Елизавета Воронцова, Вера Вяземская, Аглая Давыдова и другие.
Публикации раздела Музеи
Великий русский поэт жил в эпоху необыкновенных красавиц — и был на редкость влюбчив.
В нашем списке нет его жены Натальи Гончаровой (чтобы добавить интриги), Олениной и Волконской (они прославились не красотой) — и даже Керн (нет достоверного портрета). Еще мы не стали делать различий между теми, с кем он вступал в настоящую любовную связь, и теми, по кому он просто романтически вздыхал (истину все равно никогда не установишь). Изучаем вместе с Софьей Багдасаровой.
Екатерина Бакунина
Елизавета Воронцова
Вера Вяземская
Авдотья Голицына
Аглая Давыдова
Елена Завадовская
Аграфена Закревская
Софья Киселева
Наталья Голицына
Екатерина Бакунина
Екатерина Бакунина. Рисунок П.Ф. Соколова. 1828. ГЛМ
Прозрачны волны покрывала
Накинь на трепетную грудь,
Чтоб и под ним она дышала,
Хотела тайно воздохнуть.
Старшая сестра лицейского товарища Пушкина. Юный поэт был сражен ею еще в Лицее, избрал своей музой, посвятил 23 стихотворения и вспоминал в произведениях до 1825 года.
Она стала фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны, занималась живописью — по-любительски, однако уроки брала у Александра Брюллова. Вышла замуж поздно, в 39 лет, за своего давнего поклонника — двоюродного брата Анны Керн. С мужем поселилась в деревне, растила детей, рисовала и была счастлива.
Елизавета Воронцова
Елизавета Воронцова. Рисунок П.Ф. Соколова. Ок. 1823. Музей В.А. Тропинина и московских художников его времени
Все кончено: меж нами связи нет.
В последний раз обняв твои колени,
Произносил я горестные пени.
Жена новороссийского генерал-губернатора Михаила Воронцова, начальника Пушкина во время его южной ссылки. Видимо, страсть поэта была одной из причин неприязни, которую испытывал к нему Воронцов, в итоге отославший Пушкина с глаз долой из Одессы в Михайловское.
Была ли эта страсть безответной или нет — неизвестно. В любом случае профилем прекрасной Елизаветы Ксаверьевны изрисовано множество пушкинских рукописей, а с ее именем ученые связывают огромное количество стихотворений.
Но, скорее всего, Воронцова и ее настоящий возлюбленный, кузен Александр Раевский, использовали поэта для отвода глаз. Возможно, именно от этой связи у нее родилась дочь Софья. Генерал-губернатор в итоге узнал об этом и избавился от Раевского. Его тоже выслали — за разговоры против правительства. Муж, устранив соперника, все равно был раздавлен — впрочем, это не мешало и ему иметь долгую связь с лучшей подругой своей жены Ольгой Нарышкиной, сестрой прекрасной Софьи Киселевой.
Вера Вяземская
Вера Вяземская. Картина А.Ф. Лагрене. 1820-е. ГМИИ им. А.С. Пушкина
«Итак, прощайте. Я у ваших ног и трясу вам руку на английский манер, поскольку вы ни за что не хотите, чтобы я вам ее целовал».
Жена одного из лучших друзей Пушкина — Петра Вяземского.
С ней он порой бывал откровеннее, чем с ее супругом и, по воспоминаниям современников, действительно ее любил. Вяземская называла его своим «приемным сыном» и всячески помогала. После роковой дуэли она почти безотлучно находилась у постели поэта.
Замуж эта девушка небольшого роста с огненным пронзительным взглядом и немного неприличным в то время «чистым громким хохотом» вышла следующим образом: как-то некая девица кинула в пруд башмачок. Все кавалеры, в том числе князь Вяземский, бросились его вытаскивать. Вяземский заболел и не смог покинуть поместье, за ним ухаживали — и всех усерднее Вера. Для прекращения сплетен их заставили пожениться, причем Вяземский венчался, сидя в кресле. Брак оказался дружным, у них было восемь детей.
Авдотья Голицына
Авдотья Голицына. Картина И.М. Грасси. 1800–1802. Всероссийский музей А.С. Пушкина
Отечество почти я ненавидел —
Но я вчера Голицыну увидел
И примирен с отечеством моим.
Хозяйка салона, в котором часто бывал Пушкин в первые годы после Лицея.
Вяземский писал, что поэт «был маленько приворожен ею», а Карамзин — что Пушкин «смертельно влюбился». И действительно, какой юноша мог избежать очарования этой грациозной княгини с мягким голосом, которую современники называли Princesse nocturne («принцесса ночи») и Princesse de minuit («принцесса полночи»), потому что днем она спала и никого раньше 10 часов вечера не принимала.
Прекрасная чернобровая и черноглазая княгиня жила отдельно от мужа. И хотя она много лет была счастлива в связи с Михаилом Долгоруким, им мешало то, что муж не давал ей развод. Долгорукий погиб на войне, а впоследствии Голицына, в свою очередь, отказала мужу, когда тот пожелал жениться на Александре Смирновой-Россет.
Наталья Голицына
Наталья Голицына. Картина Л. Эрсана. 1821. ГМИИ им. А.С. Пушкина
Она одна бы разумела
Стихи неясные мои;
Одна бы в сердце пламенела
Лампадой чистою любви.
Читайте также:
- Музы русских художников
- Пушкинистика Айвазовского
- Судьбы красавиц со знаменитых портретов
Внучка и тезка знаменитой «Пиковой дамы», дочь московского генерал-губернатора.
Бывшая фрейлина и жена генерал-майора, она держала в Петербурге один из самых модных салонов, где собирался весь свет. Существует предположение, что в 1820-х годах Пушкин был ею увлечен. Позднее Голицына прекратила принимать поэта, считая его не совсем приличным. Во всяком случае, известно «о веселости и проказах Пушкина в девичьей» ее дома. Он же, в свою очередь, называл ее толстухой и неотесанной (впрочем, по-французски, поэтому это звучало не так грубо).
В поздние годы острые на язык Александра Смирнова-Россет и Долли Фикельмон называли ее претенциозной и старой кокеткой. Впрочем, другие пишут, что до конца своей 95-летней жизни эта плотная женщина оставалась обладательницей веселого общительного характера и удивительной доброты.
Аглая Давыдова
Аглая Давыдова. Портрет Э. Виже-Лебрён. 1824. Частная коллекция
И вы поверить мне могли,
Как простодушная Аньеса?
В каком романе вы нашли,
Чтоб умер от любви повеса?
Дочь французского эмигранта герцога де Граммона, жена кузена Дениса Давыдова.
Красавица была предметом острого увлечения Пушкина в 1820–1821 годах, которое позже вылилось в безжалостные и неприличные эпиграммы («Иной имел мою Аглаю…» и др.).
Эта хорошенькая, ветреная и кокетливая дама, настоящая француженка, искала в шуме развлечений средства «не умереть со скуки в варварской России». Ее мужа Пушкин сравнивал с шекспировским Фальстафом и называл «рогоносцем величавым». Овдовев, немолодая уже Аглая вышла замуж за генерала Ораса Себастьяни, министра иностранных дел Франции.
Елена Завадовская
Елена Завадовская. Рисунок Б. Сирби. 1820–30-е. Музей Хиллвуд
Всё в ней гармония, всё диво,
Всё выше мира и страстей;
Она покоится стыдливо
В красе торжественной своей.
Одна из самых блистательных великосветских красавиц своего времени, она, как признавали даже женщины, — «убивала всех своей царственной, холодной красотой». Скорее всего, именно ее описал Пушкин как блестящую Нину Воронскую — «Клеопатру Невы».
Высокая, статная, с правильными чертами лица и ослепительной кожей, она напоминала мраморную статую.
Когда генерал Ермолов описывал появление Натальи Пушкиной в свете и эффект от ее красоты, он особо подчеркивал, что «здесь многие находят ее несравненно лучше даже красавицы Завадовской». Со временем Завадовская оставила мужа и блистала на балах в Париже, причем с годами, как с удивлением отмечали знакомые, она мало изменилась.
Аграфена Закревская
Аграфена Закревская. Картина Дж. Доу. 1823. Частная коллекция
Она является порой
И мимо всех условий света
Стремится до утраты сил,
Как беззаконная комета
В кругу расчисленном светил.
За красоту лица и фигуры она получила прозвание «медная Венера». Добрая, но капризная и избалованная внучка золотопромышленника, Закревская обладала ветреным характером и была хохотушкой, впрочем склонной к истерическим рыданиям. Пушкин стал ее близким знакомым в 1828 году и посвятил ей несколько стихотворений. Она же поверяла ему свои сердечные тайны и, как он сам писал Вяземскому — «посвятила его в свои сводники».
Когда ее муж стал московским градоначальником, семья переехала в старую столицу. Закревская и тут собирала вокруг себя молодых людей, а московские дамы избегали ее общества, что ее совсем не огорчало. Старость она провела с супругом в Италии.
Софья Киселева
Софья Киселева. Картина Дж. Хейтера. 1831. Государственный Эрмитаж
«Я суеверно перекладывал в стихах рассказ молодой женщины: к нежным законам стиха я приноравливал звуки ее милых и бесхитростных уст».
Урожденная княжна Потоцкая, она была дочерью польского князя от авантюристки-гречанки. Считается, что именно Киселева рассказала поэту историю о похищенной княжне Потоцкой, которая легла в основу «Бахчисарайского фонтана». Посвященных Киселевой отдельных стихов поэта мы не найдем: он не тратил силы зря. Недаром в письме к мужу она честно писала: «Если увидишь Пушкина, передай ему, что я учусь русскому языку, чтобы читать его стихи».
С мужем эта статная красавица в итоге рассталась и уехала за границу.
Но прежде предусмотрительный супруг устроил ее дела так, «чтобы она не могла разориться, даже если бы хотела». Софья блистала в парижском обществе, а в старости ее главной страстью стала игра в карты. Двигаться самостоятельно она уже не могла, и слуга каждый день возил старуху в казино, где она проводила целый день.
Теги:
ПортретыЖивописьПубликации раздела Музеи
Любимые женщины Пушкина — Творческий путь А.С. Пушкина
Любимые женщины Пушкина
|
Каждое новое увлечение поэт воспринимал за настоящую любовь, боготворил свою избранницу, горел, страдал, посвящал ей стихи, но часто бывало, что и мгновенно погасал. В 1829 г в альбоме сестер Ушаковых поэт оставил шуточный донжуанский список женщин, которыми он увлекался или был близок с ними. В этом списке было 37 женских имён. Известно так же высказывание поэта в письме к В.Ф.Вяземской (1830): «Моя женитьба на Натали (это, замечу в скобках, моя сто тринадцатая любовь) решена» . Екатерина Павловна Бакунина, сестра лицейского товарища Пушкина, стала первой лицейской любовью поэта. Ей юный поэт посвятил стихотворение «Желание»: Медлительно влекутся дни мои, И каждый миг в унылом сердце множит Все горести несчастливой любви И все мечты безумия тревожит. Но я молчу; не слышен ропот мой; Я слёзы лью; мне слёзы утешенье; Моя душа, пленённая тоской, В них горькое находит наслажденье. О жизни час! лети, не жаль тебя, Исчезли в тьме, пустое привиденье; Мне дорого любви моей мученье, — Пускай умру, но пусть умру любя!
Княгиня Голицына не могла не обратить внимание на своего юного поклонника. Она принимала его любовь с чуть ленивым спокойствием, которое ей было свойственно. Карамзин о пылкой страсти Пушкина писал следующее: «Поэт Пушкин у нас в доме смертельно влюбился в Пифию Голицыну и теперь уже проводит у нее вечера: лжет от любви, сердится от любви, только еще не пишет от любви…» Во время свой ссылки в 1820 г на юг поэт влюбляется в 14-летнюю дочь генерала Раевского Марию, будущую княгиню Волконскую. В последствии поэт посвятит ей свои знаменитые произведения «На холмах Грузии лежит ночная мгла», «Бахчисарайский фонтан» и другие. Считается, что поэму «Полтава» Пушкин посвятил Марии Раевской (Волконской), восхищенный её поступком — она отправилась в ссылку в Сибирь вслед за своим мужем, осужденным на 20 лет каторги. В 1823-24 гг поэт питает страстное чувство к Елизавете Савельевне Воронцовой,
Чувство глубокой любви и нежности к жене Пушкин сохранил на протяжении всей их
Любимые женщины Александра Пушкина — сколько женщин было
Александр Сергеевич Пушкин был известен не только своим литературным талантом, но и горячим несдержанным и любвеобильным характером. Пушкинисты не могут назвать точное число женщин, с которыми поэта связывали отношения, но существует известный «Донжуанский список», составленный самим Пушкиным и записанный им в альбом Екатерины Ушаковой — одной из дам его сердца.
Для поэта женщина — это муза, она должна вдохновлять, быть особенной. И именно в таких женщин влюблялся Александр Сергеевич: все они были образованными, очаровательной наружности и собирали вокруг себя интересных личностей.
Но даже среди таких блистательных дам были и те, кто особенно выделялся, и заслуживает отдельного внимания.
Александр Сергеевич Пушкин. Донжуанский список
Екатерина Бакунина
Первая платоническая поэтическая любовь случилась у Пушкина еще в период его учебы в Царскосельском лицее. И его избранницей стала очаровательная Екатерина Бакунина — сестра одного из его лицейских друзей, Александра.
У прелестной девушки сразу появились поклонники среди лицеистов — Пущин, Малиновский — и, конечно, Пушкин.
«Прелестное лицо ее, дивный стан и очаровательное обращение произвели всеобщий восторг во всей лицейской молодежи» — вот как ее описывал С.Д. Комовский.
Екатерина вместе с матерью часто навещала брата, и вызвала бурю эмоций в душе у юного поэта. Пылкий юноша во всех красках стремился увековечить свою возлюбленной и посвятил ей большое число элегий, преимущественно печального характера.
«Какой задумчивый в них гений,
И сколько детской простоты,
И сколько томных выражений,
И сколько неги и мечты…»
Пушкин с волнением и трепетом ожидал их следующей встречи, проводя время за мечтаниями и написанием стихотворений.
Некоторые литературоведы полагают, что Екатерина не могла отдать предпочтение никому из лицеистов хотя бы потому, что девушка была их старше (когда состоялось знакомство с поэтом, Бакуниной был 21, а юному Саше — всего 17). Для того времени это была достаточно большая разница в возрасте.
Екатерина БакунинаПоэтому все их отношения, скорее всего, ограничивались короткими встречами на крыльце и милой беседой во время ее посещений. Сама же Екатерина «была девушкой достаточно строгой, серьезной и абсолютно чуждой игривого кокетства». Она была фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны и жила при царском дворе. При этом ее назначение светское общество восприняло неоднозначно, и точные причины такой милости неизвестны.
Екатерина была дружна с поэтом Василием Жуковским, брала уроки живописи у А.П. Брюллова. У неё был талант к рисованию, и любимым ее направлением стала портретная живопись. У Бакуниной было много поклонников, но замуж она вышла уже в достаточно зрелом возрасте. Неизвестно, виделись ли Екатерина и Пушкин в Петербурге.
Спустя много лет, они пересеклись в 1828 году на дне рождения Е.М. Олениной. Но поэт в то время был увлечен юной Анной Олениной, и вряд ли обращал много внимания на свою первую любовь. Возможно, что уже женатый Пушкин, был гостем на ее свадьбе с А.А. Полторацким.
Екатерина Бакунина прожила с мужем долгие годы в любви и согласии, стала любящей и заботливой мамой, с радостью переписывалась с друзьями и рисовала картины. Но знаменитой женщина стала благодаря влюбленности в нее Александра Сергеевича.
Сама Екатерина до конца своих дней бережно хранила написанный рукою Пушкина мадригал ко дню ее именин — как напоминание о чистой юношеской первой любви.
Елизавета Воронцова
Одно из ярких увлечений великого поэта — это Елизавета Воронцова, дочь польского магната и племянница князя Потемкина.
Это были одни из самых непростых отношений Пушкина, которые принесли ему не только любовь, но и жестокое разочарование.
Княгиня Елизавета Воронцова была интересной женщиной, пользовавшейся успехом у мужчин и собиравшей вокруг себя весь цвет светского общества.
Знакомство в Пушкиным произошло, когда она уже была замужем — и ей был 31 год, а поэту всего 24. Но, несмотря на возраст, Елизавета Ксавьерьевна не утратила своей привлекательности.
Вот как ее описывал хороший друг Воронцовых, Ф.Ф. Вигель: «Ей было уже за тридцать лет, а она имела все право казаться молоденькой… В ней не было того, что называют красотою, но быстрый, нежный взгляд ее миленьких, небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст, подобной которой я не видал, так и призывает поцелуи.»
Елизавета Воронцова, в девичестве Браницкая, получила прекрасное домашнее образование, а в 1807 году стала фрейлиной при императорском дворе. Но девушка долгое время находилась под опекой матери, и никуда не выезжала.
Во время длительной поездки в Париж, молодая графиня Браницкая познакомилась со своим будущем мужем графом Михаилом Воронцовым. Это была выгодная партия для обеих сторон. Елизавета Ксавьерьевна значительно увеличила состояние Воронцова, а сам граф занимал видное положение при дворе.
Супруги Воронцовы путешествовали по Европе и собирали вокруг себя блестящее общество. В 1823 году Михаил Семенович получил назначение генерал-губернатора, и Елизавета Ксавьерьевна приехала к мужу в Одессу, где и произошло знакомство с Пушкиным. Среди пушкинистов нет единого мнения о том, какую роль в судьбе поэта сыграла эта неординарная женщина.
Елизавета ВоронцоваБольшинство исследователей считают, что именно она стала прототипом самой известной и любимой пушкинской героини — Татьяны Лариной. В основу легла история безответной любви Елизаветы Воронцовой к Александру Раевскому, который приходился родственником княгине. Будучи молодой девушкой, она призналась ему в своих чувствах, но Раевский, как и Евгений Онегин, не ответил ей взаимностью.
Когда влюбленная девушка стала взрослой светской женщиной, мужчина влюбился в нее и всеми силами стремился ее завоевать.
Поэтому многие пушкинисты считают, что был любовный не треугольник, а четырехугольник: «Пушкин-Елизавета Воронцова-Михаил Воронцов-Александр Раевский.» Последний, кроме того, что был страстно влюблен, но и безумно ревновал Елизавету. Но Воронцовой удавалось сохранять отношения с Александром Сергеевичем в тайне. Хитроумный и расчетливый, Раевский решил использовать Пушкина, как прикрытие для своих ухаживаний за княгиней.
Воронцов, поначалу отнесшийся к поэту благосклонно, стал относиться к нему все с большей неприязнью. Итогом их противостояния стала ссылка Пушкина в Михайловское в 1824 году. Великий поэт не сразу смог забыть о своей пылкой любви к Елизавете Воронцовой. Некоторые исследователи считают, что отец ее дочери Софьи — ни кто иной, как Пушкин.
Однако многие не согласны с этой точкой зрения.
В качестве доказательства, приводят слова об этом увлечении В.
Ф. Вяземской, которая в то время жила в Одессе, и была единственной наперсницей Пушкина, о том, что его чувство было «очень целомудренно. Да и серьезно только с его стороны.»
Ф. Вяземской, которая в то время жила в Одессе, и была единственной наперсницей Пушкина, о том, что его чувство было «очень целомудренно. Да и серьезно только с его стороны.»Александр Сергеевич посвятил множество стихотворений своему страстному увлечению Воронцовой, среди которых «Талисман», «Сожженное письмо», «Ангел». А портретных рисунков Елизаветы Ксавьерьевны, написанных рукой поэта, больше, чем изображений других возлюбленных поэта. Считают, что на прощание княгиня подарила поэту старинный перстень, сказав, что это талисман, который Пушкин бережно хранил.
Роман между Воронцовой и Раевским имел продолжение, и некоторые полагают, что именно он является отцом Софьи. Вскоре Елизавета охладела к своему поклоннику, и стала отдаляться от него. Но Раевский был настойчив, а его выходки носили все более скандальный характер. Граф Воронцов добился того, чтобы навязчивого поклонника выслали в Полтаву.
Сама же Елизавета Воронцова всегда с теплотой вспоминала Пушкина и продолжала перечитывать его произведения.
Анна Керн
Этой женщине посвящено одно из самых красивых стихотворений в любовной лирике — «Я помню чудное мгновенье». Читая его строки, большинство представляет себе красивою историю любви, полную романтических и нежных чувств. Но реальная история отношений Анны Керн и Александра Пушкина получилась не такой волшебной, как его творение.
Анна Керн была одной из самых очаровательных женщин того времени: красивая от природы, она обладала прекрасным характером, и сочетание этих качеств позволяло ей с легкостью покорять мужские сердца.
В 17 лет девушку выдали замуж за 52-летнего генерала Ермолая Керна. Как и большинство браков в то время, он был сделан по расчету — и нет ничего удивительного в том, что она, юная девушка, нисколько не любила своего супруга, а даже, наоборот, сторонилась его.
Анна Петровна КернВ этом браке у них родилось две дочери, к которым Анна не испытывала теплых материнских чувств, и нередко пренебрегала своими материнскими обязанностями.
Еще до знакомства с поэтом, у молодой женщины стали появляться многочисленные романы и увлечения.
В 1819 году Анна Керн познакомилась с Александром Пушкиным, но на светскую красавицу он не произвел никакого впечатления. Наоборот, поэт показался ей грубым и лишенным светских манер.
Но она поменяла свое мнение о нем, когда они вновь встретились в усадьбе Тригорское у общих друзей. К тому времени, Пушкин уже был известен, а сама Анна мечтала познакомиться с ним поближе. Александр Сергеевич был настолько очарован Керн, что не только посвятил ей одно из своих самых прекрасных творений, но и показал первую главу «Евгения Онегина».
После романтических встреч, Анне нужно было уехать с дочерьми в Ригу. В шутку она разрешила писать ей письма. Эти письма на французском сохранились до сих пор, но в них нет никакого намека на возвышенные чувства со стороны поэта — только насмешка и ирония. Когда они уже встретились в следующий раз, то Анна была уже не «гением чистой красоты», а, как называл ее Пушкин — «нашей вавилонской блудницей Анной Петровной».
К тому времени она уже оставила своего мужа и переехала в Петербург, при этом вызвав различные общественные толки. После 1827 года они окончательно перестали общаться с Александром Сергеевичем, а после смерти мужа Анна Керн нашла свое счастье с 16-летним юношей — и троюродным братом — Александром Марковым-Виноградским. Она, как реликвию, хранила стихотворение Пушкина, которое даже показала Ивану Тургеневу. Но, находясь в бедственном финансовом положении, была вынуждена его продать.
История их отношений с великим поэтом полна противоречий. Но после нее осталось что-то прекрасное и возвышенное — чудесные строки стихотворения «Я помню чудное мгновенье…»
Наталья Гончарова
Будущую жену поэт встретил на одном из московских балов в декабре 1828 года. Юной Наталье было всего 16 лет, и ее только начали вывозить в свет.
Девушка сразу пленила Александра Сергеевича своей поэтической красотой и грацией, и позднее он говорил своим друзьям: «Отныне участь моя будет связана с этой молодой особой».
Пушкин делал ей предложение дважды: в первый раз он получил отказ от ее семьи. Мать девушки объяснила свое решение тем, что Наталья слишком молода, и у нее есть старшие незамужние сестры.
Но, конечно, женщина просто хотела подыскать дочери партию более выгодную — ведь Пушкин был небогат, и только недавно вернулся из ссылки. Второй раз он сватался только спустя два года — и получил согласие. Есть мнение, что причиной одобрения было то, что поэт согласился жениться на Наталье без приданого. Другие полагают, что просто никто не хотел соперничать с Пушкиным.
Наталья ГончароваКак писал ему князь П.А. Вяземский: «Тебе, нашему первому романтическому поэту, и следовало жениться на первой романтической красавице нынешнего поколения.»
Семейная жизнь Пушкина и Гончаровой складывалась счастливо: меж ними царили любовь и согласие. Наталья была вовсе не холодной светской красавицей, а весьма умной женщиной, с тонкой поэтической натурой, беззаветно любящей мужа.
Александр Сергеевич мечтал жить со своей красавицей-женой уединенно, поэтому они перебрались в Царское Село. Но туда даже специально приезжала светская публика, чтобы посмотреть на новоиспеченную семью.
В 1834 году Наталья решила устроить семейное счастье сестер — и перевезла их к ним в Царское Село. Тогда же старшую, Екатерину, назначили фрейлиной императрицы, и она познакомилась с известным дамским угодником, офицером Дантесом. Екатерина страстно влюбилась в беспринципного француза, а ему же приглянулась первая красавица света, Наталья Пушкина-Гончарова.
Дантес стал оказывать знаки внимания Екатерине, чтобы чаще видеться с Натальей. Но его ухаживания не нашли ответа.
Тем не менее, в 1836 году в обществе стали судачить о якобы возникшем романе между Дантесом и Натальей Гончаровой. Эта история закончилась трагической для Александра Сергеевича — дуэлью. Наталья была безутешна, и многие всерьез опасались за ее здоровье. Долгие годы она носила траур по великому поэту, и лишь спустя семь лет вышла замуж за генерала П.
П. Ланского.
Видео: Любимые женщины Пушкина
У Александра Сергеевича Пушкина было множество увлечений и романов, благодаря которым и появилось множество прекрасных лирических стихотворений.
Все его возлюбленные были незаурядными женщинами, отличались красотой, обаянием и умом — ведь только они и могли стать музами для великого поэта.
Сайт Colady.ru благодарит вас, что нашли время познакомиться с нашими материалами!
Нам очень приятно и важно знать, что наши старания замечают. Просим поделиться впечатлениями о прочитанном с нашими читателями в комментариях!
кого любил великий русский поэт
Общество
Портрет Александра Сергеевича Пушкина / Фото: художник Орест Кипренский
6 июня исполняется 220 лет со дня рождения великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина.
Его творчество до сих пор вызывает интерес, а имя является, по сути, мировым брендом. Если бы он жил в наши дни, то «зажигал» бы круче любого тусовщика.
Если мы попытаемся обозначить уникальность Пушкина, то это можно сделать только словами известного пушкиниста Валентина Непомнящего.
Философ Лев Шестов отметил, что европейские мыслители не сумели примирить видимую неправду жизни с бесконечно дорогими идеалами. А русская литература в лице Пушкина смогла.
Пушкин показал нам, что идеалы существуют на самом деле и что наряженная в парчу неправда склоняет свою голову перед высшим идеалом добра.
Как и всем гениям, Пушкину необходимо было состояние влюбленности. Он сам составил донжуанский список из 37 дам. Но говорят, их было больше. В одном из писем он писал, что Наталья Гончарова, на которой он женился, его 130-я любовь.
Первым увлечением четырнадцатилетнего поэта была его ровесница — светская красавица графиня Наталия Кочубей.
В 17 лет Пушкин сильно влюбился в сестру одного из лицейских товарищей — фрейлину Екатерину Бакунину — и целый год посвящал ей стихи.
Еще одной из сильных влюбленностей поэта стала 20-летняя Амалия Ризнич, жена высокопоставленного чиновника. Вскоре она умерла.
Изображениями ее профиля усеяна рукопись «Евгения Онегина». Пушкин часто влюблялся в замужних женщин, причем одновременно в нескольких. Так, примерно в то же время, как он был влюблен в Амалию, его сердце расположилось к замужней графине Елизавете Воронцовой.
Элизе посвящены 32 профиля на полях «Евгения Онегина», но поэт скрывал свою влюбленность даже от близких друзей, боясь навредить репутации любимой женщины. При расставании Воронцова подарила Пушкину очень дорогой перстень и такой же оставила себе. Именно о нем идет речь в стихах «Храни меня, мой талисман».
Всем своим объектам обожания Пушкин дарил самое ценное, что у него было, — свои стихи.
Молоденькой падчерице соседки-помещицы Саше Осиповой он посвятил стих «Признание». Анне Керн — «Я помню чудное мгновенье», Екатерине Ушаковой — «В отдалении от вас…», Аннет Олениной, на которой хотел жениться, — «Я вас любил: любовь еще, быть может».
Про свою жену Наталью Гончарову Пушкин написал стихотворение «Мадонна».
Язык аристократов и простого народа
Марина Улыбышева, литератор, член Союза писателей России и Союза журналистов России, автор книги «Как Пушкин русский язык изменил» (на фото).
— К моменту появления Пушкина в русском языке наблюдалось беспорядочное смешение высокого «штиля», древнерусского и высокопарного, иностранных слов и простой речи русского народа. Как у музыкантов бывает с рождения музыкальный слух, так у Пушкина оказался врожденный слух на русский язык.
Его ухо точно могло определить, что в русском языке прекрасно, а что фальшиво и надуманно. Благодаря его няне Арине Родионовне Александр Сергеевич полюбил точный и естественный язык простых людей. Он понял главное — не надо разделять слова по разным стилям, надо ими правильно пользоваться. Сейчас мы все с этим согласны. А когда Пушкин написал поэму «Руслан и Людмила», критики были возмущены тем, что в ней использовались простонародные слова.
Но Александр Сергеевич все равно продолжал «перемешивание». В романе «Евгений Онегин» он даже назвал свою благородную героиню простым и «деревенским» именем Татьяна.
Красивый язык — это ясность, точность, краткость и сила. Именно этого и добивался Пушкин, выбирая те или иные слова, прислушиваясь к языку народа. В рукописях поэта видно, как он выбирает наиболее точные выражения, как много трудится и размышляет и как с каждым годом ему это удается все лучше.
Сюжеты в кино
— «Онегин» 1958 год Режиссер Роман Тихомиров
Опера Петра Чайковского, перенесенная на экран. Обязательна к просмотру всем, кто любит классику.
— «Онегин» 1999 год Режиссер Марта Файнс
В роли избалованного дворянина Евгения Онегина Рэйф Файнс, в роли той самой Татьяны — Лив Тайлер, дочь музыканта Стивена Тайлера. Интересно посмотреть, как англичане и американцы пытаются понять загадочную русскую душу и поэзию Пушкина. Они очень старались. Некоторые сцены сняты в Санкт-Петербурге. В целом красота картинки сглаживает некоторые исторические ляпы.
— «Борис Годунов» 1986 год Режиссер Сергей Бондарчук
Одна из самых масштабных экранизаций произведений Пушкина и последний фильм Сергея Бондарчука, который вышел при жизни режиссера. Действие происходит накануне Смутного времени. Русский царь Борис Годунов взошел на престол вслед за Иваном Грозным. Сюжет по реальным событиям: рекомендуется тем, кто ленится читать Пушкина.
— «Борис Годунов» 2011 год Режиссер Владимир Мирзоев
Действие перенесено в наши дни, при этом герои разговаривают пушкинскими стихами. В главной роли — Максим Суханов. Он и прочие исторические персонажи (Агния Дитковските, Андрей Мерзликин, Кирилл Кяро, Михаил Козаков и другие) в современной одежде слушают модную музыку, разговаривают по мобильнику о политических заговорах.
Женщины в жизни А.С. Пушкина презентация, доклад, проект
Женщины в жизни
Александра Сергеевича Пушкина
Цель работы: узнать как можно больше о первых женщинах в жизни А.
С. Пушкина, мимолетных увлечениях А.С. Пушкина, о серьёзных увлечениях А.С. Пушкина и узнать какие творческие последствия имели данные увлечения.
Женщины в жизни
А.С. Пушкина
Пушкин пережил и представил
весь возможный человеческий
опыт любви.
Способность чувствовать глубоко
и ярко, широкий взгляд на жизнь,
его огненный темперамент и
пылкость побуждала поэта
отзываться на каждую встречу с
красотой прекрасными стихами.
1. Первые женщины в жизни А.С. Пушкина
1.1. Надежда Осиповна Пушкина
(1775-1836)
Надежда Осиповна – мать поэта. С малолетства была окружена угодливостью, потворством и лестью окружающих, выросла балованной и капризной. Была хороша в свете ее прозвали «прекрасною креолкою».
Пушкин не был любим матерью, нежность матери, он испытал лишь в последний год её жизни.
1.2. Мария Алексеевна Ганнибал
(1745-1818)
Мария Алексеевна Ганнибал – бабушка поэта. Умная, рассудительная. Она читала Пушкину книги, развивая его бурную фантазию. Ей он посвятил одно из своих стихотворений:
Наперсница волшебной старины,
Друг вымыслов игривых и печальных,
Тебя я знал во дни моей весны.
Во дни утех и снов первоначальных.
Я ждал тебя; в вечерней тишине
Являлась ты весёлой старушкой…
1.3. Арина Родионовна
(1754-1828)
Арина Родионовна Матвеева – няня А.С. Пушкина. Её неторопливые рассказы по вечерам очаровывали маленького Александра и через многие годы помогли ему создать свои неповторимые сказки. Любимой няне посвящены стихи:
Подруга дней моих суровых.
Голубка дряхлая моя!
Одна в глуши лесов сосновых
Давно, давно ты ждешь меня…
1.4. Ольга Сергеевна Павлищива
(1797-1868)
Ольга Сергеевна Павлищева – сестра поэта. Именно сестра поэта была «опорным образцом» главной героини «Евгения Онегина». «Друг бесценный», как называл её брат в стихотворении:
Ты хочешь, друг бесценный,
Чтоб я, поэт младой,
Беседовал с тобой
И с лирою забвенной,
Мечтами окриленный,
Оставил монастырь
И край уединенный,
Где непрерывный мир
Во мраке опустился
И в пустыни глухой
Безмолвно воцарился
С угрюмой тишиной.
2.Мимолетные увлечения
А.С. Пушкина
2. 1. Екатерина Павловна Бакунина
(1795-1869)
Екатерина Павловна Бакунина – фрейлина, сестра его однокашника по лицею.
Чувство к ней вспыхнуло осенью 1815 года и продолжалось несколько лет. Одно из стихотворений, посвященных первой платонической любви А.С. Пушкина:
Итак, я счастлив был, итак я наслаждался,
Отрадой тихою, восторгом упивался…
И где веселья быстрый день?
Промчался лётом сновиденья,
Увяла прелесть наслажденья,
И снова вкруг меня угрюмой скуки тень!..
2.2. Софья Потоцкая
Софья Потоцкая. Незадолго до ссылки в Кишинев Пушкин испытал сильное чувство к «похотливой Минерве». Увлечен ею он был без взаимности и без надежд.
2.3. Мария Николаевна Раевская
(1805-1863)
Мария Николаевна Раевская – «утаенная любовь» А.С. Пушкина. С лета 1820 года, когда Пушкин познакомился с ней, он испытал неподдельное волнение. Образ её долго хранила память поэта, вдохновляя его творчество.
Пушкин посвятил ей стихотворение:
На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой… Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит – оттого,
Что не любить оно не может.
2.4. Елизавета Михайловна Хитрово
(1783-1839)
Елизавета Михайловна Хитрово – дочь фельдмаршала М.И. Кутузова. Пушкин познакомился с Е.М. Хитрово, вероятно, в 1827г., когда, впервые после ссылки, приехал в Петербург. Полюбила она его восторженно, страстно, самоотверженно, горестной любовью стареющей женщины, не ждущей и не смеющей ждать ответного чувства
2.5. Анна Николаевна Вульф
(1799-1857)
Анна Вульф – милая, скромная провинциальная барышня. У Пушкина был с нею самый вялый и прозаический из всех его романов, и в одном письме к ней он сам назвал себя ее «прозаическим обожателем».
Холодно-чувствительное увлечение Анной Николаевной не мешало Пушкину одновременно увлекаться и другими женщинами – Нетти Вульф, Анной Петровной Керн.
3. Серьёзные увлечения А.С. Пушкина
3. 1. Амалия Ризнич
(1803-1825)
Одесская дива- Амалия Ризнич. Пушкин познакомился с ней в июле 1823 года и пережил к ней сильное, хотя, видимо непродолжительное чувство. В мае они расстались – у красавицы обнаружили чахотку и назначили лечение целебным воздухом Италии. И ещё осенью 1830 года, в болдинском уединении, перед ним возникает её «мучительная тень» он пишет, посвящая ей, знаменитые строки:
Для берегов Отчизны дальной
Ты покидала край чужой;
В час незабвенной, в час печальный
Я долго плакал пред тобой.
Мои хладеющие руки
Тебя старались удержать;
Томленья страшною разлуки
Мой стон молил не прерывать.
3.2. Елизавета Ксавериевна Воронцова
(1792-1880)
Елизавета Ксавериевна Воронцова. Пушкин познакомился с ней осенью 1823 года. Привычное внимание к молодой и красивой женщине скоро перешло в глубокое и серьезное чувство. Поэт восхищался не только внешностью Воронцовой, но и её благородными возвышенными качествами души, благотворил её:
Всё в жертву памяти твоей:
И голос лиры вдохновенной,
И слёзы девы воспаленной,
И трепет ревности моей,
И славы блеск, и мрак изгнанья,
И светлых мыслей красота,
И мщенье, бурная мечта
Ожесточенного страданья.
3.4. Анна Петровна Керн
(1800-1879)
Чудным мгновеньем промелькнула перед Пушкиным очаровательная Анна Петровна Керн. Они встретились летом 1825 года в Тригорском, куда Пушкин приходил из Михайловского чуть ли не каждый день, именно здесь у Керн произошел, хотя и кратковременный роман с Пушкиным.
Ей он посвятил стихотворение:
Я вас любил: любовь ещё быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадёжно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
3.5. Екатерина Николаевна Ушакова
(1809-1872)
Между Екатериной Николаевной Ушаковой и Пушкиным завязывается тесная сердечная дружба и, наконец после продолжительной переписки, Екатерина Ушакова соглашается выйти за него замуж. Но узнав о неповиновение отказала
3.8 Софья Фёдоровна Пушкина
(1806-1862)
Находясь на высоком гребне своей славы в 1826 году, поэт, пробыв всего полтора месяца в Москве, успел влюбиться в юную Софью Пушкину – это его дальняя родственница.
Влюбился страстно в «фарфоровую статуэтку», как он её называл за тонкий стан и прелестный цвет лица и даже сделал ей предложение.
3.9. Аграфена Фёдоровна Закревская
(1799-1879)
В 1828, незадолго до знакомства с Натали, у Пушкина была любовная связь, с женой генерала, полная страсти и мучений. Любовная интрига развивалась в Петербурге.
4. Жена А.С. Пушкина, Наталья Николаевна Гончарова. (1812-1863)
Наталья Николаевна Гончарова – жена А.С. Пушкина. Они познакомились зимой, 1828 года на балу, знаменитого танцейсместера Йогеля. Наталья Николаевна была скромна до болезненности, она поразила поэта своей классической и царственной красотой, Александр Сергеевич не мог оторвать от неё глаз, испытав на себе натиск чувств, названных французами, буквально: удар грома. Вскоре после первого знакомства вспыхнувшая любовь излилась в известном стихотворении, оканчивающемся шутливым признанием
Женщины в жизни А.
С. Пушкина6 июня — День рождения Александра Сергеевича Пушкина. Как бы нам не внушали, что Пушкин был «поэтом-страдальцем, терпящим притеснения от царизма», все же он на самом деле был светским человеком и крепко был связан с жизнью Дома Романовых и придворной жизнью. Продолжая листать издание «Полного собрания сочинений А.С. Пушкина», которое увидело свет в 1907 году в «Библиотеке Великих писателей» знаменитых Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона, можно все это увидеть и понять. Щедро иллюстрированные тома рассказывают читателю последовательно о годах жизни Пушкина и о людях его окружавщих. В частности о женщинах в жизни поэта: именно им посвящена большая часть стихотворений, поэм и эпиграмм. Их было очень много: от любимой няни до его Мадонны; от фрейлин до императриц; кто-то любил Пушкина, кого-то любил он; кто-то ненавидел поэта, кого-то он презирал сам. Безусловно рассказать обо всех нет никакой возможности, но вот посмотреть иллюстрации-портреты некоторых из них вполне можно. Благодаря А.
С. Пушкину эти женщины навеки в истории России…
Гау В.И. Наталья Николаевна Пушкина
Тихая, затаенная грусть всегда витала над ней. В зловещие январские дни она сказывалась нагляднее: она удалялась от всякого развлечения, и только в усугубленной молитве искала облегчения страдающей душе.
А.Арапова «Наталья Николаевна Пушкина-Ланская»
_______________
МАДОННА
сонет
Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.
В простом углу моем, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный спаситель —
Она с величием, он с разумом в очах —
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец
1830
Соколов П.
Ф. Александр Сергеевич Пушкин
Ксавье де Местр Портрет Надежды Осиповны Ганнибал, мать А.С. Пушкина Миниатюра на слоновой кости 1810
В свете мать Пушкина звали «прекрасная креолка». Однако когда Сергей Львович Пушкин объявил своей матери Ольге Васильевне Чичериной, что собирается жениться на Надежде Осиповне Ганнибал, мать была очень недовольна. Надежда Осиповна была бесприданницей и за душой имела лишь знатную фамилию Ганнибал, красоту и село Михайловское… Брак Надежды Осиповны и Сергея Львовича Пушкина был удачным. Вместе они прожили ровно 40 лет, подарив миру детей: Ольгу, Александра, Николая и Льва (несколько остальных умерли во младенчестве)…
Ольга Сергеевна Павлищева, урожденная Пушкина,
старшая сестра Александра Сергеевича Пушкина
Стихотворение А.С. Пушкина «К сестре», написано в 1814 году
Чернова В.Ф. Сестра А.С. Пушкина — Ольга Сергеевна, в замужестве Павлищева 1844
В покойной матери моей Александр Сергеевич видел не только сестру родную, но своего искреннего друга; с ней – с детского возраста – он отводил душу и делился вдохновениями, осуществляемыми его внезапно угасшею лирой.
Не чуждая поэтического творчества, мать моя была первоначальным его товарищем. Перед нею он ничего не скрывал; впрочем, его честной, вполне рыцарской душе и скрывать перед горячо любимой им сестрою было нечего: характеры их были как нельзя более схожи; чуткая ко всему возвышенному, мать моя была, в глазах моего дяди, идеалом женщины теплой, отзывчивой, благородной…
Л.Н. Павлищев, “Воспоминания о А.С. Пушкине”
Отношения А.С. Пушкина с сестрой были самое дружественные — с детства и до самой его кончины. У них была одна и та же няня — Арина Родионовна, которая и умерла в 1828 году в доме сестры поэта.
Арина Родионовна няня А.С. Пушкина
«Пушкин никого истинно не любил, кроме няни своей и сестры.«
А.П. Керн
Екатерина Петровна Бакунина Автопортрет
Первая лицейская любовь Александра Сергеевича Пушкина — Екатерина Петровна Бакунина, ей было 21, а ему… 17 лет. Но он любил! «Я счастлив был!.. Нет, я вчера не был счастлив: поутру я мучился ожиданием, с неописанным волнением стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу – ее не видно было! Наконец, я потерял надежду; вдруг нечаянно встречаюсь с нею на лестнице, – сладкая минута!.
. Как она мила была! Как черное платье пристало к милой Бакуниной!«, — такую запись можно найти в дневнике Пушкина тех дней.
Соколов П.Ф. Екатерина Петровна Бакунина 1828
Екатерина Петровна Бакунина 1832
В 1817 году Екатерина Бакунина стала фрейлиной императрицы, в 1834 году вышла замуж: «…как новость скажу тебе, что Бакунина выходит за господина Полторацкого, двоюродного брата госпожи Керн. Свадьба будет после Пасхи. Ей сорок лет, и он не молод. Вдов, без детей и с состоянием. Говорят, он два года, как влюблен…» (из письма матери А.С. Пушкина Надежды Осиповны дочери). Пушкин по некоторым сведениям был на свадьбе и как императрица благословил свою первую любовь…
Императрица Елизавета Алексеевна, жена императора Александра I, по мнению некоторых исследователей творчества А.С. Пушкина была его любовью и причем, как они утверждают, всю жизнь… Стихотворение написано в 1819 году
Ах, этот Пушкин… все же он был проказник и некоторые его рисунки с женскими головками и стихи весьма и весьма двусмысленны.
Вот как и это стихотворение «Еврейке», написанное в 1821 году
Сколько их было, любимых женщины, у поэта? Его дон-жуанский список очень длинный. Но стоит сказать, что и настоящих друзей среди женщин у него было много. Он ценил женскую красоту, душу и еще многое, что сейчас, увы, позабыто даже сами женщинами… верность, женственность, умение быть преданной.
Аглая Антоновна Давыдова — дочь французского эмигранта герцога де Граммона, адресат нескольких иронических эпиграмм и стихотворений Пушкина, в частности «Кокетке», написанное в 1821 году.
Адель Александровна Давыдова — дочь Аглаи Антоновны Давыдовой, стихотворение написано в 1822 году, когда девочке было всего 12 лет.
Екатерина Ксаверьевна Воронцова, княгиня и статс-дама. Одно из самых ярких увлечений А.С. Пушкина. Стихотворение «Сожженое письмо написано» в 1825 году
Стихотворение «Ангел» написано в 1827 году
Мария Николаевна Волконская, урожденная Раевская.
Анна Петровна Керн — адресат одного из самых романтичных стихотворений русской поэзии «Я помню чудное мгновенье.
..», написанное в 1825 году
Графиня Аграфена Федоровна Толстая, в замужестве Закревская
А.С. Пушкин увлекся ей период 1827-28 года. Вересаев об этом пишет так: «Любовь была мучительная и бурная. Даже Пушкин, не новичок и не мальчик в любви, в смущении отступал перед сатанинской страстностью своей возлюбленной.«
Эти стихи были написаны Пушкиным 9 апреля 1832 г в альбом княжны Анны Давыдовны Абамелек
Анна Алексеевна Оленина
Пушкин был влюблен в Анну Оленину довольно серьезно и даже желал видеть ее своей женой. У П.Е. Щеголева: «…в 1828 году он беспрестанно чертил анаграмму имени и фамилии Олениной: Aninеlo, Etenna, Aninelo рассыпаныв тетради. На одной странице нам попалась даже тщательно зачеркнутая, но все же поддающаяся разбору запись Annеtte Pouschkine.«
Соколов П.Ф. Портрет Анны Олениной
Н.Д. Быков: «Пушкин посватался и не был отвергнут. Старик Оленин созвал к себе на обед своих родных и приятелей, чтобы за шампанским объявить им о помолвке своей дочери за Пушкина.
Гости явились на зов; но жених не явился. Оленин долго ждал Пушкина и, наконец, предложил гостям сесть за стол без него. Александр Сергеевич приехал после обеда, довольно поздно. Оленин взял его под руку и отправился с ним в кабинет для объяснений, окончившихся тем, что Анна Алексеевна осталась без жениха.«
Евпраксия Николаевна Вульф, в замужестве баронесса Вревская, милая Зизи Зизи
«Кристалл души моей, Предмет стихов моих невинных…» — так напишет о ней в «Евгении Онегине» А.С. Пушкин. В 1827 году (или в 1828?) Пушкин прислал Евпраксии Николаевне экземпляр только что вышедших четвертой и пятой глав «Онегина» с надписью: «Евпраксии Николаевне Вульф от автора. Твоя от твоих«. Его любимая Евпраксия будет одной из тех, кто станет посвящен в тайну перепетий с подметными письмами и кто не бросит поэта до самой гибели. После смерти Евпраксии Николаевны, по завещанию матери ее дочь сожгла все письма к ней Пушкина….
Софья Николаевна Карамзина дочь историка Н.
М. Карамзина от первого брака. В 1816 году впервые приезжает в Царское Село с отцом и его новой семьей. Увлекающаяся, интеллектуальная личность, постоянно интересовалась литературой, искусством, жизнью общества. Она была в сложных отношениях с А.С. Пушкиным, однако одно из красивейших стихотворение «Три ключа» поэт посвятил ей. Ей принадлежат довольно резкие слова, написанные после кончины Пушкина про Наталью Николаевну: «Нет, эта женщина не будет неутешной… Бедный, бедный Пушкин! Она его никогда не понимала. Потеряв его по своей вине, она ужасно страдала несколько дней, но сейчас горячка прошла, остается только слабость и угнетенное состояние, и то пройдет очень скоро.«
Александра Осиповна Смирнова, в замужестве Россет
Жуковский прозвал ее небесным дьяволенком. Кто хвалил ее черные глаза, иногда улыбающиеся, иногда огнестрельные; кто — стройное и маленькое ушко, кто любовался ее красивою и своеобразною миловидностью. Несмотря на светскость свою, она любила русскую поэзию и обладала тонким и верным поэтическим чутьем.
.. Обыкновенно женщины худо понимают плоскости и пошлости; она понимала их и радовалась им, разумеется, когда они были не плоско-плоски и не пошло пошлы. Вообще увлекала она всех живостью своею, чуткостью впечатлений, остроумием, нередко поэтическим настроением.
П.А. Вяземский
Александра Осиповна Смирнова, в замужестве Россет
Александра Осиповна Смирнова — фрейлина Императорского Двора и хозяйка знаменитого литературно -художественного салона. Частые свидания Смирновой с Пушкиным, знакомым с нею с зимы 1828 года, были обусловлены тем, что оба они были соседями по Царскому Селу. Молодожены Пушкины часто с ней встречались и вместе гуляли, очень подружилась.
Александра Осиповна Смирнова-Россет
Главная женщина Пушкина — очаровательная Натали. Наталья Николаевна Гончарова, ставшая в 1831 году женой поэта. Помолвка состоялась 6 мая 1830 года, но переговоры о приданом заставили отложить свадьбу. Через много лет Наталья Николаевна рассказывала Павлу Анненкову, что «свадьба их беспрестанно была на волоске от ссор жениха с тещей«, ну а потом уже во время самого венчания несколько примет свидетельствовали о том, что брак будет неудачным.
..
Наталья Николаевна Пушкина
«Наталья Николаевна была его богом, которому он поклонялся, которому верил всем сердцем, и я убеждена, что он никогда, даже мыслью, даже намеком на какое-либо подозрение не допускал оскорбить ее… В последние годы клевета, стесненность в средствах и гнусные анонимные письма омрачали семейную жизнь поэта, однако мы в Москве видели его всегда неизменно веселым, как и в прежние годы, никогда не допускавшим никакой дурной мысли о своей жене. Он боготворил ее по-прежнему.«
В.Н. Нащокина
Наталья Николаевна Пушкина-Ланская в старости. Она прожила всего 51 год и из них была всего шесть лет вместе с Пушкиным…
Ну как же без врагов? У А.С. Пушкина были враги и именно эти враги создали интригу, в результате которой и состоялась дуэль Пушкина с Дантесом. Одно из главных действующих лиц… опять-таки женщина.
Идалия Полетика с дочерью Елизаветой
Соколов П.Ф. Портрет Идалии Григорьевны Полетики 1820-е
Идалия Григорьевна Полетика, внебрачная дочь графа Строганова, роковая женщина петербургского общества.
Как утверждают некоторые пушкинисты именно она закрутила всю интригу с подметным письмом Пушкину. Ну не могда она простить ему того, что он как-то оскорбил ее и не обращал внимание на ее чувства. Истину же знала лишь одна она, так и не простившая Пушкина до самой своей смерти и даже уже в преклонном возрасте желавшая придти к памятнику поэту и… плюнуть на него.
Пушкин и список его женщин
Пушкин и список его женщин
Женщин в жизни Пушкина было много. Он был настоящим русским Дон Жуаном.
В 1829 году Пушкин составил два списка своих женщин в хронологическом порядке в альбоме Елизаветы Ушаковой. Во-первых, списки всех женщин, которыми он интересовался, были опубликованы в 1887 году в Пушкинском выставочном альбоме 1880 года. Там были имена, написанные в две колонки. По словам Вересаевой, в первой части списка были имена женщин, которых любил Пушкин, а во второй — женщин, которыми он был увлечен. Широко известно, что Наталья Гончарова была его «сто тринадцатой» любовью.
Но эти списки были далеко не полными.
Есть несколько расшифровок имен из списков.
Пушкин и список его женщин
ПЕРВЫЙ СПИСОК
Наталья I – вероятно, актриса театра (стихи Наталье, Послание молодой актрисе) или Наталья Кочубей (1800-1855), которой он посвятил свое стихотворение Опьяненный Им Воспоминания. По другой версии — Наталья Апраксина (Голицына).
Наталья Кочубей
Катерина I – Екатерина Павловна Бакунина (1795-1869), сестра однокурсника Пушкина, объект его безответной любви, фрейлина, художница. Ей были вручены стихи: «Художнику», «Так я была счастлива», «Слезы», «Окно», «Осеннее утро», «Разлука», «Бакуниной» и другие. В 1834 году Бакунина вышла замуж за Полторацкого.
Екатерина Павловна Бакунина
Катерина II – вероятно Екатерина Андреевна Карамзина – жена историка Карамзина, сестра Вяземского. Сначала за ней ухаживал Пушкин, но они подружились.
NN – тайная любовь Пушкина, которую он встретил на юге. Н.Н. обычно ассоциируется с поэмой «Бахчисарайский фонтан» и рядом стихотворений. По разным версиям, его «тайной любовью» могли быть Мария Раевская (впоследствии княгиня Волконская, жена декабриста), Елизавета Воронцова и многие другие. Также существовала точка зрения, что легенда о тайной любви была вымыслом.
Пр. Авдотья — Евдокия Ивановна Измайлова (в браке с Голицыной, 1817—1818), известная как княгиня Ноктюрн. Пушкин посвятил ей стихи «Простой ученик природы» и «Неопытный любитель чужих земель».
Евдокия Голицына
Настасья — может она была контролером в зоопарке. 12 ноября 1819 года Тургенев писал Вяземскому: «Он (Пушкин) влюбился в билетершу и сделался ее кавалерским слугой».
Катерина III – вероятно Екатерина Раевская (1797-1885), по замужеству Орлова. По другой версии – актриса Екатерина Семенова.
Раевская и Орлова
Аглая – Аглая Антоновна Давыдова, урожденная герцогиня де Граммон.
Ее первым мужем был Давыдов, а вторым — маршал Себастьяни. Пушкин посвятил ей стихотворение «Кокетка» и написал эпиграмму: «Другой была моя Аглая», «Сын amant Egl sans rsistance».
Аглая Давыдова
Калипсо — Калипсо Полихрони — гречанка, в 1812 году бежавшая из Константинополя в Кишинев, где с ней познакомился Пушкин. Говорят, она была возлюбленной Байрона и говорила только на румынском и греческом языках. Пушкин посвятил ей стихотворение «Гречанин и, вероятно, странник» и рисунок «Портрет Калипсо» (1821).
Калипсо
Пульхерия — Пульхерия Егоровна Варфоломея (1802-1863), дочь богатого кишиневского «барона», красивая, классная девушка. Ей было посвящено стихотворение «Если нежная красавица». О ней писал Пушкин в письме к Вейгелю (от ноября 1823 г.).
Амалия — Амалия Ризнич (1803-1825), урожденная Риппа, наполовину немка — наполовину итальянка, дочь венского банкира, жена богатого купца в Триесте.
С весны 1823 г. она вместе с мужем жила в Одессе, а в мае 1824 г. девушка уехала в Италию, так как заболела туберкулезом. Пушкин был в нее влюблен, и все его стихотворения, связанные с ней, говорят о ревности: «Прости мой ревнивый сон», XV и XVI стихи шестой главы «Евгения Онегина» (Пушкин не включил их в печатный текст). Узнав о ее смерти, Пушкин написал элегию «Под голубым небом родной страны».
Амалия Ризнич
Элиза – Елизавета Воронцова (1792-1880), урожденная Браницкая, жена новороссийского генерал-губернатора Воронцова, выславшего Пушкина из Одессы в 1824 году. Главной причиной высылки, вероятно, была ревность. С ее именем были связаны стихи «Ангел», «Сожженное письмо», «Желание славы», «Между нами нет связи» и, может быть, «Талисман», «Храни меня мой талисман». По другой версии, это была Елизавета Хитрово; только ее звали Элиза, Лиза в письмах Пушкина.
Елизавета Воронцова
Евпраксея – Евпраксия Вольф (1809-1883), по замужеству Вревская.
Он написал стихи «Если жизнь тебя обманет» и «Вот, Зина, совет». По имени Зизи она упоминается в XXXII стихе пятой главы «Евгения Онегина».
Катерина IV – вероятно, Катерина Карамзина (1809-1867), в замужестве Мещерская, дочь историка и значимая в этом списке Екатерина I. Но возможно, что под Катериной IV следует понимать не Карамзину, а Екатерину Веляшеву (1812 г.). -1865), в браке фамилия Жандр. Пушкин познакомился с ней в январе 1829 года.в Старице.
Екатерина Веляшева
Анна – скорее всего Анна Оленина (1808-1888), замужем за Андро, фрейлина. В 1829 году Пушкин хотел на ней жениться, но она отказалась. Ей были посвящены стихи «Ты и ты», «Предчувствие», «Ее глаза», «Я любил тебя», он упоминал ее в своем стихотворении «To Dawe, Ecqr.
Анна Оленина
Наталья – конечно, Наталья Гончарова (1812-1863), будущая жена поэта. Стихи Пушкина «Мадонна» и «Пора, друг мой, пора» были посвящены Наталье.
Наталья Гончарова
ВТОРОЙ СПИСОК
Мария – возможно Мария Николаевна Раевская (замужем за Волконской), Мария Эйфельдт, Мария Борисова, Мария Суворова (замужем за Марию Аркадьевну Голицыну) или Мария Урусова (замужем).
Мария Волконская
Мария Голицына
Анна – вероятно Анна Вольф (1799-1857), старшая дочь П. Осипова. Ей посвящены стихи «Имениннице» и «Я был свидетелем твоей золотой весны». Были опубликованы письма Пушкина к ней. По другой версии – это Анна Гирей, ставшая прототипом Заремы.
Анна Вольф
Софья – Софья Пушкина (1806-1862), дальняя родственница Пушкина. По другой версии – Софья Потоцкая (замужем за Киселевой) или Софья Урусова (замужем за Радзивиллом).
Софья Пушкина Софья Киселева
Александра – падчерица П. Осиповой, возлюбленная сына А. Вольфа. Ей посвящено стихотворение «Признание» («Люблю тебя, хоть и злюсь»).
Варвара — возможно, Варвара Черкашенинова — близкая подруга Вольфа.
Вера – вероятно Вяземская Вера Федоровна (1790-1876), урожденная княгиня Гагарина, жена друга Пушкина П. Вяземского. Пушкин познакомился с Верой в Одессе, куда она приехала с двумя детьми в июне 1824 года. До конца жизни поэта они оставались друзьями.
Вера Вяземская
Анна – Анна Ивановна Вольф (1801 – 1835), племянница П. Осиповой. С Пушкиным она познакомилась в марте 1825 года в Тригорском.
Анна Николаевна Вольф
Анна – Анна Керн (1800-1879), урожденная Полторацкая. Ей было посвящено самое известное любовное стихотворение Пушкина «К ***» («Я помню чудное мгновенье»).
Анна Керн
Варвара – либо Варвара Ермолаева, либо Варвара Суворова. Может быть, это имя должно ассоциироваться с картиной, нарисованной Пушкиным в альбоме Ушаковой. Кем была Варвара, неизвестно, но, судя по одежде, она могла быть горничной.
Елизавета – скорее всего Елизавета Хитрово (1783-1839)), урожденная Голенищева-Кутузова или Елизавета Ксаверьевна Воронцова.
Э. М. Хитрово
Надежда – возможно Надежда Святополк-Четвертинская.
Аграфена – конечно Аграфена Закревская (1799-1879), урожденная Толстая. Ей посвящено стихотворение «Портрет» («С пылающей душой»). Ее образ отразился у Зинаиды Вольской в «Египетских ночах».
Аграфена Закревская
Любовь – возможно Любовь Суворова.
Ольга – вероятно, Ольга Калашникова «крепостная любовь Пушкина» или Ольга Нарышкина.
Евгений – неизвестно.
Александра – вероятно, Александра Римская-Корсакова (Алина, Александрина) или Александра Смирнова – Россет.
Александра Смирнова-Россет
Александра Римская-Корсакова
Елена – возможно Елена Раевская (1803-1852), княгиня Елена Горчакова (1794-1855) или Елена Федоровна Соловкина.
Для одной из последних двух, полагаю, были написаны строчки в Габриэлиаде – Я видел Елену.
Елена Раевская
Елена – может быть, это была неизвестная Елена, а может быть, Елена Завадовская (Пушкин называл ее – Красавицей Клеопатрой Невской).
Елена Завадовская
Татьяна – возможно Татьяна Демьянова (1810-1876) – цыганская певица Московского цыганского хора.
Авдотья – неизвестно, но можно вспомнить Евдокию (Авдотью) Истомину, романтический символ русского балета, кумир всего общества первой половины XIX века.
Евдокия Истомина
«В своей поэзии Пушкин отдал богатую дань литературному романтизму, особенно первой половины двадцатых годов. Он был чувственен и вместе с тем рассудителен, иногда умел ввязываться в безумие, но никогда не отдавался полностью. Он признавался в любви многим женщинам, а на самом деле любил только свою музу» (П.
К. Губер).
Источник: www.liveinternet.ru
Исследование женского начала в русской литературе XIX и XX веков – Журнал бакалавриата по сравнительной литературе
Женский голос в русской литературе – сложный предмет изучения. Эта сложность имеет многовековую историю и была наиболее заметна в девятнадцатом веке, когда женщины были разделены на две противоположные модели: грешная искусительница, подражающая Еве, или святая мать, подражающая Мадонне. Пассивность и покорность были признаками женской силы. Молчание, как это ни парадоксально, было высшей формой женского красноречия. В советской литературе миф о часто молчаливой матери с железной волей продолжал оставаться популярным тропом с добавлением ревностной набожности к марксистской идеологии. Это исследование направлено на изучение изменений в репрезентациях женского дискурса в русской прозе девятнадцатого и двадцатого веков. Основным подходом является теория диалогического дискурса Михаила Бахтина. Бахтин утверждает, что персонаж может быть раскрыт только тогда, когда он (она) находится в диалоге.
С этой точки зрения, это исследование фокусируется на случаях, когда женский дискурс участвует или отсутствует в диалоге, а также на последствиях каждого случая.
Вы пришли похоронить меня.
Тогда где твоя кирка, где твоя лопата?
У тебя в руках только флейта.
Я не буду тебя винить,
Ибо разве обидно, что когда-то, давно,
Навсегда мой голос умолк.
— Анна Ахматова , 1912
Введение
Русская литература произвела на свет одни из самых знаковых вымышленных героинь, которых когда-либо знал мир. От пушкинской Татьяны до толстовской Анны Карениной каждая женщина обладает уникальным голосом, отражающим парадигмы женственности в русской культуре. Сильные патриархальные корни России, уходящие корнями в восточное православие, оказали глубокое влияние на эти парадигмы. Литература девятнадцатого века обнародовала эти прототипы женственности, разделив женщин либо на святых, либо на грешниц.
Женщины были наиболее сильны, когда молчали. Таким образом, они были низведены до парадоксальной позиции «высшей неполноценности». В литературе и обществе культ Матери и Мадонны воспринимался как воплощение женского совершенства.
Большевистская революция и создание Советского Союза предприняли попытку радикально изменить положение женщин в обществе. Марксистское кредо, в основе которого лежало стремление искоренить угнетение, нравилось многим русским женщинам, видевшим надежду на равенство в утопических обещаниях коммунизма. Женщины в СССР достигли беспрецедентных вех по сравнению с их европейскими коллегами. Им было предоставлено политическое, юридическое и социальное равенство и предоставлены возможности для лучшего образования и профессиональной подготовки (Клементс 41). Несмотря на все эти изменения, большевики не смогли изменить традиционное мнение о неполноценности женщин. Реальность в СССР была совершенно иной, чем та, которую рисовала статистика. Женщины, как правило, были менее политически активны (Клементс 22) и в основном отсутствовали на руководящих должностях (Шустер 265).
Кроме того, сексизм оставался препятствием для многих женщин, которые считались менее надежными, чем мужчины, потому что их приоритетами были дети и семейная жизнь (Schuster 266).
В сталинскую эпоху репрессивный режим продвигал образ «новой советской женщины», способной идеально совмещать работу и семейную жизнь (Клементс 73). Это «двойное бремя» советских женщин приводило многих к тяжелому бытовому и физическому труду (72). Политические и экономические потрясения, сопровождавшие распад СССР, особенно после западных влияний, захлестнувших страну в 1980-е годы, имели парадоксальный эффект, в результате которого общество вернулось к «консервативным гендерным ролям» и «поляризованным представлениям о женщине [как] хозяйке и жена» (Сатклифф, «Порождение» 28).
Русская проза девятнадцатого века почти полностью принадлежала мужчинам, поскольку произведения великого Александра Пушкина устанавливали стандарт для всех литературных произведений. Это явление продолжилось и в Советском Союзе, где наиболее видными авторами прозы были мужчины.
Хотя женщины-поэты, такие как Марина Цветаева и Анна Ахматова, получили признание среди советской интеллигенции, женская проза в полной мере зародилась только в конце 1980-х годов, когда началась политика перестройки , и гласность допускала большую свободу выражения мнений (Лапидус 20). С появлением таких писателей, как Людмила Улицкая и Людмила Петрушевская, женщины-авторы заняли видное место в жанре короткой прозы.
Критики-феминистки проанализировали двойственное положение женщин в культуре и литературе советской эпохи. Многие сосредоточились на женской идентичности, которая оказалась между коммунистической теорией и советской практикой, в соответствии с которой вековые парадигмы женственности сохранялись, несмотря на экономические и политические свободы, предоставленные женщинам. Однако мало кто обратил внимание на то, как это несоответствие повлияло на женский язык и женский голос в литературе той эпохи. Это исследование направлено на изучение влияния социально-политических изменений ХХ века на женский дискурс в русской литературной прозе.
Теория Михаила Бахтина о полифонии романа и диалогики послужит теоретической основой для данного исследования. Бахтин утверждает, что «роман в целом есть явление многообразное по стилю и разнообразное по речи и голосу» ( Диалогика ). Эта характеристика придает правдоподобие жанрам романа и рассказа. Реальный советский женский дискурс был обременен многовековыми ожиданиями и новыми моделями женственности, что делало их язык отличным от языка предшествующих эпох. Полифоническая теория Бахтина позволяет внимательно изучить этот женский язык. Кроме того, Бахтин рассматривает полифонический диалог как телос романа. Через это диалогическое отношение «языки проливают свет друг на друга», потому что «один язык может, в конце концов, видеть себя только в свете другого языка» (9).0240 Диалогика ). Женский дискурс раскрывается, когда он находится в диалоге и, что более важно для данного исследования, когда он молчит.
Глава первая исследует культовую героиню русского литературного канона: Соню Мармеладову в романе Федора Достоевского « Преступление и наказание » (1866).
Хотя она была написана во второй половине девятнадцатого века, героиня Достоевского в этом основополагающем произведении оказала глубокое влияние на образы женщин в советской литературе. Женское искупительное молчание противопоставляется мужскому губительному многословию в диалогической оппозиции, которая находится в центре романа Достоевского. Феминистские критики исследовали голос Сони в романе или его отсутствие в связи с диалогической теорией Бахтина. Их анализ послужит основой для исследования женской речи и тишины в последующих работах.
Во второй и третьей главах исследуются два женских персонажа в произведениях советской эпохи, написанных мужчинами: « Мастер и Маргарита » Михаила Булгакова и « Дом Матрены » Александра Солженицына. Первый был написан между 1928 и 1940 годами, а второй опубликован в 1963 году; обе работы считаются частью диссидентской традиции. Речи двух одноименных героинь, Маргариты и Матрёны, используются как эмблемы более крупных понятий.
Это полемические персонажи по отношению к внешней действительности, но в пределах романа они либо остаются монологичными (если использовать бахтинский термин), либо отстраняются от диалога в пользу патриархального баланса.
Четвертая и пятая главы посвящены двум новеллам, написанным женщинами: « Сонечка » Людмилы Улицкой и « Время: Ночь » Людмилы Петрушевской. Хотя обе работы были опубликованы в 1992 году, через год после распада СССР, они оглядываются на советскую историю через индивидуальные, а не коллективные нарративы. Женщины-писатели стремились представить женщин, которые были ближе к их собственным реалиям и опыту прошлого. В женской прозе женский голос уже не мифологизирован, а беззастенчиво представлен таким, какой он есть на самом деле: то послушным и наивным, то чудовищным и властным.
Соня. Молчаливая Мадонна
В своем исследовании поэтики Достоевского Михаил Бахтин утверждает, что главной характеристикой романов автора является « [а] множественность самостоятельных и неслитных голосов и сознания, подлинная полифония вполне действительных голоса » (курсив в оригинале)(6).
Хотя анализ Бахтина остается гендерно-нейтральным, множественность голосов оставляет пространство для женского дискурса внутри романа. Соня Мармеладова в Преступление и наказание — одна из самых знаковых героинь Достоевского, но по иронии судьбы ее главный вклад в диалогический дискурс — молчание. Гарриет Мурав заявляет, что «какая бы женщина ни была у Достоевского — отсутствие, образ, след памяти, пробел, хотя и христологический пробел, — она не говорящий субъект» (51). Тем не менее именно это отсутствие определенного «голоса» связывает Соню с образом идеальной русской женщины-христианки, которой так восхищается Достоевский. Красноречивое молчание Сони опирается на русское православное здание. Он связан с добродетелью самопожертвования и контрастирует с мужской индивидуалистической теорией Наполеона Раскольникова. Когда тишина на мгновение нарушается в тот момент, когда она читает Раскольникову историю о Лазаре, ее голос становится мощным катализатором потенциального спасения убийцы.
Безмолвная роль Сони в сериале «Преступление и наказание » является отражением идеалов российского общества конца девятнадцатого века. Русская Православная Церковь придавала большое значение таким добродетелям, как «подчинение, покорность и самоотверженность как мужчин, так и женщин» (Климент XIV). В дореволюционном патриархальном обществе России ожидалось, что женщины будут обладать этими добродетелями по отношению к своим отцам, братьям и мужьям. Современники Достоевского-славянофилы отвергли западные ценности и вместо этого приняли антииндивидуалистическую идеологию Православной церкви. Ричард Стайтс утверждает, что это привело к «романтической идеализации русской женщины как воплощения Добродетели и Материнства» (16). Рина Лапидус вторит глубокому влиянию европейского романтизма на русских писателей, которые видели в женщине «понятие, […] бесплотное, небесное существо», чья любовь возвышала душу человека к «слиянию с Богом» (11). Если женщина рассматривается как концепция, а не как независимая личность, тогда ее дискурс становится дидактическим приемом, используемым для вдохновения героя-мужчины.
Парадоксально, но в православной традиции земная женщина считалась дочерью Евы, «падшей тварью, окутанной грехом, недостойным серьезного рассмотрения» (Лапид 12). Таким образом, голос настоящих женщин был отвергнут как ошибочный и даже аморальный. В конечном итоге женские голоса были искажены (как в реальности, так и в литературе) либо патриархальным фильтром церкви, либо идеализирующими тенденциями авторов-романтиков. Достоевский соединяет эти два дихотомических взгляда на женщину как на святую и грешницу и создает в Соне проститутку, чья чистота и преданность почти потусторонняя.
В то время как Бахтин признает диалогический потенциал героя, его взгляд на второстепенных персонажей, таких как Соня, подразумевает, что ей не хватает самоидентификации или «самовысказывания», подтверждающих ее автономию. Несмотря на свою влиятельную роль, собеседница бахтинского героя остается «другой» — голосом среди многих, на который герой должен «сориентироваться» и «найти [свой] собственный голос» (Бахтин, , задачи 239).
Таким образом, Соня «входит во внутреннюю речь Раскольникова не только как персонаж или тип, не только как персонаж сюжета его жизни […], а как символ определенной жизненной ориентации и мировоззренческой позиции» (238). . Соню можно рассматривать как аллегорию. Ее речь существует исключительно в связи с дилеммой Раскольникова, потому что ей не хватает его напряженного внутреннего диалога. Бахтин утверждает, что «главные герои […] не только объекты авторского дискурса, но и субъекты собственного, непосредственно означающего дискурса » (курсив в оригинале) (7). В «Преступлении и наказании », «» мировоззрение Раскольникова — сугубо его собственная конструкция, тогда как слепая преданность Сони — многовековая установка русской традиции. Раскольников — персонаж диалогизированный благодаря своему полемическому голосу; он «автор вполне взвешенной собственной идейной концепции», а не «объект завершающего художественного видения Достоевского» (5). Соня, напротив, остается монологичной, потому что ее голос представляет собой полностью авторскую конструкцию — употреблено только как рупор системы верований Достоевского, а не продукт независимого, незавершенного «я».
Голос Сони отсутствует в первой половине романа, и ее личность создается персонажами мужского пола, которые ее окружают. Элизабет Блейк отмечает, что «еще не успела Соня произнести ни слова, как ее отец, Раскольников и Лужин представляют ей конкурирующие личности — от образца христианского самопожертвования до заурядной проститутки» (255). Мармеладов рассказывает Раскольникову о своих горестях в пьяном припадке, раскрывающем великодушный акт самопожертвования Сони. Отношение отца к дочери как к святой укоренилось в сознании Раскольникова с той первой судьбоносной встречи. Это становится очевидным в конце романа, когда Раскольников заявляет: «Я давно избрал вас, чтобы выслушать это [признание], когда ваш отец говорил о вас» (Достоевский 9).0240 Преступление IV, iv). Позднее Лужин создает еще один образ Сони как молодой женщины «заведомого поведения» (III, III). Две отфильтрованные версии Сони — идеализированный образ Мармеладова и уничижительный взгляд Лужина — являются отражением дихотомического образа женщины (как святой или грешницы) в русском обществе девятнадцатого века.
Образ Сони как молчаливой молодой женщины позволяет ее отцу, Лужину и даже Раскольникову изменять ее личность по своему усмотрению. Отсутствие у нее самоидентификации делает Соню неудачницей в диалогическом смысле. Своим «мягким голоском» (I, II) она не может защититься от обвинений Лужина в краже, а только «[смотрит] на Лужина […] не в силах сказать ни слова» (V, III). Она часто заикается в присутствии других и становится совершенно беспомощной, когда Раскольников ставит под сомнение ее непоколебимые религиозные убеждения. Даже члены семьи, с которыми она снимает свою комнату, все заикаются или «не могут толком говорить» (IV, IV). Ее речь вдвойне искажена, потому что она буквально находится в физическом пространстве неадекватной речи. Ни Соня, ни ее соседи не могут эффективно общаться друг с другом, что сводит на нет любые возможности для диалога. Однако за диалогической некомпетентностью Сони скрывается теодицея, пытающаяся «примирить несправедливости, свидетелями которых она является в 9-м веке».
0240 здесь и сейчас с верой в божественное провидение» (курсив в оригинале) (Блейк 253). Эта непредвиденная глубина сознания Сони раскрывается в приватной беседе с Раскольниковым, в которой, наконец, слышится ее нефильтрованный голос.
Безмолвная беседа Сони является предпосылкой ее добровольных страданий и принятия ею божественного промысла. Ее кротость следует примеру смиренного ответа Девы Марии на Благовещение: «Да будет Мне по слову Твоему» (9).0240 Библия короля Иакова , Луки 1:38). Ее грешное исповедание может связать Соню с Марией Магдалиной, но хотя обе они раскаявшиеся проститутки, намерения первой с самого начала благородны. Кроме того, вместо того, чтобы Магдалина умастила ноги Иисуса, в Преступлении и наказании ноги Сони целовала Катерина Ивановна в знак искания прощения, подтверждая ее христоподобный статус. Мурав утверждает, что фигура Мадонны у Достоевского «имеет определенную изюминку»: она «сумасшедшая, описанная либо как одержимая, либо как юродивая.
Речь ее состоит из молчания, рыданий и бессвязности» (51). Речь Сони сочетает в себе послушное смирение Девы Марии и юродивое «молчание» Мадонны Достоевского.
В то же время скрытность Сони — это не признак слабости или пассивности, а скорее признак огромной силы и силы воли. Ведь Соня «молча» говорит о мире Божием, подобно красноречивому молчанию Христа в «Великом инквизиторе» Достоевского «Братья Карамазовы ». Нина Пеликан Штраус предполагает, что у Достоевского «способность женщин влиять на мужчин парадоксальным образом понимается как вытекающая из их юридического и сексуального бесправия, из русского контекста, в котором женские страдания тесно связаны с христианским мученичеством и распятием» (144). Именно эта оксюморонная «превосходная неполноценность» (144) набожной проститутки способна спасти измученную душу Раскольникова и вывести его на новый путь искупления.
Деннис Патрик Слэттери отмечает, что иконография Мадонны у Достоевского «противодействует либеральным, более светским образам идолопоклонства, которые хотят продвигать те, кто одержим своей великой идеей» (qtd in Murav 145).
В том же духе молчание Сони служит противодействию размышлениям Раскольникова о его наполеоновской теории. Акт выхода за пределы гражданского и религиозного права Раскольников выражает как «изречение нового слова» (Достоевский Преступление I, I), и его замысел убить старого ростовщика вытекает из его желания выразить это «новое слово». Слэттери предполагает, что Раскольников «морально заключен в [слова]» (73) своей статьи. Высокомерному слову Раскольникова противопоставляется смиренное молчание Сони, жертвующей своей честью, чтобы обеспечить своих братьев и сестер. Кроме того, Соня читает не «новое слово» статьи Раскольникова, а старое слово библейской истории Лазаря. Мурав ставит это противопоставление в новой перспективе, утверждая, что в чтении воскрешения Лазаря «[Соня] ассоциируется со «Словом», которое воскрешает, в противовес Раскольникову и его «новому слову», которое убивает» (51). Таким образом, голос Сони становится «сосудом собственной речи Христа» (Слэттери 74) и «словом Христовым воспоминаний» (77).
В начале не слышен голос Сони, а голос Раскольникова передается через убийства Алены и Лизаветы; к концу Соня произносит Слово Христово, из-за чего Раскольников становится «упрямо молчаливым».0012 » (Эпилог, ii).
В основе романа лежит полемический диалог между женским и мужским голосом. Штраус утверждает, что «феминистский «свет» у Достоевского используется для драматизации «русской мужской тьмы» (6). Отсюда женская речь Сони «воплощает покорность и христианство», а «наполеоновская идея» Раскольникова воплощает в себе мужские фантазии о свободе и современности» (27). Достоевский лично защищал женское превосходство, поскольку, как он заявляет в своих Дневник писателя , «искренность, настойчивость, серьезность, […] честь, [и] стремление к правде и самопожертвованию» — качества, более выраженные у русских женщин, чем у мужчин (278). Эти убеждения нашли отражение в вымышленном мире Достоевского, где женщины (святые или бесовские) страдают из-за мужчин, которые либо одержимы пороками, либо настолько подвержены влиянию нигилистических теорий Запада, что потеряли связь со своими русскими корнями.
Женская искренность и мужская испорченность многократно сталкиваются в параллельных нитях мужско-женских конфликтов (Свидригайлов/Дуня, Лужин/Соня). Нигде нравственная диалогика Достоевского не проявляется так ярко, как в этих противостояниях, которыми автор показывает, что женский опыт, пожалуй, ближе к русской аутентичности, чем его мужской аналог.
В Дневник писателя Достоевский заявляет: «Русский человек в эти последние десятилетия стал ужасно склонен к порокам стяжательства, цинизма и материализма; женщина осталась гораздо более чистой, чем он, предана идее и служению идее» (502). Будучи студентом университета, Раскольников знакомится с западноевропейскими философскими спорами о религии, морали и человеческой природе. С другой стороны, героине такие идеи недоступны. Ее образование ограничивается тем, чему ее пытается научить отец, и она отвергает либеральные идеи Лебезятникова в пользу православных ценностей. Слэттери утверждает, что статья Раскольникова раскрывает «бестелесную и абстрактную природу идей, когда они вытесняются и расчленяются из более широкой традиции» (74).
Голоса Раскольникова и Сони — это не просто проекции мужского и женского переживаний, но и «новых» концепций Запада и «старых» идеалов русского православного Востока соответственно.
«Современные» мужчины в «Преступление и наказание» (Раскольников, Лебезятников и Свидригайлов) явно отклонились от подлинного пути Матери-России, и их усилия по освобождению своего эго терпят неудачу. Только непоколебимая вера Сони в христианское представление о подчинении остается путем к спасению, и Раскольников спасается, когда принимает этот путь. Достоевский голосом Сони дает ответ на «женский вопрос», который волновал интеллигенцию России девятнадцатого века. Блейк предполагает, что Достоевский конструирует «художественный образ русской женственности в Соне Мармеладовой», который «прямо противостоит модели женской сексуальной эмансипации, предложенной Лебезятниковым» (268-269).). Действительно, вера и добродетель Сони вознаграждаются (в соответствии со структурой христианской воскресной сказки) новой жизнью, «обеспеченной материально Свидригайловым и духовно Раскольниковым» (253).
Бахтин утверждает, что персонаж «впервые становится тем, кто он есть, […] не только для других, но и для себя самого» ( Проблемы 252) исключительно через диалог. Далее он утверждает, что, поскольку «самосознание персонажа у Достоевского насквозь диалогизировано», внутренняя работа героя может быть раскрыта только путем «диалогического обращения к нему» (251–252). Оба эти утверждения верны для Сони, сокровенные мысли которой открываются актом чтения Раскольникову. Когда она читает рассказ о Лазаре из своей Библии, Соня уже не заикается, а способна уверенно читать «наизусть» (Достоевский, 9).0240 Преступление IV, iv). Соня говорит не своими словами, а библейским текстом, так что «через акт провозглашения открытое Слово становится ее собственным» (Блейк 262-263). Как Слово Христово воскрешает мертвого Лазаря, так и голос Сони пробуждает душу Раскольникова и побуждает его к исповеди и искуплению своих грехов. История Лазаря, прочитанная Соней, становится новым нарративом Раскольникова, который «возникает, чтобы заменить тот, который он принял как кредо для комплекса Наполеона, в котором он беспомощно крутится» (Слэттери 74).
Это полифоническое прочтение и вытекающая из этого ассоциация с Христом наполняют речь Сони вновь обретенным авторитетом, с которым «она решительно утверждает примат своего христианского голоса над рационализмом Раскольникова» (Блейк 267).
В заключение, молчаливая стойкость и самопожертвование придают силу женскому голосу, так что он парадоксальным образом возвышается за счет своей неполноценности. Героиня Достоевского, таким образом, дает ответ на «женский вопрос», который занимал русских интеллигентов XIX века. Перед лицом призывов к женской эмансипации Достоевский показывает, что сила голоса русской женщины заключается в ее красноречивом молчании, в ее готовности к самопожертвованию и в ее подражании Христу и Мадонне. В полифонии романа голос Сони не индивидуализируется, а используется как эмблема христианских православных добродетелей, бросающих вызов атеистическому нигилизму западноевропейского рационализма. Таким образом, трактовке Достоевским женского голоса не хватает правдоподобия и нюансов, потому что его понимание внутреннего мира женщины поверхностно и, в конечном счете, предвзято.
В диалоге женского и мужского голоса первый колеблется между кротким молчанием и богословским дискурсом, но в обоих случаях он призван поднять душу русского человека над нигилистической пустотой, в которую он впал.
Маргарита: буйная ведьма
Большевистская революция 1917 года не только изменила социально-политический ландшафт России, но и впоследствии изменила стандарты художественного производства. Коммунистическая партия диктовала определенные критерии изображения идеальных литературных советских героев и героинь, часто оторванных от советской действительности. В этой среде выросло диссидентское литературное движение, которое стремилось подорвать эти прославленные архетипы, представляя несовершенных главных героев. Михаил Булгаков Мастер и Маргарита, его magnum opus принадлежит к диссидентской традиции бурного сталинского периода.
Одноименная героиня Маргарита занимает в романе Булгакова динамическое положение как муза, ведьма и даже как олицетворение христианской добродетели.
С каждой новой личностью голос Маргариты модифицируется так, что то он разражается громким дьявольским смехом, то молчит. Диалогическая связь между «мужским» авторским дискурсом Мастера и «женской» читательской аудиторией Маргариты ставит ее голос в двусмысленное положение: она сильна, но с ограничениями. Булгаков сочетает фольклорные и христианские элементы и приписывает их голосу Маргариты, чтобы бросить вызов совершенному образу советской героини.
Во время большевистской революции освобождение русских женщин стало важной частью программы Коммунистической партии. Ленин, в частности, использовал женский голос как инструмент для распространения большевистской пропаганды в семье и обществе. Коммунистическая партия продвигала идею о том, что ключом к освобождению женщин является искоренение частной собственности (Клементс 39). Алиса Шустер поясняет, что Ленин «хотел превратить женщин в ярых защитников нового порядка, чтобы они не подрывали революционные идеалы мужчин» (261). Эта политически сознательная советская суперженщина должна была преодолеть разрыв между своей «маленькой семьей» и «большой семьей» общества (Лапидус 19).
), чтобы вырастить детей, которые впоследствии станут превосходными гражданами.
Маргарита бросает вызов всем политическим характеристикам советской героини. Бахтин характеризует разноречие карнавальной литературы как «пародийное, направленное остро и полемически против официальных языков своего времени» ( Диалогика ). Женский дискурс в карнавальном романе Булгакова является частью того же разноречия, целью которого является критика официального «образа» советской суперженщины, описанного выше. Голос Маргариты вместо того, чтобы служить высокой коллективистской социалистической цели, используется для помощи ее личным поискам и художественному спасению ее возлюбленного. Она заключает договор с Дьяволом не ради фаустовского знания или коммунистической политической мечты, а ради достижения личного, подчеркнуто аполитичного счастья. Вместо того чтобы быть благочестивой гражданкой-атеисткой, она готова поверить в существование Дьявола и в его способность «все исправить» (Булгаков 309).
). Единственный «порядок», который она защищает, — это анархическая система Воланда, а единственная интересующая ее революция связана с уничтожением критиков, мучивших Мастера. В самом деле, когда Воланд спрашивает Маргариту о ее желании, она отвечает: «Прошу, чтобы [Мастера и меня] вернули в подвальную квартиру на переулке у Арбата» (246). Маргарита выражает свое желание как видение личного счастья, которое требует частной собственности: подвальной квартиры, которая служила убежищем для влюбленных. Кроме того, Маргарита бездетна и покидает дом мужа, чтобы быть с любовником, тем самым подавляя любой разговор, касающийся ее «маленькой семьи».
Превращение Маргариты в ведьму меняет ее личность и на короткое время разрывает цепи женского молчания. После таинственного исчезновения Мастера Маргарита убита горем и продолжает несчастливо жить с мужем. Она приходит, чтобы молча смириться со своей трагической судьбой, до того дня, как Воланд приезжает в Москву. Когда она встречает Азазелло, она не может устоять перед его речью и «[впадает] в покорное молчание» (193), когда он обращается к ней с приглашением «от некоего знатного иностранца» (19).
2). Героиня представлена несчастной женщиной, голос которой кажется лишенным какой-либо силы воли и самостоятельности. На самом деле, когда читатель впервые знакомится с Маргаритой через повествование Мастера, в котором он рассказывает свою историю Бездомному в больнице, ее голос — как и в «Соне» Достоевского — фильтруется мужским дискурсом и лишь позже вырывается на свободу.
Когда Маргарита использует крем Азазелло, он не только меняет ее физически, чтобы выглядеть моложе, но и дарит ей зычный голос. Это освобождение героини проявляется в ее наготе и, главное, в ее смехе, который переходит из «безрадостного смеха» (193), ей «[смеется] безудержно» (197) над чудесным преображением. Золотые сливки заставляют Маргариту «[чувствовать] себя свободной, свободной от всего» (197), и она высвобождает свои дикие порывы разрушения, «[врываясь] в порывы смеха» (201).
Святая Хильдегарда связывает смех с грехопадением Адама, чье тело было заражено «ветром», который высвободил «неуместную невоздержанность, веселье и эхо смеха» (132).
Таким образом, смех противопоставляется «голосу, полному небесной радости», который пронизывал Эдемский сад до искушения Адама и Евы, и ассоциируется с «падением чистых» и с «плотским вожделением» (132). Маргарита — двойник Адама, поскольку они оба искушаются дьяволом и развращаются смехом. В отличие от молчания Сони, которое прерывается только для того, чтобы ассоциироваться со Словом Христовым, бурный смех Маргариты — это взрывная и даже разрушительная энергия, которая ассоциируется с Дьяволом и грехопадением человечества. Однако «падение» Маргариты есть форма освобождения, избавления от ее несчастной жизни. Это возвышенное падение: счастливый парадокс, в котором превращение Маргариты в ведьму является вызовом патриархальному христианскому Богу.
Бахтин подчеркивает силу смеха в карнавальной традиции и его роль в неповиновении «официальному языку» и жестким условностям общества. Он утверждает, что смех «представляет собой элемент победы не только над сверхъестественным трепетом, над священным, над смертью; это также означает поражение власти, земных царей, земных высших классов, всего, что угнетает и ограничивает» ( Рабле 92).
Поэтому смех Маргариты бросает вызов не только патриархальному Богу, но и советскому обществу с его ложными добродетелями, его отрицанием и угнетением мистического и художественного.
В конце концов, Маргарите нельзя оставаться ведьмой, и ее силы и смех теряются, когда ее отравляет Азазелло. В момент смерти «временный ведьмин прищур и жестокость и дикость черт [Маргариты] исчезают. Лицо умершей просветлело и, наконец, смягчилось, и улыбка ее была уже не хищной, а более женщины, пережившей много страданий» (Булгаков 313). Маргарита награждается «тишиной» своего нового загробного дома и обещанием остаться с Хозяином и «охранять [его] сон» (325) навеки. Маргарита должна пожертвовать своим задорным смехом, чтобы счастливо жить с любимым. В Мастер и Маргарита, Топос женского безмолвия нарушается лишь временно, но в конце концов должен вернуться, чтобы восстановить равновесие в патриархальном мире.
Речь Маргариты как ведьмы заключает в себе и дьявольский смех мести, и нежное бормотание матери, проявляющееся в ее поразительной способности успокаивать маленького мальчика, которого она пугает в доме Латункского.
Жестокость, присущая коллективному наказанию, которое она обрушивает на всех жителей привилегированного литературного сообщества, смягчается нежными чувствами, которые Маргарита проявляет к невинным, воплощенным напуганным ребенком. Ее сострадание, однако, лучше всего проявляется, когда она просит Воланда избавить Фриду от ее вины, зная, что она только что лишилась своего единственного желания. Маргарита «становится в руках [Воланда] почти вопреки самой себе утешительницей и целительницей, источником милосердия» (Божжур 73), что приводит к ее благосклонности к Фриде. Своим голосом Маргарита освобождает Фриду, когда та произносит волшебные слова: «Ты прощен. Платка тебе больше не дадут» (Булгаков 242-243). Элизабет Божур утверждает, что из-за своего альтруизма «Маргарита на самом деле является истинной носительницей христианского милосердия в романе» и что она «ученица Иешуа, а также Учителя» (78). В иерусалимских отчетах не упоминаются какие-либо важные библейские женщины, особенно Дева Мария.
Таким образом, сострадание женского дискурса удаляется из его первоначального описания и помещается в Москву, где Маргарита наследует черты Мадонны. Хотя Маргарита и не чиста и не девственна, она все же сохраняет отчуждающее «моральное превосходство», которое классическая русская литература отводила женщинам в связи с Девой, которая в дантовской традиции является посредником между Богом и человечеством. Хотя Булгаков наделяет свою героиню нетрадиционным речью — ведьминой, — в ее женском голосе остаются следы «небесной твари», главная сила которой — в христианской этике.
Голос Маргариты определяется главным образом его оппозицией голосу Мастера. Ее сила противопоставляется его слабости, а ее роль музы определяется его творческим гением. Когда Соня и Раскольников вступают в буквальный и символический диалог, женский голос выступает как более высокий голос и единственный, способный разрушить высокомерное «слово» убийцы. Дискурсы Мастера и Маргариты не являются идеологическими противоположностями, но остаются запертыми в игре с нулевой суммой.
В роли возлюбленной и спасительницы Мастера голос Маргариты, кажется, торжествует над моральными ограничениями художника. Она называет его «Мастером» из-за непоколебимой веры в его творческий гений и преданности его роману. Акт присвоения титула ее возлюбленному придает огромную силу голосу Маргариты как «та, которая дает имя». Мастер отличается от Раскольникова тем, что последний идейно высокомерен, а первый труслив. Женские и мужские роли у Достоевского меняются местами в Мастер и Маргарита , где мужчина — жертва, а женщина — проводник перемен. Речь Маргариты соединяется с речью Дьявола, связывая ее с более могущественными силами, дающими ей право наказывать и прощать. Пока она отправляется в странствующее приключение, Мастер остается неподвижным, не в силах спасти себя или кого-либо еще. Ведь в конце концов именно высказывание Маргариты, обращенное к Воланду, искупает Мастера и дает ему еще один шанс жить спокойно.
Бахтин утверждает, что одна из задач героя в романе — «отделить [свой] голос от другого голоса, с которым он неразрывно слился» ( Проблемы 239).
Героиня Булгакова пытается сделать обратное: слить свой голос обратно с голосом Мастера. В конечном счете, она его ученица и последовательница. Когда она находится в обществе Воланда, сила, которой наделено ее слово, используется лишь для того, чтобы отомстить, а затем спасти любимого. Несмотря на ее силу, ее дискурс вторичен по отношению к Мастеру и используется только для подтверждения его художественного блеска и компенсации его недостатков. Примером тому служит неожиданное появление Мастера в комнате Воланда после того, как Маргарита обращается к последнему с просьбой спасти своего возлюбленного. Как только Мастер садится, Маргарита падает рядом с ним на колени и замечает, что «нагота ее вдруг исчезла и теперь на ней был черный шелковый плащ» (Булгаков 243). Если нагота и смех Маргариты, как обсуждалось выше, связаны со свободой речи, то прикрытие ее тела сразу после материализации Мастера становится значимым в представлении доминирования его речи.
Маргарита не только возлюбленная Мастера, но и его преданная читательница.
В то время как Соня читает Слово Божие, Маргарита читает слова «альтернативного» Нового Завета Учителя. Булгаковской героине отказано в художественном видении, которое присуще преимущественно мужчине, чье слово сохраняет свой авторитет, несмотря на его хрупкость. Неполноценность читательницы лучше всего иллюстрируется сценой освобождения Понтия Пилата. Маргарита сочувствует прокурору и пытается освободить его, как сделала это с Фридой. «Отпусти его, — вдруг пронзительно закричала Маргарита, так же, как она кричала, когда была ведьмой» (Булгаков 323). Надо ли говорить, что ее крик не производит ничего, кроме насмешливого смеха Воланда. Только голос Учителя может освободить Пилата: «[Учитель] сложил руки рупором у рта, как рупор, и закричал […]. ‘Свободно! Свободно! Он ждет тебя!» Горы претворили голос Учителя в гром, и гром погубил их» (Булгаков 324). Авторский голос ассоциируется с природной силой, громом, способным стереть цепи Пилата и освободить его от страданий. Речь Маргариты в конце замолкает, и ее влияние ослабевает перед лицом несокрушимой силы художника-мужчины.
В заключение отметим, что дискурс Маргариты ориентирован на личный поиск, а не на коллективный, и она отстранена от политического активизма суперженщины, продвигаемой советской пропагандой. Настоящие женщины боролись за выживание в переполненных коммунальных квартирах, трудясь, чтобы обеспечить свои семьи, работая на тяжелых работах. В данном случае голос Маргариты не является представителем суровой повседневной жизни настоящих женщин в Советской России. Ее союз с компанией Воланда и превращение в ведьму еще больше отдаляют ее от этой реальности, а бессмертная любовь к Мастеру возвышает ее до недостижимого статуса. Однако, несмотря на ее «ужасное совершенство», голос Маргариты заглушается речами Мастера, как только она достигла своей цели — освободить его. В полифонии романа булгаковская героиня следует традиции высшей женщины, воплощающей в своем слове те добродетели, которые могут спасти русского мужчину от «тьмы» внутри него.
Матрена: Страдающая мать
В романе Александра Солженицына « Дом Матрены » (1963) главная героиня представляет вечный мотив страдающей крестьянской матери.
Иконография матери имеет давнюю историю в русском литературном каноне и часто символизирует вседающую, вечно страдающую Родину. Матрена — необразованная работница, доброта и простота которой олицетворяют неиспорченные традиционные крестьянские ценности. Ключевой контраст между романтизированной советской матерью и русской крестьянской матерью состоит в том, что первая надменно праведна, а вторая смиренно скромна. Женский дискурс в этой истории коренится в его символической силе представлять Мать-Россию, традиционные ценности и превосходство женского дискурса.
Матрена, как и Соня Достоевского, женщина молчаливая. Можно было почти дойти до того, что представить себе Матрену Соней в старости — все еще тихой, кроткой и проникнутой верой почти столетие спустя. Матрена живет одна с бродячей кошкой, разной нечистью и своими драгоценными фикусами, которые «населяли [ее] одиночество, как безмолвная, но живая толпа» (Солженицын 30). Для ее движений характерна беззвучность, так как она передвигается по кухне «тихо, тактично, стараясь не шуметь» (31) или лежит на плите, когда болеет.
Ее молчаливый образ жизни подчеркивает ее кротость и любезность; это то, что отличает ее от деспотичных мужских персонажей, эксплуататорской бюрократии колхоза, от сплетен и притворного плача женщин, присутствовавших на похоронах Матрены в конце рассказа. В произведениях Достоевского «хорошие» женщины торжествуют, потому что они способны молча переносить трудности, ставя семейные и социальные ценности выше личных интересов. Точно так же Солженицын пробуждает превосходство русской матери-крестьянки через ее безмолвную преданность своей семье и своей общине.
Образ матери как представительницы традиционной России давно стал актуальной темой в литературе и искусстве. В Советском Союзе это особенно проявилось в романе Максима Горького « Мать » (1906), который считался идеальным образцом для соцреалистических произведений. В этом романе главная героиня — вдова, которая идет по стопам сына, присоединяясь к революционному движению. Горький использовал материнский дискурс, чтобы сообщить о важности «социалистической любви» над личной любовью и необходимости служить «общему делу» (Лапид 18).
Джоанна Хаббс отмечает, что «миф о матери был присвоен советским режимом, чтобы связать нацию на аффективном уровне» (234). Самоотверженная женщина-мать напоминает мифическую героиню, оберегающую коллективистскую утопическую надежду не только своей семьи, но и всей России.
Матрёна не похожа на горьковскую героиню, и её речь не столь политизирована. В то время как главная героиня Горького Пелагея Ниловна превращается в революционного рабочего, Матёна живет послушной жизнью в советском государстве, где уже победило рабочее восстание. Солженицын, однако, предполагает, что жадность и материализм не были искоренены из русской мужской психики. Матрена своей нестяжательностью и просоциальной позицией оказывает своего рода «молчаливое сопротивление», ниспровергая господствовавшую в советском обществе скупость. Кроме того, идеальная советская мать, как ее изображает Горький, высокомерна в своей непоколебимой вере в коммунистическую доктрину. Это особенно ярко проявляется в заявлении Пелагеи в конце романа о том, что ее угнетатели «не утопят разум в крови; они не погасят его правды!» (Горький).
Матрена, напротив, остается смиренной, не говорит о мести, а вместо этого молча помогает тем, кто разрушает ее дом, даже до самой смерти.
Материнский дискурс Матены тесно связан с Матерью-Россией. Материнский голос Матрены рождается из ее окружения, русской деревни, которая, как отмечает Хаббс, «кажется, напоминает блудным детям их первородный дом» (xiii). Рассказчик убегает в сельскую часть страны, чтобы «затеряться [себе] в глубочайшей России» (Солженицын 29). Хаббс утверждает, что русские писатели представляли родину не только как «источник творчества» и вдохновения, но и как страдающую жертву проступков своих детей (xv). Солженицын изображает Матрену параллельно этим изображениям: она становится моральным учителем для рассказчика, страдая от рук бюрократии и своих оппортунистических родственников. И Матрена, и Родина никогда не теряют преданности своим «детям» и продолжают бескорыстно дарить свою любовь, не ожидая признания. Слияние дискурсов женского начала и родины достигает кульминации в несчастном случае, где Солженицын подразумевает, что изуродованное тело Матрены является метафорой «трагической судьбы» России (Hubbs 237).
Матрену (и Россию) калечат «люди, движимые грубейшими материальными побуждениями» (237). Таким образом, страдающая старуха олицетворяет горе родины, эксплуатируемой советской властью, и ненасытную жадность мужчин. Отсюда, как и в рассмотренных ранее произведениях, голос земной женщины не индивидуализируется, а скорее мифологизируется как символ более широких идеологических понятий, передающих националистические настроения автора.
Матрена имеет явное сходство с легендарной бабушкой фигурой русского фольклора, которую обычно изображают как благожелательную матриархатку. С 1960-х по 1980-е годы произошло заметное возвращение бабушек из-за резкого сокращения мужского населения, большинство из которых либо погибли во время Второй мировой войны, либо погибли в ГУЛАГе (Доак 172). В результате на бабушку возлагались обязанности по воспитанию детей и обеспечению семьи вместе с молодыми матерями-одиночками (173). бабушка особенно фигурировала в «деревенской прозе», в которой рассматривалась сельская местность Советского Союза и характеризовались «поиском национальных ценностей, заботой об окружающей среде и ностальгией по утрате традиционной сельской жизни» (Парте 3).
Естественно, пожилые женщины были идеальными послами идеалов этого жанра, поскольку считались хранительницами фольклорных и духовных традиций. В Доме Матрены дискурс бабушки связан с романтизированной сельской Россией и нравственно превосходящей досовременной славянской этикой, омраченной коммунистическим государством.
Барбара Клементс отмечает, что в 1930-х годах сталинское правительство начало кампании среди крестьянских женщин, чтобы поощрить образование и участие в политических и социальных программах (71). Эти попытки не смогли поколебать прочных корней крестьянских верований и убеждений, существовавших веками. В конце концов, советский режим отказался от этих усилий и разрешил пожилым женщинам практиковать православные ритуалы и традиции (Hubbs 235). Рассказ Солженицына отражает эту реальность, изображая деревню как «микрокосм дореволюционной России» (235), где религия и суеверия остаются частью повседневной жизни. Элемент суеверия виден в боязни деревенских женщин, что дети Матрены погибли из-за того, что она была проклята (Солженицын 38).
Даже у Матрены «сильнейшие убеждения были суеверны» (Солженицын 35), а к современности у нее амбивалентное отношение, ибо она боится поездов (35). Таким образом, дискурс Матрены ближе к идеалам женственности XIX века, а не к советской чемпионке, придуманной Горьким. Ее принципы основаны не на атеистическом коллективистском духе советского режима, а на христианских добродетелях, в которых смирение играет ключевую роль.
Альтруизм Матрёны проявляется в её готовности прийти на помощь. Когда ее попросили о помощи, она «бросила то, что ей дальше делать, и пошла помогать ближнему» (Солженицын 34). В ее самоотверженных поступках нет ни зависти, ни злых помыслов, даже когда их использует председатель колхоза, где она раньше работала. В своих диалогах с другими Матрена просто не жалеет своих усилий и никогда не принимает плату за свой труд. Критики предположили, что эта щедрость и настойчивость перед лицом трудностей возвышают ее до статуса святой (Иваниц 73, Лефковиц и Лефковиц 451). Она очень похожа на Мадонну, которая с радостью отказывается от собственного тела ради служения человечеству.
Любопытно, что Солженицын подчеркивает, что Матрена далеко не истинно верующая, а «язычница» (Солженицын 35), которую ни разу не видели молящейся или крестящейся. Хаббс предполагает, что Солженицын не намеревался связывать сострадание Матрены с христианством, а скорее с более древней религией (236). Возможно, это досовременный крестьянский миф о вседающей Матери-Земле, который, как отмечает Хелена Госцило, повлиял на отношение христианской России к Деве Марии («Мать» 69).). С другой стороны, вера Матрены может быть безмолвной, как и ее голос, поскольку рассказчик утверждает, что на ее стенах висели иконы и что каждое дело она начинала со слов «Бог с нами» (Солженицын 35). Будь то языческий или христианский, голос Матрены — это квинтэссенция просоциальной религиозности без каких-либо праведных чувств. Ее смирение всеохватывающе, что контрастирует с заносчивым революционным женским голосом в Горьком Мать .
Голос Матрены имеет еще одну связь с традицией в его связи со сказками.
Рассказчик описывает ее голос как «теплое, хриплое бульканье, какие бабушки в сказках издают» (Солженицын 31). Его ведет к ней старый торговец молоком, напоминающий архетип помощника в сказочной схеме. Джоанна Хаббс отмечает, что, когда новая жилица впервые встречает Матрену, она похожа на Бабу-Ягу, лежащую на своей печке в доме, полном разных существ (236). Ее первоначальная сварливая реакция на незнакомца может напоминать злую ведьму, но вскоре рассказчик узнает, что Матрена — «восстанавливающая нравственная сила» и наставница (236). Отождествляя ее речь с известным сказочным персонажем, Солженицын использует ту же литературную условность, что и советские авторы, прибегавшие к мифологии в своих изображениях героини-матери.
Бахтин утверждает, что «подойти [к внутреннему человеку] и раскрыть его — точнее, заставить раскрыть себя — можно, только обратившись к нему диалогически» ( Задачи 252). Точно так же «внутреннее я» Матрены открывается рассказчику во время их ночного диалога, где он может увидеть ее в новом свете.
Ее высказывание метафорически вызывает к жизни Матрёну после того, как рассказчик «забыл, что [она] была в комнате» (Солженицын 37). Благодаря речи женщина может существовать, и Матрёна, наконец, может рассказать свою собственную историю. Хотя этот диалог должен был раскрыть перед рассказчиком характер Матрены, истинную сущность ее он постигает лишь в конце, после ее смерти, в обмене с ее невесткой. Рассказчик утверждает: «Только тогда, после этих неодобрительных замечаний золовки, […] я понял [Матрену] так, как никогда не понимал, когда жил с ней бок о бок» (45). По иронии судьбы, в этом диалоге полностью отсутствует голос Матрёны, но именно он отсутствие , раскрывающее истинную природу мертвой женщины. В то время как и Соне, и Маргарите выгодно, чтобы к ним обращались диалогически, Матрёна — нет. Она скорее объект, чем субъект дискурса, благодаря чему в некотором смысле она остается эмблемой, а не личностью.
Кроткая речь Матрены противопоставляется жадности и жестокости Фаддея в другом аллегорическом конфликте женского и мужского голосов.
Существует четкое разделение между двумя персонажами с точки зрения их внешности. Фаддей сохраняет свои черные волосы и юношеское здоровье, а Матрёна искалечена болезнью и старостью. Рассказчик наблюдает напряжение между ними, когда отмечает, что Фаддей « явно нечего было сказать Матрёне» (Солженицын 36), а Матрёна стояла «как немая просительница» (37). Если в «Преступление и наказание» и «Мастер и Маргарита» герой и героиня ведут диалог, то Фаддей и Матрена хранят пакт молчания. Когда встал вопрос о верхней комнате, которую надо разобрать, Фаддей «стал частым гостем, увещевая Матрену и настаивая, чтобы она сдала горницу сейчас же, пока не умерла» (39).). Пассивная речь Матрены противопоставляется напористым методам Фаддея, и в конечном итоге результат оказывается трагичен для женского голоса, ибо именно жадность старика становится причиной смерти Матрены. Хаббс утверждает, что «Фаддей кажется реинкарнацией жестокости и ненасытности советского режима и русских мужчин» (236).
Вторя чувствам Достоевского, духовное великодушие женской речи вновь нравственно торжествует над мужским материализмом и высокомерием. Ее голос несет в себе душу русских традиций и ее неоспоримое благо, сохранившееся, несмотря на тяжелые события, разорявшие ее священную землю.
Солженицын, таким образом, следует традиции Достоевского, рассматривающей женщину как единственную, способную сохранить и восстановить «древнерусские» ценности. Характер Фаддея напоминает демонических персонажей из сказок, чья безжалостность и скупость символизируют злые силы в советской жизни (Ивантис 71-72). Таким образом, противостояние женского и мужского голосов в Доме Матрены имеет большее значение, поскольку две силы также представляют понятия добра и зла. Зло в данном случае проистекает из стяжательства и одержимости «собственностью», которыми был пронизан Советский Союз. Хаббс отмечает, что, несмотря на свою смерть, Матрена остается «единственной настоящей коммунисткой», потому что «[ее] идеал продолжает бросать вызов идеалам государства [в] ее беззаветной преданности своим товарищам [и] в ее отсутствии стремления к материальной выгоде.
(237).
В заключение Солженицын использует извечный мотив многострадальной Матери, чтобы бросить вызов советскому высокомерному дискурсу и разоблачить присущее ему лицемерие. Доброта Матрены раскрывает жадность ее общины и показывает, что отмена частной собственности не уменьшила материалистических пристрастий советских граждан. Ее скромный голос перекликается с романтизированным прошлым, когда основные социальные ценности были истинным признаком эгалитаризма, а не высокомерия экономического и научного прогресса. Приравнивая голос Матрены к Матери-Земле и сказочному бабушек , Солженицын предполагает, что корни русского духа хороши, но они испорчены и искажены патриархальной советской идеологией. Как это ни парадоксально, Солженицын использует ту же методологию, которую использовали писатели-социалисты-реалисты для критики этой идеологии: мифологизируя женщину. Несмотря на свои положительные характеристики, женщина остается симулякром Родины, не в силах избежать символического дискурса, навязанного ей авторами-мужчинами в русской традиции.
Сонечка: Домашняя Мадонна
Традиция женской пассивности зародилась в восточном православии и была повторена в классической литературе девятнадцатого века, а затем вернулась в социалистическую пропаганду Советского государства. Хелена Госкило утверждает, что это заставило русских женщин «[усвоить] […] традиционную мужскую систему прерогатив настолько основательно, что они сами распространяли то самое неравенство, которое их маргинализировало» ( Dehexing 10). Хотя период гласность и перестройка в 1980-е призывали к либерализму и открытости, новые программы не смогли изменить жесткие гендерные роли советского общества (2). Однако западные влияния, проникшие в то время в СССР, в частности дискурс феминизма, привели к возобновлению дискуссии о «должной жизненной нише» женщины (13). Несмотря на это вновь обретенное внимание к женским проблемам, восприятие женщинами себя самих русских оставалось ограниченным традиционными ролями. Это отношение распространялось и на русских авторов-женщин, которые в своих произведениях «сосредотачивались на том, что они знали лучше всего и что их больше всего интересовало: человеческое взаимодействие, часто гетеросексуальные отношения, семейная динамика, конфликты поколений, проблемы самореализации и противоречивые отношения». притязания на работу и дом» (17). В середине 1980-х годов возникла так называемая «новая женская проза», как отход от женской литературы предшествующей эпохи. «Новая женская проза» обозначала произведения, которые были «решительно и сознательно гиноцентричны, в отличие от тех писателей, которые отрицали важность вопросов пола» (Адлам 16). Эта новая форма женской прозы также соответствовала альтернативной литературе того периода, которая, как отмечает Кэрол Адлам, дистанцировалась от морализирующего идеологического подхода социалистического реализма (5).
Российская критика часто использовала женскую прозу как синоним банального написания by , повседневное со всеми его негативными качествами: «мелкое, маломасштабное, приземленное, утомительное, повторяющееся и в конечном счете мертвящее» (Сатклифф, «Порождение» 2). Это противоречило российскому канону, в котором доминировали мужчины, который часто фокусировался на универсальных проблемах, экзистенциальных кризисах и эпической борьбе мужчин. Начиная с Достоевского, три автора, о которых говорилось ранее, сталкиваются с такими великими темами, как борьба человека с нигилизмом, попытка художника индивидуализироваться в коллективистском обществе и разрушение традиционных ценностей перед лицом современности. Женская проза, с другой стороны, использовала индуктивный подход к пониманию жизни, сосредоточив внимание на тривиальных деталях повседневности, а не на дедуктивном подходе, используемом большинством российских авторов-мужчин (38).
Людмила Улицкая опубликовала свою первую повесть « Сонечка », получившую признание критиков в 1992 году. Война, оттепель и застой. На протяжении повествования одноименная героиня Улицкой из псевдоинтеллигентки превращается в домашнюю домохозяйку. Женский дискурс у Улицкой характеризуется изменением и используется как инструмент для передачи воздействия грандиозных событий на человека и дом. Напряжение мужского/женского диалога сосредоточено на понятии творчества и возможности женской домашней эстетики, равной мужской художественной изобретательности. В то время как голос Сонечки слышен в основном через пассивное бормотание и вздохи, Улицкая не отвергает бытовой дискурс героини, а обосновывает его среди других типов женских голосов, избегая склонности своих предшественников-мужчин морализировать женскую добродетель или пропагандировать ее превосходство.
Улицкая смотрит на историю через женский дискурс домашнего хозяйства и личных трудностей. Сонечка и ее семья переживают главные потрясения двадцатого века, но эти события отходят на второй план. Вместо этого в повествовании подчеркивается их влияние на человека. Бенджамин Сатклифф называет это «трансисторической темпоральностью», которая через репрезентацию женской домашней жизни предлагает «косвенную критику истории» («Порождение», iv). Бытовой дискурс Сонечки подчеркивается среди социальных потрясений того периода в противовес масштабной «мужской» экономической и политической борьбе (3). Однако женский голос остается равнодушным, а иногда и наивным к историческим изменениям, происходящим вне дома. Сонечка бежит к классикам русской литературы, чтобы «увильнуть от необходимости жить в пронзительном пафосе 19-го века».30-е годы и пусть ее душа пасется на просторах великой литературы России девятнадцатого века» (Улицкая, 5). После замужества Сонечку интересует только то, как внешние события приносят пользу или вред ее семье, что видно, когда она мечтательно говорит Роберту: «Когда война закончится и мы победим, наша жизнь будет такой счастливой» (15). ), обнаруживая ее политическую наивность. Кроме того, она не участвует в интеллектуальных беседах между артистическими друзьями Роберта мужского пола, которые «[имеют] очень мало отношения к заботам времени за дверью» (31). Она просто продолжает свою домашнюю работу по штопанию чулок своей дочери и «[греется] благоговейно в тепле и свете [мужского] общеуместного разговора» (31). В этом смысле Сонечка напоминает булгаковских и солженицынских героинь, живущих в неспокойное время, но говорящих только о романтической любви и стремлении быть частью общества соответственно. Диалога между исторической реальностью и главной героиней в 9-м фильме практически нет.0240 Сонечка . В отличие от диалогизированного достоевского героя-мужчины, Сонечка обращена не вовне (Бахтин, Проблемы 251), а вовнутрь.
Сонечка занимается, по крайней мере вначале, обменом другого рода: диалогом с литературой. Ее описывают как «книжного червя» (Улицкая 3), одержимо потребляющего литературу, а первый литературный персонаж, с которым ее отождествляют, — Наташа Ростова из романа Толстого « Война и мир ». Героини (сочиненной мужчиной) русской литературы, в том числе и толстовская Наташа, как обсуждалось выше, изображались обладающими «естественным» превосходством, невоспитанными и девственными» (Heldt 4). Если первоначальный обмен и первое влияние Сонечки — это эти идеализированные литературные мученики, то вопрос, поставленный Дайан Прайс Херндл, состоит в том, какой ее дискурс является истинным, а какой — тем, который она усвоила из традиции (7). Жизнь Сонечки разворачивается в почти шаблонном архетипе альтруистичных и жертвенных женщин, которые можно увидеть в нарративах Достоевского и Солженицына. В своих снах Сонечка плетет собственное повествование, в котором она «существует как полноценная героиня (или герой), идущая по натянутому канату между волей автора, которую она вполне осознавала, и собственным автономным побуждением к движению, поступкам, и действие» (Улицкая, 4). Героиня Улицкой в бодрствовании тоже колеблется между монологизированными голосами женщин в читаемой ею литературе и собственной автономной, диалогизированной волей. Возникает вопрос, принимает ли она предательство Роберта из-за своего великодушия или потому, что просто идет по стопам своих литературных героинь. Ее возвращение к чтению в старости и цикличность ее жизни, кажется, подтверждают, что она попала в ловушку воли канонических авторов-мужчин.
Помимо любви к чтению, Сонечку отличает неуклюжая, почти карикатурная телесность: грушевидный нос, «незапоминающийся зад», большая грудь (Улицкая, 3). Госцило утверждает, что «новая женская проза» разработала «стратегию экстернализации, максимальной осязаемости, посредством которой не слезливые причитания, а женское тело — как физический и тропологический центр текста — свидетельствует о женском опыте» ( Dehexing 89). Тело становится «языком» женщины, а не ее реальным высказыванием. Так что, хотя голос Сонечки едва слышен, ее тело говорит о многом. Если традиция мужской литературы завладела речью русской женщины и заставила ее замолчать, то авторы-женщины были вынуждены найти новое средство, с помощью которого они могли бы передать свой уникальный опыт. В дискурсе героини ее женственное тело сочетает в себе личность матери и жены. Первая тем, что давала дочери грудное молоко, а вторая тем, что доставляла сексуальное наслаждение мужу, посредством чего «тело [Сонечки] безмолвно и радостно [удовлетворяло] аппетиты этих двух ненадежных существ, неразлучных с нею» (Улицкая 24). Таким образом, телесность сопутствует семье в рассуждениях Сонечки (Сатклифф, «Мать» 616), в отличие от молодого поколения, которое рассматривает тело как средство экспериментирования и самопознания (Таня) или как инструмент, который нужно использовать. для выживания (Ясия). Во всех трех случаях, хотя они и несут разные коннотации и последствия, женское тело выдвигается на первый план, а не скрывается от стыда.
Дискурс Сонечки меняется после замужества с Робертом, где она отворачивается от эскапистских литературных фантазий к банальностям повседневного существования. Ее талант к чтению заменяется приземленными задачами материнства и домашнего хозяйства, которые Сонечка считает более значительными, чем любое литературное событие или персонаж. Воображаемый дискурс героини резко обрывается реальностью, наводя на мысль, что интеллектуальное и домашнее не могут сосуществовать в жизни женщины. Однако Улицкая не изображает одомашнивание Сонечки как негативную трансформацию, тем самым бросая вызов русскому литературному канону, сдвигая идеал от (мужской) духовности и интеллектуализма к (женской) повседневной жизни (Салис 446).
Улицкая не отвергает одомашненный дискурс и не считает его бесплодным и скучным; и наоборот, обыденное рассматривается как «художественный ресурс» и «проводник к высшему смыслу» (Сатклифф, «Порождение», iv). Даже Роберт иногда утверждает «истинно эстетическое качество, возвышенную осмысленность и красоту домашнего творчества Сонечки» (Улицкая 43). Аспекты домашней жизни становятся способом воссоединиться с творчеством и духовностью героини и выразить их. Улицкая заявила в интервью, что Сонечка «строит свою жизнь […] легко и с большой естественностью вокруг семьи, для семьи. […] [У]довлетворенность жизнью находится в прямой зависимости от того, насколько ей удается выполнять свой долг, как она его понимает» (qtd in Salys 452).
Улицкая, в отличие от рассмотренных выше авторов-мужчин, находит баланс в своих произведениях о женщинах, потому что исследует другие женские дискурсы. Автор дарит Тане и Ясе счастье, несмотря на то, что они полностью оторваны от домашнего дискурса семейной жизни. Таня получает в награду ребенка и престижную карьеру, а Яся — сказочный счастливый конец. Все три голоса аутентифицированы и представлены без осуждения как нюансированный вызов традиционному бинаристскому взгляду на женщин либо как на святую мать, либо как на шлюху.
Однако даже в повести Улицкой сохраняется легкая связь с почитаемой фигурой Мадонны. Самоотверженность Сонечки можно рассматривать как отражение снисходительности Мадонны. Улицкая, однако, ниспровергает эту связь, подчеркивая еврейство героини. Сонечка выполняет свои религиозные обязанности через домашние дела, где первые, вторые и третьи блюда, которые она подает своей семье, приравниваются к трем составным частям Ветхого Завета — Торе, Невиим и Кетувим — и она видит свою защиту осиротевшей Ясии. как мицва (доброе дело). Улицкая подрывает традиционный троп мученицы, удаляя христианскую идеологическую обработку своей героини, тем самым утверждая, что корень этого тропа скорее культурный (или даже биологический), чем религиозный.
Бахтин утверждает, что «слово живет как бы на границе своего контекста и другого, чужого, контекста» ( Диалогика ). Таким образом, женский дискурс желает взаимодействовать с «другим», чтобы найти свою собственную идентичность и создать субъективное значение. Улицакай признает эту необходимость общения и воздерживается от сравнительного подхода, который отдает предпочтение одному дискурсу (обычно мужскому) другому. Римгайла Салыс утверждает, что в тексте Улицкой «женщины определяют себя в жизни «относительно», то есть в связи с окружающими и с осознанием их окружающих, а мужчины определяют себя «оппозиционно», отделяя себя от образцов для подражания и сверстников». 443). Таким образом, Роберт следует топосу художника-интеллигента, увиденного у Достоевского и Булгакова, который утверждает свою индивидуальную гениальность, отделяя свой голос от окружающего его какофонического шума. Речь Роберта наполнена разнообразным опытом: путешествиями, славой, женщинами и даже отступничеством от своих еврейских корней. В то время как дискурс Роберта тщательно диалогизируется за счет ассоциации с публичной сферой, Сонечка в силу своей биологии ограничена домашним пузырем. Улицкая в интервью подтверждает этот эссенциалистский взгляд на гендер: «Мир мужчины и мир женщины — это два разных мира. В некоторых местах они пересекаются, но не полностью. Есть сферы преимущественно мужских интересов и сферы женских интересов» (Гостева, 80). Это продолжается в традиции «гендерного бинаризма» в русской культуре, «феминизирующей природу и маскулинизирующей культуру» (Госцило, 9).0240 Дегексагирование 45). Улицкая, однако, не ставит один дискурс выше другого; хотя Роберт отвергает любовь Сонечки к русской литературе и редко обращается к ней диалогически, его речь не представляется гнетущей или злобной. Салыс утверждает, что Улицкая «признает мужскую оппозицию [Роберта], […] его стремление поглотить мир как неизбежную и неотъемлемую часть творческого процесса» и «признает — и возвышает — Сонечку, воплощающую идеал в повседневной жизни через отношения, которые поддерживают ее центральное место в новелле» (Salys 462).
В заключение Сонечка в традициях «новой женской прозы» отворачивается от классических произведений России девятнадцатого века и дидактических нарративов советской эпохи, отказываясь «предлагать моральную опеку народу». (Адлам 6). В нарративе Улицкой представлены три женских голоса, каждый из которых, включая молчание Сонечки, оценивается как положительный. Женское внимание к банальным деталям повседневной жизни обеспечивает уникальный взгляд на историю с точки зрения человека. Женское тело и материнский домашний уют дают новый язык Сонечке, чье самопожертвование не высмеивается, а вместо этого награждается миром и довольством в старости. Дискурс женского начала by удаляется из своих пешеходных ассоциаций и утверждается как значимая и полноценная сфера, а не принижается в пользу мужского «высокого» дискурса. Улицкая не предлагает абсолютной парадигмы женственности, но допускает гибкость и изменение как два основных аспекта женского голоса. Однако, по ее мнению, остается проблематичным биологический эссенциализм женственности и мужественности. Хотя творчество разрешено обоим полам, сферы, в которых оно проявляется, отделены друг от друга, как два разных мира.
Анна Андриановна: женщина из подполья
Если бы всем вышеперечисленным вымышленным женщинам дали возможность кричать, Анна Андриановна Людмилы Петрушевской была бы самой громкой. В своем коротком романе Время: Ночь (1992) Петрушевская отказывается навязывать своей героине дискурс религии, иконографии, любви или сентиментальности, а вместо этого позволяет ей говорить самой. Хотя ее считают автором «новой женской прозы», Петрушевская отвергает категорию «женской литературы», как указывает Кристин Энн Петерсон, и утверждает, что ее стиль «краток и мужественен» (167). Она отличается от других писательниц, таких как Людмила Улицкая, тем, что утверждает: «Я пишу о событиях, катастрофах. Никогда о повседневных событиях» (qtd in Peterson 163). Лишенный бытовой стройности и сентиментальности авторский мир в 902:40 The Time: Night наполнен «физическими лишениями и невзгодами […], эмоциональным насилием, болью и насилием» (Woll 125). Голос героини Анны Андриановны гротескно преувеличенно корыстно рассказывает о нежной бабушке и самоотверженной матери. Женский голос пойман в ловушку этого самомифологизирующего паттерна, передавая его от матери к дочери, превращая историю в циклическую сущность, лишенную всякой надежды на изменение. Ее нарратив поглощает все остальные и радикален в том смысле, что заставляет мужчину замолчать и ставит его в подчиненное положение. Текст Петрушевской участвует в «критическом диалоге с мифическими версиями женственности» (Доак 179).) и сардонически развенчивает интернализованную иконографию Женщины, веками присутствующую в русской культуре и литературе.
Коннор Доак отмечает, что Анна Андриановна использует романтизированное повествование о старухе или бабушке, преобладающее в советской «деревенской прозе», как «автобиографическую стратегию для исполнения роли мученицы» и «сохранения архетипической роли заботливой бабушки ». (174). Петрушевская иронизирует этот идеализированный образ старухи через придуманное Анной Андриановной повествование о мученичестве и противоречащей реальности ее эгоистической тирании. 9Бабушка 0240 советской литературы, такая как Матрёна Солженицына, изображалась нежной и заботливой, но часто молчаливой женщиной, у которой не было иной цели, кроме как обеспечивать окружающих. В The Time: Night бабушке дается выдающийся голос, которым она рассказывает свою собственную историю. Женская молчаливость разбита, и личность Анны взрывается на страницах, раскрывая тайные дела, стоящие за мифом о кроткой Матери. То, что раскрывается в сочинениях Анны, — это тревожное чудовище контролирующей и самообманчивой женщины, которая тиранизирует свою семью «посредством воспитания и повествования» (Петерсон 239).). Это проявляется в навязчивой любви Анны к своему маленькому внуку Тиме, которого она время от времени держит от его матери (дочери Анны), и в ее жалости к себе рассказах о том, как она заботится о ребенке, несмотря на то, что он был для нее тяжелым бременем. Первое впечатление читателя об Анне — это ее визит к соседям под видом светских визитов, а на самом деле в поисках еды. Тима устраивает сцену в доме Маши, бывшей коллеги Анны, что побуждает Анну замечать: «Вот почему люди не хотят нас видеть, из-за Тимы» (Петрушевская, 2). Когда ей предлагают еду, она «ведет себя как английская королева» (2), отказывая в ней себе и вместо этого предлагая ее внуку. Она воссоздает мотив страданий Мадонны для своего ребенка. Однако в своих ночных исповедях она называет его «требовательным негодяем» (11) и упрекает Алену за то, что она «сбросила своего ребенка на дряхлую старуху» (13).
Анна использует юного Тиму в качестве рычага в своих спорах с Аленой, чтобы обострить ее комплекс мученика и сблизиться с доброй бабушкой или скорбной Мадонной. Даже в своей любви к Тиме Анна сосредоточена в основном на себе в соединении с внуком, как будто они составляют неразрывное целое, заявляя: «Солнышко мое! Всегда и везде были только ты и я, и так и останется» (21). Анна похожа на Сонечку, которая определяет свой голос через реляционный подход, но в случае первой «дискурс сентиментальной семейной любви […] легко становится средством угнетения как для бабушки, так и для внука» (Doak 177) . Анна становится рабыней своего внука, а он, в свою очередь, задыхается от ее навязчивой любви. Таким образом, увечье чтимых бабушка икона через эгоцентричный и деструктивный дискурс Анны Андриановны бросает вызов русскому архетипу святой старицы.
В мире Петрушевской образ Анны Андриановны не только оторван от упомянутых выше идеализированных изображений материнства, но и само материнство деромантизировано и осквернено. Для Анны материнство — неудовлетворительная и разочаровывающая роль, поскольку она размышляет о том, что «мать» — это «самое святое из слов, но время идет, и вы обнаружите, что вам нечего сказать своему ребенку, а вашему ребенку нечего сказать». тебе» (Петрушевская, 51). Между Анной и Сонечкой Улицкой есть определенное сходство, так как обе брошены своими детьми. Тем не менее, в то время как последняя может только молча принять ее страдания, первая способна вербализовать свой гнев и выразить свое разочарование и иногда отвращение, которое она испытывает к Алене и Андрею, своим детям.
Женский голос в The Time: Night имеет полную свободу обращаться к читателю напрямую от первого лица, без каких-либо повествовательных инстанций более высокого порядка. Это позволяет Анне, как ненадежному рассказчику, построить свою личность как якобы положительный пример материнства. Она делает это, неоднократно привлекая внимание читателя к своим альтруистическим мотивам и используя преувеличенный лирический язык, говоря о своей любви к своему потомству. Дискурс самопожертвования показан в ее роли бабушки: она отказывает себе в еде, карьере и общественной жизни ради обеспечения маленького Тимы. Анна усиливает свою доброту, называя Тиму «бедным сиротой» (Петрушевская, 6), хотя он не сирота, и подчеркивает тот факт, что он называет ее «матерью», делая ее жертвы еще более глубокими. Она также сравнивает своих детей, особенно сына Андрея, с паразитами, которые стремятся украсть ее ресурсы и привязанность. В конечном счете, в этом тексте искажается понятие материнства. Елена Госцило утверждает, что самоотречение Анны Андриановны «происходит из менее чем замечательных добродетелей» и служит «способом непримиримого садистского контроля и вампиризма — и все во имя любви» («Мать» 108). Анна постоянно манипулирует своими детьми, играя роль жертвы: «Чем я это заслужила?» (Петрушевская, 8) — и настаивает на том, что ее страдания — «естественное» следствие большой материнской любви. Используя эти игры разума, Анна хочет контролировать своих детей и «использовать психологическую силу для [своих] собственных сложных и в значительной степени непризнанных целей» (Goscilo, «Mother» 104).
Хелена Госцило утверждает, что матери в нарративах Петрушевской «нарративно стирают [своих] отпрысков, не позволяя им существовать или говорить независимо от ненасытного материнского эго» («Мать» 105). Особенно проявляется сила Анны Андриановны в том, как она отрицает голос своей дочери Алены и вычеркивает ее из диалога. Мать и дочь не могут общаться, что часто приводит к недопониманию и обидам. Они редко общаются посредством прямого словесного диалога, а вместо этого используют непрямые средства, такие как дневник Алены или подслушивание споров друг друга с кем-то еще. Несмотря на ее желание заставить читателя поверить в обратное, Анна, похоже, несет ответственность за отсутствие общения. Она продолжает разговоры в своей голове, а не с дочерью (Петрушевская, 100), и навязывает дневнику Алены свои интерпретации. В каком-то смысле Анна монологизирует Алену, поскольку не дает дочери свободы построения самостоятельного повествования. Осуждающие и саркастически жестокие комментарии Анны о распущенности и наивности ее дочери делают ее тираническим «автором», не желающим принять «недоработанность» другого. Финал становится гротескным, поскольку Анна навязывает своей семье полное молчание через повествование о массовом самоубийстве, в результате чего она начинает представлять его последствия еще до того, как подтвердит свои опасения.
В отношениях матери и дочери история бессмысленно повторяется без каких-либо признаков прогресса или изменений. Есть некоторое лицемерие в том, как Анна Андриановна осуждает Алену за то, что она имеет внебрачных детей и завязывает роман с женатым мужчиной, так как дочь просто повторяет ошибки матери. Кроме того, Анна оплакивает деспотическое высокомерие своей матери Симы в «вечной мудрости против [Анны] глупости» последней (Петрушевская 117) и своей материнской «собственнической» любви (81). И все же Анна, по иронии судьбы, не видит сходства с тем, как она относится к Алене. Чтобы добавить дополнительный уровень сложности, Анна высмеивает мученическую речь в дневнике Алены, увековечивая ее в своем собственном повествовании. Хелена Госкило утверждает, что дочери остаются копиями своих матерей, даже если активно избегают повторения ошибок старших женщин. Это приводит к «специфическому конечному эффекту застоя, perpetuum mobile во временном пространстве, которое производит «историю» — задуманную как механическое повторение без значительных изменений или импульса» ( Dehexing 37). Это тщетное отражение женской идентичности отражает советскую историю, которая снова и снова перерабатывала концепции без каких-либо реальных доказательств прогресса, который провозглашался в ее пропаганде. В отношении женского дискурса одни и те же тропы и архетипы эхом отдаются в истории литературы, от Пушкина до постсоветской условной прозы. Таким образом, женский идеализированный дискурс на протяжении веков сводился к одной и той же формуле, интернализируемой как реальными, так и вымышленными женскими персонажами. Петрушевская ставит под сомнение правдоподобие стандартных женских персонажей и предлагает читателю увидеть за их идеологической поверхностностью.
В тексте Петрушевской нет диалога между мужским и женским дискурсами, потому что мужской голос замолкает. В полном отходе от текстов, обсуждавшихся выше, всемогущий женский голос поглощает мужское высказывание в свое собственное повествование и интерпретирует мужчин как простые объекты в своем мире. В то время как Алене позволено говорить, хотя и косвенно через ее дневник, Андрей существует только как персонаж в саморассказе Анны Андриановны. Это явная гендерная инверсия героя-мужчины Достоевского, для которого женщины фигурируют лишь как внешние элементы его собственного дискурса. Со стороны мужчин матриархальному рассказчику не брошены вызовы, и поэтому она рисует их так, как считает нужным. Она видит мужчин как жестоких вампиров, высасывающих жизнь из женщин, с которыми они вступают в контакт. Петрушевская высмеивает вышеупомянутый этос «высшей» русской женщины, морально и эмоционально противоположной «лишнему» мужчине. Ирония в том, что оба мужчины и женщины истеричны, сбиты с толку и захвачены циклом, в котором они в равной степени «причиняют и испытывают боль в непрерывной цепи взаимного насилия» (Goscilo, Dehexing 19).
В эгоистичном повествовании Анны мужчины смешны, инфантильны и разрушительны. Она рассказывает, как во время ее соседских визитов мужчины в этих семьях слабеют, закатывают истерики и бегут к матриарху, чтобы рассказать свои «плаксивые истории» (Петрушевская 6-7). Мужчины жестоки, «грубы и подлы» (7) в отличие от женщин, которые, хотя иногда и неохотно, предлагают еду и компанию Анне и Тиме. Анна в роли кошмарной свекрови плохо относилась к мужу Алены, Саше, когда он жил в их переполненной квартире. Анна ясно дает понять свое отвращение, когда вмешивается комически злобными комментариями в дневнике Алены: « Он просто делил со мной постель, ел [тут комментарии не нужны – А.А.] пил чай [отрыгивал, мочился, ковырялся в носу – А.А.] брился [свое любимое занятие – А. А.] читал , выполнял задания и написал свои лабораторные заметки » (курсив и скобки в оригинале)(22). Отвращение Анны к мужчинам практически не подавляется почти во всех ее взаимодействиях с ними.
Андрей, сын Анны, это отдельная история. Всегда придумывая оправдания его поведению, она изображает его жертвой его ужасных тюремных переживаний и его алкоголизма. Он инфантилизирован своей зависимостью от матери, которая, в свою очередь, использует его как «еще одну возможность для личного мифотворчества» (Доак 178), где она подражает поэтессе Анне Ахматовой, тезке героини, чей сын также был приговорен к тюремному заключению. тюремный лагерь. Хотя Андрей ворует у Анны Андриановны, не раз угрожая и оскорбляя ее, она продолжает раболепствовать ради любимого сына и, как и в случае с Тимой, выражает свое страдание и любовь к нему в экспансивных выражениях. Анна заявляет: «Андрей вернулся из лагеря и ел мою селедку, мою картошку, мой черный хлеб, пил мой чай и пожирал мой разум, как всегда, и сосал мою кровь, он был плоть от моей плоти, но желтый, грязный, усталый до смерти». (Петрушевская 73). В повествовании есть намеки на двойные стандарты и фаворитизм Анны в описании ее двоих детей. В то время как она считает сексуальные переживания Алены постыдными и недостойными, Анна не протестует, когда Андрей приводит домой двух проституток, чтобы доказать свою мужественность. Отношения Анны с сыном разоблачают извращенный мазохизм материнского дискурса и то, как он становится силой разрушения и дезинтеграции в семейной динамике.
В заключение, сочинения Петрушевской циничны в своем подходе к семейной жизни, изображая ее членов как эго, бесконечно рикошетирующих друг от друга без цели и решения. Петрушевская критикует выдуманные архетипы женственности и материнства, пронизывающие классический русский литературный канон. Наделяя свою героиню голосом, посредством которого она способна выражать свои сокровенные мысли, автор обнажает ужасы прежде идеализированной семейной жизни. Она драматизирует тревожные последствия, которые возникают, когда женский голос теряет свою гибкость и вместо этого стремится обнародовать фиксированные парадигмы идеализированной женственности.
Заключение
Литература, написанная мужчинами, созданная в советское время, следовала парадигмам женственности, установленным в России девятнадцатого века. Хотя женщины получили больше свободы, общество оставалось патриархальным, и женский голос в произведениях двадцатого века по-прежнему сдерживался молчанием. Молчание в мире Достоевского связано с христианским смирением и вознаграждается в конце концов шансом на искупление. Среди женских персонажей, рассмотренных выше, солженицынская Матрена наиболее ярко воплощает эту добродетель. Ее голос почти не слышен в рассказе, но она изображает просоциальную этику, противостоящую злу коммунизма. Маргарита и Сонечка поначалу обладают сильным дискурсом, но в конце возвращаются к добровольному молчанию. Только Анне Андриановне удается вырваться из тишины через письмо. Героиня Петрушевской ниспровергает привычные представления о женщинах своим черным юмором и сардоническим повествованием. Как только женщине позволено говорить, она разбивает ожидания и раскрывает глубину, в которой ей было отказано в русском каноне.
Мотив материнства – своеобразный элемент русской литературы. От ассоциаций с Девой Марией до близкого родства с всеохватывающей Родиной — а позже в советской пропаганде и с ревностным социалистом — материнство часто изображается как концептуальное, а не индивидуальное. В то время как упомянутые выше советские авторы-мужчины прославляют культ материнства, их коллеги-женщины считают комплекс Мадонны «гротескно несоизмеримым с [их] реальным жизненным опытом, а также с их литературными устремлениями и средствами» (Goscilo, 9).0240 Дегексагирование 97). Улицкая и Петрушевская проблематизируют этот комплекс, ниспровергая связь своих героинь с Мадонной. В то время как Сонечку исключают из этого объединения по причине ее еврейской веры, материнство Анны Андриановны изображается чудовищным. Таким образом, писательницы отвергают идеализированный дискурс материнства как деструктивный процесс для реальных женщин, которые никогда не смогут подражать такому возвышенному примеру.
Писатели-мужчины советской литературы последовали примеру Достоевского, используя женский голос как средство для собственной кампании против того, что они считали репрессивными идеологиями. Рассуждения Маргариты и Матрены, как уже отмечалось ранее, представляют собой полемику против советской лживости и жадности. Все три представленных здесь писателя-мужчины мало интересуются взрослением и борьбой женственности. Женщина — это таинственный «другой», который может быть расшифрован только через символизм и косвенный дискурс. И наоборот, женщины-писатели пытаются обосновать возвышенную Женщину и вместо этого представить борьбу повседневной жизни, семейные раздоры и домашние банальности.
Общим знаменателем для всех вымышленных женщин в этом исследовании является их диалогическая оппозиция своим коллегам-мужчинам. Три автора-мужчины представляют женский и мужской дискурс как идеологические противоположности: восточные и западные ценности у Достоевского, муза и творец у Булгакова, советская жадность и крестьянская доброта у Солженицына. В этих диалогах женский голос торжествует благодаря своей «превосходной неполноценности» и тому, что Барабара Хельдт называет «ужасным совершенством» (5). Диалогическая оппозиция Улицкой основана на эссенциализме: мужчины и женщины биологически и интеллектуально различны. В конечном счете, между двумя дискурсами нет конкуренции, потому что они оба признаны и им разрешено мирно сосуществовать. Однако мир Петрушевской полон конфликтов, среди которых постоянное обвинение мужчин женщинами. 902:40 Время: Ночь представляет собой наиболее ожесточенное столкновение двух дискурсов при полном отсутствии мужского голоса.
Гендерный бинаризм ощущается в российском обществе повсеместно, и это отрицательно сказалось на феминистском дискурсе в постсоветской культуре. Многие писательницы и интеллектуалки, в том числе Улицкая и Петрушевская, несмотря на их гиноцентрическую озабоченность, не считают себя феминистками (Goscilo, Dehexing 10). Сегодня российское общество по-прежнему считается патриархальным и известно своим жестким взглядом на гендерные роли. В 2013 году глава Русской православной церкви заявил, что феминизм «очень опасен», и призвал женщин сосредоточиться на своих домашних и материнских обязанностях. Он утверждал, что судьба России находится в руках женщин, поэтому разрушение гендерных ролей может привести к разрушению Родины (Старец). Это, по сути, продолжает тенденцию женского «ужасного совершенства», веками подтвержденную русской литературой.
Таким образом, угнетение женского голоса остается актуальной проблемой в современном российском обществе. Изучение женского дискурса в литературе девятнадцатого века и советской эпохи выявляет модели мышления, обеспечивающие неполноценное положение женщин сегодня. Однако женскому голосу нужно дать возможность существовать, кричать, вступать в диалог с миром. Ведь «два голоса есть минимум жизни, минимум существования» (Бахтин, 9).0240 Проблемы 252). ■
Библиография
Adlam, Carol. Женщины в русской литературе После гласности: женские альтернативы . Лондон, Великобритания: Legenda, 2005. Печать.
Бахтин Михаил. Диалогика Воображение: четыре эссе . Транс.Майкл Холквист. Остин: Universityof Texas Press, 1981. Интернет.
Бахтин Михаил. Рабле и его мир .Пер. Элен Извольски. Блумингтон: Indiana University Press, 19.84. Google Книги.
Бахтин Михаил. Проблемы творчества Достоевского Поэтика . Эд. и транс. Кэрил Эмерсон. Миннеаполис: University of Minnesota Press, 1984. Печать.
Баркер, Адель Мари и Джин М. Гейт. История женской Письменность в России . Нью-Йорк; Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета, 2002.
Барта, Питер. Гендер и сексуальность в русской цивилизации . 5 Том. Лондон: Рутледж, 2001. 9.0003
Божур, Элизабет Клости. «Использование ведьм у Федина и Булгакова». A Собственный сюжет: Женщина Главный герой русской литературы . Эд. Сона Стефан Хойсингтон. Эванстон, Иллинойс: Издательство Северо-Западного университета, 1995. Печать.
Биша, Робин. Русские женщины, 1698-1917: Опыт и выражение, Антология Источники . Блумингтон, Индиана: Издательство Университета Индианы, 2002.
Блейк, Элизабет. «Соня, не молчи больше: ответ на женский вопрос в «Преступлении и наказании» Достоевского». The Slavic and East European Journal 50.2 (2006): 252-71. JSTOR.
Браун, Эдвард Джеймс. Русская литература со времен революции . Нью-Йорк, Нью-Йорк: Collier Books, 1963.
Булгаков, Михаил. Мастер и Маргарита . Транс. Дайана Льюис Бергин и Кэтрин Тирнан О’Коннор. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Vintage International, 1995. Печать
Клементс, Барбара Эванс . Дочери Revolution: A History of Women in СССР . Арлингтон-Хайтс, штат Иллинойс: Harlan Davidson, Inc., 1994. Печать.
Конди, Нэнси. Советская иероглифика: Визуальная культура конца ХХ Век Россия . Блумингтон, Индиана: Издательство Индианского университета, Google Книги.
Далтон-Браун, Салли. Голоса из пустоты: Жанры Людмилы Петрушевская а. Нью-Йорк:
Berghahn Books, 2000. Доак, Коннор. «Бабушка пишет в ответ: бабушки и внуки во времена Людмилы Петрушевской: ночь». Форум современного языка Исследования 47.2 (2011): 170-81. JSTOR.
Достоевский Федор. Дневник писателя Том 1: 1873-1876 . Транс. Кеннет Ланц. Эванстон, Иллинойс: Northwestern UP, 1997. Печать.
Достоевский Федор. Преступление и Наказание . Транс. Констанс Гарнетт. Минеола, Нью-Йорк: Dover Publications, 2001. Электронная книга.
Старейшина Мириам. «Феминизм может разрушить Россию, утверждает Патриарх Русской Православной Церкви». The Guardian 09 апреля TheGuardian.com. Интернет.
Эмерсон, Кэрил. «Бахтин и женщина: нетопика с огромными последствиями». Плоды ее перья: Очерки современного русского языка Женская культура . Эд. Хелена Госцило. Армонк, Нью-Йорк: М. Е. Шарп, 1993.
Горький, Максим. Мать . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Appleton and Company, 1911 г., 1911 г. Проект Гутенберга.
Госцило, Елена. Расшифровка секса: русский Женственность во время и после Гласность . Анн-Арбор: University of Michigan Press, 1996. Print
Goscilo, Helena. «Мать как Мотра: суммирование повествования и воспитания в Петрушевской». Собственный сюжет: Главная героиня на русском языке Литература . Эд. Сона Стефан Хойсингтон. Эванстон, штат Иллинойс: издательство Северо-Западного университета, 1995 г., печать.
Гостева Анастасия. «Людмила Улицкая: «Я принимаю все, что дано»: интервью». Российские исследования в Литература 37.2 (2001): 72-93. JSTOR.
Хельдт, Барбара. Ужасное совершенство: женщины и русская литература . Блумингтон: Издательство Индианского университета, 1987. Печать.
Херндл, Дайан Прайс. «Дилеммы женского диалога». Феминизм, Бахтина и диалогичность . Эд. Дейл М. Бауэр и С. Джарет МакКинстри. Олбани: Государственный университет Нью-Йорка, 1991. Печать.
Хильдегард, св. Комплексное лечение .Пер. Патрик Мэдиган. Колледжвилль, Миннесота: Liturgical Press, 1994. Google Книги.
Хаббс, Джоанна. Россия-матушка: Женский миф в русской культуре . Блумингтон: издательство Университета Индианы, 1988. Google Книги.
Иваниц, Линда Дж. «Три примера крестьянского оккультизма в русской литературе: встречи интеллигенции с народом». Оккультизм в русском и советском языках Культура . Эд. Бернис Глатцер Розенталь. Итака, Нью-Йорк: Издательство Корнельского университета, 19.97. ДЖСТОР.
Библия короля Иакова . Нэшвилл, Теннесси: Библия Холмана, 1973. Печать.
Лапидус, Рина. Страсть, Унижение, Месть: Ненависть в мужчине-женщине Отношения в 19-м и 20-м -м Век Русский Роман . Лэнхэм, доктор медицины: Lexington Books, 2008. Печать.
Лефковиц, Барбара Ф. и Аллан Б. Лефковиц. «Старость и современное литературное воображение: обзор». Зонды: Междисциплинарный журнал 59.4 (1976): 447-66. JSTOR.
Липовецкий М. Н. и Элиот Боренштейн. Русская постмодернистская фантастика: Диалог с Хаосом . Армонк, Нью-Йорк: ME Sharpe, 1999.
Макгакин, Джон Энтони. Энциклопедия восточных православных Христианство . Малден, Массачусетс: John Wiley & Sons, 2011.
Мурав, Гарриет. «Читающая женщина у Достоевского». Собственный сюжет: главная героиня русской литературы . Эд. Сона Стефан Хойсингтон. Эванстон, штат Иллинойс: издательство Северо-Западного университета, 1995. Печать.
Парте, Кэтлин. Русская деревенская проза: Светлое прошлое . Принстон, Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета, 1992. Google Книги.
Петерсон, Кристин Энн. «Чужой в городе: жанр и место в творчестве Николая Гоголя и Людмилы Петрушевской». ProQuest , UMI Dissertations Publishing, 2000. JSTOR.
Петрушевская Людмила. 902:40 Время: Ночь . Транс. Салли Лэрд. Лондон: Virago Press, 1994. Печать.
Салыс, Римгайла. «Сонецкая Людмилы Улицкой: гендер и конструирование идентичности». русский, хорватский и сербский, чешский и словацкий, польская литература 70.3 (2011): 443. JSTOR.
Шустер, Элис. «Роль женщин в Советском Союзе: идеология и реальность». Русское обозрение 30.3 (1971): 260-7. JSTOR.
Слэттери, Деннис Патрик. Лимбо осколков: Очерки мифа о памяти и Метафора . Нью-Йорк: iUniverse, Google Книги, 2007 г.
Солженицын Александр. «Матренин дом». Encoutners 18.1 (1963): 28–48 Web. UNZ.org.
Стайтс, Ричард. Женское освободительное движение в России: феминизм, нигилизм и большевизм, 1860-1930 . Принстон, Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета, 1978 г. , печать.
Штраус, Нина Пеликан. Достоевский и Женщина Вопрос: Перечитки на Конце века . Нью-Йорк: Издательство Св. Мартина, 1994. Печать.
Сатклифф, Бенджамин Мэсси. «Порождение быта: русское женское письмо и повседневная жизнь от И. Грековой до Людмилы Улицкой». ProQuest , UMI Dissertations Publishing, 2004.
Сатклифф, Бенджамин. «Мать, дочь, история: воплощение прошлого в романе Людмилы Улицкой «Сонечка и дело Кукоцкого». славянский и Восточноевропейский журнал 53.4 (2009 г.): 606 JSTOR.
Улицкая Людмила. Сонечка: Повесть и Рассказы . Транс. Arch Tait New York: Schocken Books, 2005. Печать.
Уолл, Жозефина. «Минотавр в лабиринте: Замечания о Людмиле Петрушевской». World Literature Today 67.1 (1993): 125-30. JSTOR.
Возрождение Натальи Гончаровой, жены и музы Пушкина
Грациозно, с тонкой талией, обтянутой тугим корсетом, с шуршащими за спиной по полу слоями юбок, в комнату вошла Наталья Пушкина. Вместо двоюродного брата, который, как она думала, ждал ее, она увидела давнего поклонника: элегантного французского эмигранта барона Жоржа Дантеса, который также оказался ее шурином. Бросившись к ногам Натальи, Дантес страстно умолял ее пойти с ним; в противном случае он пустил бы себе пулю в голову. В этот самый момент в комнату вбежала дочь родственницы, позволив Наталье избежать неловкой сцены.
Наталья Пушкина, более известная под девичьей фамилией Гончарова, была признана царским двором самой красивой женщиной России. Она прославилась тем, что разбивала сердца всем вокруг, от лицеистов до российского императора, который души не чаял в ней. Ее муж, великий поэт Александр Пушкин, называл ее «моя Мадонна».
Стычка Натальи с Дантесом имела трагические последствия. Той же зимой 1837 года Дантес вызвала своего мужа на дуэль, смертельно ранив его. Пушкин умер через два дня, в нежном возрасте 37 лет, в своей петербургской квартире на берегу реки Мойки.
На протяжении восьмилетнего романа Наталья была не только женой Пушкина и матерью его четверых детей, но и живой музой поэта. На полях своих тетрадей Пушкин набросал десятки ее этюдов: ноги танцовщицы, изящно обвитые балетными лентами; ее гордый силуэт с длинной шеей и тонкими чертами лица, обрамленными короной из тяжелых кудрей. Он посылал одурманенные письма своей 113-й любви, как он ее в шутку называл (до знакомства с Натальей он был настоящим Дон Жуаном), подписывая послания: «Целую кончики твоих крыльев». Хотя он и боролся с долгами, ревностью и придворными интригами, но был уверен по крайней мере в одном: «Без тебя, — писал он Наталье, — я был бы несчастен всю жизнь».
Поэт тоже яростно защищал красавицу. «Бедная жена, она страдает без всякой вины, общество будет ее мучить!» — воскликнул однажды в муках раненый Пушкин, умоляя своих друзей оградить Наталью от злых сплетен. После его смерти его опасения подтвердились. Хотя друзья смогли спасти Наталью от безумия и разрухи, она терпела ожесточенные нападки на свой характер. На протяжении десятилетий критики упрекали ее в том, что Пушкин завидует ее кокетливому, легкомысленному характеру; некоторые даже утверждали, что она никогда не любила его.
Действительно, в анналах литературной истории наследие Натальи явно нелестно. Пушкинисты называли ее восходящей красавицей и дразнилкой, кокетничавшей с Дантесом. Известные российские поэтессы XX века Анна Ахматова и Марина Цветаева — обе заядлые пушкинские фанатки — нападали на Наталью как на «пустое место» в жизни поэта и «куклу», которая жила только придворными балами и вечеринками, а дома вяла от скуки. . Под конец жизни Ахматова, захваченная водоворотом сталинизма, дошла до того, что назвала Наталью «агентом» и «пособником» врагов Пушкина и упрекнула ее в том, что она не создала надлежащего культа вокруг пушкинской поэзии после смерть художника. Совсем недавно современный писатель и поэт Дмитрий Быков, человек, популярный в России настолько, насколько может быть популярен только поэт, заявил, что разделяет сожаление Ахматовой о том, что выбор музы Пушкиным пал не на одну из его прежних, более достойных возлюбленных.
Ученым потребовалось два столетия, чтобы попытаться возродить репутацию Натальи. Но как раз к 200-летию со дня рождения Натальи пушкинист Лариса Черкашина представила новую биографию музы. Наталья Гончарова , изданная в России этой осенью и являющаяся 11-й книгой автора о жизни Пушкина, подчеркивает, что «поклоняться Пушкину и очернять его Мадонну — две совершенно несовместимые идеи». Основываясь в своей защите Натальи на личных письмах и документах, в том числе на некоторых малоизвестных жемчужинах, обнаруженных Черкашиной в государственных библиотеках и музеях, автор настаивает на том, что молодая женщина, с которой Пушкин познакомился 16-летней девушкой на московском балу и которую он любил до последнего дня своей жизни, заслуживает большего внимания. Хотя она была молода, ее интеллект был острым, и она была намного сложнее, чем просто девятка.0240 роковая женщина.
Среди открытий Черкашиной — собственные сочинения Натальи: заметки, стихи и даже большие тома студенческих книг, написанных ею на французском языке, по истории и теории русской поэзии. Ученый даже нашел небольшое стихотворение, которое Наталья написала своему мужу. Песнь наивна и нежна, и она могла бы написать больше, если бы не письмо обратно от Пушкина, который просил ее перестать присылать ему стихи. «Я устал, — сказал он ей, — от своих». Это был не единственный раз, когда Пушкин был суров с женой. В другом письме ее мужа — одного из более чем 60 Натальи, сохранившихся в ее имении, — он говорит королеве петербургских придворных балов: «Какая ты дура, мой ангел». Другая женщина могла бы сжечь такое неприятное послание, но Наталья сохранила его «с чистым, невинным и искренним сердцем», пишет Черкашина.
Биограф также беззаботно отмахивается от самых резких критиков Натальи. Она говорит, что Цветаева и Ахматова, как и многие женщины при русском дворе XIX века, просто завидовали сильной страсти Пушкина к своей жене. Поэты-женщины — конечно, меньшие красавицы — не любили Наталью, потому что они «просто жалели, что не жили рядом с гением и не вдохновляли его поэзию».
Есть свидетельства того, что образ Натальи действительно начинает смягчаться. Пушкинцы стали отмечать день рождения красавицы как День Натальи, и в этом году в Лопасня-Зачатьевском дворце, где Наталья жила в последние годы жизни, состоялся грандиозный бал к ее 200-летию. (Ей было всего 24 года, когда Пушкин умер, и она семь лет оставалась вдовой, хотя он и велел ей оплакивать его только два года.) Торжественное торжество оживляло атмосферу российского двора в пушкинские и натальиные дни, когда дворяне стекались из по всей Европе танцевать в императорских бальных залах. Дресс-код вечеринки был введен в начале 19го века (воздушные платья с открытыми плечами и офицерские мундиры) и благородные манеры были в изобилии. Флирт поощрялся. Квартет исполнил традиционную французскую кадриль — та самая музыка, которая прозвучала бы на Рождественском балу на Тверском бульваре в Москве много веков назад, когда Пушкин впервые увидел Наталью в изящном белом платье с золотым кольцом в блестящих темных волосах. На нынешнем гала-вечере российская интеллигенция гордо парила по паркетному полу дворца.
Молодые российские писатели, кажется, поддерживают возрождение образа Натальи. Захар Прилепин, писатель-бестселлер, сказал, что книга пришлась как нельзя кстати молодым русским женщинам, очарованным «умной и красивой» Натальей, которая всю свою юность была поглощена одержимостью модой и романтикой, но при этом не чувствовала себя поверхностной.
По мере того, как новая постсоветская элита России начнет пересматривать свою историю — число читателей книг по истории России почти удвоилось за последние несколько лет — наверняка будет больше возрождений персонажей, подобных проекту Черкашиной. А пока некоторые русские красавицы находят в Наталье родственную душу. «Сегодня мы также сталкиваемся с интригами и ловушками, которые не менее интенсивны, чем во времена Гончаровой», — говорит Мирослава Дума, модница, принадлежащая к группе светских львиц, называющих себя «новыми царицами». Эти девушки в некотором роде современные Натальи: они посещают лучшие мировые показы мод, блистают эффектными нарядами и гордятся тем, что путешествуют независимо от своих богатых и знаменитых мужей и отцов. Есть только одно отличие дня Натальи от их собственного, говорит Дума. «Невинность и скромность [больше] не популярны. Сегодняшние красавицы просто хватают мужчин, которых считают полезными».
Pushkin Industries раскрывает список подкастов на осень 2022 года под руководством женщин личное исследование диагноза аутизма у журналистки Лорен Обер;
Смерть художника , настоящий криминальный сериал, действие которого происходит в мире искусства Нью-Йорка 1980-х годов; и Come As You Are , еженедельное шоу с сексологом Эмили Нагоски. Осенний список Пушкина также будет включать в себя новые сезоны Лаборатория счастья , которую ведет доктор Лори Сантос, Последний архив , которую ведет Джилл Лепор, Плохие женщины , которую ведет Холли Рубенхольд и Лучшее шоу Apple 2021 года A Slight Изменение планов , организованное Майей Шанкар. «Я в восторге от того, что в этом году осенний список Пушкина представляет звездную группу свежих, умных и провокационных женских голосов в пространстве подкастинга», — говорит Лейтал Молад, вице-президент по разработке контента в Пушкине. «Широта этих шоу, проводимых как новыми, так и вернувшимися ведущими, является свидетельством нашей особой способности находить лучшие таланты и сотрудничать с ними».
Выпуски подкастов Пушкина осенью 2022 года перечислены ниже в порядке даты их запуска.
ЛАБОРАТОРИЯ СЧАСТЬЯ – Старт нового сезона 6 сентябряНаш разум все время лжет нам о том, что сделает нас счастливыми. В этом сезоне сериала «Лаборатория счастья » ведущий доктор Лори Сантос объясняет, что мы ошибаемся в ряде повседневных переживаний, и исследует развенчивающие мифы вопросы с неожиданными решениями, например: «Что плохого в стремлении к жизни без сожалений?» Почему мы принимаем решения сгоряча? Почему поколение катастрофически не процветает?
Возможно, вы думаете, что знаете, что нужно для более счастливой жизни… больше денег, лучшая работа или отпуск, достойный Instagram. Ты ошибаешься. Профессор Йельского университета доктор Лори Сантос…
Узнать больше
В течение многих лет журналистка и подкастер Лорен Обер была не в восторге от себя. У нее всегда были проблемы, у нее были странные сенсорные проблемы, и ее беспокойство было зашкаливающим. А потом она узнала почему — у нее аутизм. Самая громкая девушка в мире рассказывает о путешествии Лорен, чтобы понять, что, черт возьми, значит быть в спектре аутизма и как жить, как человек с недавно диагностированным аутизмом. Это совместное производство Pushkin и iHeartMedia.
На протяжении более 35 лет обвинения в убийстве окружали одну из самых легендарных пар в мире искусства: был ли известный скульптор Карл Андре причастен к смерти своей многообещающей жены-художницы Аны Мендьеты? Ведущая Хелен Молесворт пересматривает смерть Мендьеты, подробно рассматривая, как она могла выпасть из окна их 34 -й -й этаж, квартира в Сохо, и следующий судебный процесс, разделивший мир искусства с 1985 года. Это совместное производство Пушкина и Somethin’ Else/Sony Music Entertainment.
Каждую неделю секс-педагог и автор бестселлеров Эмили Нагоски отвечает на вопросы о сексе, попутно развенчивая культурные мифы, которые нам рассказывали. Новое еженедельное шоу Нагоски с участием других экспертов, таких как исследователи нейробиологии оргазма, терапевты тазового дна и гинекологи, поможет слушателям научиться жить с большей уверенностью и радостью в своем теле. Это совместная работа Пушкина и Мэдисон Уэллс.
Когнитивист Майя Шанкар возвращается с новым сезоном своего отмеченного наградами подкаста «Небольшое изменение планов», в котором будут представлены невероятные истории перемен от таких людей, как Руби Бриджес, Джейсон Исбелл, Люси Каланити и Флоренс Уильямс.
Названная Apple «Лучшим шоу 2021 года», ведущая доктор Майя Шанкар сочетает сострадательное повествование с наукой о человеческом поведении, чтобы помочь нам понять, кто мы…
Узнать больше
ИСТОРИЯ НЕДЕЛИ – Премьера 6 октября Большинство умных людей скажут, что полноформатная журналистика необходима; однако многие больше не подписываются на журналы, в которых публикуются эти рассказы. История недели с Джоэлом Штейном исправляет этот сломанный рынок, предоставляя длинные истории в формате, который не требует чтения. Каждую неделю журналист Джоэл Стейн выбирает статью, которая больше всего очаровала его на этой неделе, и представляет ее в эффективном разговорном стиле. Это совместное производство Pushkin и iHeartMedia.
В феврале 1942 года женщин в районе лондонских театров и ночных клубов преследовала совершенно иная угроза, чем Гитлер: убийца-садист, чью порочность сразу же сравнили с Джеком Потрошителем. Используя новые исследования из полицейских файлов, протоколов судебных заседаний и исчерпывающих генеалогических исследований, этот новый сезон «Плохих женщин» Холли Рубенхолд реконструирует жизни этих убитых женщин, которые были проигнорированы, поскольку секс-торговля и преступность всплеск на разоренных бомбами улицах Блица.
Это нераскрытое дело, как никакое другое. Осенью 1888 года в лондонских трущобах были зверски убиты пять женщин. Нападения были настолько жестокими, что убийца…
Узнать больше
ПОСЛЕДНИЙ АРХИВ — запуск нового сезона 27 октябряИсторик из Гарварда и штатный писатель житель Нью-Йорка Джилл Лепор раскрыла историю кризиса постправды в Соединенных Штатах — о том, как мы знаем то, что знаем, и почему в последнее время кажется, что мы вообще ни о чем не можем договориться. В своем третьем и последнем сезоне Лепор рассказывает восемь историй о решениях. От экспериментов с присяжными в старших классах до профилей передовых ученых-животноводов, Lepore предлагает сезон надежды, воображения и утешения хорошо рассказанной истории.
«Последний архив» — это шоу об истории правды и историческом контексте наших текущих фейковых новостей, момент постправды. Это шоу о том, откуда мы знаем что…
Узнать больше
В дополнение к подкастам Пушкина, аудиокомпания также издаст оригинальную аудиокнигу с участием актрисы, писательницы и режиссера Лейк Белл под названием INSIDE VOICE: My Obsession With How We Sound 1 ноября 2022 года. Аудиокниги Пушкина , такие как лауреат Пулитцеровской премии The Netanyahus Джошуа Коэна и Малкольма Гладуэлла Miracle and Wonder: Conversations with Paul Simon , можно приобрести непосредственно на pushkin.fm, а затем прослушать на любом проигрывателе подкастов.
10 фактов о Пушкине, которых вы не знали
Пушкинские произведения | © Властарь / WikiCommons
Анастасия Ильина
5 января 2018
Вклад Александра Пушкина в русскую литературу невозможно переоценить. Его стихи многие россияне знают наизусть, а его романы — одними из первых, которые прочитают в школе. Хотя его произведения хорошо известны, в его жизни много неожиданных подробностей. Вот все, что вам нужно знать.
Род Пушкиных уходит своими корнями в старинный аристократический род. Интересно, что у Пушкина тоже были африканские корни, так как его прадед был сыном африканского князя, служившего при первом российском императоре Петре Великом. Хотя Пушкин никогда не был в Африке, в столице Эфиопии Аддис-Абебе ему поставили памятник с надписью «Нашему поэту».
Портрет Пушкина работы Кипренского | © Wikimedia Commons
Как и многие дворянские дети, Пушкин с юных лет приучал к изучению языков. Его учителями были французы, и он свободно говорил на этом языке с детства. Естественно, он владел и русским языком, что видно из его произведений. Но помимо этих двух, Пушкин говорил еще на десяти языках. О его лингвистических способностях свидетельствует и библиотека, которую он имел в своей петербургской квартире – более 4500 книг на 14 языках.
Няня Пушкина, Арина Родионовна, была крестьянкой, принадлежавшей к его семье, много лет состояла у них на службе. Когда Пушкина отправили в ссылку, она разделила его судьбу и путешествовала с ним. Он провел с ней много одиноких ночей, слушая ее рассказы и сказки. Пушкин посвятил своей няне ряд стихов, а также послужил источником вдохновения для персонажа няни Татьяны в «Евгений Онегин ».
Арина Родионовна | © Викисклад
Пушкин любил играть в карты, хотя особого успеха у него не было. Он часто влезал в долги, а затем торопливо писал всю ночь, чтобы выплатить причитающиеся деньги. Когда роковая дуэль оборвала его жизнь в возрасте 37 лет, он умер с неуплаченным солидным долгом. Удивительно, но царь Николай I, с которым у Пушкина были непростые отношения, приказал выплатить долг поэта из казны страны.
Перед свадьбой Пушкин уехал в свое родовое имение в Болдино, чтобы завладеть землей, переданной отцом в связи с предстоящей женитьбой. Хотя визит должен был быть кратким, Пушкин пробыл в деревне три месяца из-за карантина, вызванного вспышкой холеры. Эти три месяца оказались самыми продуктивными за всю его карьеру. Завершил работу над романом Евгений Онегин , закончил цикл рассказов Белкины рассказы, и сборник пьес Маленькие трагедии . Кроме того, Пушкин написал более 30 стихотворений.
Дом семьи Пушкиных в Болдино | © Wikimedia Commons
Внешность Пушкина, вообще говоря, не отличалась особой привлекательностью. Он был невысокого роста, около 166 см (5 футов 5 дюймов) и не обладал самыми красивыми чертами лица. Несмотря на это, молодой поэт часто находил путь к женскому сердцу и, по некоторым подсчетам, в его жизни было более 100 любовниц. Пушкин начал посещать трактиры с юных 14 лет и не прекращал даже во время супружеской жизни.
Как откровенный писатель Пушкин часто противоречил и критиковал правительство. Его сочинения часто подвергались цензуре и конфисковывались. Но его эпиграммы, унижающие императора Александра I, были более серьезным оскорблением, и он был бы приговорен к каторжным работам в Сибири, если бы не помощь друга. Вместо этого его отправили на юг в ссылку, где он должен был «обдумать свое поведение». Чего он не сделал, и его перевели в менее приятную ссылку на север, в поместье его семьи, где он был в полной изоляции.
Прощание Пушкина с морем Айвазовского | © Wikimedia Commons
За свою жизнь поэт принял участие в 90 дуэлях и 15 из них сам инициировал — одна из этих дуэлей оказалась для него последней. Жизнь Пушкина оборвалась внезапно после того, как его смертельно застрелил француз Жорж Дантес. Пушкин серьезно относился к своей чести, и когда Дантес открыто преследовал жену, ему ничего не оставалось, как вызвать его на дуэль. Пушкин сделал первый выстрел, но промахнулся, предоставив Дантесу сделать смертельный выстрел.
Пушкин был основателем журнала «Современник», в переводе «Современник». В журнале публиковались как художественные, так и научно-популярные произведения самых известных писателей того времени. Тем не менее, издание не приносило прибыли и изначально имело всего 600 подписчиков. Последние два издания перед смертью Пушкину пришлось заполнить собственными произведениями, так как многие его коллеги покинули редакцию. После его смерти журнал перешел к поэту и писателю Николаю Некрасову.
Литературный журнал «Современник» | © Wikimedia Commons
Николай Гоголь был также выдающимся писателем и хорошим другом Пушкина. Однажды в разговоре Пушкин рассказал своему другу о беженцах в молдавском городе, которые, чтобы избежать закона, берут имена погибших людей, в результате чего в этом городе в течение года не зарегистрировано ни одной смерти. Эта история легла в основу сюжета « Мертвых душ », одного из самых известных произведений Гоголя.
Гений русской классической литературы: Александр Пушкин
«Пушкин — наше все». Мы, россияне, так привыкли к этой фразе. Но что это значит? Почему Пушкин так важен для русского языка и литературы? Как изучающий русский язык, вам рано или поздно придется прочитать какого-нибудь Пушкина, и вы обязательно будете учить слова и фразы, придуманные им.
Русский: великий язык для великой литературы
Я всегда считал, что знание иностранного языка идет рука об руку со знанием литературы, которая существует на этом языке. Ведь литература есть высшее проявление, источник и торжество любого национального языка. Я много писал в этом блоге о вещах, не связанных напрямую с языком — о погоде, о том, какие мы, русские, о том, что мы делаем. Вот и настало время статьи о русской литературе — огромной вселенной, которая, если вы войдете в нее, расскажет вам обо всем вышеперечисленном и многом другом.
Русский — прекрасный язык для письма. В нем есть все, что нужно большой литературе: сила выражения, богатый словарный запас, обширный арсенал прилагательных, эпитетов, описаний, фигур речи, музыкальность, нежность, ритм. Этот язык гораздо больше подходит для литературы и особенно поэзии, чем для ведения бизнеса. По сравнению с ним английский язык более практичен. Он основан на глаголах — это язык для «делания». Русский больше основан на существительных и прилагательных, любит свои причастные конструкции и длинные предложения. Это почти избыточно, и это хорошо для размышления и описания. Является ли это выражением русского национального характера? А может быть, наоборот – русские настолько поглощены мыслями, а не действиями, из-за языка? Кто знает, но связь очевидна.
Величайшее имя в русской культуре
При всем при этом гений, создавший и умело пользовавшийся современным русским языком, был, безусловно, человеком дела, да и характером тоже. Пушкин — имя, настолько присущее русской культуре, что даже когда мы кого-то отчитываем, мы говорим: «А кто, по-вашему, должен это сделать за вас — Пушкин?» Или так: «А кто это должен знать — может быть, Пушкин?» Как гласит народная цитата, Пушкин – наше все. Он сопровождает нас с первых строк, которые мы читаем в детстве, до самой могилы, во всем, что мы говорим и думаем.
Первый и единственный в России чернокожий поэт
Правнук эфиопа, Пушкин на самом деле первый и единственный в России чернокожий поэт-классик! Его эфиопский предок Ибрагим Ганнибал, прибывший в Москву в 1704 году молодым пленником, стал любимым советником и другом Петра Великого, а позднее и его дочери, императрицы Елизаветы (Елизаветы), подарившей ему много земли и власти. .
Романтик и бунтарь
Пушкин родился в Москве в 1799 году в знатной, но скромной семье, поэтому он никогда не был богат и часто разорялся, несмотря на то, что и в свое время был очень известен. Он получил образование в элитной школе-интернате для мальчиков в Санкт-Петербурге, специально основанной самим царем, чтобы обеспечить надежный приток хорошо образованных государственных служащих. Как и все аристократы его времени, Пушкин говорил по-французски, наряду с некоторыми другими языками, почти как носитель языка. Его первые стихи были на самом деле на французском языке. Известный своим горячим (говорят, африканским происхождением!) нравом и любовью к женщинам, Пушкин прожил яркую жизнь, со множеством безумных романов с женщинами из всех слоев общества, в том числе с женами видных придворных. Ребенок своего возраста, он участвовал во многих дуэлях из-за женщин, в конце концов, в одном из них был убит. Бунтарь-романтик, он несколько раз был выслан из Москвы и Петербурга за симпатии к революционному движению декабристов и антицарскую литературу. И его дела, и его политические взгляды были источником поэтического вдохновения. Он поселился в конце своей короткой жизни, женившись на светской красавице Наталье Гончаровой, которая, по слухам, была благосклонна к самому царю. У них было четверо детей, прежде чем у нее был роман с французом по имени Дантес. Пушкин вызвал его на дуэль, был смертельно ранен и умер на пике своей поэтической карьеры в возрасте 37 лет. Идеальная жизнь и смерть для поэта-романтика.
Чем так знаменит Пушкин?
Во-первых, он был первым писателем и поэтом, начавшим использовать в своих произведениях нормальный разговорно-бытовой русский язык. Он сделал для русского языка то, что Шекспир сделал для английского. Нечего и говорить, что литература у нас, конечно, была и до Пушкина, но стиль ее был возвышенный, искусственный и совсем не походил на разговорную речь. Произведения русских поэтов XVIII века полны отсылок к греческим и латинским богам и героям, отличаются архаичной славянской лексикой, часто напыщенной и трудночитаемой. Пушкин все это приземлил и по форме, и по содержанию. С Пушкиным литература стала интересной, читабельной и живой! Настолько живо, что, кажется, есть даже неприличные стихи с использованием табуированной лексики, тщательно спрятанной в архивах как царями, так и советской властью, всплывшей на поверхность лишь несколько лет назад, в век всякой бульварной скандальной культуры. Я намеренно их не читал — может, это и шутка, но я не хочу разочаровываться, если это не так.
Во-вторых, Пушкин был поэтическим гением, в этом нет сомнения. Он мог зарифмовать что угодно и превратить любую мысль или любой сюжет в идеальное стихотворение, с безупречной рифмой, размером, аллитерациями, сравнениями, аллюзиями — что угодно! Легко читается, запоминается, легко запоминается. Нам пришлось выучить наизусть многие его стихи, и доставлять их по памяти — одно удовольствие даже сейчас. Времена и мода меняются, а творчество Пушкина остается сияющим маяком литературного совершенства!
Литературные произведения Пушкина
Основная часть его творчества состоит из многочисленных коротких стихотворений, в основном романтических, иногда политических или сатирических. Любой русский, хоть раз учившийся в школе, сможет вспомнить хотя бы пару строчек Пушкина, даже если не помнит, что это Пушкин.
Евгений Онегин
В более позднем возрасте он написал более крупные произведения, как в стихах, так и в прозе, самым известным из которых является «Евгений Онегин» («Евгений Онегин»), который сам Пушкин называл «романом в стихах». Она написана в характерном размере и форме, названа «стансой Онегина» и изображает байронического персонажа, циничного и разочарованного юношу, разбивающего сердце юной провинциальной девушке, которая на самом деле заслуживает гораздо лучшего, чем кто-то вроде него! Однако по иронии судьбы он снова встречает ее через несколько лет в Петербурге, с трудом узнавая в блестящем обществе ту скромную Татьяну, которую он знал. Как и ожидалось, он безумно влюбляется в нее, и, как и ожидалось, она отвергает его. Помимо основного сюжета, этот роман полон интересных и очаровательных подробностей русской жизни, изображающих русский климат, людей, привычки и даже кулинарные изыски состоятельных петербуржцев. Настолько, что один из 19Русские литературоведы ХХ века называли ее «энциклопедией русской жизни». Он был переведен на английский язык; существует несколько версий, в том числе знаменитая Владимира Набокова, но ни одна из них не уступает оригиналу. Перевод стихов — невыполнимая задача. Сам Пушкин переводил Байрона и Гёте, а вышел Пушкин, а не поэт, написавший оригинал! Так что, если вы хотите оценить красоту поэзии Пушкина, вам нужно записаться на углубленный курс русского языка! (сначала, естественно, пройдя начальный и средний курсы русского языка!)
Пушкинские драмы и романы
Помимо «Евгения Онегина», Пушкин написал серию поэтических драм, из которых « Моцарт» и «Сальери » является самой известной из них.