Отношения цветаевой и парнок: Большая любовь Марины Цветаевой: 5 возлюбленных поэтессы, изменивших ее жизнь

Содержание

Большая любовь Марины Цветаевой: 5 возлюбленных поэтессы, изменивших ее жизнь

Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Борис Пастернак

Чувства и эмоции были необходимы ей, чтобы творить, чтобы из-под ее пера выходили гениальные произведения. Вместе с международным сервисом аудиокниг Storytel мы решили вспомнить самых значимых людей в жизни поэтессы — тех, кто оказал влияние на ее творчество.

Сергей Эфрон

CardСергей Эфрон и Марина Цветаева

Да, я, пожалуй, странный человек,

Другим на диво!

Быть, несмотря на наш двадцатый век,

Такой счастливой!

Не слушая о тайном сходстве душ,

Ни всех тому подобных басен,

Всем говорить, что у меня есть муж,

Что он прекрасен!..

В 1911 году 18-летняя Марина Цветаева знакомится в Коктебеле с 17-летним литератором Сергеем Эфроном. По воспоминаниям Марины, она загадала, что выйдет замуж за того, кто угадает ее любимый камень. И в первый же день их знакомства Сергей нашел на пляже розовую сердоликовую бусину, которую принес Цветаевой. Конечно же, это оказался ее любимый камень. В 1912 году она выпустила сборник под названием «Волшебный фонарь», который полностью посвятила своему мужу. Но, к сожалению, жизнь у Цветаевой и Эфрона сложилась вовсе не так сказочно, как первая встреча. Они оставались вместе, не умея жить друг без друга, прощая друг другу романы на стороне, увлечения и неверные решения. Им предстояло пережить четырехлетнее расставание во время Гражданской войны, трудные годы эмиграции и трагичное возвращение на Родину.

Ждут нас пыльные дороги,

Шалаши на час

И звериные берлоги

И старинные чертоги…

Милый, милый, мы, как боги:

Целый мир для нас!

Всюду дома мы на свете,

Все зовя своим.

В шалаше, где чинят сети,

На сияющем паркете…

Милый, милый, мы, как дети:

Целый мир двоим!

Солнце жжет, — на север с юга,

Или на луну!

Им очаг и бремя плуга,

Нам простор и зелень луга…

Милый, милый, друг у друга

Мы навек в плену!

София Парнок

В 1914 году Цветаева познакомилась с русской поэтессой, которая была старше ее на 7 лет. София была очень красивой, яркой женщиной, и у них с Мариной завязались близкие отношения, которые продлились два года. Надо сказать, что это знакомство оставило большой след в творчестве обеих. Цветаева посвятила Парнок прекрасный цикл из 17 стихотворений «Подруга», куда вошли такие знаменитые произведения, как «Под лаской плюшевого пледа…», «Хочу у зеркала, где муть…». Потом в 1932 году Цветаева еще напишет биографическое эссе, состоящее из маленьких отрывков, мыслей, воспоминаний об их отношениях с Софией Парнок, — «Письмо к Амазонке».

Под лаской плюшевого пледа

Вчерашний вызываю сон.

Что это было? — Чья победа? —

Кто побежден?

Все передумываю снова,

Всем перемучиваюсь вновь.

В том, для чего не знаю слова,

Была ль любовь?

Кто был охотник? — Кто — добыча?

Все дьявольски-наоборот!

Что понял, длительно мурлыча,

Сибирский кот?

В том поединке своеволий

Кто, в чьей руке был только мяч?

Чье сердце — Ваше ли, мое ли

Летело вскачь?

И все-таки — что ж это было?

Чего так хочется и жаль?

Так и не знаю: победила ль?

Побеждена ль?

Осип Мандельштам

В 1915 году в Коктебеле Цветаева познакомилась с молодым поэтом Осипом Мандельштамом. В 1916 году они вновь встретились в Петербурге. Мандельштам приезжал в Москву несколько раз, они переписывались и посвящали друг другу стихи. Цветаева — 10 стихотворений, а Мандельштам — три. Потом они встретились в Александрове, где Цветаева гостила у сестры. Что произошло между ними, так и осталось тайной, но оттуда Мандельштам буквально бежал в Крым. И больше с Цветаевой встреч не искал, в Москву не приезжал. Позже они почти не поддерживали связь, а после эмиграции Цветаевой их отношения переросли в неприязнь. В 1922 году Мандельштам написал статью в «Литературной Москве», где очень резко и негативно отзывался о Цветаевой, но Марина эту статью не увидела. Больше Мандельштам о Цветаевой не писал, зато называл себя «антицветаевцем». Сама же Цветаева вспоминала Мандельштама и в 1926 году написала «Мой ответ Осипу Мандельштаму», а в 1931-м — мемуарный очерк «История одного посвящения». Она всегда высоко отзывалась о его творчестве, однако свою неприязнь к самому Мандельштаму не скрывала.

Ты запрокидываешь голову

Затем, что ты гордец и враль.

Какого спутника веселого

Привел мне нынешний февраль!

Преследуемы оборванцами

И медленно пуская дым,

Торжественными чужестранцами

Проходим городом родным.

Чьи руки бережные нежили

Твои ресницы, красота,

И по каким терновалежиям

Лавровая твоя верста…—

Не спрашиваю. Дух мой алчущий

Переборол уже мечту.

В тебе божественного мальчика, —

Десятилетнего я чту.

Помедлим у реки, полощущей

Цветные бусы фонарей.

Я доведу тебя до площади,

Видавшей отроков-царей…

Мальчишескую боль высвистывай,

И сердце зажимай в горсти…

Мой хладнокровный, мой неистовый

Вольноотпущенник — прости!

Константин Родзевич

Марина Цветаева слева (второй ряд) и Константин Родзевич справа (второй ряд)

Константин был близким другом мужа Марина Цветаевой. После Гражданской войны он также оказывается в Праге с другими белыми офицерами. И в 1923 году знакомится с Мариной Цветаевой, с которой у них завязывается роман. Новая влюбленность по-настоящему вдохновила поэтессу, и за три месяца Цветаева написала 90 стихотворений. Уже после расставания она создала одно из самых великих своих произведений и отправила последнюю записку Родзевичу. «Я ухожу от Вас, любя Вас всей душой… Все это будет Поэмой Конца…» В конце жизни она будет вспоминать, что эта любовь была самой главой в ее жизни. Константин Родзевич стал героем поэм Марины Цветаевой «Поэма Горы» и «Поэма Конца».

Прости меня! Не хотела!

Вопль вспоротого нутра!

Так смертники ждут расстрела

В четвертом часу утра

За шахматами… Усмешкой

Дразня коридорный глаз.

Ведь шахматные же пешки!

И кто-то играет в нас.

Кто? Боги благие? Воры?

Во весь окоем глазка —

Глаз. Красного коридора

Лязг. Вскинутая доска.

Махорочная затяжка.

Сплев, пожили значит, сплев.

…По сим тротуарам в шашку

Прямая дорога: в ров

И в кровь. Потайное око:

Луны слуховой глазок…

И покосившись сбоку:

— Как ты уже далек!

Борис Пастернак

Пастернак и Цветаева несколько раз встречались в молодости, но не обращали внимания друг на друга. Однако когда в 1922 году Пастернак прочитал ее книгу «Версты», это настолько его поразило, что он написал ей в Прагу. С этого момента зародился их многолетний платонический роман в письмах. Они нашли друг в друге родственные души и переписывались до 1935 года. Цветаева называла Пастернака «братом в пятом времени года, шестом чувстве и четвертом измерении». Они поддерживали друг друга, признавались друг другу в любви, идеализировали друг друга и мечтали о возможном общем будущем. Любовь и почти поклонение Цветаевой перед Пастернаком, безусловно, оказало большое влияние на творчество и ее отзывы на его произведения: «Пастернак и я, не сговариваясь, думаем над одним и говорим одно».

Встреча все-таки состоялась. В 1935 году они увиделись в Париже, куда Пастернак приехал в составе советской делегации. Цветаева тогда назвала это «невстречей», потому что, когда они оказались друг напротив друга, им было не о чем говорить. Эта «невстреча» до сих пор вызывает вопросы и толкования критиков, историков и литераторов. Некоторые из них утверждают, что Цветаева была огорчена его выступлением, кто-то считает, что Марина усмотрела предательство в его заигрывании с советской властью, другие думают, что она не смогла понять его состояние, депрессию и страх перед будущим в СССР. В любом случае Цветаева была разочарована. Общаться они продолжали до самой смерти Цветаевой, но уже реже и менее эмоционально.

Рас-стояние: версты, мили…

Нас рас — ставили, рас — садили,

Чтобы тихо себя вели

По двум разным концам земли.

Рас-стояние: версты, дали…

Нас расклеили, распаяли,

В две руки развели, распяв,

И не знали, что это — сплав

Вдохновений и сухожилий…

Не рассорили — рассорили,

Расслоили…

Стена да ров.

Расселили нас как орлов —

Заговорщиков: версты, дали…

Не расстроили — растеряли.

По трущобам земных широт

Рассовали нас как сирот.

Который уж, ну который — март?!

Разбили нас — как колоду карт!

Фото: Getty Images

Marie Claire Editorial

София Парнок и любовь всей ее жизни

Изображение: архив

Каждая творческая личность имеет свою музу. Она, воплощаясь в реальном человеке, порождает бурю в сердце творца и способствует созданию художественных шедевров. Для великой русской поэтессы Марины Ивановны Цветаевой такой вдохновительницей, любовью и катастрофой в жизни стала София Парнок. Ей посвящено большое количество известных стихов, цитируя которые многие даже не представляют адресата обращения.

Сонечка увидела свет в августе 1885 в Таганроге. Ее отец, Яков Соломонович Парнох (таково истинное звучание этой фамилии) был почетным гражданином города и владельцем аптеки, где сам трудился провизором. Мать, Александра Абрамовна, была из числа первого поколения женщин-врачей России. Семейство Парнох было состоятельным и входило в интеллектуально-культурную городскую элиту. Их дети получили отличное образование. С ранних лет они обучались музыкальной грамоте, чтению, изучали немецкий и французский языки.

Соня была старшим ребенком в семье. С рождением близнецов Валентина и Елизаветы, появившихся спустя 10 лет после Софии, связана трагедия в благополучной жизни семьи. Александра Абрамовна, подарив жизнь своим потомкам, умерла во время родов. Через некоторое время отец сочетался браком с гувернанткой, которая практически сразу вызвала неприязнь у Сони. Это привело к появлению отчуждения и холодным отношениям отца со старшей дочкой, для которой жизнь в родном доме стала тяжелейшей ношей.

С раннего возраста Соня стала писать стихи, в которых после смерти матери изливала всю свою боль и тоску. Вероятно, с того времени у замкнутой и своенравной девочки в глазах появилась трагическая безысходность, которая осталась с ней на всю оставшуюся жизнь.

После окончания с золотой медалью Женской Мариинской гимназии в Таганроге София в 1903 отправилась в Женевскую консерваторию. Стихи периода ученичества остались в поэтических строках и набросках, записанных в тетрадях. В течение года она обучалась в Швейцарии, в Женевской консерватории, научившись великолепно играть на фортепиано. Вернувшись в Россию, София в Петербурге предприняла попытку продолжить свое музыкальное образование. Но спустя некоторое время поняла, что профессионально заниматься музыкой она не хочет. В 1905 она оставила городскую консерваторию. Не пошла на пользу и ее учеба на юридическом факультете Бестужевских курсов, которые девушка не закончила. К этому времени относится ее кратковременная страсть к Надежде Поляковой, которая быстро остыла, чуть было не завершившись трагедией.

Вскоре София и известный литератор Владимир Волькштейн сочетались законным браком по иудейским канонам.

Однако совместная жизнь была кратковременной. Молодая женщина вновь стала искать утешения у подруг.

Перед Первой мировой литературный салон критика Аделаиды Герцык считался местом, где собирались талантливые московские поэтессы. Там и повстречались Цветаева и Парнок. 23-летняя Марина была замужем за любящим ее Сергеем Эфроном, имела двухлетнюю дочку Ариадну.

В гостиной, куда вошла София, Цветаева полулежала в кресле. Аромат дорогих сигарет и изысканных духов, бело-черное одеяние, подчеркивающее противоречивость личности, грациозные движения, властные губы, резко очерченный подбородок – все это сразу привлекло внимание Марины. Очарование исходило от притягательной ауры греха, нежного хрипловатого голоса, соблазнительного взгляда зовущих глаз, трепетного движения изящных пальчиков Софии, которыми она доставала платок из сумочки. Против всего этого Цветаева устоять не могла. Зажженная спичка, поднесенная к сигарете незнакомки, стала началом их бурного романа.

Марина была представлена гостье в качестве названной дочери хозяйки салона. После этой встречи было несколько безудержных лет, когда сердце буквально неслось вскачь в неведомую даль.

Однажды Марина увидела Софию, которая каталась на извозчике с симпатичной девицей. Пламя негодования охватило поэтессу, укрепив ее любовные чувства. В это время ею было создано первое произведение, посвященное подруге, а также пришла уверенность в том, что сердце Сони должно всецело принадлежать ей одной.

Мне кажется, нам было бы с тобой
Так нежно, так остро, так нестерпимо…
Не оттого ль в строптивости тупой,
Не откликаясь, ты проходишь мимо?

И лучше так! Пускай же хлынет мгла
И ночь разверзнется ещё бездонней —
А то я умереть бы не могла:
Я жизнь пила бы из твоих ладоней!

Какие б сны нам снились наяву,
Какою музыкой бы нас качало —
Как лодочку качает у причала!..
Но полно. Проходи. Я не зову.

Невзирая на общественное мнение, зимой 1915 молодые женщины отправились в путешествие, посетив Ростов, Коктебель, Святогорье. Цветаева не обращала ни на кого внимания, считая себя не такой, как все.

А Сергей Эфрон терпеливо ожидал, когда пагубная страсть остынет. Не дождавшись, отправился воевать. В это время Марина написала цикл стихотворений под недвусмысленным названием «Подруге», в которых откровенно признавалась Софии в любви. Это может показаться странным, но Цветаева искренне любила и своего супруга, переживала за него.

И хотя к моменту встречи с Парнок Марина уже была матерью, однако ощущала себя дитем, которому недостает нежности. Она существовала в собственном иллюзорном поэтическом мире. Вероятно, не познав истинной страсти с супругом, Цветаева с легкостью вступила в интимные отношения с эротичной женщиной с наклонностями лесбиянки, которая стала для нее и опытной любовницей, и нежной матерью.

В тот период Парнок и Цветаева были признанными авторами, стихи которых активно публиковались. Естественно, что между ними возникло творческое соперничество. Поначалу София пыталась сдерживаться, ставя на первое место удовлетворение желаний плоти. Но постепенно теперь уже у Марины стали прослеживаться мрачные нотки, которые касались любимой подруги. Но все же она продолжала считать, что любовь мужчин скучна и неинтересна, и предаваться неге в квартире, специально снятой для этих целей на Арбате.

Но связь во грехе будущего не имеет. Она обречена. Так произошло у Цветаевой и Парнок. Зимой 1916 в гостях у Марины был Осип Мандельштам, с которым она гуляла по городу, читала ему новые стихотворения, обсуждала творчество собратьев по литературе. А потом Поэтесса пришла к подруге, у которой застала другую женщину. Нестерпимая боль пронзила сердце Цветаевой, которая, тем не менее, гордо, ни слова не сказав, покинула квартиру.

Марина внешне показывала равнодушие к случившемуся. Она хладнокровно отнеслась и к известию о смерти Софии. Однако это была только видимость. Как известно, от прошедших событий убежать нельзя.

Расставшись с Цветаевой, Парнок имела любовные связи с несколькими дамами. Одна из них – Нина Веденеева, отношения с которой оставили след в замечательных поэтических произведениях Софии, и на руках которой у нее разорвалось сердце. Однако память о Марине была жива, о чем свидетельствует фото Цветаевой, стоявшее до последнего дня у кровати Парнок.

Приглашаем на наш Телеграм-канал.

Автор: Эдуард Блокчейн, для IsraLove

Ещё по теме: любовь, евреи-поэты, Марина Цветаева, София Парнок

Дама сердца Марины Цветаевой // Jewish.Ru — Глобальный еврейский онлайн центр

Поэтесса Софья Парнок была первой женщиной, которую яростно, без оглядки на общественное мнение и чувства своего молодого мужа полюбила Марина Цветаева. Их отношения длились полтора года и оставили глубокий след в творчестве Цветаевой. Она посвятила Парнок множество стихов, которые знают и цитируют все, порой даже не представляя, к кому они были обращены.

Софья Парнох (именно так изначально писалась ее фамилия), вошедшая в историю отечественной литературы под именем «русская Сафо», родилась 11 августа 1885 года в Таганроге в состоятельной еврейской семье. Ее отец Яков Соломонович, провизор по профессии, содержал аптеку. Стихи Соня писала с детства. Мать ее умерла довольно рано, после родов близнецов – Валентина, будущего танцора, хореографа, поэта и переводчика, и Елизаветы, ставшей впоследствии детской поэтессой и переводчицей. Вскоре отец женился во второй раз, отношения с мачехой у Сони не сложились. Одиночество, отчужденность, замкнутость в своем собственном мире стали постоянными спутниками задиристой крутолобой девчонки с копной непокорных кудрей и каким-то странным, устремленным в вечность, взглядом.

Окончив таганрогскую Мариинскую гимназию, Парнок уехала получать музыкальное образование в Женеву. Ее личная жизнь с самого начала складывалась непросто: брак с литератором Владимиром Волькенштейном, заключенный по всем еврейским законом в синагоге, быстро распался. После развода, последовавшего в 1909 году, свой взор обращала исключительно на женщин. «Я никогда не была влюблена в мужчину», – напишет она позже. Опубликованный вскоре первый сборник начинающей поэтессы был посвящен Надежде Поляковой – ее женевской подруге. Вернувшись в Россию, Парнок зарабатывала главным образом литературным трудом: помимо собственных стихов публиковала также переводы с французского. Под псевдонимом «Андрей Полянин» выходили ее критические статьи.

Знакомство Парнок с Цветаевой, которая к тому времени была замужем и имела дочь, случилось в октябре 1914-го в одном из литературных салонов. Подробности их первой встречи, восстановленные по мемуарам очевидцев, приводит в книге «Жизнь и творчество русской Сафо» американская исследовательница Диана Льюис Бургин: «Парнок вошла в гостиную в черной куртке с крылатым воротником. Огонь потрескивал за каминной решеткой, в воздухе пахло чаем и духами White Rose. Почти сразу кто-то подошел к Парнок и сказал, что здесь молодая поэтесса, с которой ей следует познакомиться. Когда она встала, то заметила молодую женщину с короткими вьющимися светлыми волосами, которая “беспричинным движением” поднялась приветствовать ее».

Их окружили гости, и кто-то сказал в шутливом тоне: «Знакомьтесь же, господа!» Парнок вложила свою руку в руку Цветаевой «движеньем длинным», и «нежно в ее ладони помедлил осколок льда». Цветаева «полулежала в кресле, вертя на руке кольцо», а когда Парнок «вынула папиросу», Цветаева, инстинктивно войдя в роль рыцаря, «поднесла ей спичку». Парнок, судя по всему, была первой (но далеко не последней) женщиной в жизни Цветаевой. Сочетание женственности, мальчишеской ребячливости и неприступности, которое Цветаева увидела в Парнок, неудержимо влекло ее, не говоря уже о таинственном и романтическом ореоле греховности, окружавшем репутацию этой женщины:

И лоб Ваш властолюбивый
Под тяжестью рыжей каски,
Не женщина и не мальчик,
Но что-то сильнее меня!

Многие исследователи творчества Цветаевой трактуют историю ее взаимоотношений с Парнок, следуя стереотипной точке зрения о «сапфической любви». Они представляют Парнок мужеподобным зловещим соблазнителем, а Цветаеву – жертвой соблазна. Бургин, однако, с подобной трактовкой не согласна. Цветаева воспринимала именно себя как олицетворение активного, мужского (мальчишеского) начала в отношениях с Парнок, считает исследовательница: «Цветаева настойчиво изображает обходительным и льстивым возлюбленным могущественного создания. Она видит себя рыцарем, который стремится совершить героические, романтические и безрассудные подвиги, чтобы добиться благосклонности своей таинственной дамы». Знаменитое стихотворение Цветаевой «Под лаской плюшевого пледа», превращенное впоследствии в романс, который так проникновенно поет Лариса Огудалова Паратову в фильме «Жестокий романс», посвящено именно Парнок:

В том поединке своеволий

Кто в чьей руке был только мяч?

Чье сердце – Ваше ли, мое ли

Летело вскачь…

Парнок сразу же распознала талант Цветаевой, безоговорочно полюбила ее дар, заботливо воспитывала и лелеяла его, никогда не переставая его ценить. Не исключено, что к этому великодушному и благородному отношению примешивалось чувство невольной зависти к поэтическому дару юной подруги, но Парнок умело управляла своими эмоциями и мудро воздерживалась от прямого литературного состязания с Цветаевой.

А как же отнесся к сердечной страсти Цветаевой ее муж Сергей Эфрон, за которого она вышла по сильной, самозабвенной любви еще зимой 1912 года, когда ей было 20 лет? Он, судя по всему, решил переждать это увлечение, поняв всю его серьезность, не мешал подругам и тщательно избегал показываться им на глаза. В конце концов он ушел братом милосердия на действующий фронт. Цветаева продолжала сильно любить его и в то же время не могла жить без Парнок. Она очень страдала от такой душевной раздвоенности, но была не в силах что-либо сделать.

В любви Цветаевой и Парнок с самого начала присутствовала обреченность, ожидание трагического исхода. Оба поэта (Цветаева не любила слово «поэтесса» и всегда называла себя поэтом), испытывая поначалу огромное счастье, в глубине души чувствовали близость финала. Цветаева сравнивала себя с андерсеновским Каем, а Парнок – со Снежной Королевой. Спустя год все повисло на волоске: Парнок вздыхала о новой «роковой госпоже», которую она намеревалась где-то встретить, а Цветаева в стихах уже давно предупреждала ее, что «твоя душа мне встала поперёк». Кстати, одна из песен в фильме «Ирония судьбы», которую за Надю поет Пугачева, написана на еще одно стихотворение Цветаевой, обращенное всё к той же Парнок:

Вечерние поля в росе,

Над ними – вороны.

Благословляю Вас на все

Четыре стороны.

Нужна была только искра, чтобы эта бочка с порохом взорвалась. Как всегда в подобных случаях, повод оказался ничтожным. Окончательный разрыв произошел зимой 1916 года. В феврале в Москву приехал молодой Осип Мандельштам, которым платонически увлеклась Цветаева. Два дня они бродили по Москве: Марина показывала ему свой родной город и отдыхала душой. Когда он уехал обратно в Петербург, Цветаева пришла на Арбат к Парнок. Выяснилось, что за «два мандельштамовых дня» всё было кончено: «У той на постели уже сидела другая – очень большая, толстая, черная». Марина молча развернулась и ушла. А Парнок вскоре уехала в Крым. С того дня Цветаева тщательно вычеркивает из памяти всё, что было связано с Парнок. Цикл посвященных ей стихов она назвала поначалу «Ошибка», и только во второй редакции он стал называться «Подруга».

Октябрьский переворот Софья Парнок встретила нейтрально. Обращаясь к брату, который звал ее за границу, в Париж, она ответила строками одного из стихотворений: «За морем веселье, да чужое, / А у нас и горе, да свое». По сути Парнок всегда была и оставалась, как свидетельствовали знавшие ее, «литературным пролетарием». Заставляла себя много переводить. Вместе с Пастернаком входила в кооперативное издательство «Узел», которое доходов не приносило, а в 1928 году и вовсе разорилось. Оказавшись без литературной компаний, Софья всё более замыкалась в себе, общалась с немногими близкими людьми.

После Цветаевой у Парнок было еще несколько романов, последний – уже перед самой смертью, когда поэтесса была тяжело больна. Ее «седой музой» стала Нина Веденеева, героиня последнего цикла ее стихов. Сердце Парнок буквально не выдержало переживаний закатной любви. На руках у Веденеевой она и скончалась в августе 1933 года в подмосковном селе Каринском. Хоронили ее бедно, в плохо сколоченном гробу на Введенском кладбище в Москве.

А тот роман двух великих поэтов оставил нам, среди прочего, прекрасные стихи Цветаевой, которые со временем ничуть не опошлились и звучат всё так же возвышенно и романтично:

Мне нравится, что вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами. ..

Тайна отношений марины цветаевой и софии парнок. Парнок софия яковлевна

Софья Парно к (1885-1933). Настоящее имя — София Яковлевна Парнох, поэтесса, вошедшая в историю отечественной литературы под именем Русской Сафо, родилась 12 августа 1885 года в Таганроге в семье аптекаря. Ранняя смерть матери, второй брак отца сделали ее отношение к семейной жизни нетерпимым.
Стихи Парнок начала писать с раннего возраста. Многочисленные странности юной Софьи (экстравагантность вкусов в одежде, излишняя эмоциональность…) отчуждали ее от «общества», обрекали на одиночество.

Первый лесбийский роман Парнок с Надеждой Поляковой начался очень рано, в 16-летнем возрасте, и длился около 5 лет. После его печального финала Парнок уезжает в Женеву. По возвращению в Россию краткий брак Парнок с В. Волькенштейном не изменил ее лесбийской сущности.

Одним из самых ярких событий жизни Парнок стал необычайный по силе и напряжению чувств короткий роман с Мариной Цветаевой, начавшийся в 1914 году.

В 20-х годах, на которые приходится период московской жизни Парнок, поэтесса сближается с профессором Московского университета Ольгой Николаевной Цубербиллер, которая была ее подругой в течение десяти лет, прожитых вместе.

Удивительной любовной вспышкой незадолго до смерти Парнок стала ее случайная встреча с физиком Ниной Евгеньевной Веденеевой. Софья Парнок почувствовала полноту счастья, ощутила огромный прилив творческих сил. Стихи, посвященные Веденеевой, стали высшим достижением лирики Парнок, вошли в золотой фонд русской любовной поэзии Серебряного века. На этом великом творческом взлете жизнь Парнок неожиданно оборвалась в маленькой подмосковной деревне 25 августа 1933 года.

Взгляд прозрачен твой и тих, —
Знаю, у девичьей спаленки
Не бродил еще жених.

Век за веком тропкой стоптанной
Шли любовников стада,
Век за веком перешептано
Было сладостное «да».

Будет час и твой, — над участью
Станет вдруг чудить любовь,
И предчувствие тягучестью
Сладкою вольется в кровь.

Вот он — милый! Ты указана
— Он твердит — ему судьбой.
Ах, слова любви заказаны,
Как заигран вальс пустой!

Но тебе пустоговоркою
Милого не мнится речь:
Сердцем ты — дитя незоркое,
Лжи тебе не подстеречь.

Ты не спросишь в ночи буйные,
Первой страстью прожжена,
Чьи касанья поцелуйные
Зацеловывать должна…

Туго сложен рот твой маленький,
Взгляд прозрачен твой и тих,-
Знаю, у девичьей спаленки
Не бродил еще жених.

ЕКАТЕРИНЕ ГЕЛЬЦЕР

И вот она! Театр безмолвнее
Невольника перед царем.
И палочка взвилась, как молния,
И вновь оркестра грянул гром.

Лучи ль над ней свой блеск умножили,
Иль от нее исходит день?
И отрок рядом с ней -не то же ли,
Что солнцем брошенная тень?

Его непостоянством мучая,
Носок вонзает в пол и вдруг,
Как циркулем, ногой летучею
Вокруг себя обводит круг.

И, следом за мгновенным роздыхом,
пока вскипает страсть в смычках,
Она как бы вспененным воздухом
Взлетает на его руках…

Так встарь другая легконогая
— Прабабка «русских Терпсихор» —
Сердца взыскательные трогая,
Поэта зажигала взор.

У щеголей не те же чувства ли,
Но разочарованья нет:
На сцену наведен без устали
Онегина «двойной ларнет».
26 октября 1915

САФИЧЕСКИЕ СТРОФЫ

Эолийской лиры лишь песнь заслышу,
Загораюсь я, не иду — танцую,
Переимчив голос, рука проворна, —
Музыка в жилах.

Не перо пытаю, я струны строю,
Вдохновенною занята заботой:
Отпустить на волю, из сердца вылить
Струнные звоны.

Не забыла, видно, я в этой жизни
Незабвенных нег незабвенных песен,
Что певали древле мои подруги
В школе у Сафо.

САФИЧЕСКИЕ СТРОФЫ

Слишком туго были зажаты губы.
— Проскользнуть откуда могло бы слово?
Но меня позвал голос твой — я слышу —
Именем нежным.

А когда, так близки и снова чужды,
Возвращались мы, над Москвой полночной
С побережий дальних промчался ветер, —
Морем подуло…

Ветер, ветер с моря, один мой мститель,
Прилетит опять, чтобы ты, тоскуя,
Вспомнил час, когда я твое губами
Слушала сердце.

Парнок Sofia Parnok Карьера: Поэт
Рождение: Россия» Ростовская область» Таганрог, 30.7.1885
Парнок (настояшая фамилия — Парнох) — Волькенштейн Софья Яковлевна-русская поэтесса, переводчица, литературный критик. Автор сборников»Стихотворения» 1916 год, «Розы Пиэрии», «Лоза» 1923 г, переводов сфранцузского и немецкого. Часто писала «сапфической» строфой.Близкий друг Марины Ивановны Цветаевой. Ей посвящен цикл цветаевскихстихов «Подруга».

Как становятся поэтами? Божиим созволением? Игрою случая? Своеволием звезд, хохот которых перепутывает и сбивает прочтение предопределений и отрезков пути? Сложно вымолвить, сложно углядеть и распутать клубок ни противоречий, нет, а чего то больше сложного и ясного уже только на той Высоте, которая недосягаема с Земли, как не тяни к ней руки! Как становятся поэтами? Никто не знает, хотя написано тысячи строк об этом. Добавлю к многотомной эпопее ещё немного. О той, которую называли «русской Сафо».

Софья Яковлевна Парнох стала Поэтом вскоре вслед за тем того, как разорвала нити опутывающей ее Любви. Она и до этого, конечно, писала вирши, и крайне неплохие, выступала в печати с критическими литературными обзорами под псевдонимом Андрей Полянин Но настоящее море поэзии хлынуло к ее ногам, когда она отпустила Любовь на свободный ветер, следуя евангельской притче: «Отпусти хлеб свой плыть по водам». Она мучительно отпустила то, что хотелось ей удерживать, может быть, вечность при себе и своей душе и получила взамен Дар, тот, что может определить Человека Творящего за пределами грани греха и безгрешности

Софья Парнох родилась 30 июля 1885 года, в Таганроге, в семье аптекаря. Мать ее умерла достаточно юный, после этого родов близнецов, Валентина и Елизаветы. Сонечке было в то время всего шесть лет! Отец ее, Яков Парнох, (начав литературную занятие, поэтесса и критик почла за благо придать фамилии больше изысканную форму — Парнок, чем то напоминавшую ей наименование легендарного Парнаса — автор) дядя довольно независимых взглядов и жесткого нрава, вскоре женился вторично.

Отношения с мачехой, да и с отцом, у Сони не сложились. Одиночество, отчужденность, замкнутость в своем собственном мире, были постоянными спутниками задиристой, крутолобой девочки с копною непокорных кудрей и каким то странным, зачастую уходящим в себя взглядом. Она сильно недурственно играла на фортепиано, усердно занималась, по ночам разбирая трудные партитуры опер, клавиры, сонатины Моцарта и скерцо Листа. Легко играла «Венгерскую рапсодию». Таганрогскую гимназию окончила Соня с золотою медалью, и в 1903 — 1904 году уехала в Женеву. Там училась в консерватории, по классу фортепиано. Но музыкантом зачем — то не стала. Елена Калло о несостаявшейся пианистке — музыкантше Соне Парнок пишет так: «Несомненно, у Парнок был мелодический дар, больше того, позволительно изречь, что аккурат посредством музыку она ощущала мир. Недаром потрясение, испытанное от звуков органа в католическом храме, пробудило в ней творческую стихию в ранней юности (стихотворение «Орган»). С развитием поэтического мастерства все очевидней становилась музыкальность ее стиха, к которому полностью приложимы собственно музыкальные характеристики: длительность, модуляции, смена лада, рифма звучит то в терцию, то интервал меняется, вибрация утонченного ритма. .. Эти свойства проявились не только в зрелом ее творчестве, но значительно ранее:

Где море? Где небеса? Вверху ли, внизу?

По небу ль, по морю ль тебя я везу,

Моя дорогая?

Отлив. Мы плывем, но не слышно весла,

Как подобно как от берега нас отнесла

Лазурь, отбегая.

Был час.- Или не был? — В часовенке гроб,

Спокойствием облагороженный лоб, —

Как чудно далек он!

Засыпало память осенней листвой.

О радости ветер лепечет и твой

Развеянный локон.

София Парнок сберегла музыку «внутри себя». Это немало дало ей, как Поэту. Вернувшись в Россию поступила на Высшие женсие курсы и юридический факультет университета. Страстно увлекла ее и другая стихия — литература. Переводы с французского, пьесы,

шарады, скетчи и начальный.. беспомощный цикл стихов, посвященный Надежде

Павловне Поляковой — ее женевской любви.

Софья Яковлевна сильно раньше времени уяснила эту свою странную странность,различие от обычных людей. «Я ни при каких обстоятельствах не была влюблена в мужчину»напишет она позже М.Ф. Гнесину, другу и учителю. Ее притягивали ипривлекали женщины. Что это было? Неосознанная тяга к материнскомутеплу, ласке, нежности, которой не хватало в детстве, по которой тосковала ее суть человеческая, какой-то комплекс незрелости, развившийся в тяга и порок позднее, или нечто другое, больше загадочное и так до сих пор — непознанное? Ирина Ветринская, исследующая проблему «женской» любви достаточно давнехонько, и посвятившая этому много статей и книг, пишет по этому поводу следующее: » Психатрия классифицирует это, как невроз, но я предерживаюсь совсем противоположного мнения: лесбиянка — это дама с необычайно развитым чувством собственного «я». Ее партнерша — это ее свой зеркальный образ; тем, что она делает в постели, она говорит:» Это я, а я — это она. Это и есть высшая уровень любви женщины к самой себе.» (И. Ветринская. Послесловие к книге «Женщины, которые любили.. Женщин.» М. «ОЛМА -ПРЕСС» 2002 год. ) Мнение спорное, быть может, но не лишенное оснований, и объясняющее многое в этом странном и загадочном явлении — «женской» любви.

Не скрываюшая своих природных наклонностей от общества и не стыдящаяся их, — надо думать, для этого нужно было немалое мужество, согласитесь!- Софья Яковлевна, тем не менее, осенью 1907 года, вскоре вслед за тем возвращения из Женевы в Россию, выходит замуж за В. М. Волькенштейна — известного литератора, теоретика драмы, театроведа. Через полтора года, в январе 1909, супруги расстаются по инициативе Софьи Яковлевны. Официальной причиной развода стало ее самочувствие — невозможность располагать детей. С 1906 года Софья Яковлевна дебютировала в журналах «Северные записки», «Русское богатство» критическими статьями, написанными блестящим остроумным слогом. Парнок своим талантом проворно завоевала внимательность читателей, и с 1910 года была уже постоянным сотрудником газеты «Русская молва», ведущей ее художественного и музыкально — театрального раздела. К тому же она все время занималась самообразованием и крайне требовательно относилась к себе. Тем самым, не могла не притянуть внимания многих. Вот что она писала Л. Я. Гуревич, близкой подруге, в откровенном письме 10 марта 1911 года: «Когда я оглядываюсь на мою существование, я испытываю неловкость, как при чтении бульварного романа… Все, что мне бесконечно отвратительно в художественном произведении, чего ни при каких обстоятельствах не может быть в моих стихах, явно, где-то есть во мне и ищет воплощения, и вот я смотрю на мою бытие с брезгливой гримасой, как джентльмен с хорошим вкусом смотрит на чужую безвкусицу» А вот в другом письме тому же адресату: «Если у меня есть одаренность, то она аккурат такого рода, что без образования я ничего с ней не сделаю. А между тем случилось так, что я начала капитально считать о творчестве, без малого ничего не читав. То, что я должна была бы прочитать, я не могу уже в настоящий момент, мне тоскливо… Если есть думка, она ничем, помимо себя самой, не вскормлена. И вот в единственный пригожий день за душой ни гроша и будешь строчить сказки и больше ничего» Сказки ее не устраивали. Она предпочитала оттачивать остроту ума в критических статьях и музыкальных рецензиях. Впрочем, не ядовитых.

«По долгу службы» Софье Яковлевне зачастую приходилось посещать театральные премьеры и — литературно — музыкальные салонные вечера. Она любила светскость и яркость жизни, привлекала и приковывала к себе чуткость не только неординарностью взглядов и суждений, но и внешним видом: ходилав мужских костюмах и галстуках, носила короткую стрижку, курила сигару На одном из таких вечеров, в доме Аделаиды Казимировны Герцык — Жуковской, 16 октября 1914 года, Софья Парнок и встретилась с Мариной Цветаевой.

Вот какою видели Марину Цветаеву — Эфрон в то время ее современницы: «…Очень красивая особа, с решительными, дерзкими, до нахальства, манерами… богатая и жадная, вообще, несмотря на вирши, — женщина — кулак! Муж ее — пригожий, горемычный хлопчик Сережа Эфрон — туберкулезный

чахоточный». Так отозвалась о ней в своем дневнике 12 июля 1914 года Р.М. Хин-Гольдовская, в чьем доме жили некоторое время семейство Цветаевой и сестры мужа». Позоева Е.В. оставила такие воспоминания: «Марина была крайне умна. Наверное, крайне талантлива. Но джентльмен она была ледяной, жесткий; она никого не любила…. Часто она появлялась в черном… как королева… и все шептали: «Это Цветаева… Цветаева пришла…»»). В декабре 1915 года роман с Парнок уже — в самом разгаре. Роман особенный и захвативший сию минуту обеих. По силе взаимного проникновения в души дружбан друга — а раньше всего это был роман душ, это было похоже на ослепительную солнечную вспышку. Что искала в таком необычном чувстве Марина., тогда ещё не бывшая до того известной поэтессой? Перечитывая документы, исследования Николая Доли и Семена Карлинского, посвященные этой теме, я все сильнее убеждалась только в том, что Марина Цветаева, будучи по натуре страстной и властной, аналогично тигрице, не могла до конца удовлетвориться только ролью замужней женщины и матери. Ей нужна была созвучная личность, над которой она могла бы властвовать безраздельно — гласно ли, негласно, открыто ли скрыто ли — неважно!

Властвовать над стихами, рифмами, строками, чувствами, душой, мнением, движением ресниц, пальцев, губ, или какими то материальными воплощениями — выбором квартиры, гостиницы для встречи, подарка или

спектакля и концерта, которым стоит довести до конца вечер

Она с удовольствием дала Софье Яковлевне «ведущую» на первостепеннный воззрение образ в их странных отношениях. Но только — на основополагающий воззрение.

Влияние Марины на Софью Парнок, как персона и Поэта, было в такой степени всеобъемлющим, что сравнивая строки их стихотворных циклов, написанных без малого в то же время, разрешено выискать общие мотивы, похожие рифмы, строки и темы. Власть была неограниченна и велика. Подчинение — также!

На страницах маленький статьи биографического плана не крайне уместно изрекать о литературных достоинствах и недостатках творчества Софьи Парнок или Марины Цветаевой. Я и не буду работать этого. Скажу только, что Софья Парнок, как Поэт лирический, достигла в этих своих стихотворениях, посвященных ее мучительному чувству к Марине и разрыву с ней, таких высот, которые ставят ее на равных с такими личностями в Поэзии, как Мирра Лохвицкая, Каролина Павлова или более того Анна Андреевна Ахматова. Почему я так говорю?

Дело в том, что, на мой точка зрения, Парнок, как Поэтесса немалой величины, ещё неразгаданной нами в эти дни, своими стихами, смогла выказать сущность Духа Поэта, а как раз то, что Он — если истиненн, конечно, — то, владеет всеми тайнами человеческой души, независимо от пола, возраста и более того, быть может, накопленных жизненных впечатлений. Вот одно из стихотворений, написанных Софьей Парнок в 1915 году, в разгар романа, в «коктебельское лето», когда к их мучительному роману, прибавилась жгучесть чувства Максимилиана Волошина к Марине — чувства внезапного и достаточно сложного, (поощряемого Мариной, кстати):

Причуды мыслей вероломных

Не смог дух алчный превозмочь, —

И вот, из тысячи наемных,

Тобой дарована мне темное время суток.

Тебя учило безразличье

Лихому мастерству любви.

Но внезапно, привычные к добыче,

Объятья дрогнули твои.

Безумен воззрение, тоской задетый,

Угрюм ревниво сжатый губы, —

Меня терзая, мстишь судьбе ты

За опоздалый мой приход.

Если б не был исследователями метко обозначен адресат этого стихотворения — Марина Цветаева, то разрешено было бы помыслить, что речь идет о любимом человеке, любимом мужчине.. Но какая в сущности отличалка? Главное, дядя — Любимый

Они рисковали, но не боялись эпатировать среда, провели вкупе в Ростове рождественские каникулы 1914-15 гг. Семья Марины и ее мужа, Сергея Эфрона, об этом знала, но свершить ничего не могла! Вот одно из писем Е. О. Волошиной к Юлии Оболенской, мало характеризующее ту нервную обстановку, что сложилась в доме Цветаевых — Эфрон.

(*Е. О.Волошина была близкой подругой Елизаветы Эфрон (Лили), сестры мужа Цветаевой. — автор) Волошину беспокоило, как отнесется к происходящему Сергей Эфрон: «Что Вам Сережа наговорил? Почему Вам ужасно за него? (. ..) Вот сравнительно Марины страшновато: там занятие пошло вовсе серьезно. Она куда-то с Соней уезжала на немного дней, держала это в большом секрете. Соня эта уже поссорилась со своей подругой, с которой совместно жила, и наняла себе отдельную квартиру на Арбате. Это все меня и Лилю весьма смущает и тревожит, но мы не в силах сломать эти чары». Чары усиливались в такой степени, что была предпринята совместная поездка в Коктебель, где Цветаевы проводили лето и раньше. Здесь в Марину безответно и пылко влюбляется Макс Волошин, как уже упоминалось. Идут бесконечные разбирательства и споры между Мариной и ее подругой.

Софья Парнок испытывает муки ревности, но Марина, впервой проявив «тигриную суть», не подчиняется робким попыткам отдать ее в русло прежнего чувства, принадлежавшего только им, двоим Не тут — то было!

Марина, изменчивая, как истинная дочка моря, (*Марина — морская — автор.) поощряла ухаживания Волошина, всей душой страдала и тревожилась о муже, уехавшем в марте 1915 года на фронт с санитарным поездом. Она писала Елизавете Яковлевне Эфрон в откровенном и теплом письме летом 1915 года: «Сережу я люблю на всю бытие, он мне близкий, ни при каких обстоятельствах и никуда я от него не уйду. Пишу ему то всякий, то — сквозь день, он знает всю мою существование, только о самом грустном я стараюсь строчить реже. На сердце — вечная нелегкость. С нею засыпаю, с нею просыпаюсь».

«Соня меня весьма любит,- говорится дальше в письме,- и я ее люблю — это постоянно, и я от нее не смогу оставить. Разорванность от дней, которые нужно разделять, сердце все совмещает». И сквозь немного строк: «Не могу действовать больно и не могу не делать». Боль от необходимости избирать между двумя любимыми людьми не проходила, отражалась и в творчестве, и в неровности поведения.

В цикле стихов » Подруга» Марина пытается обвинить Софью в том, что она ее завела в такие «любовные дебри».. Пытается порвать отношения, предпринимает немного резких попыток. Михаилу Кузьмину она так описывает финал ее любовного романа с Софьей Яковлевной: » Это было в 1916 году, зимой, я в основополагающий раз в жизни была в Петербурге. Я только что приехала. Я была с одним человеком, то есть это была леди — Господи, как я плакала! — Но это не немаловажно! Она ни за что не хотела чтоб я ехала на закат дня. (мелодический вечерок, на котором должен был напевать Михаил Кузьмин — автор) Она сама не могла, у нее болела голова- а когда у нее болит голова она — невыносима. А у меня башка не болела, и мне ужасно не хотелось оставаться дома.»

После некоторых препирательств, во время которых Соня заявляет что «ей жалостно Марину», Цветаева срывается с места и едет на конец дня. Побыв там, она достаточно быстро начинает мыслить вспять к Соне и объясняет: «У меня дома больная подруга». Все смеются: «Вы говорите так, в аккурат у Вас дома нездоровый ребятенок. Подруга подождет».

Я про себя: «Черта с два!»

И в результате — драматический финал не заставил себя ждать: » В феврале 1916 года мы расстались», — писала в том же письме Марина Цветаева. — «Почти что из — за Кузьмина, то есть из — за Мандельштама, тот, что не договорив со мною в Петербурге, приехал договаривать в Москву. (*Вероятно, о романе — автор) Когда я, пропустив два мандельштамовых дня, к ней пришла- основополагающий пропуск за годы, — у нее на постели сидела другая: сильно большая, толстая, черная Мы с ней дружили полтора года. Её я совершенно не помню. То есть не вспоминаю. Знаю только, что ни в жизнь ей не прощу, что тогда не осталась!»

Своеобразным памятником так трагично оборвавшейся любви со стороны Софьи была книжка «Стихотворения», вышедшая в 1916 году и сию минуту запомнившаяся читателям, в свое время всего тем, что говорила Софья Яковлевнв о своем чувстве открыто, без умолчания, полунамеков, шифровки. Ею как бы написан пленительный портрет Любимого Человека, со всеми его — ее резкостями, надрывами, надломами, чуткостью, ранимостью и всеохватной нежностью этой пленяюще страстной души! Души ее любимой Марины. Подруги. Девочки. Женщины. Там было знаменитое теперь:

«Снова на профиль гляжу я твой крутолобый

И грустно дивлюсь странно-близким чертам твоим.

Свершилося то, чего не быть не могло бы:

На пути на одном нам не было места двоим.

О, этих пальцев тупых и коротких мощь,

И под бровью прямой тот самый дико-недвижный око!

Раскаяния,-скажи,-слеза оросила,

Оросила ль его, затуманила ли хоть раз?

Не поэтому ли вражда была в нас взаимной

И страстнее любви и правдивей любви стократ,

Что мы двойника товарищ в друге нашли? Скажи мне,

Не себя ли казня, казнила тебя я, мой брат?

(«Снова на профиль гляжу я твой крутолобый…»)

Любовь необходимо было освобождать. И она отпустила. Жила прошлым воспоминаниями, переплавляла их в вирши, но примерно нее были новые подруги, новые лица: Людмила Эрарская, Нина Веденеева, Ольга Цубильбиллер.

Парнок писала вирши все лучше, все сильнее и тоньше психологически были ее образы, но наступали нисколько не стихотворные времена. Грянула октябрьская смута. Какое — то время Софья Яковлевна жила в Крыму, в Судаке, перебивалась литературной «черной» работой: переводами, заметками. Репортажами. Не прекращала чиркать.

В 1922 году, в Москве, тиражом 3000 экземпляров, вышла ее книги: «Розы Пиэрии» — талантливая стилизация строк Сафо и старофранцузских поэтов. И сборник»Лоза» в тот, что она включила стихотворения за отрезок времени с 1916 по 1923 годы. Встречены они были публикой как будто и недурственно, но как то не до стихов становилось голодной и разоренной России, да и публика изысканная, понимающая ритмичные строфы, основательно «Иных нет, иные — далече»

Софье Яковлевне жилось тяжело, голодно. Чтобы как то выстоять, она вынуждена была заниматься переводами, уроками — платили гроши — и огородничеством.

Силы ей давала влюбленность. Бог посылал ей, грешной, людей, которые ее обожали и были ей преданы душою — таких, как физик Нина Евгеньевна Веденеева. Парнок встретилась с нею за полтора года до своей смерти. И скончалась у нее на руках. Она посвятила Нине Евгеньевне самые проникновенные и лиричные строки своих стихов. Но умирая, неотрывно смотрела на портрет Марины Цветаевой, стоявший на тумбочке, у изголовья. Она не говорила ни слова о Ней. Никогда, потом февраля 1916 года. Может, молчанием хотела унять влюбленность? Или — усилить? Никто не знает.

Незадолго до смерти она написала строки:

«Вот уж не бунтуя, не противясь,

Слышу я, как сердце бьет отбой

Я слабею и слабеет привязь,

Крепко нас вязавшая тобой»

«Будем счастливы во чтобы то ни стало!» (Отрывок)

В начале стихотворения стояли еле-еле различимо две заглавные буквы.:»М.Ц.» Так она попрощалась со своей Возлюбленной -Подругой, не зная, что Та сказала, услышав о ее смерти, в июне 1934 года, неблизко на чужбине: «Ну и что что она умерла, не непременно отдавать богу душу, чтобы почить в бозе!» (М. Цветаева. «Письмо к Амазонке»).

Её неловкая, маленькая Марина, ее «девчонка — подруга», была, как постоянно, властно — безжалостна и резка в суждениях! Но — права ли? В конце концов, весьма ненавидят только тех, кого в прошлом настолько же очень любили

_____________________________________

*Софья Яковлевна Парнок скончалась 26 августа 1933 года, в подмосковном селе Каринское. Похоронена немного дней через на немецком кладбище в Лефортово. Творчество ее, и история ее взаимотношений с Цветаевой до сих пор не изучены всецело, как и архив, в котором остались два неизданныхв сборника «Музыка» и «Вполголоса».

** Использованы тексты Интернет — публикации работ Н. Доли и С.Карлинского, а ещё — личной библиотеки автора.

Так же читайте биографии известных людей:

София Ромма Sofia Romma

Поэзия её несуетливая, тихая, струящаяся даже не как вода, а как воздух, поэзия эта воистину не знает границ, ни стилистических, ни..

София Коппола Sofia Coppola

С детских лет София была приучена к кинематографу и первую свою роль «сыграла» в годовалом возрасте. Это была знаменитая картина Фрэнсиса Копполы..

София Губайдулина Sofia Gubaydulina

Обычно Губайдулину помещают в первой тройке советского авангарда 19601980-х годов, сразу вслед за Э.Денисовым и А.Шнитке.

София Ротару Sophiya Rotaru

София Ротару — выдающаяся советская, украинская, молдавская и российская эстрадная певица, актриса. Народная артистка СССР, Заслуженная артистка..

У каждой творческой личности есть своя муза, стимул во плоти, который разжигает бурю в сердце поэта, помогая рождению на свет художественных и поэтических шедевров. Такой была София Парнок для Марины Цветаевой – любовью и катастрофой всей жизни. Она посвятила Парнок множество стихов, которые знают и цитируют все, порой даже не представляя, к кому они были обращены.

Девушка с профилем Бетховена

Сонечка родилась в интеллигентной еврейской семье в 1885 году в Таганроге. Отец был владельцем сети аптек и почетным гражданином города, а мама девочки — очень уважаемым доктором. Мать Сони умерла во вторых родах, дав жизнь близнецам. Глава семьи вскоре женился на гувернантке, с которой у Софии не сложились отношения.

Девочка росла своенравной и замкнутой, всю свою боль она изливала в стихах, которые начала писать в раннем возрасте. Соня создала свой мир, в который посторонним, даже отцу, прежде боготворимого, доступа не было. Наверное, с тех пор и появилась в ее глазах трагическая безысходность, оставшаяся навсегда.

Жизнь в родном доме стала невыносимой, и золотая медалистка Мариинской гимназии отправилась учиться в столицу Швейцарии, где показала потрясающие музыкальные способности, получив образование в консерватории.

По возвращении на родину, она начала посещать высшие Бестужевские курсы. В это время у Софии вспыхнул кратковременный роман с Надеждой Поляковой. Но поэтесса быстро остыла к возлюбленной. И эта близость чуть не закончилась для последней трагически.

Вскоре Парнок вышла замуж за известного литератора Владимира Волькштейна. Брак был заключен по всем иудейским канонам, но не выдержал даже короткого испытания временем. Именно тогда София поняла, что мужчины ее не интересуют. И она вновь начала находить утешение у подруг.

Пронзенная стрелой Сафо

Перед войной салон литературного критика Аделаиды Герцык был пристанищем талантливых московских поэтесс. Именно там произошла встреча Цветаевой и Парнок. Тогда Марине исполнилось двадцать три, а дома ее ждала двухлетняя дочь Ариадна и любящий муж Сергей Эфрон.

В гостиную вошла женщина в облаке аромата изысканных духов и дорогих сигарет. Ее контрастная одежда, белая с черным, как бы подчеркивала противоречивость натуры: резко очерченный подбородок, властные губы и грациозные движения. Она излучала притягательную ауру греха, нежно манипулируя хрипловатым голосом. Все в ней взывало к любви — трепетное движение изящных пальцев, достающих платок из замшевой сумки, соблазнительный взгляд зовущих глаз. Цветаева, полулежа в кресле, поддалась этому пагубному очарованию. Встала, молча поднесла зажженную спичку незнакомке, давая прикурить. Глаза в глаза — и сердце понеслось вскачь.

Зимой 1915 года, пренебрегая общественным мнением, женщины вместе уехали отдыхать сначала в Ростов, затем — в Коктебель, а позже — в Святогорье. Когда Цветаевой говорили, что так никто не поступает, она отвечала: “Я — не все.”

Эфрон терпеливо ждал, когда эта пагубная страсть перегорит, но вскоре ушел на фронт. В этот период Цветаева создала цикл стихов “Подруге”, откровенно признаваясь Парнок в любви. Но, как ни странно, и любовь к мужу ее не покидала.

Соперничество

К моменту встречи с Софией Цветаева, хотя уже и была матерью, чувствовала себя ребенком, которому не хватало нежности. Она жила в своем поэтическом коконе, иллюзорном мире, который создала сама. Вероятно, она тогда еще не ощутила страсти в интимных отношениях с мужем, поэтому так легко попала в сети опытной и эротичной Парнок. Женщина с лесбийскими наклонностями стала для нее всем: и ласковой матерью, и возбуждающей любовницей.

Но обе женщины были уже признанными поэтессами, много печатались, и понемногу между ними начало возникать литературное соперничество.

Сначала София Парнок сдерживала в себе это чувство, ведь на первом месте для нее стояло удовлетворение плотских желаний. Но вскоре и у Цветаевой начинает преобладать двойственное отношение к своей подруге. В ее творчестве этого периода уже прослеживаются мрачные нотки по отношению к любимой ею Соне. Тогда Марина еще считала, что любить мужчин — это скучно. Она продолжала предаваться неге в квартире на Арбате, которую для встреч специально сняла ее муза.

Греховная связь всегда обречена. Так случилось и у двух талантливых поэтесс. Зимой 1916-го у Цветаевой несколько дней гостил Осип Мандельштам. Друзья бродили по городу, читали друг другу свои новые стихи, обсуждали творчество братьев по перу. А когда Марина пришла к Соне, “под лаской плюшевого пледа” она застала другую женщину, как она потом напишет, черную и толстую. Нестерпимой болью резануло сердце, но гордая Цветаева ушла молча.

С тех пор Марина пыталась забыть все события, связанные с Софией. Она даже равнодушно приняла известие о ее смерти. Но это была лишь маска, — от памяти убежать невозможно.

Что же касается Софии Парнок, то после расставания с Цветаевой у нее еще было несколько романов с дамами. Последней ее страстью была Нина Веденеева, которой поэтесса посвятила замечательный цикл стихов. На руках своей последней музы София, русская Сафо, и скончалась от разрыва сердца. Но до последнего дня на ее прикроватном столике стояла фотография Марины Цветаевой…

Одно из известнейших стихотворений Марины Цветаевой — «Хочу у зеркала, где муть…».

Вскоре София и известный литератор Владимир Волькштейн сочетались законным браком по иудейским канонам. Однако совместная жизнь была кратковременной. Молодая женщина вновь стала искать утешения у подруг.

Какие б сны нам снились наяву,
Какою музыкой бы нас качало —
Как лодочку качает у причала!. .
Но полно. Проходи. Я не зову.

Парнок София Яковлевна (настоящая фамилия Парнох) (30 июля (11 августа) 1885, Таганрог — 26 августа 1933, Каринское, Московская обл.) — русская поэтесса, переводчица.

Родилась в Таганроге, в обрусевшей еврейской семье. Отец — провизор, владелец аптеки, почетный гражданин г. Таганрога. Мать — врач. София старшая сестра поэта и переводчика Валентина Парнаха и поэтессы Елизаветы Тараховской. Рано потеряла мать, она умерла вскоре после рождении близнецов, Валентина и Елизаветы. Отец повторно женился на гувернантке. Отношения с мачехой, да и с отцом, у Софии не сложились. Одиночество, отчужденность, замкнутость в своем собственном мире, были постоянными ее спутниками. В 1894-1903 училась и закончила с золотой медалью Таганрогскую гимназию. В 1903 — 1904 училась в женевской консерватории, по классу фортепиано. Однако музыкантом не стала. Вернувшись в Россию училась на Высших женских Бестужевских курсы и юридическом факультете университета.

Софию Парнок страстно увлекла литература. Переводы с французского, пьесы, шарады, скетчи и первый цикл стихов, посвященный Надежде Павловне Поляковой — ее женевской… любви. Софья Парнок очень рано осознала эту свою странную наклонность, хотя по возвращении в Россию, осенью 1907 года, вышла замуж за литератора В. М. Волькенштейном (брак был заключён по иудейскому обряду). После распада неудачного брака, в январе 1909, Парнок обращала своё чувство только на женщин, данная тематика весьма характерна для её лирики.

Печатать стихи София Парнок начала с 1906 г., когда дебютировала в журналах «Северные записки», «Русское богатство» критическими статьями, написанными блестящим остроумным слогом. Парнок своим талантом быстро завоевала внимание читателей, и с 1910 года была уже постоянным сотрудником газеты «Русская молва», ведущей ее художественного и музыкально — театрального раздела.

С 1913 сотрудничала в журнале «Северные записки», где кроме стихов публиковала переводы с французского и критические статьи под псевдонимом «Андрей Полянин». Парнок-критика высоко ценили современники; её статьи отличались ровным доброжелательным тоном и взвешенной оценкой достоинств и своеобразия конкретного поэта. Ей принадлежат сжатые и чёткие характеристики поэтики Мандельштама, Ахматовой, Ходасевича, Игоря Северянина и других ведущих поэтов 1910-х гг.. Признавая талант ряда акмеистов, она тем не менее отвергала акмеизм как школу. Парнок принадлежит (нехарактерное для неё по тону, но показательное для её представлений об искусстве) одно из наиболее ярких выступлений против Валерия Брюсова, «играющего роль великого поэта» (1917).

«По долгу службы» Софье Парнок часто приходилось посещать театральные премьеры и — литературно — музыкальные салонные вечера. Она любила светскость и яркость жизни, привлекала и приковывала к себе внимание не только неординарностью взглядов и суждений, но и внешним видом: ходилав мужских костюмах и галстуках, носила короткую стрижку, курила сигару. .. На одном из таких вечеров, в доме Аделаиды Казимировны Герцык-Жуковской, 16 октября 1914 года, Софья Парнок встретилась с Мариной Цветаевой. Их роман продолжался вплоть до 1916 года. Цветаева посвятила ей цикл стихотворений «Подруга» («Под лаской плюшевого пледа…» и др.) и эссе «Mon frere feminine».

Первый поэтический сборник Софии Парнок «Стихотворения» вышел в Москве в 1916 г. и встретил положительные отклики критики явившись одновременно своеобразным памятником ее отношений с Цветаевой. Парнок писала стихи все лучше, все сильнее и тоньше психологически были ее образы, но наступали отнюдь не стихотворные времена.

После октябрьского переворота в 1917 г. Пакрнок уехала в г. Судак (Крым), где прожила до начала двадцатых годов, перебиваясь литературной «черной» работой: переводами, заметками, репортажами. Не прекращала писать. Среди её друзей этого периода — Максимилиан Волошин, сёстры Аделаида и Евгения Герцык. В Судаке познакомилась с композитором А. Спендиаровым и, по его просьбе, начала работу над либретто оперы «Алмаст».

Вернувшись в Москву, София Парнок занималась литературной и переводческой работой. Была одним из учредителей объединения «Лирический круг» и кооперативного издательства «Узел». Выпустила в Москве четыре сборника стихов: «Розы Пиерии» (1922), «Лоза» (1923), «Музыка» (1926), «Вполголоса» (1928). Последние два сборника вышли в издательстве «Узел», причём «Вполголоса» — тиражом всего 200 экземпляров. Парнок продолжала после революции и литературно-критическую деятельность, в частности, именно она впервые назвала «большую четвёрку» постсимволистской поэзии — Ахматова, Мандельштам, Цветаева, Пастернак (1923, в статье «Б. Пастернак и др.»).

Парнок не примыкала ни к одной из ведущих литературных группировок. Она критически относилась как к новейшим течениям в современной ей литературе, так и к традиционной школе. Ее поэзию отличает мастерское владение словом, широкая эрудиция, музыкальный слух (отразившийся и в богатой метрике, оказавшей влияние на метрику Цветаевой в 1910-е годы). В её последние сборники проникают разговорные интонации, ощущение «повседневности» трагедии; многие стихотворения посвящены физику-теоретику Нине Веденеевой — «Седой музе».

24 июня 1930 г. в московском Большом театре с триумфальным успехом состоялась премьера оперы А. Спендиарова «Алмаст» по её либретто.

В последние годы Парнок, лишённая возможности печататься, как многие литераторы, зарабатывала на жизнь переводами. Софья Яковлевна Парнок скончалась 26 августа 1933 года, в подмосковном селе Каринское. Похоронена несколько дней спустя на немецком кладбище в Лефортово. Творчество ее, и история ее взаимотношений с Цветаевой до сих пор не изучены полностью, как и архив, в котором остались два неизданныхв сборника «Музыка» и «Вполголоса».

Моя любовь! Мой демон шалый!

Моя любовь! Мой демон шалый!
Ты так костлява, что, пожалуй,
Позавтракав тобой в обед,
Сломал бы зубы людоед.
Но я не той породы грубой
(К тому ж я несколько беззуба),
А потому, не теребя,
Губами буду есть тебя!
Парнок София Яковлевна

Ведь я пою о той весне

Ведь я пою о той весне,
Которой в яви — нет,
Но, как лунатик, ты во сне
Идешь на тихий свет.
И музыка скупая слов
Уже не только стих,
А перекличка наших снов
И тайн — моих, твоих…
И вот сквозит перед тобой,
Сквозь ледяной хрусталь,
Пустыни лунно-голубой
Мерцающая даль.

Без посоха и странничьей котомки

Без посоха и странничьей котомки
Последний путь не мыслится поэту,
Но, все оставивши, без них уйду я в путь.
На немудреное крыльцо, на землю эту,
Где некогда звучал мой голос ломкий,
Приду глазами вещими взглянуть.
Я в детскую войду и вновь открою
На запад обращенное оконце:
Таким же заревом тогда пылала твердь
И обагренное закатывалось солнце…
А я мечтать училась, что герою
Кровавая приличествует смерть.

Стоит он, белый, островерхий,
Как сахарная голова.
И мы карабкаемся кверху
И продвигаемся едва.
Дорога кольцами кружится —
За оборотом оборот.
Душе нетерпеливой снится
Уже сияние ворот.
Но свет слепит глаза, но скользко,
Как в гололедицу, ногам.
Напрасно мы считаем, сколько
Осталось поворотов нам.
Спиралью всходим мы, но падать,
Но падать камнем будем мы.
Ты слышишь, — воронье на падаль
Уже слетается из тьмы?

За стеклом окна — стекло

За стеклом окна — стекло
Неба.
Улицу заволокло
Снегом.
Только этот легкий снег —
Не зимний.
И откуда этот снег,
Скажи мне?
Топольный ли это пух
Разметан?..
И взгрустнулось мне, мой друг,
Отчего-то.
Будто летняя метель,
В самом деле,
Мне последнюю постель
Стелет.

Должно быть, голос мой бездушен
И речь умильная пуста.
Сонет дописан, вальс дослушан
И доцелованы уста.
На книгу облетает астра,
В окне заледенела даль.
Передо мной: «L»Abesse de Castro»,
Холодно-пламенный Стендаль.
Устам приятно быть ничьими,
Мне мил пустынный мой порог…
Зачем приходишь ты, чье имя
Несет мне ветры всех дорог?

Ради рифмы резвой не солгу

Ради рифмы резвой не солгу,
Уж не обессудь, маститый мастер, —
Мы от колыбели разной масти:
Я умею только то, что я могу.
Строгой благодарна я судьбе,
Что дала мне Музу-недотрогу:
Узкой, но своей идем дорогой.
Обе не попутчицы тебе.

Газелы

Утишительница боли — твоя рука,
Белотелый цвет магнолий — твоя рука.
Зимним полднем постучалась ко мне любовь,
И держала мех соболий твоя рука.
Ах, как бабочка, на стебле руки моей
Погостила миг — не боле — твоя рука!
Но зажгла, что притушили враги и я,
И чего не побороли, твоя рука:
Всю неистовую нежность зажгла во мне,
О, царица своеволий, твоя рука!
Прямо на сердце легла мне (я не ропщу:
Сердце это не твое ли!) — твоя рука.

Сегодня с неба день поспешней

Сегодня с неба день поспешней
Свой охладелым луч унес.
Гостеприимные скворешни
Пустеют в проседи берез.
В кустах акаций хруст, — сказать бы:
Сухие щелкают стручки.
Но слишком странны тишь усадьбы
И сердца громкие толчки…
Да, эта осень — осень дважды!
И тоже, что листва, шурша,
Листок нашептывает каждый,
Твердит усталая душа.