«Я в бабушку пошёл». Есть ли в «Колобке» сакральные смыслы — разбор психиатра
«Убежденность в том, что аффект иррационален, позволяет большинству психоаналитиков игнорировать логику» — это эпиграф к эссе психиатра Иосифа Зислина, посвященному психотерапевтам и их работе с анализом сказок. Эссе называется «Колобки и репки, Или как психоаналитики и психотерапевты превращаются в сказочников». Полный текст — в сборнике «Очерки антропологической психиатрии». Далее — от автора.
«Колобок, однако, герой. Герой, несмотря на то, что слеплен наполовину из дерьма», — Назаренко Е.Обзор я начну с рассмотрения работы Владимира Слабинского «Психологические коды сказки „Колобок“ (фрагмент новой книги)», относимой нами ко второй группе.
Слабинский скупо, но все же цитирует классические и современные фольклорные исследования, порой с изрядной долей критики: «К сожалению, авторы (Толстой, Фефелова, Кабанова, Цивьян, Мершавка, Орлова. — Прим. автора) оказались в плену профанического (термин Рене Генона) восприятия текста и пошли по пути вульгарного толкования, причиной тому явилась концовка сказки, которая буквально их заворожила».
После такого многообещающего заявления можно ожидать, что профессиональный психотерапевт представит нам глубинное понимание сказки, приблизит нас к сакральному знанию и даже, возможно, к просветлению. Во введении автор сообщает: «Сказка „Колобок“ является не только одной из самых распространенных, но и одной из самых загадочных сказок индоевропейского эпоса». К сожалению, В. Слабинский не дает себе труда объяснить, в чем заключается пресловутая загадочность и почему остальные сказки менее загадочны. Понятно, что автор стремится показать высокую значимость исследуемого материала. Кому же хочется работать с неизвестными, примитивными или неинтересными сказками? (Впрочем, мне кажется, что проблема совсем не в тексте, а в глубине анализа.)
Далее Слабинский делает не менее смелое утверждение: «В разных вариациях эта сказка встречается, по-видимому, у всех индоевропейских народов. <…> Наталья Викторовна Лозовская приводит 39 вариаций этой сказки. В качестве примера можно упомянуть: белорусскую сказку „Сбежавший пирог“; украинскую сказочку про коржика; норвежскую сказку о пироге; шведскую сказку „Маленькая Лиза“; английскую сказку „Джонни-пончик“; шотландские сказки „Лиса и маленькая пышечка“; „Овсяная лепешечка“; ирландскую сказку „Завороженный пудинг“; литовскую сказку „Лисьи саночки“; узбекскую сказку „Лиса и волк“.
С каких пор узбеков (народ тюркский) причисляют к «индоевропейским народам», автор скромно умалчивает. Мне скажут, что это придирка, но и такая мелочь режет глаз. Я вполне допускаю, что принятый в фольклористике термин «ойкотип» (то есть «выделение по признаку бытования в сфере этнической общности этнических особенностей мотивов») психоаналитику неизвестен, но не в этом беда.
Как я постараюсь показать ниже, подобная небрежность встречается у психоаналитиков нередко. У Слабинского далее читаем: «Столь широкий ареал распространения сказки „Колобок“ неоспоримо свидетельствует о ее важности в деле передачи неких сакральных знаний новому поколению <…>».
О чем «неоспоримо свидетельствует» ареал распространения сказки, известно, пожалуй, только Слабинскому, но поделиться с нами он не пожелал. Жаль, что автор незнаком с современными исследованиями по ареальному распространению сюжетов (см.
Понятно желание автора обосновать свой якобы сакральный подход не только глубоким проникновением в тему, но и самой сакральностью, загадочностью текста, однако доказать связь между такими разноплановыми категориями, как «широкая распространенность» (категория использования/бытования), «загадочность» (категория восприятия и трактовки), «сакральность», он не торопится.
Снова обратимся к цитируемой статье: «Мы придерживаемся идеи, что сказка, сохранившаяся на такой огромной территории, среди большого числа народов и вдобавок подкрепленная ритуальным пищевым кодом, не может нести отрицательный, разрушающий смысл.
Однозначно, «Колобок» — положительная сказка. Это необходимо принять как аксиому
Нужно только понимать сказку не через призму современного невротичного мышления, а в контексте Традиции».
Свои выводы автор стремится подкрепить аксиомами, но, как мне кажется, не стоит объявлять любое собственное утверждение аксиомой.
Последний отрывок порождает немало вопросов. В чем «положительность» сказки? В чем особенность «современного невротического мышления»? Почему оно противопоставлено именно «Традиции» (с большой буквы), а не какому-либо типу мышления? А уж представить читателям свою (даже сильно упрощенную) типологию мышления или доступно объяснить, на каком основании современное мышление считается «невротическим» и в какой именно хронологической точке начинается мышление современное, в данном контексте действительно необходимо.
По сути, происходит вторжение психолога в область теоретической фольклористики, что можно только приветствовать, но при одном условии: психоаналитик проявляет признаки хотя бы базового знакомства с критикуемой областью. Утверждения автора о равнозначности вариантов сказки и широком ее распространении, на мой взгляд, глубоко ошибочны.
Во-первых, напрашивается вопрос, можно ли говорить о распространении сказки, мотива, по Ю. Березкину, элементарного сюжета, по Б. Карбелите, метасюжета, по Е.
Мелетинскому, или, например, сюжетного типа, по С. Адоньевой, ведь это достаточно разные исследовательские концепты.
Распространение и бытование фольклорного текста совсем не равно распространению текста литературного. Психолог же на такие «мелочи» внимания не обращает, несмотря на то, что в теоретической фольклористике проблема эта занимает важное место. Не принимая во внимание базовых категорий фольклористики, делать выводы о необыкновенной важности широкого распространения сказки просто неверно.
Позволю себе процитировать С. Неклюдова: «Параллели, имеющие чисто типологическое объяснение, относятся к наиболее глубокому семантическому слою устных традиций; выше лежит то, что обусловлено их генетическим родством; на самом поверхностном уровне располагаются совпадения, являющиеся следствием культурной диффузии. В подобном заключении, в сущности, нет ничего оригинального: интерпретируя обнаруженные в текстах схождения, мы обычно сначала учитываем исторические возможности культурных трансмиссий, затем переходим к генетической общности и лишь только после этого — к общности типологической.
К чему приводит пренебрежение базовыми категориями современной фольклористики, мы можем видеть на примере подхода Слабинского к проблеме вариативности. И здесь напрашивается совсем не праздный вопрос: если, считает автор, можно сравнивать сами сказки (то есть тексты, одинаково озаглавленные составителями/рассказчиками), идентичны ли все отмеченные им варианты? Вспомним, что Слабинский, ссылаясь на работу Натальи Лозовской, говорит о «39 вариациях этой сказки» (!).
Проводя аналогию с психотерапевтическим процессом, можно спросить: если, например, два пациента сообщают о схожей детской травме, перенесенной в одном и том же возрасте, являются их нарративы вариантами одного и того же сюжета или нет? Мне представляется, что психоаналитику сама постановка такого вопроса покажется дикой. Однако подобный подход к сказочному тексту для него совершенно естествен.
Надо сказать, что уже при поверхностном анализе варианты, о которых говорит В.
Слабинский, не представляются просто вариантами. Так, ирландская сказка «Завороженный пудинг» имеет отличный от «Колобка» сюжет; единственное общее с нашим Колобком — его съедобность. В шотландской сказке The Wee Bannock жена печет мужу две яичные лепешки; муж ломает большую лепешку, а маленькая, задумываясь о своей судьбе, убегает. Узбекская сказка столь же далека от русского «Колобка»: достаточно сказать, что лиса в ней лепешку не съедает, а обменивает у пастуха на ягненка, обманывая пастуха.
Тезис о «широком распространении сказки», то есть ее ареальности, также чрезвычайно сомнителен
В современной фольклористике принято анализировать ареалы распространения именно на основании выделенных мотивов. Соответственно, без выделения единицы исследования текста любое рассуждение об ареале распространения оказывается бессмысленным.
Следует отметить, что указанный Слабинским ареал распространения «Колобка» не является необычным или атипично широким. Достаточно посмотреть любой указатель сюжетов сказок.
Как сказано выше, рассуждения о широкой ареальности без учета понятий «мотив», «сюжет», «вариант» не имеют смысла. И здесь мы сталкиваемся с интересной проблемой. Фольклорная классификация и психоаналитическое имплицитное ее (не) использование — разные и даже противоположные сущности. Цель фольклорной классификации — вычленение элементарных базовых единиц, инвариантов и, в конечном итоге, построение на этой основе исчерпывающей и непротиворечивой системы. Классификация же сказок, безусловно, не является задачей психоаналитика. Суть психоаналитического метода в описании единичного текста, в сознании психоаналитика приравниваемом к анализу единичного терапевтического случая. И если пропповская система классификации сказочного сюжета вполне приложима к анализу бредовых текстов (см., например, то для анализа психоаналитического случая она в принципе непригодна. И причина проста: психоаналитик анализирует не сюжет, не мотив, не тип, не текст, а лишь свое понимание, свою интерпретацию, что требует выделения совершенно другого классификационного признака, не имеющего отношения к тексту.
Нельзя исключить, что, рассмотрев достаточное количество таких психоаналитических фантазий, мы сумеем приблизиться к построению типологии психоаналитиков, а не к типологии сказок. Такая задача давно назрела. Типология, базирующаяся не на формальной, декларируемой принадлежности психотерапевта к той или иной школе (тем более что число школ и направлений счету не поддается), а именно на способе понимания текста, понимания и интерпретации метафоры, окажется совсем не бесполезной. Возможно, такая классификация сумеет соединить в себе когнитивную теорию метафоры, психоаналитическую теорию и психологию психоаналитика. Но это вопрос будущего.
Да, сказка о Колобке, согласно классификатору сюжетов Аарне — Томпсона, относится к типу 2025 — «убежавший блин». Да, в эту группу входят сказки разных народов. Но ведь смысл различных вариантов разный, учитывая, что терапевт в данном случае не рассматривает и не анализирует ядерный сюжет, присущий всем вариантам, а пытается вычленить глубинный психоаналитический смысл единичного текста.
К чести Слабинского, он признает наличие вариантов и даже говорит об ареальном распространении сказки.
Другие психоаналитики попросту скачивают текст сказки из интернета и с радостью его интерпретируют
Как, по мнению Слабинского, коррелирует «широкий ареал распространения» с «важностью в деле передачи неких сакральных знаний новому поколению»? Какие же сакральные знания эта сказка нам успела передать?
«Знания, передающиеся посредством этой сказки, имели особую значимость для предков, не для каждой сказки придумывается особое блюдо» (выделено автором).
Оказывается, значимость сказки доказывается, в частности, тем, что для нее придумано особое блюдо! Не проще ли предположить, что блюдо (колобок, лепешка, фалафель и т. п.) существовало до сказки. А в сказке лишь отражено его бытование, как например, существование лисы, русской печки, зайца и т. д.
Обратимся к филологическому анализу той же сказки. Следуя правилам анализа, филологи приводят и размечают текст полностью и только затем его анализируют, давая возможность читателю возвращаться к оригиналу, сравнивая свое понимание с выводами автора, что не означает, что со всеми авторскими выводами необходимо соглашаться.
Почему это важно в нашем контексте? Приведем один пример. Психоаналитики обращают внимание на способ движения колобка — он катится. Но в «варианте из собрания Зеленина Колобок не катится, а бежит (выделено автором), что может подчеркивать его антропоморфизацию». Филологи отталкиваются от лексического и этимологического анализа; анализа c точки зрения законов этнографии: «Это объяснение, несомненно, требующее разъяснения, переводит анализ на лингвистический уровень, заставляя обратиться к этимологии, к внутренней форме слова, к его значению в этнологической и фольклорной перспективе (то есть к кругу этнолингвистики)».
Психоаналитики же двигаются иным путем: от теории (понятной им) к восторженным выводам
Следующий пример — анализ «незамысловатой песенки Колобка» — приведем из указанной работы В. Слабинского: «Обратим внимание на использованный в сказке предлог. Древнейшие (непроизводные) предлоги — от, в, у, без, до, из, к, на, по, о, перед, при, через, с, и, нет, за, над, для, об, под, про.
В наиболее архаичном варианте сказки используется предлог „у“. В современных пересказах Колобка используется предлог „от“, но в славянских языках предлогу „у“ соответствует не предлог „от“, а предлог „в“».
Автору невдомек, что свое имя ветхозаветный герой приобрел не после описываемого события, а гораздо раньше — на восьмой день после рождения, во время процедуры обрезания, когда ни голую маму, ни голого папу он еще не мог опознать. Семантика его имени связана с общесемитским корнем «хам» — «горячий», а понятие «хамство» появилось в русском языке примерно через три тысячи лет после рождения ветховетного героя. Оставим на совести автора незнание частей речи русского языка — причисление слов «нет» и «и» к предлогам («нет» — частица, «и» — союз).
Указывая на «архаичный вариант», Слабинский не приводит источник столь важной информации и с легкостью переходит от «архаической лингвистики» к психологическим выводам: «В современных пересказах «Колобка» используется предлог «от», но в славянских языках предлогу «у» соответствует не предлог «от», а предлог «в».
Получается, Колобок поет о том, чему он учится по ходу сюжета:
Я в дедушку пошел, Я в бабушку пошел,
В тебя, заяц, не хитро пойти! В тебя, волк, не хитро пойти!
В тебя, медведь, не хитро пойти! В тебя, лиса, и подавно пойду!
Напомним, что выражение «пошел в маму» является устойчивым и означает «похож на маму»». Но, позвольте: если автор говорит о соответствии предлогов (подчеркнем, соответствии неверном), то на каком основании он оперирует неправильным значением предлога, не утруждая себя доказательствами? Далее путь уже проторен: Колобок учится у бабушки и дедушки и, следовательно, похож на маму! (О Господи! Критикуя автора, я ведь чему-то учусь у него, но лелею слабую надежду, что совсем на него не похож.)
У В. Слабинского линия изложения следующая: любительская лингвистика — народная этимология — переиначивание текста — вывод: «учиться — значит, быть похожим» и, наконец, заключи-тельный аккорд: поскольку сказка трактуется как сон, естествен переход к авторской Позитивной Динамической Психотерапии: «В методологии Позитивной Динамической Психотерапии мы исходим из того, что появление в сновидении множества персонажей свидетельствует о манифестации проблемы в кластере взаимоотношений и показывает развитие Ключевого конфликта, так как каждый из персонажей иллюстрирует проявление той или иной черты характера сновидца.
Согласно другому правилу, чувство страха, возникающее во время сна, свидетельствует о Базовом конфликте, о некоем качественном скачке личностного развития, зачастую связанном с определенной инициацией. Таким образом, в анализируемой сказке представлена динамика становления характера главного героя».
Правда, где сон, где инициация, а где Колобок, Слабинский умалчивает, считая, видимо, что если уж он обозначает свой авторский метод психотерапии с большой буквы, то метод этот достоверный, эффективный и, безусловно, правильный. Верить ему читатель должен безоговорочно.
Лингвистическим штудиям Слабинского можно противопоставить работу В. Топорова, посвященную анализу сказки о репке. Позволю себе привести отрывок о роли предлогов: «Два десятка примеров предлога „за“ в тексте сказки о репке, собственно, и подчеркивают идею сцепленности — соединенности и жесткой последовательности членов в цепочке тех, кто трудится, чтобы вытянуть репку». Разительная разница в точности подхода и логичности выводов.
Коротко суммирую свои замечания:
- В. Слабинский очень поверхностно знаком с некоторыми фундаментальными работами в области фольклора, однако считает, что выстраивает новое сакральное толкование в противовес упрощенному и профанному: «К сожалению, авторы оказались в плену профанического (термин Рене Генона) восприятия текста и пошли по пути вульгарного толкования». Если имеется в виду точность и аргументированность, то да. Толкования филологов «профаничны» только в этом смысле, но толкования Слабинского от этого сакральными не становятся.
- Общеупотребительные термины, такие как «ареал распространения», «ритуальная кухня», «сакральное и профанное знание», используются крайне неаккуратно.
- Автор периодически обращается к стилю свободных ассоциаций, почему-то считая, что это соположимо с анализом конкретного текста.
- Рассматривая лингвистическую терминологию, автор делает грубые ошибки (например, путает предлоги и союзы).
- Основываясь на фактологических ошибках, автор приходит к необоснованным психоаналитическим выводам.
Создается впечатление, что самое важное в утверждениях Слабинского — тезис о попытке создания «сакрального» понимания текста сказки. Что ж, если под сакральным автор понимает ошибочное, необоснованное и произвольное толкование фактов, то да — это ему удалось.
В заключение укажем на филологическую работу Н. Толстого, также посвященную Колобку
Н. Толстой обосновывает свою точку зрения на то, что кажущаяся на первый взгляд простой песенка Колобка включается в «тексты творения» и имеет магическую силу. Но приходит к этому выводу не как психоаналитик, а на основании сравнения конкретного текста с корпусом заговоров, быличек, южнославянских (хорватских, словенских, сербских) текстов.
Следующий психоаналитический текст о Колобке — статья Елены Назаренко, которая именует себя «практическим психологом, культурологом, религиоведом». Такой высокий статус вселяет надежду, что к нашему Колобку будет найден научный подход. Но и тут читателя ждет разочарование. Во-первых, оказывается, Колобок — полная противоположность Алисе в Стране чудес, так как просит себя не есть, в отличие от пирожка, на котором написано «Съешь меня».
Но, выстраивая эффектные дихотомии, может быть, стоило обратиться к Анне Карениной, которая, кстати, тоже не была съедена, а выскользнула из дома, скатилась в своем общественном положении, да и бросилась под колеса (тоже круглые и катящиеся)?
Неуемная фантазия приводит автора к выводу, что Колобок непрост — он наполовину сакрален, а наполовину сделан из дерьма: «Другая его (Колобка. — И. З.) часть — святая, сакральная <…> Недаром ведь бабка наскребла и намела (метут — сор) из своих пустых закромов — 2 горсточки: 1-я горсточка — это действительно остатки хорошей когда-то муки <…> 2-я горсточка — мышиный кал, мышиный помет. И самое трагичное состоит в том, что эти обе горсточки перемешаны! Есть хлеб из такой муки, в которую нагадили мыши, нельзя! С точки зрения медицины — из-за риска туляремии (так порченые мышами продукты могут послужить причиной заболевания)».
На чем основан такой вывод, совершенно непонятно: ссылок на этимологические источники автор не приводит.
«Читатель ждет уж рифмы розы»: развития анального сюжета или хотя бы анальной фазы, ведь логика психоаналитического подхода диктует нам, что если в тексте появились фекалии, то анальная песня не за горами. Но нет. Авторская выдумка сильнее любых ожиданий. Тем-то и хорошо данное исследование. Изгибы линии изложения и переходы к выводам абсолютно непредсказуемы. Мы узнали, что Колобок «выпрыгнул из сюжета», что он герой и почти «японский самурай», что «он же символ Человека. В нем перемешаны дионисийское и титаническое начала. Помните миф о Дионисе — Загрее?».
Но не дождались анальной фазы развития Колобка, а уж начинающие психоаналитики оральную фазу пропустить никак не смогли, попутно обвинив бедную Лису в половом извращении: «А Лиса тоже хороша: комплиментами его Эго усладила, самолюбие его потешила: „Ах, песенка хороша“. И тут же придумала, как заполучить себе этот юный лакомый кусочек. (Кстати, вероятно, мы сталкиваемся здесь со случаем перверсии: с чего вполне зрелой Лисе соблазнять юнца?) И обманом усадила его к себе сначала на нос, потом и на язык.
(Опять же тема оральности, преследовавшая Колобка с самого рождения.) Ну и проглотила его! А Колобок, может, и рад <…> Он нашел свой объект!» (выдержка из эссе обучающегося психоаналитика Ю. Исаевой).
Если появилась оральная стадия, то ждать нам уже и Эдипа
И не зря ждали: «История отношений бабки и колобка — классический пример Эдипа. Странно только, как при таком пассивном папочке колобок смог успешно его пройти. Да и успешно ли? Посмотрим дальше <…>».
Поскольку пример Колобка — суть «классического Эдипа», надо ожидать конкуренции Дедушки за обладание Бабушкой. Эта тема в эссе Ю. Исаевой оказалась все-таки недостаточно развитой. И тут нам на помощь приходит другой автор — психоаналитик А. Е. Казанцева, которая на примере сказки «Репка» успешно выделяет стадию Деда на этапах внутриутробного развития плода («Дед — мужественность — сперматозоид») и стадию Бабки (четвертая-пятая недели беременности. «Бабка — гонобласты, плацента»). (Анализ «Репки» см. ниже.)
Вообще про половые отношения Бабки и Деда студенты-психоаналитики пишут охотно.
Как говорится, что учим, то и пишем: «Поддалась-таки старуха; уступила воле мужа. Все сделала, как он приказал. Появился поздний ребенок — Колобок. Притом, что муки в доме не было, сметана и масло нашлись. Их с психоаналитической точки зрения можно рассматривать как половые продукты мужчины и женщины».
Иллюстрация: Shu Maria / Shutterstock / Fotodom
Обзор Одни из нас – сюжет, разбор, рецензия, оценка, обзор 1 серии сериала The Last of Us
Попкорн
Блог
HBO не парится, но срывает куш.
Игра The Last of Us вышла на PS3 в 2013 году и забрала большинство наград «Игра года», несмотря на конкуренцию с GTA 5. Ее успех был настолько впечатляющим, что Sony переиздала игру еще на двух поколениях консолей. Настал черед экранизации – и HBO повторяет успех за счет практически покадровой съемки и сцен, которые были в игре. Разбираемся, плохо ли это.
О чем первая серия? 2003 год.
Подросток Сара живет с отцом Джоэлом, который зарабатывает строительством. Дела идут так себе, у Джоэла практически нет времени на дочь, и даже в свой день рождения отец-одиночка опаздывает домой и забывает купить торт. Сара все равно его любит: починила старые часы отца и достала у соседей его любимый боевик. Герои мирно смотрят фильм, пока за кадром разворачивается чудовищная пандемия.
Она приходит и за семьей Миллеров. Герои вместе с братом Джоэла Томми уезжают на внедорожнике, обходят заторы на шоссе и надеются доехать до Мексики. Увы, сплошной хаос на дороге не дает их планам осуществиться. Герои бегут от обезумевших людей, но даже встреча с солдатом не сулит ничего хорошего.
Так начинается личная и общемировая трагедия, постигшая человечество. Гриб кордицепс мутировал и с жуткой скоростью поглотил людей по всей планете. Спустя 20 лет мы наблюдаем уже сникшую цивилизацию: люди заперты в карантинных зонах под наблюдением военной диктатуры, работают за талоны на еду, да и в целом все паршиво.
Джоэл готов на любую работу ради талонов, а попутно промышляет контрабандой: достает таблетки, аккумуляторы, оружие. Герой заметно поседел и стал суровее: его боятся бандиты, а местная террористическая организация «Цикады» мечтает завербовать к себе. Но Джоэла не особо интересует идеальный мир будущего с демократией и свободой для всех. Кажется, он уже не верит в человечество. Сможет ли его разбудить девочка Элли?
У Элли иммунитет к этой страшной заразе. Подростка укусили 3 недели назад, но ей хоть бы хны. Лидер «Цикад» Марлин понимает, что проигрывает войну с остатками армии США, и делает упор на доставке Элли к ученым для изучения и возможном создании вакцины.
Впрочем, людей Марлин перебивают, сама она ранена, и только внезапно появившийся Джоэл с напарницей Тесс могут доставить девочку в нужное место. Джоэл безумно не хочет ввязываться, но ему пообещали работающий грузовик. Редкий для альтернативного 2023 года транспорт поможет ему добраться даже до штата Вайоминг, где последний раз видели Томми.
Ради брата Джоэл пойдет на многое и соглашается на миссию, которая навсегда изменит его жизнь.
Герою достается непростая работа, ведь людей он еще не перевозил. Элли выглядит как обычная девчонка-подросток, но у «Цикад» на нее большие планы – и Джоэлу предстоит ее оберегать.
А сериал похож на игру? Местами кажется, что он полностью копирует ее, добавляя пока лишь незначительные элементы. За это ответственен создатель оригинала Нил Дракманн, который вместе с Крэйгом Мэйзином («Чернобыль») разработал и сериал. Геймдизайнер славно поработал еще 10 лет назад и в шоу решил не мудрить – зачем править то, что работает?
Фанаты видеоигры будут в восторге: пилот не просто следует по сюжетным тропам эксклюзива Playstation, он покадрово воспроизводит кучу сцен из оригинала. Сделано это с любовью и неплохим бюджетом – как же приятна такая вера HBO в проект!
Те изменения, что все-таки есть, пока радуют. Сериальный Джоэл куда больше ценит брата – и готов рвануть через всю страну на поиски.
Герой похож на реального человека и не убивает кучу бандитов только ради мести и похищенного груза. А какова сцена аварии из пролога: падающий самолет в разы эффектнее обычного столкновения на перекрестке!
Педро Паскаль весьма органичен в роли Джоэла. Актер мало того, что внешне похож на прототип, он сумел показать брутальность героя и его склонность к мизантропии. А сложнейшую сцену во всей игре – финал пролога – сыграл блестяще. Я плакал будто в первый раз, хоть и прошел игру трижды.
Белла Рэмси толком не раскрылась, не позволил хронометраж. Но пока все здорово: молодая актриса пришлась к месту. На это намекает даже здорово переданная экспрессия и фирменное чувство юмора видеоигровой Элли.
«Одни из нас» отлично выглядит. В сериале хороший каст и прекрасное музыкальное сопровождение прямиком из игры. Это лишь начало большого пути героев, а весь ужас зомби-апокалипсиса ждет впереди.
Возможно, сегодня родилась замена «Ходячим мертвецам». Без тонны ненужных героев и бесконечного растягивания сюжета.
Только дорога, полная мертвецов и людей без чести. Да и парочка героев, что становятся друг другу все ближе.
Еще по теме
- Какая песня играет в финале первой серии «Одни из нас»? У нее особое значение
- 5 причин, почему The Last of Us идеальна для экранизации
- Белла Рамзи идеально подходит на роль Элли из The Last of Us! Ее напрасно ругают
Пост написан пользователем cyber.sports.ru
Создайте свой блог на Трибуне, выскажитесь и станьте суперзвездой cyber.sports.ru
Свежие записи в блоге
- Героев советских мультиков сделали титанами. Микаса и Эрен умерли бы в первой серии
- Как создавали «Аватар: Путь воды». Кэмерон писал сценарий 7 лет, актеров тренировал инструктор ВМС США
- В сериале «Фандорин. Азазель» слабые история и актеры. Но роботы в царской России – вау!
- Мир в сериале «Одни из нас» погубила выпечка. Безумная фанатская теория все объясняет
- Где играли актеры «Одни из нас»: Джоэл и Элли прибыли из Вестероса, Марлин была Аликс Вэнс
- 4 фильма или сериала по «Гарри Поттеру», которые нужны нам прямо сейчас!
- Обзор первой серии «Одни из нас». Шоу покадрово повторяет великую игру
- Объясняю сюжет сериала «Одни из нас». Откуда взялся вирус? Кто такие «Цикады»?
Но роботы в царской России – вау! Анализ типа 1
Анализ типа 1| Содержание главы | Предыдущий | Следующий |
| Процедура GENMOD |
A Анализ типа 1 состоит из подгонки последовательности моделей, начиная
с простой моделью только с термином перехвата, и
продолжая модель заданной сложности,
установка одного дополнительного эффекта на каждом шаге.
Статистика отношения правдоподобия, то есть удвоенная разница
логарифмические вероятности вычисляются между последовательными моделями.
Этот тип анализа иногда называют анализом девиантности.
поскольку, если параметр дисперсии остается фиксированным для всех моделей,
это эквивалентно вычислению разностей масштабированных отклонений.
Асимптотическое распределение отношения правдоподобия
статистики, при условии, что дополнительная
параметры, входящие в модель, равны 0, является
хи-квадрат со степенями свободы, равными разности
по количеству параметров, оцениваемых в последовательных моделях.
Таким образом, эту статистику можно использовать для проверки
Гипотеза о значении каждого дополнительного члена подходит.
Этот тип анализа недоступен для моделей GEE, т.к. отклонение не вычисляется для этого типа модели.
Если параметр дисперсии известен, он
могут быть включены в модели; если это неизвестно,
есть две стратегии, разрешенные PROC GENMOD.
Параметр дисперсии можно оценить от максимальной модели по девиантности или по Пирсону
хи-квадрат, разделенный на степени свободы, как
обсуждалось в разделе «Хорошее соответствие», и это значение можно использовать во всех моделях. Альтернативой является рассмотрение дисперсии как
дополнительный неизвестный параметр для каждой модели и
оценить его по максимальному правдоподобию на каждом шаге.
По умолчанию PROC GENMOD оценивает
масштабировать по максимальной вероятности на каждом шаге.
Таблица статистики отношения правдоподобия производится вместе со связанными p -значениями на основе асимптотических распределений хи-квадрат.
Если указать параметр SCALE=DEVIANCE или SCALE=PEARSON в операторе MODEL параметр дисперсии равен оценивается с использованием отклонения или хи-квадрата Пирсона статистика, и статистика F вычисляется в дополнение к статистика хи-квадрат для оценки значимости каждого дополнительного термина в анализе типа 1. См. раздел «F-статистика» для определения F статистика.
Общее свойство этого анализа типа 1 состоит в том, что результаты
зависит от порядка подгонки членов модели.
Термины располагаются в том порядке, в котором
они указаны в операторе MODEL.
| Содержание главы | Предыдущий | Следующий | Топ |
Copyright © 1999 SAS Institute Inc., Кэри, Северная Каролина, США. Все права защищены.
Метод анализа содержания и примеры
Обзор | Программное обеспечение |
Описание | Веб-сайты |
Показания | Курсы |
Обзор
Контент-анализ — это исследовательский инструмент, используемый для определения наличия определенных слов, тем или понятий в некоторых качественных данных (например, в тексте). Используя контент-анализ, исследователи могут количественно определить и проанализировать наличие, значения и отношения таких определенных слов, тем или понятий. Например, исследователи могут оценить язык, используемый в новостной статье, для поиска предвзятости или пристрастности. Затем исследователи могут делать выводы о сообщениях в текстах, авторах, аудитории и даже культуре и времени, окружавших текст.
Описание
Источниками данных могут быть интервью, открытые вопросы, заметки о полевых исследованиях, разговоры или буквально любое проявление коммуникативного языка (например, книги, эссе, дискуссии, заголовки газет, речи, СМИ, исторические документы). . Одно исследование может анализировать различные формы текста в своем анализе. Чтобы проанализировать текст с помощью контент-анализа, текст должен быть закодирован или разбит на управляемые категории кода для анализа (т. е. «коды»). После того, как текст закодирован в кодовые категории, коды могут быть дополнительно классифицированы по «кодовым категориям» для еще большего обобщения данных.
Ниже приведены три различных определения контент-анализа.
Определение 1: «Любой метод получения выводов путем систематического и объективного определения особых характеристик сообщений». (из Холсти, 1968)
Определение 2: «Интерпретативный и натуралистический подход. Он носит как наблюдательный, так и повествовательный характер и меньше полагается на экспериментальные элементы, обычно связанные с научным исследованием (надежность, валидность и обобщаемость) (из Ethnography, Observational Research, and Narrative Inquiry, 19).94-2012).
Определение 3: «Метод исследования для объективного, систематического и количественного описания явного содержания коммуникации». (из Берельсона, 1952)
Использование контент-анализа
Определить намерения, направленность или коммуникативные тенденции отдельного лица, группы или учреждения
Опишите установочные и поведенческие реакции на сообщения
Определение психологического или эмоционального состояния людей или групп
Выявление международных различий в коммуникативном содержании
Выявление шаблонов в коммуникационном контенте
Предварительное тестирование и улучшение вмешательства или опроса перед запуском
Анализ интервью в фокус-группах и открытых вопросов для дополнения количественных данных
Типы контент-анализа
Существует два основных типа контент-анализа: концептуальный анализ и реляционный анализ. Концептуальный анализ определяет наличие и частотность понятий в тексте. Реляционный анализ развивает концептуальный анализ дальше, исследуя отношения между понятиями в тексте. Каждый тип анализа может привести к различным результатам, выводам, интерпретациям и значениям.
Концептуальный анализ
Обычно люди думают о концептуальном анализе, когда думают об анализе контента. В концептуальном анализе понятие выбирается для изучения, и анализ включает количественную оценку и подсчет его присутствия. Основная цель состоит в том, чтобы проверить появление выбранных терминов в данных. Условия могут быть явными или неявными. Явные термины легко идентифицировать. Кодирование неявных терминов более сложное: вам необходимо определить уровень импликации и основывать суждения на субъективности (вопрос надежности и достоверности). Следовательно, кодирование неявных терминов предполагает использование словаря или правил контекстного перевода, или того и другого.
Чтобы начать концептуальный контент-анализ, сначала определите вопрос исследования и выберите образец или образцы для анализа. Затем текст должен быть закодирован в управляемые категории контента. Это в основном процесс избирательного сокращения. Сокращая текст до категорий, исследователь может сосредоточиться и закодировать определенные слова или шаблоны, которые определяют вопрос исследования.
Общие этапы проведения концептуального контент-анализа:
1. Определите уровень анализа: слово, смысл слова, фраза, предложение, темы
2. Решите, для скольких понятий следует кодировать: разработайте предопределенный или интерактивный набор категорий или понятий. Решите либо: A. обеспечить гибкость добавления категорий в процессе кодирования, либо B. придерживаться предварительно определенного набора категорий.
3. Решите, кодировать ли существование или частоту понятия. Решение изменяет процесс кодирования.
При кодировании существования понятия исследователь засчитывал понятие только один раз, если оно появлялось в данных хотя бы один раз и независимо от того, сколько раз оно появлялось.
При кодировании частоты понятия исследователь будет подсчитывать, сколько раз понятие появляется в тексте.
4. Решите, как вы будете различать понятия:
Должен ли текст кодироваться точно так, как он появляется, или кодироваться одинаково, когда он появляется в разных формах? Например, «опасно» против «опасно». Суть здесь в том, чтобы создать правила кодирования, чтобы эти сегменты слов были четко классифицированы логическим образом. Правила могут привести к тому, что все эти сегменты слов попадут в одну и ту же категорию, или, возможно, правила могут быть сформулированы так, чтобы исследователь мог различать эти сегменты слов в отдельные коды.
Какой уровень импликации допустим? Слова, которые подразумевают понятие или слова, которые явно формулируют понятие? Например, «опасный» или «этот человек страшный» или «этот человек может причинить мне вред». Эти сегменты слов могут не заслуживать отдельной категории из-за неявного значения «опасный».
5. Разработайте правила кодирования ваших текстов. После принятия решений шагов 1-4 исследователь может приступить к разработке правил перевода текста в коды. Это позволит сохранить процесс кодирования организованным и последовательным. Исследователь может закодировать именно то, что он/она хочет закодировать. Валидность процесса кодирования обеспечивается, когда исследователь последователен и последователен в своих кодах, что означает, что они следуют своим правилам перевода. В контент-анализе соблюдение правил перевода эквивалентно валидности.
6. Решите, что делать с не относящейся к делу информацией: следует ли ее игнорировать (например, общеупотребительные английские слова, такие как «the» и «and»), или использовать для пересмотра схемы кодирования в случае, если это улучшит результат кодирования. ?
7. Закодируйте текст: это можно сделать вручную или с помощью программного обеспечения. Используя программное обеспечение, исследователи могут вводить категории и выполнять кодирование автоматически, быстро и эффективно с помощью программного обеспечения. Когда кодирование выполняется вручную, исследователю гораздо легче распознавать ошибки (например, опечатки, орфографические ошибки). При использовании компьютерного кодирования текст можно очистить от ошибок, чтобы включить все доступные данные. Это решение о ручном и компьютерном кодировании наиболее актуально для неявной информации, где подготовка категорий необходима для точного кодирования.
8. Проанализируйте свои результаты: по возможности сделайте выводы и обобщения. Определите, что делать с нерелевантным, нежелательным или неиспользуемым текстом: пересмотреть, игнорировать или пересмотреть схему кодирования. Внимательно интерпретируйте результаты, поскольку концептуальный контент-анализ может дать только количественную оценку информации. Как правило, можно выявить общие тенденции и закономерности.
Реляционный анализ
Реляционный анализ начинается как концептуальный анализ, когда концепция выбирается для исследования. Однако анализ предполагает изучение отношений между понятиями. Отдельные понятия рассматриваются как не имеющие собственного значения, а скорее значение является продуктом отношений между понятиями.
Чтобы начать анализ реляционного контента, сначала определите вопрос исследования и выберите образец или образцы для анализа. Вопрос исследования должен быть сфокусирован так, чтобы типы понятий не были открыты для интерпретации и могли быть обобщены. Далее выберите текст для анализа. Тщательно выбирайте текст для анализа, уравновешивая наличие достаточного количества информации для тщательного анализа, чтобы результаты не ограничивались наличием слишком обширной информации, чтобы процесс кодирования стал слишком трудоемким и тяжелым для получения значимых и стоящих результатов.
Существует три подкатегории реляционного анализа, из которых можно выбрать, прежде чем переходить к общим шагам.
Извлечение аффекта: эмоциональная оценка концепций, явных в тексте. Проблема этого метода заключается в том, что эмоции могут варьироваться в зависимости от времени, населения и пространства.
Тем не менее, он может быть эффективным для фиксации эмоционального и психологического состояния говорящего или автора текста.Анализ близости: оценка совпадения явных понятий в тексте. Текст определяется как строка слов, называемая «окном», которая сканируется на совпадение понятий. Результатом является создание «матрицы понятий» или группы взаимосвязанных одновременно встречающихся понятий, которые предполагают общее значение.
Когнитивное картирование: метод визуализации для извлечения аффекта или анализа близости. Когнитивное картирование пытается создать модель общего значения текста, такую как графическая карта, которая представляет отношения между понятиями.
Общие этапы проведения реляционного контент-анализа:
1. Определите тип анализа: после того, как выборка выбрана, исследователь должен определить, какие типы отношений исследовать и уровень анализа: слово, смысл слова, фраза, предложение, тема.
2. Сократите текст до категорий и кода для слов или шаблонов. Исследователь может закодировать существование значений или слов.
3. Исследуйте взаимосвязь между понятиями: как только слова закодированы, текст можно проанализировать на предмет следующего:
Прочность связи: степень, в которой два или более понятия связаны.
Знак родства: понятия положительно или отрицательно связаны друг с другом?
Направление отношений: типы отношений, которые демонстрируют категории. Например, «X подразумевает Y», или «X предшествует Y», или «если X, то Y», или если X является основным мотиватором Y.
4. Закодируйте отношения: разница между концептуальным и реляционным анализом заключается в том, что утверждения или отношения между понятиями закодированы.
5. Проведите статистический анализ: исследуйте различия или ищите связи между идентифицированными переменными во время кодирования.
6. Наметьте репрезентации: такие как карты решений и ментальные модели.
Надежность и валидность
Надежность : Из-за человеческой природы исследователей ошибки кодирования никогда не могут быть устранены, а только сведены к минимуму. Как правило, 80% является приемлемым запасом надежности. Надежность контент-анализа определяется тремя критериями:
Стабильность: склонность кодировщиков постоянно перекодировать одни и те же данные одним и тем же способом в течение определенного периода времени.
Воспроизводимость: склонность группы кодировщиков классифицировать принадлежность к категориям одинаковым образом.
Точность: степень статистического соответствия классификации текста стандарту или норме.
Валидность : Три критерия определяют валидность контент-анализа:
Близость категорий: этого можно достичь, используя несколько классификаторов для достижения согласованного определения каждой конкретной категории. Используя несколько классификаторов, категорию понятия, которая может быть явной переменной, можно расширить, включив в нее синонимы или неявные переменные.
Выводы: Какой уровень импликации допустим? Правильно ли выводы следуют данным? Можно ли объяснить результаты другими явлениями? Это становится особенно проблематичным при использовании компьютерных программ для анализа и различения синонимов.
Например, слово «шахта» по-разному обозначает личное местоимение, взрывное устройство и глубокую яму в земле, из которой добывают руду. Программное обеспечение может получить точный подсчет встречаемости и частотности этого слова, но не может произвести точный учет значения, присущего каждому конкретному употреблению. Эта проблема может исказить результаты и сделать любой вывод недействительным.Обобщаемость результатов для теории: зависит от четких определений категорий понятий, от того, как они определяются и насколько они надежны при измерении идеи, которую пытаются измерить. Обобщаемость параллельна надежности, поскольку многое зависит от трех критериев надежности.
Преимущества контент-анализа
Непосредственно проверяет связь с помощью текста
Позволяет проводить как качественный, так и количественный анализ
Предоставляет ценную историческую и культурную информацию с течением времени
Позволяет близость к данным
Кодированная форма текста может быть подвергнута статистическому анализу
Ненавязчивые средства анализа взаимодействий
Дает представление о сложных моделях человеческого мышления и использования языка
При правильном выполнении считается относительно «точным» методом исследования
Контент-анализ — понятный и недорогой метод исследования
Более мощный инструмент в сочетании с другими методами исследования, такими как интервью, наблюдение и использование архивных записей.
Это очень полезно для анализа исторического материала, особенно для документирования тенденций с течением времени.
Недостатки контент-анализа
Может занять очень много времени
Подвержен увеличению ошибки, особенно когда реляционный анализ используется для достижения более высокого уровня интерпретации
Часто лишен теоретической базы или слишком либерально пытается сделать осмысленные выводы о взаимосвязях и последствиях, подразумеваемых в исследовании
Редуктивен по своей сути, особенно при работе со сложными текстами
Слишком часто имеет тенденцию просто состоять из количества слов
Часто игнорирует контекст, в котором был создан текст, а также положение вещей после того, как текст был создан
Может быть трудно автоматизировать или компьютеризировать
Чтения
Учебники и главы
Берельсон, Бернард.
Контент-анализ в коммуникационных исследованиях. Нью-Йорк: Free Press, 19.52.Буша, Чарльз Х. и Стивен П. Хартер. Методы исследования в библиотечном деле: методы и интерпретация. Нью-Йорк: Academic Press, 1980.
.Бассейн Сола, Итиэль. Тенденции контент-анализа. Урбана: University of Illinois Press, 1959.
.Криппендорф, Клаус. Контент-анализ: введение в его методологию. Беверли-Хиллз: Sage Publications, 1980.
.Филдинг, Н.Г. и Ли, Р.М. Использование компьютеров в качественных исследованиях. Публикации SAGE, 1991. (См. главу Seidel, J. «Метод и безумие в применении компьютерных технологий к качественному анализу данных».)
Методологические статьи
Се Х.Ф. и Шеннон С.Э. (2005). Три подхода к качественному контент-анализу. Качественные исследования в области здравоохранения. 15(9): 1277-1288.
Эло С., Каарианинен М., Кансте О., Полкки Р., Утриайнен К.
и Кынгас Х. (2014). Качественный контент-анализ: внимание к достоверности. Сейдж Опен. 4:1-10.
Артикул приложений
Абромс Л.С., Падманабхан Н., Тавитаи Л. и Филлипс Т. (2011). Приложения для iPhone для отказа от курения: контент-анализ. Американский журнал профилактической медицины. 40(3):279-285.
Ульстром С. Сакс М.А., Ханссон Дж., Овретвейт Дж. и Броммельс М. (2014). Страдания в тишине: качественное исследование вторых жертв неблагоприятных событий. Британский медицинский журнал, выпуск «Качество и безопасность». 23:325-331.
Оуэн П. (2012). Изображение шизофрении от Entertainment Media: контент-анализ современных фильмов. Психиатрические услуги. 63:655-659.
Программное обеспечение
Выбор между проведением анализа содержания вручную или с помощью компьютерного программного обеспечения может оказаться трудным. Обратитесь к «Метод и безумие в применении компьютерных технологий к качественному анализу данных», перечисленным выше в «Учебниках и главах», для обсуждения этого вопроса.
QSR NVivo: http://www.qsrinternational.com/products.aspx
Atlas.ti: http://www.atlasti.com/webinars.html
Пакет R-RQDA: http://rqda.r-forge.r-project.org/
Веб-сайты
Ролли Констебл, Марла Коуэлл, Сарита Зорнек Кроуфорд, Дэвид Голден, Джейк Хартвигсен, Кэтрин Морган, Энн Маджетт, Крис Пэрриш, Лаура Томас, Эрика Йоланда Томпсон, Рози Тернер и Майк Палмквист. (1994-2012). Этнография, наблюдательные исследования и нарративные исследования. Письмо @ CSU. Университет штата Колорадо. Доступно по адресу: https://writing.colostate.edu/guides/guide.cfm?guideid=63.
Введение Майкла Палмквиста в контент-анализ. Это основной ресурс по контент-анализу в Интернете. Он всеобъемлющий, но краткий. Он включает примеры и аннотированную библиографию. Информация, содержащаяся в приведенном выше повествовании, в значительной степени основана на превосходном ресурсе Майкла Палмквиста по контент-анализу и резюмирует его, но она была оптимизирована для докторантов и младших научных сотрудников в области эпидемиологии.