Скрипач на крыше» Дж.Бок, Дж. Стайн − Цейтл, Хава
«Банкрот» А. Островский – Липочка
«Провинциальные анекдоты, Случай с метранпажем» А. Вампилов − Виктория
«Приключения Красной шапочки» − Лиса
«Роковые яйца» М. Булгаков – хор
«Приключение Тома Сойера» М. Твенн – детский хор
«Приключения Доктора Айболита» − Мотылек, Обезьянка
«Биография» Л. Разумовская − моноспектакль
«Кавказский меловой круг» Б. Брехт – 1-я служанка; молодая знатная дама
Театр им. Станиславского:
«Мученики любви» по поэме А. Пушкина «Руслан и Людмила» и по одноименной опере М. Глинки – Людмила
Театр им. Вл. Маяковского (работы прошлых лет):
«Амуры в снегу» Ю.
Ким, Л. Эйдлин – Софья
«Жертва века» А. Островский − Шансонетка
«Как вам это полюбится» В. Шекспир – в массовых сценах
«Карамазовы» Ф. Достоевский − хор
«Очень простая история» М. Ладо – Даша
«Золотой ключик» А. Толстой – Мальвина
«Приключения Красной Шапочки» Ю. Ким – Обезьяна Чи-Чи
«Развод по-женски» К.Б. Люс – Пегги
«Господин Пунтила и его слуга Матти» Б. Брехт – Коровница
Киноработы:
«Осколки» (Она), «Покаяние» (Блаженная Ксения Петербуржская), сериалы «Кулагин и партнеры», «Закон и Порядок», «М.У.Р.».
Дубляж:
2022 г.: «Чёрный краб», «Сияющие», «Беги и стреляй», «Большой баг», «Пропавшая».
2021 г: «Лига справедливости Зака Снайдера: Черно-белая версия», «Прошлой ночью в Сохо», «Король Ричард», «Команда котиков», «Крутые яйца 2», «Красное уведомление», «Отчаянные мстители», «Несправедливость», «Отцовство», «Космический джем: Новое поколение», «Воспоминания», «Те, кто желает мне смерти», «Прошлое не отпустит», «Мужские слезы», «Луна-парк», «На месте принцессы 3: Роман со звездой», «Сомнительный убийца», «В земле», «Я создан для тебя», «Мажоры на мели», «Никто не уйдёт живым», «Спенсер», «За гранью жизни», «Венецияфрения», «Лига справедливости Зака Снайдера»,«Жизнь после праздника», «Без резких движений», «Будь моими глазами», «Каштановый человечек», «Клыки ночи», «Малышка», «Ночные тетради», «Утраченные иллюзии»,«Неспящие», «Цензор», «Корпорация «Заговор», «Красотка на взводе».
А также: «Финис и Ферб» («Дисней»), «Умелец Менни», «Покемоны. Алмаз и Жемчуг» – третий сезон, «Гравитация», «Грань будущего», «Чудо-женщина», «Безумный Макс». Также озвучивала сериалы «М.У.Р.», «Кедр пронзает небо» и др.
Участвовала в рок-опере «TODD» в роли Ловетт.
Владимир Маяковский «Облако в штанах»
На страницу художника На главную
К третьей части К следующему произведению Андрея Кнеллера
Облако в штанах Владимир Маяковский перевод с русского Андрея Кнеллера Часть IV Мария! Мария! 29 Впусти меня, Мария! Не оставляй меня на улице! Вы не можете? Мои щеки впадают в ступор, Но ты безжалостно ждешь. Скоро, пробуемый всеми, Несвежий и бледный, я выйду И беззубо бормочут Что сегодня я Замечательно откровенен. Мария, Понимаете-- Мои плечи снова поникли. На улицах мужчины Уколоть жир в их четырехэтажных зобах. Они показывают глаза, Измученный сорока годами отчаяния и беспокойный - Они смеются, потому что В моих зубах, Снова, Я держу затвердевшую корку ласк последних ночей.Дождь плакал над тротуарами, -- Мошенник, заточенный в луже. Труп улицы, затертой булыжником, пропитанной его криками. Но седые ресницы... Да! -- Ресницы сосулек стали инеем Со слезами на глазах-- Да! -- Из водосточных труб пасмурно глаза. Каждому прохожему дожди морду лизали: Спортсмены блестели в колясках на улице. Люди лопаются переполненный, И их жир сочился. Как мутная река, она струилась по земле, Вместе с соками из Кусочек старого мяса. Мария! Как в оттопыренные уши вместить нежное слово? Птица Поет за милостыню С голодным голосом Довольно хорошо, Но я мужчина, Мария, Откашлялся больной ночью на Пресню 30 грязные ладони. Мария, ты хочешь меня? Мария, забери меня, пожалуйста. Дрожащими пальцами я сожму железную глотку колокола! Мария! Пастбища улиц становятся дикими и шумными! Они сжимают мою шею, и я почти падаю в обморок. Открыть! Мне больно! Смотри - мои глаза выколоты Обычными женскими шляпными булавками! Вы открыли дверь. Мое дитя! О, не пугайтесь! Вы видите этих женщин, На моей шее висят, как горы, -- По жизни тащу за собой Миллион огромных, огромных, чистых любовей И миллион миллионов грязных, отвратительных любовниц. Не бойся Если предать обет честности, Увидев тысячу хорошеньких лиц, Я бросусь на них, -- Тем, кто любит Маяковского!- Пожалуйста, поймите, что это династия О королевах, оседлавших сердце безумца. Мария, ближе! Будь нагим и бесстыдным, Или дрожа от смущения, Подари чудо твоим губам, таким нежным: Мое сердце и я никогда не жили до мая, Но в моем прошлом, Собрана сотня апреля. Мария! Поэт воспевает Тиану
31 весь день, Но я-- Я сделан из плоти, Я мужчина, -- Я прошу твое тело, Как молятся христиане: Подари нам этот день Наш хлеб насущный. Мария, дай мне! Мария! Я боюсь забыть твое имя Как поэт боится забыть под давлением Слово Он зачал в беспокойную ночь, Равен Богу по сути. Твое тело Я буду продолжать любить и ценить Как солдат Ампутирован войной, Один И нежеланный, Дорожит своей оставшейся ногой. Мария, -- У тебя не будет меня? Вы не будете! Ха! Потом мрачно и уныло, Еще раз, я понесу Мое заплаканное сердце Вперед, Как собака, хромает, Несет лапу Что мчащийся поезд переехал.
Не бойся
Если предать обет
честности,
Увидев тысячу хорошеньких лиц, Я бросусь на них, --
Тем, кто любит Маяковского!-
Пожалуйста, поймите, что это династия
О королевах, оседлавших сердце безумца.
Мария, ближе!
Будь нагим и бесстыдным,
Или дрожа от смущения,
Подари чудо твоим губам, таким нежным:
Мое сердце и я никогда не жили до мая,
Но в моем прошлом,
Собрана сотня апреля.
Мария!
Поэт воспевает Тиану 
Кровью сердца я приветствую дорогу, по которой брожу,
Цветы цепляются за мою куртку, запыляя ее,
Солнце протанцует тысячу раз вокруг земли,
Как Саломея 32
Плясал вокруг головы Крестителя.
И когда мои годы, в самом их конце,
Закончит свой танец и сморщится,
Миллион кровавых пятен будет распространяться
Путь в Царство моего Отца.
Я вылезу
Грязный (спит в оврагах всю ночь),
И ему на ухо я шепну
Пока я стою
На его стороне:
Господин Бог, послушайте!
Разве это не утомительно
Окунуть щедрые глаза в облака
Каждый день, каждый вечер?
Давайте вместо этого
Начать праздничную карусель
На древе познания добра и зла!
Вездесущий, ты будешь повсюду вокруг нас!
От вина все веселье последует
И апостол Петр, всегда хмурый,
Исполнит стремительный танец -- ки-ка-пу. 33
Что ж, верни всех Ев в Эдем:
Закажи меня
И я пойду--
С бульваров я соберу всех нужных симпатичных девушек.
И привести их к вам!
Нужно ли мне?
Нет?
Ты грубо качаешь своей кудрявой головой?
Ты хмуришь брови, как будто ты грубый?
Ты думаешь
Что это
Крылатый, рядом,
Знает значение любви?
Я тоже ангел; раньше был один--
Глазом сахарного ягненка я смотрел на ваши лица,
Но я не хочу больше дарить кобылам подарки, --
Вся пытка Севра превратилась в вазы.
34
Всевышний, Ты создал две руки,
И с осторожностью,
Сделал голову и пошел по списку, --
Но почему ты сделал это
Чтоб было больно
Когда нужно было целоваться, целоваться, целоваться?!
Я думал, что ты Великий Бог, Всемогущий
Но ты миниатюрный идол, -- балбес в костюме,
Склонившись, я уже тянусь
За нож, который я прячу
В верхней части моего ботинка.
Вы, мошенники с крыльями,
Сжаться от испуга!
Взъерошьте свои вздрагивающие перья, негодяи!
Ты, пахнущий ладаном, Я распахну тебя настежь,
Отсюда до Аляски.
Отпусти меня!
Вы не можете остановить меня!
Прав я или нет
Не имеет значения,
Я не стану спокойнее.
Смотреть, --
Звезды были обезглавлены всю ночь
И небо снова окровавлено бойней.
Эй, ты,
Небеса!
Снимите шляпу,
Когда увидишь меня рядом!
Тишина.
Вселенная спит.
Положив лапу
Под черным, звездчатым ухом.
В начало страницы К примечаниям переводчика
Владимир Маяковский – Облако в штанах (англ.)
[Источник]
Пролог
Твоя мысль,
Фантазируя на размокшем мозгу,
Как раздутый лакей на засаленном диване распластавшись, —
Сердцем кровавыми лохмотьями, Я снова посмеюсь.
Пока меня не презирают, я буду безжалостным и раздражающим.
Нет во мне дедовской нежности,
Нет в душе моей седины!
Сотрясая мир своим голосом и ухмылкой,
Прохожу мимо тебя, — красавец,
Двадцатидвухлетний.
Нежные души!
Ты играешь свою любовь на скрипке.
Грубые яростно играют на барабанах.
Но можете ли вы вывернуться наизнанку, как я
И стать двумя губами целиком?
Приходите и научитесь–
Вы, благопристойные бюрократы ангельских лиг!
Выйди из этих батистовых гостиных
И ты, умеющий листать губы
Как кухарка перелистывает страницы своей кулинарной книги.
Если хочешь-
Я буду буйствовать на сыром мясе, как вандал
Или меняться в цвета, которые пробуждает восход солнца,
Если хочешь-
Я могу быть безукоризненно нежным,
Не человек — а облако в штанах.
Я отказываюсь верить в расцвет Ниццы!
Прославлю тебя невзирая, —
Мужчин, смятых, как простыни в больницах,
И женщин, избитых, как заезженные пословицы.
Часть I
Вы думаете, я в бреду от малярии?
Это случилось.
В Одессе это произошло.
«Я приду в четыре», — пообещала Мария.
Восемь…
Девять…
Десять.
Вскоре после,
Вечер,
Хмурый,
И декабрьский,
Вышел из окон
И исчез в кромешной тьме.
За спиной слышу ржание и смех
Канделябров.
Вы бы не узнали меня, если бы знали меня раньше:
Масса сухожилий
Стоны,
Нервы.
Чего может желать такой комок?
Но комок многого желает.
Потому что для себя неважно
Из меди ли ты отлит
Иль сердце из холодного металла.
Ночью хочется обернуть свой крик
Во что-то женственное,
Нежное.
И так,
Огромный,
Я сгорбился в кадре,
И лбом плавлю оконное стекло.
Будет ли эта любовь огромной или жалкой?
Поддержит или пройдет?
Большой не подойдет к такому телу:
Это должно быть немного любви, — младенец какой-то,
Он шарахается, когда гудят и шипят машины,
Но обожает колокольчики на конке.
Я встречаюсь лицом к лицу
С рябью дождя,
Еще раз,
И жди
Забрызганный рокотом городского прибоя.
Бегство с ножом снаружи,
Ночь настигла его
И пронзила его,
Невидимый.
Удар полуночи
Упал, как голова от гильотины.
Серебряные капли дождя на оконном стекле
Складывали гримасы
И орали.
Как будто горгульи Нотр-Дам
Завизжали.
Будь ты проклят!
Тебе еще не надоело?
Крики скоро перережут мне горло со всех сторон.
Я услышал:
Тихо,
Как больной встал с постели,
Нерв прыгнул
Вниз.
Сначала,
Он едва двигался.
Тогда, опасаясь
И отчетливо,
Он начал гарцевать.
И вот, он и еще двое,
Забегали, пританцовывая.
На первом этаже быстро падала штукатурка.
Нервы,
Большие
Маленькие,–
Разные! —
Бегали бешено
Пока, наконец,
Их ноги не несли их.
Ночь сочилась через комнату и тонула.
Застрял в слизи, глаз не мог из нее выскользнуть.
Внезапно двери начали хлопать
Как будто у отеля зубы стучали.
Ты вошел,
Внезапно типа «Бери!»,
Перчатки замшевые трепать, ты медлил,
И сказал:
«Знаешь, –
Я скоро женюсь».
Тогда женись.
Все в порядке,
Я справлюсь.
Вот видишь — я, конечно, спокоен!
Как пульс
Трупа.
Помните?
Ты говорил:
«Джек Лондон,
Деньги,
Любовь и пыл», —
Я видел только одно:
Ты был Джокондой,
Которую нужно было украсть!
И кто-то украл тебя.
Снова влюбился, начну играть,
Огнем, освещающим дугу моих бровей.
А почему бы и нет?
Иногда бездомные бродяги
Найдут убежище в сгоревшем доме!
Ты издеваешься надо мной?
«Изумрудов безумия у тебя меньше
, чем у нищего копейки, этого не опровергнешь!»
Но помните
Помпеи так кончились
Когда кто-то дразнил Везувия!
Эй!
Господа!
Вас волнует
Святотатство,
Преступление
И война.
А вы видели
Пугающий ужас
Моего лица
Когда
Это
Совершенно спокойно?
И я чувствую-
«Я»
Слишком мал для меня.
Кто-то внутри меня задыхается.
Здравствуйте!
Кто говорит?
Мать?
Мать!
У вашего сына чудесная болезнь!
Мать!
Его сердце загорелось!
Скажи Лидии и Ольге, его сестрам,
Что спрятаться просто некуда.
Каждое слово,
Будь то смешное или грубое,
То, что он извергает из своего палящего рта,
Прыгает как голая проститутка
Из горящего притона.
Люди нюхают–
Что-то сгорело.
Они вызывают пожарных.
В сверкающих шлемах,
Небрежно начинают вторгаться.
Эй, скажите пожарным:
Сапоги запрещены!
С горящим сердцем надо быть благоразумным.
Я сделаю это!
Я накачаю свои слезящиеся глаза в контейнеры.
Просто дай мне оттолкнуться от ребер, и я начну.
Я выпрыгну! Я выскочу! Вы не можете сдержать меня!
Они рухнули.
Из сердца не выпрыгнешь!
Из трещин губ,
Испепеляющий поцелуй рождается,
Убегая от тлеющего лица.
Мать!
Я не умею петь.
В часовне сердца загорелся хор!
Фигурки из слов и цифр
Из черепа,
Как дети из горящего дома, снуют.
Так страх,
Дотянувшись до неба, призвал
И поднял
Огненные руки Лузитании с тревогой.
Стоокое пламя смотрело в покой
Квартир, где потели люди.
С окончательным воплем,
Застонешь хоть,
Доложить векам, что горю я?
Часть II
Прославь меня!
Великие мне не ровня!
На всем сделанном
Ставлю печать «ничего».
На данный момент у меня нет желания читать.
Романы?
Ну и что!
Так делают книги,
Раньше я думал: —
Идет поэт,
И легко раскрывает рот.
Воодушевленный дурак просто запел —
О, пожалуйста!
Получается:
Не успели бы петь от восторга,
На мозолистых ногах Топают какое-то время,
Пока безмозглые рыбы воображения
В слизи сердца плещутся и барахтаются.
И пока, шипя рифмами, кипят
Вся любовь и соловьи в бульоне,
Безъязыкая улица только извивается и извивается —
Ему нечем кричать или даже говорить.
В нашей гордости мы работаем весь день с доброй волей
И городские башни Вавилона снова восстановлены.
Но Бог
Перемалывает
Эти цитаты в пустые поля,
Перемешивая слово.
В тишине улица тянула мытарства.
Крик стоял прямо на дороге глотки.
Пока толстые такси и кэбы еще ощетинились,
Вклинился в горло.
Словно от чахотки,
Растоптанный сундук хватал ртом воздух.
Город с мраком довольно быстро перекрыл дорогу.
А когда —
Тем не менее! —
Улица кашлянула напряжением на площадь
И оттолкнула, наконец, портик от горла,
Казалось,
В сопровождении архангельского хора,
Недавно ограбленный, Бог покажет нам Свой жар!
Но улица присела на корточки и грубо закричала:
«Пошли есть!»
Круппы и Круплеты собираются около
На город накрасить грозные брови,
Пока в ущелье
Трупы слов разбросаны, –
Двое живут и процветают, –
«Свинья»
И еще один, –
Верю, «борщ».
И поэты, обливаясь рыданиями и жалуясь,
Бегут с улицы, обиженные и кислые:
«Этими двумя словами никак теперь не изобразить
Красивую даму,
Иль любовь
Или цветок в росе».
И вслед за поэтами,
Тысячи других ринулись:
Студенты,
Проститутки,
Продавцы.
Господа,
Стоп!
Вы не нуждаетесь;
Так как же вы смеете умолять их, господа!
Покрывая дворы каждым шагом,
Мы здоровы и пылки!
Не слушайте их, а бейте!
Их,
Которые застряли как бесплатный аддон
К каждой большой двуспальной кровати!
Должны ли мы просить их смиренно:
«Помогите нам, пожалуйста!»
Умолять их о гимнах
И ораториях?
Мы творцы с горящими гимнами
Под гул заводов и лабораторий.
Зачем мне Фауст?
В волшебном шоу фейерверков,
Он скользит с Мефистофелем по паркету галактик!
Знаю-
Гвоздь в сапоге
Страшнее гетевских фантазий!
Я
Златоуст,
Каждое слово дарю
Телу именины,
А душе возрождение,
Уверяю вас:
Мельчайшая крупинка живого
Стоит больше, чем все, что я когда-либо буду делать на этой земле!
Слушай!
Нынешний Заратустра,
Мокрый от пота,
Вокруг тебя мечется и проповедует здесь.
Мы,
С лицами скомканными, как покрывало,
С губами, отвисшими, как люстра,
Мы,
Заключенные Прокаженного города,
Где из скверны и золота поднялись прокаженные язвы,
Мы чище венецианца лазурные моря,
Омываемые благоухающими лучами солнца.
Плевать на то, что
Что Гомер и Овидий не творили
Закопченный оспой,
Люди, как все мы,
Но в то же время я знаю
Что солнце погасло бы
Если бы оно посмотрело на золотые поля наших душ.
Мышцы нам вернее молитв!
Мы больше не будем молить о помощи!
Мы–
Каждый из нас–
Держит в своих руках
Вожжи мира!
Это вело к Голгофе в зрительных залах
Петрограда, Москвы, Киева, Одессы,
И не было никого из вас
Кто бы не умолял так:
«Распни его!»
Преподай ему урок!
Но мне, –
Людям,
Даже тем из вас, кто были злы, –
Мне вы дороги, и я люблю вас страстно.
Разве вы не видели
Собака лижет руку, которой ее бьют?
Надо мной смеются
Современное племя.
Из меня сделали
Скабрезную шутку.
Но я вижу, пересекая горы времени,
Того, Кого другие не видят.
Там, где не хватает мужского зрения,
Носить терновый венец революций,
Во главе голодной орды,
Наступает 1916 год.
Среди вас, его предшественник,
Где бы ни была боль, я буду рядом.
Я пригвоздил себя там к кресту,
На каждой капле слезы.
Теперь прощать нечего!
В душах, породивших жалость, Я выжег поля.
Это намного сложнее, чем
Взять тысячу тысяч Бастилий.
И когда
Пришествие Его возвестив,
Радостно и гордо,
Ты встанешь встречать спасителя-
Я вытащу
Душу мою наружу,
И растопчу ее
Пока она не растечется!
И подарить тебе, красный в крови, как флаг.
Часть III
Ах, как и откуда
Дошло ли до того
Что грязные кулаки безумия
Против светоносной радости поднялись в воздух?
Она пришла,–
Мысль о сумасшедшем доме
И завесила голову отчаянием.
И
Как при падении дредноута
С удушьем
Бойцы прыгнули в люк, прежде чем корабль погиб,
Очумелый Бурлюк полз дальше, проходя
Сквозь кричащие щели его глаз.
Чуть не окровавив веки,
Он встал на колени,
Встал и пошел
И в страстном настроении,
С нежностью, неожиданной от такого тучного,
Он просто сказал:
«Хорошо!»
Хорошо, когда от пристального взгляда желтый свитер
Прячет душу!
Хорошо, когда
На виселице, перед лицом террора,
Вы кричите:
«Пейте какао — Ван Хаутен!»
Этот миг,
Как бенгальский огонь,
Треск от взрыва,
Ни на что не променяю,
Ни за какие деньги.
Затуманенный сигарным дымом,
И растянувшийся, как рюмка,
Можно было разглядеть пьяное лицо Северянина.
Как ты смеешь называть себя поэтом
И серая, как перепелка, щебетать душу!
Когда
С кастетом
В этот самый момент
Вы должны расколоть череп мира!
Ты,
С одной лишь мыслью в голове,
«Я танцую стильно?»
Посмотрите, как я счастлив
Вместо этого
Я,–
Сутенер и мошенник все время.
От всех вас,
Кто пропитался любовью для простого веселья,
Кто пролил
Слезы в века, пока вы плакали,
Я уйду
И положу монокль солнца
В мой зияющий, широко открытый глаз .
Я буду носить яркую одежду, самую диковинную
И бродить по земле
Радовать и палить публику,
И передо мной,
На металлическом поводке,
Наполеон будет бегать, как маленький щенок.
Как женщина, дрожа, ляжет земля,
Желая уступить, она медленно опустится.
Оживут вещи
И со всех сторон,
Губы сюсюкают:
«Ням-ням-ням-ням-ням!»
Внезапно,
Облака
И прочее в воздухе
Всколыхнуло какое-то удивительное волнение,
Как будто рабочие в белом там, наверху,
Объявили забастовку, всю ожесточенную и эмоциональную.
Разъяренный гром выглянул из-за тучи.
Фыркая огромными ноздрями, оно взвыло
И на мгновение лицо неба изогнулось,
Напоминая железный бисмарков хмурый взгляд.
И кто-то,
Запутавшись в лабиринте облаков,
К кафе, протянул руку сейчас:
Оба, нежные какие-то,
И с женским лицом,
И сразу, как из пушки стреляющей.
Ты думаешь
Это солнце над чердаками
Нежно потянется, чтобы поласкать щеки кафе?
Нет, снова наступаю, чтобы убивать радикалов
Это генерал Галиффет!
Выньте руки из карманов, странники –
Поднимите бомбу, нож или камень
А если окажется безрукий,
Пусть идет драться одним лбом!
Иди, голодный,
Рабский
И обиженный,
В этой кишащей блохами нечисти, не гни!
Продолжайте!
Понедельники и вторники
Превратим в праздники, окрасим их кровью!
Напомните земле, кого она пыталась унизить!
Будь груб со своими ножами!
Земля
Ожирела, как лицо хозяйки,
Которую Ротшильд перелюбил!
Пусть развеваются флаги на линии огня
Как в праздники, с факелом!
Эй, фонари, поднимите торговцев выше,
Пусть их трупы висят в воздухе.
Проклял,
Зарезал
И ударил по лицу,
Пополз за кем-то,
Вгрызся в ребра.
В небе красном, как Марсельеза,
Закат ахнул дрожащими губами.
Это безумие!
От войны ничего не останется.
Придет ночь,
Вгрызется в тебя
И проглотит тебя несвежий.
Смотри-
Небо снова играет в Иуду,
С горсткой звезд, пропитанных предательством?
Ночная,
Как Мамай, от упоения пирующий,
Давит город тяжестью дна.
Нашим глазам не пробиться сквозь эту ночь,
Черная, как Азеф!
Сгорбившись в углу салуна, я сижу,
Проливая вино на душу и на пол,
И вижу:
В углу горят круглые глаза
И с ними Мадонна впивается в самое сердце.
Зачем придавать такое сияние этой пьяной массе?
Что они могут предложить?
Видишь – еще раз
Они предпочитают Варавву
Человеку с Голгофы?
Может быть, нарочно,
В человеческом месиве ни разу
Я ношу свежее лицо.
Я,
Быть может,
Самый красивый из твоих сыновей
Во всем роде человеческом.
Дайте им,
Те, что лепят от восторга,
Уже скорую смерть,
Чтоб дети их правильно росли;
Мальчиков — в отцов
Девочек — в беременных женщин.
Как волхвы, пусть новорожденные младенцы
Поседеть от прозрения и мысли
И придут
Именами младенцев окрестить
Из стихов, что я написал.
Я хвалю машины и промышленную Британию.
В каком-нибудь обыкновенном, обычном евангелии,
Может быть, может быть написано
Что я тринадцатый апостол.
И когда мой голос похабно грохочет,
Каждый вечер,
Часами и часами,
Ожидая моего звонка,
Иисус, Сам, может быть, сопит
Незабудки моей души.
Часть IV
Мария! Мария!
Впусти меня, Мария!
Не оставляй меня на улице!
Не можешь?
Мои щеки впадают,
Но ты ждешь безжалостно.
Скоро, всеми опробованный,
Несвежий и бледный,
Я выйду
И промямлю беззубо
Что сегодня я
«Замечательно откровенен».
Мария,
Видите ли…
Мои плечи снова поникли.
На улицах мужчины
Накалывают жир в свои четырехэтажные зобы.
Они показывают глаза,
Измученные сорока годами отчаянья и беспокойные-
Они хихикают, потому что
В зубах моих,
Снова,
Я держу затвердевшую корку вчерашних ночных ласк.
Дождь плакал над тротуарами, —
Тот лужи-заточенный мошенник.
Труп улицы, затертой булыжником, пропитанный своими криками.
Но седые ресницы –
Да! —
Ресницы сосулек обморозились
Со слезами на глазах–
Да! —
От пасмурных глаз водосточных труб.
Каждому пешеходу морду дождь лизал:
Спортсмены блестели в вагонах на улице.
Люди лопнули
Наелись,
И сочился их жир.
Как мутная река, она струилась по земле,
Вместе с соками из
Жвачка старого мяса.
Мария!
Как в оттопыренные уши вложить нежное слово?
Птица
Поет о милостыне
Голодным голосом
Неплохо,
Но я человек,
Мария,
Отхаркиваюсь больной ночью в грязные ладони Пресни.
Мария, ты хочешь меня?
Мария, прими меня, пожалуйста.
Дрожащими пальцами сожму железную глотку колокола!
Мария!
Пастбища улиц становятся дикими и шумными!
Они сдавливают мою шею, и я чуть не падаю.
Открыть!
Мне больно!
Смотри – у меня глаза выколоты
Обычными женскими булавками!
Вы открыли дверь.
Дитя мое!
О, не пугайтесь!
Вы видите этих женщин,
Вися на моей шее, как горы, —
По жизни я тащу за собой
Миллион огромных, огромных, чистых любовей
И миллион миллионов грязных, отвратительных любовниц.
Не бойся
Если предашь обет
Честности,
Увидев тысячу красивых лиц, Я брошусь на них, —
«Любящие Маяковского!»-
Пожалуйста, поймите, что это династия
О королевах, оседлавших сердце безумца.
Мария, ближе!
То ли голый и бесстыдный, то ли
То ли дрожащий от смятенья,
Подари чуду уст твоих, столь нежных:
Мое сердце и я никогда не жили до мая,
Но в моем прошлом,
Сотни апреля собрались.
Мария!
Поэт весь день воспевает Тиану,
Но я –
Я из плоти,
Я человек, —
Прошу твоего тела,
Как молятся христиане:
«Дайте нам этот день
Хлеб наш насущный».
Мария, дай мне!
Мария!
Я боюсь забыть твое имя
Как поэт боится забыть под давлением
Слово
Он зачал в беспокойной ночи,
Равен Богу в действии.
Твое тело
Я буду продолжать любить и дорожить
Как солдат
Ампутированный войной,
Одинокий
И нежеланный,
Лелеет оставшуюся ногу.
Мария, —
Меня не хочешь?
Ты не будешь!
Ха!
Тогда мрачно и уныло,
Еще раз,
Я понесу
Мое заплаканное сердце
Вперед,
Как собака,
Хромает,
Несет лапу
Которую наехал мчащийся поезд.
Кровью сердца я радуюсь дороге, по которой брожу,
Цветы цепляются за мою куртку, запыляя ее,
Солнце тысячу раз пляшет вокруг земли,
Как Саломея
Танцевала вокруг головы Крестителя .
И когда мои годы, в самом конце,
Закончат свой танец и морщину,
Миллион кровавых пятен растечет
Путь в царство моего Отца.
Я вылезу
Грязный (всю ночь спит в оврагах),
И ему на ушко прошепчу
Пока стою
Рядом с ним:
«Господи Боже, послушай!
Разве это не утомительно
Окунуть щедрые глаза в облака
Каждый день, каждый вечер?
Давайте вместо этого
Запустим праздничную карусель
На древе познания добра и зла!
Вездесущий, ты будешь рядом с нами!
От вина будет все веселье
И апостол Петр, всегда хмурый,
Исполнит стремительный танец — ки-ка-пу.
Мы вернем всех Ев в Эдем:
Прикажи мне
И я пойду-
С бульваров я соберу всех красивых девушек, которые нужны
И приведу их к тебе!
Должен ли я?
Нет?
Ты грубо качаешь своей кудрявой головой?
Ты хмуришь брови, как будто ты грубый?
Думаешь ли ты,
Что этот
Крылатый рядом,
Знает значение любви?
Я тоже ангел; Раньше был один –
Глазом сахарного ягненка Гляжу в ваши лица,
Но не хочу больше дарить кобылам, —
Все муки Севра, превращенные в вазы.