Тайна отношений Марины Цветаевой и Софии Парнок
Ирина
Горяшкиева
18:02
19 мая 2017
Полтора года длился роман двух женщин, одна из которых – великий поэт.
Влюбленности обычных людей остаются фактами их личной биографии, любовные же отношения поэтов оставляют заметный след в их творчестве. Так было и с романом двух представительниц Серебряного века — Марины Цветаевой и Софии Парнок.
С.Парнок и М.Цветаева. Источник: www.ru.wikipedia.org
Поэт и лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский считал Марину Цветаеву первым поэтом XX века. Что касается Софии Парнок, то она была известной поэтессой своего времени, которую больше ценили как блестящего литературного критика. Она стала первым в истории отечественной литературы автором, заявившем о праве женщины на неординарную любовь, за что и была прозвана «русской Сафо».
Факт: Сафо — поэтесса и писательница (ок.
Они познакомились, когда Цветаевой было 22 года, а Парнок — 29. У Марины был трепетно любимый муж Сергей Эфрон и двухлетняя дочь Ариадна, за плечами Парнок — особенная репутация и несколько громких романов с женщинами, о которых шепталась Москва.
Стихотворение Сафо, написанное рукой М.Цветаевой. Источник: ic.pics.livejournal.com
Их пылкая любовь началась с первого взгляда и осталась в истории литературы обжигающе откровенным цветаевским циклом из 17 стихотворений «Подруга». Стихи Цветаевой, посвященные этим отношениям, были настолько шокирующими, что впервые их позволили напечатать аж 1976 году.
Марина и София познакомились 16 октября 1914 года и тем же вечером Цветаева написала предельно искреннее признание:
Я Вас люблю. — Как грозовая туча
Над Вами — грех —
За то, что Вы язвительны и жгучи
И лучше всех,
За то, что мы, что наши жизни — разны
Во тьме дорог,
За Ваши вдохновенные соблазны
И тёмный рок.
Надо сказать, что страстная поэтическая натура Цветаевой проявлялась с детства — она болезненно пылко влюблялась, при этом пол объекта внимания был не важен, так же, как и его реальное существование. По ее собственному признанию в автобиографической повести «Мой Пушкин» еще девочкой она «не в Онегина влюбилась, а в Онегина и Татьяну (и, может быть, в Татьяну немного больше), в них обоих вместе, в любовь. И ни одной своей вещи я потом не писала, не влюбившись одновременно в двух (в нее — немножко больше), не в двух, а в их любовь».
Факт: Аромат однополых отношений в начале XX века пронизывал воздух литературных и театральных салонов — такие связи были не редки и не считались невозможными.
Об ограничениях в праве выбора Марина говорила категорически прямо: «Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное — какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное — какая скука!».
Влюбленные вели себя смело — в литературных салонах барышни сидели, обнявшись, и курили одну сигарету. В 1932 году в автобиографической прозе «Письма к Амазонке» Цветаева объяснила, что вызвало эту страсть: «этой улыбающейся молодой девушке встречается на повороте дороги другая я, она: ее не надо бояться, от нее не надо защищаться, она свободна любить сердцем, без тела, любить без страха, любить, не причиняя боли». Своим самым большим страхом молодая женщина считала страх «упустить волну. Я все боялась больше не любить: ничего больше не познать».
Кем же были эти две яркие женщины и почему их так влекло друг к другу?
Русская СафоПоэтесса, критик и переводчица София Парнок (1885-1933) родилась Таганроге в семье медиков. У девочки были сложные отношения с отцом, который после смерти матери быстро женился на гувернантке. Она окончила гимназию с золотой медалью, после чего училась в консерватории в Женеве и на Бестужевских курсах в Санкт-Петербурге. После короткого брака с литератором В. Волькенштейном Парнок стала известна благодаря своим романам с женщинами и лирике, посвященной гомосексуальной тематике.
По воспоминаниям одной из современниц, в ней было «какое-то обаяние — она умела слушать, вовремя задать вопрос, ободряющий или сбивающий с толку едва заметной иронией, — словом, это была женщина, которую могли слушаться».
София Парнок. Источник: ru.wikipedia.org
Страстная бунтаркаКрупнейший поэт, прозаик и переводчица Марина Цветаева (1892—1941) была дочерью профессора Московского университета Ивана Цветаева — основателя Музея изящных искусств (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина на Волхонке). Детство детей Цветаевых прошло в «царстве белых статуй и старых книг». Марина называла музей «нашим гигантским младшим братом», потому что родители неистово занимались его обустройством.
Отец был очень занятым и добрым, своей мягкостью он сглаживал буйный темперамент молодой и талантливой матери, чьими картинами, музыкой и настроением был наполнен весь дом. Марина с сестрами и братом достаточно рано остались без родителей — ей было всего 14, когда мама умерла от чахотки, и 21 год, когда умер отец. В будущем поэте всю жизнь гремучей смесью кипели два разных родительских характера — отцовская преданность идее, трудолюбие и материнская страстная нетерпимость.
Марина Цветаева. источник: ru.wikipedia.org
В 19 лет Марина познакомилась с 18-летним Сергеем Эфроном в Крыму на коктебельской даче у поэта и художника Максимилиана Волошина и через полгода с ним обвенчалась.
Судьба их семьи была непростой и даже жестокой — война, послереволюционная неустроенность, участие Сергея в Белом движении и трехгодичная разлука, смерть младшей дочери, эмиграция, безденежье, возвращение на родину, арест Эфрона, арест старшей дочери Ариадны, Великая Отечественная война и эвакуация, закончившаяся гибелью Цветаевой. Быть мужем поэта – участь нелегкая, но Эфрон понимал цветаевскую «безбрежность в мире мер» и был терпелив к Марининым страстям на протяжении всей супружеской жизни. «…Ты уцелеешь на скрижалях», — пообещала Цветаева и увековечила мужа в стихах, подчеркивая его рыцарство и порядочность.
Молодожены С.Эфрон и М.Цветаева. источник: ru.wikipedia.org
Анатомия страстиИзначально первый любовный цикл в своем творчестве Цветаева назвала «Ошибка», но затем изменила на нейтральное «Подруга». По этим стихам можно пошагово проследить за развитием отношений с Парнок: от магнетизма первой встречи и желания спасти другую, раствориться в ней, до ревности и обвинений, в том, что подруга завела в такие «любовные дебри».
Цитата: «Голубчик мой, перечитайте стихи Цветаевой к Софье Парнок! Она там по части эротики всех за пояс затыкает…». «Я любовь узнаю по боли всего тела вдоль». Дальше чего еще надо! Другое дело, что здесь опять-таки не эротика главное, а звук. У Цветаевой звук — всегда самое главное, независимо от того, о чем идет речь…». И. Бродский.
София безоговорочно принимала гениальность подруги и воздерживалась от прямого литературного поединка.
Их отношения развивались стремительно. В январе 1915 года молодые женщины уезжают на рождественские каникулы в Ростов Великий.
…вспомяни
Незакатные оны дни,
Материнские и дочерние,
Незакатные, невечерние.
Парнок отвечала Цветаевой пылкой любовью:
Благодарю и за то, сладостная, что в те дни
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».
Влюбленные провели вместе лето 1915 года — сначала в Коктебеле, потом в Святых Горах под Харьковом. Их непростая любовь разъедалась ревностью – Парнок ревновала младшую подругу к мужу, поэтам Волошину и Мандельштаму – и небезосновательно, и прежде всего к ее желанию иметь детей.
Бурный женский роман продолжался полтора года и завершился драматично. Зимой 1916 года в Петербурге после конфликта из-за визита к друзьям, к которым уехала Цветаева, пара рассталась.
После этого Цветаева и слышать не хотела о Софии, называя этот странный роман «часом своей первой катастрофы». Парнок умерла через 18 лет, и, по свидетельству очевидцев, на прикроватном столике у нее стояла фотография юной Марины.
1914–1916 «Подруга» (София Парнок). Цветаева без глянца
1914–1916
«Подруга» (София Парнок)
Майя Кудашева-Роллан. В записи В. Лосской:
У Крандиевской Марина познакомилась с Софьей Парнок. Это тема ее стихов «Подруга»… Мне кажется, что это было чисто физическое увлечение.
Я думаю, когда Марина вышла замуж за Сережу Эфрона, это была обычная любовь между мужчиной и женщиной и, как вы знаете, в таких случаях женщина ничего не испытывает.
А в любви между женщинами — другое. Женщины умеют дать другу все почувствовать: «жуир»… и с Софьей Парнок у Марины было чисто физическое увлечение. Но, как бывает, ввиду того, что это было только физическое, Марина потом Софью возненавидела…
На самом деле Софья Парнок открыла Марине, что такое физическая любовь, отсюда ее охлаждение и ненависть потом.
Марина женщин вообще любила, так же как и мужчин. А в любви к Софье Парнок — любовь Сафо. Остались только стихи. И один стих о Сафо:
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкой…»
А дальше я не помню.
Но у нее было тяготение к женщинам: в Сарру Бернар в Париже была настоящая влюбленность. Когда Марина была в Париже, она ее поджидала у выхода из театра, бросала ей под ноги цветы и т. д. <…>
Я сама не люблю женщин, они завистливые, она же была не такая, она не завидовала, она их любила [5; 57].
Владислав Фелицианович Ходасевич (1886–1939), поэт, литературный критик, историк литературы. С 1922 г. в эмиграции. Постоянный автор газеты «Возрождение» (Париж):
Среднего, скорее даже небольшого роста, с белокурыми волосами, зачесанными на косой пробор и на затылке связанными простым узлом; с бледным лицом, которое, казалось, никогда не было молодо, София Яковлевна не была хороша собой. Но было что-то обаятельное и необыкновенно благородное в ее серых, выпуклых глазах, смотрящих пристально, в ее тяжеловатом, «лермонтовском» взгляде, в повороте головы, слегка надменном, незвучном, но мягком, довольно низком голосе. Ее суждения были независимы, разговор прям[47].
Петр Петрович Сувчинский (1892–1985), музыковед, философ, один из основателей евразийского движения. В записи В. Лосской:
Первое мое воспоминание о ней относится к 14-му или 16-му году приблизительно. Я в Москве издавал журнал, который назывался «Музыкальный современник», с Римским-Корсаковым. Его жену звали Юлия Лазаревна Вайсберг. Два раза я был приглашен к ним на такие очень странные сеансы. Марина Цветаева тогда считалась лесбиянкой, и там, на этих сеансах, я два раза ее видел. Она приходила с поэтом Софьей Парнок. Обе сидели в обнимку и вдвоем, по очереди, курили одну папиросу. Для меня она была тогда «une lesbienne classique»[48]. Кто из них доминировал? Что писала Софья Парнок? Не знаю [5; 156].
Анастасия Ивановна Цветаева:
Лето. <…> Мы сидим на террасе максиного дома (М. Волошина в Коктебеле. — Сост.), на открытом воздухе. Было нас — не помню точно — двенадцать-пятнадцать человек.
Сегодня будет читать Соня Парнок. Марина высоко ставила поэзию Парнок, ее кованый стих, ее владение инструментовкой. Мы все, тогда жившие в Коктебеле, часто просили ее стихов.— Ну, хорошо, — говорит Соня Парнок, — буду читать, голова не болит сегодня. — И, помедлив: — Что прочесть? — произносит она своим живым, как медленно набегающая волна голосом (нет, не так — какая-то пушистость в голосе, что-то от движенья ее тяжелой от волос головы на высокой шее и от смычка по пчелиному звуку струны, смычка по виолончели…).
— К чему узор! — говорит просяще Марина. — Мое любимое!
И, кивнув ей, Соня впадает в ее желание:
К чему узор расцвечивает пёстро?
Нет упоения сильней, чем в ритме.
Два акта перед бурным болеро
Пускай оркестр гремучий повторит мне.
Не поцелуй, — предпоцелуйный миг,
Не музыка, а то, что перед нею, —
Яд предвкушений в кровь мою проник,
И загораюсь я и леденею. <…>
Мы просим еще. <…>
— Соня, еще одно! — говорит Марина. — Нас еще не зовут, скажите еще одно!
Тогда Соня, встав, бегло поправив «шлем» темнорыжей прически, тем давая знать, что последнее, на ходу, в шутку почти что:
Окиньте беглым мимолетным взглядом
Мою ладонь:
Здесь две судьбы, одна с другою рядом,
Двойной огонь.
Двух жизней линии проходят остро,
Здесь «да» и «нет» —
Вот мой ответ, прелестный Калиостро,
Вот мой ответ.
Блеснут ли мне спасительные дали,
Пойду ль ко дну
Одну судьбу мою Вы разгадали,
Но лишь одну.
Щелкнул портсигар. Соня устала? Ее низкий голос, чуть хриплый: — Идем ужинать?
Тонкие пальцы с перстнем несут ко рту мундштук с папиросой — затяжка, клуб дыма. (А как часто над высоким великолепным лбом, скрыв короною змею косы, — белизна смоченного в воде полотенца — от частой головной боли!) <…>
Маринина дружба с Софьей Яковлевной Парнок продолжалась. Они появлялись вместе на литературных вечерах, увлекались стихами друг друга. И каждое новое стихотворение одной из них встречалось двойной радостью. Марина была много моложе Сони, но Соня прекрасно понимала, какой поэт вырастает из Марины.
Как эффектны, как хороши они были вдвоем: Марина — выше, стройнее, с пышной, как цветок, головой, в платье старинной моды — узком в талии, широком внизу. Соня — чуть ниже, тяжелоглазая, в вязаной куртке с отложным воротником. <…>
Я была в восторге от Сони. И не только стихами ее я, как и все вокруг, восхищалась, вся она, каждым движением своим, заразительностью веселья, необычайной силой сочувствия каждому огорчению рядом, способностью войти в любую судьбу, всё отдать, всё повернуть в своем дне, с размаху, на себя не оглядываясь, неуемная страсть — помочь. И сама Соня была подобна какому-то произведению искусства, словно — оживший портрет первоклассного мастера, — оживший, — чудо природы! Побыв полдня с ней, в стихии ее понимания, ее юмора, ее смеха, ее самоотдачи — от нее выходил как после симфонического концерта, потрясенный тем, что есть на свете — такое [16; 35–36,38–40].
Елизавета Яковлевна Тараховская:
Однажды она, Вера Инбер и моя сестра Софья Парнок гадали о своей судьбе, наугад отыскивая строчку стихов. На долю Марины выпало слово «плаха» [2; 67].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
13. Софья Парнок
13. Софья Парнок Году в 1923-м я передала сборник стихов в издательство «Недра», где его рецензировала Софья Парнок. Она отвергла мою книгу, сказав: «Если сравнить ваши стихи с букетом цветов, то он уж слишком разнороден: кашка рядом с пионом, жасмин с ландышем».Выглядела она
ПАРНОК София Яковлевна
ПАРНОК София Яковлевна наст. фам. Парнох; псевд. Андрей Полянин;30. 7(11.8).1885 – 26.8.1932Поэтесса, переводчица, литературный критик. Публикации в журналах «Северные записки», «Новая жизнь», «Заветы», «Всеобщий ежемесячник», «Искры», «Родник», «Образование», «Вестник Европы»,
ГЛАВА 20 1914-1916 Наши муки в Германии – Возвращение в Россию через Копенгаген и Финляндию – Рождение дочери – Отцова миссия за границей – Мимолетное губернаторство – Положение ухудшается – Распутин должен исчезнуть
ГЛАВА 20 1914-1916 Наши муки в Германии – Возвращение в Россию через Копенгаген и Финляндию – Рождение дочери – Отцова миссия за границей – Мимолетное губернаторство – Положение ухудшается – Распутин должен исчезнуть В июле мы приехали в Киссинген. Атмосфера в Германии
София Парнок
София Парнок В маленьком поэтическом альманахе, которого уже не помню теперь названия и который вышел в Петербурге летом 1906, а может быть, 1905 года, среди расхожих, обыкновенных стихов символической поры, отмеченных расплывчатостью мысли и неточностью словаря (я и сам
София РОТАРУ
София РОТАРУ Свою первую и единственную любовь Ротару встретила благодаря… глянцевому журналу «Украина». Именно на его обложку выпало счастье попасть портрету 20-летней Ротару, которая была удостоена такой чести за то, что смогла стать победительницей республиканского
Пятая колонна (1914–1916)
Пятая колонна (1914–1916) 14 сентября 1916 года Военно-морской департамент Вашингтон, округ Колумбия Сэр! Среди документов Бюро паровой инженерии найдена копия письма Николы Тесла Комитету по управлению маяками, отправленное с экспериментальной станции в Колорадо-Спрингс и
София Парнок 1885 – 1933 «Я слабею, и слабеет привязь, крепко нас вязавшая с тобой…»
София Парнок 1885 – 1933 «Я слабею, и слабеет привязь, крепко нас вязавшая с тобой…» София Парнок (настоящая фамилия Парнох) – русская поэтесса, переводчица – родилась 30 июля (11 августа) 1885 года в Таганроге, в обрусевшей еврейской семье. Отец – провизор, владелец аптеки,
1.
София и Софи1. София и Софи Кто у нас в России не знает Софи Лорен? И кто знает, что она на самом деле не Софи, а… София? Сокращённое имя, произносимое на французский манер, приклеилось к актрисе с незапамятных времён, ещё на заре карьеры, когда в прокат пошли первые фильмы с её участием
Глава 2 Петр Эфрон. Софья Парнок. Осип Мандельштам. Тихон Чурилин. Снова в Коктебеле. Плуцер-Сарна
Глава 2 Петр Эфрон. Софья Парнок. Осип Мандельштам. Тихон Чурилин. Снова в Коктебеле. Плуцер-Сарна В 1913 году вернулся из эмиграции старший брат Сергея – Петр Яковлевич Эфрон. Потерявший маленькую дочь, переживший развод с женой, которая его оставила, больной туберкулезом.
София Парнок, переписка с Е.К. Герцык
София Парнок, переписка с Е.К. Герцык Источник De Visu. 1994. №5/6София Парнок (по рождению София Яковлевна Парнох, 1885-1933) – русский поэт эпохи Серебряного века и советского времени, литературный критик (печаталась под псевдонимом Андрей Полянин), переводчик и либреттист.Начав
Глава одиннадцатая 1914–1916: ЗАКАТ СЛАВЫ
Глава одиннадцатая 1914–1916: ЗАКАТ СЛАВЫ Начало войны: оборонческая активность. «Иго войны». Болезнь Россией: «Сашка Жегулев», «Самсон в оковах». Публикации очерков. «Король, закон и свобода». Андреев — редактор «Русской воли». Квартира на Мойке. Милочка Чирикова. «Тот, кто
София
София 27 сентября на рассвете мы были уже в Батуме и к концу дня погрузились и в этот раз тоже на итальянский пароход — «Тренто». Но теперь мы путешествовали со значительно большим комфортом, чем на «Праге». Пароход был товаро-пассажирский, и кают на нем было очень мало. Нам
Часть пятая (1914–1916 гг.) Железная дивизия
Часть пятая (1914–1916 гг.) Железная дивизия Генерал. Начало Первой мировой войны. «Железные». Будущие «белые». Верховный главком Николай II. Ася Чиж. Брусиловский прорыв.Двадцать третьего марта 1914 года полковника Деникина назначили исполняющим должность генерала для
Часть пятая (1914-1916 гг.) ЖЕЛЕЗНАЯ ДИВИЗИЯ
Часть пятая (1914-1916 гг.) ЖЕЛЕЗНАЯ ДИВИЗИЯ Генерал. Начало Первой мировой войны. «Железные». Будущие «белые». Верховный главком Николай II. Ася Чиж. Брусиловский прорыв.Двадцать третьего марта 1914 года полковника Деникина назначили исполняющим должность генерала для
С. Я. Парнок (1885–1933)
С. Я. Парнок (1885–1933) Подруга 1 Вы счастливы? – Не скажете! Едва ли! И лучше – пусть! Вы слишком многих, мнится, целовали, Отсюда грусть. Всех героинь шекспировских трагедий Я вижу в Вас. Вас, юная трагическая леди, Никто не спас! Вы так устали повторять
Цветаева, Марина (1892–1941) — Еще двадцать стихотворений
«Марина Цветаева. Макс Волошин, 1911 год» — Wikimedia Commons
Переведено А. С. Клайном © Copyright 2021 Все права защищены
Эта работа может быть свободно воспроизведена, храниться и передаваться в электронном или ином виде в любых некоммерческих целях .
Применяются условия и исключения.
Содержание
- Трехпрудный переулок (Трехпрудный переулок).
- Такие Женщины.
- Разлука с Софи Парнок.
- Для Софи.
- Для Осипа Мандельштама.
- Осип в Петрограде.
- Осип в Москве.
- Александру Блоку.
- После визита
- Меня зовут Марина.
- Последний призыв.
- Орфический.
- Отъезд в Берлин.
- Эвридика – Орфею ( Цветаевой – Пастернаку ).
- Моряк
- Встреча умов ( За Пастернака ).
- Поэма для моего сына.
- Аресты.
- Последнее стихотворение ( О встрече с Тарковским в тюрьме линия ).
- Индекс по первой строке.
Трехпрудный переулок (Трехпрудный переулок)
Ты, кто еще глубоко мечтает,
Чьи шаги звучат тихо,
Приходи в Трехпрудный переулок,
Если ты любишь мои стихи.
О, как солнечно и как звездно,
Начался первый том жизни.
Умоляю вас, пока не поздно,
Немедленно посмотрите наш дом!
Мир, который будет разрушен,
Взгляни на него тайком,
Пока дом еще не продан,
Тополь не срублен.
Наш тополь! Вечером
Мы, дети, ютимся там;
Среди акаций, восходящая,
Цвета пепла и серебра.
Мир, безвозвратно прекрасный.
Быстро! Сделай наш дом своей целью,
Приходи на Три Пондс-лейн,
К этой душе из моей души.
1913
Такие Женщины
Имена у них, как удушающие цветы,
Взгляды их, как пляшущие огни…
Есть женщины – их волосы шлем,
Они окутаны тонким роковым запахом.
Зачем, ну зачем – в тридцать лет –
Желать мою душу, душу спартанского ребенка?
День вознесения, четверг, 13 мая 1915 года
Разлука с Софи Парнок
Никаких мыслей, никаких жалоб, никаких споров.
Не спать.
Нет тоски по солнцу, луне, морю.
Ни паруса.
Нет ощущения тепла этих четырех стен,
Зелень сада.
Нет желания получить желанный подарок,
Нет ожидания.
Утром никакого удовольствия, в трамвае
Звенящий курс.
Не видя дня, забывчивый, я живу,
Ни числа, ни века.
Я словно хожу по изнашивающемуся канату,
Я – маленькая танцовщица,
Я – тень, чужой тени,
Я – лунатик,
Под двумя темными лунами.
13 июля 1914 г.
Для Софи
Разлука цыганской страсти!
Встретились — уже порвались.
Я опускаю голову на руки,
И размышляю: глядя в ночь.
Никто, листая наши письма,
Не мог постичь их глубину,
Как мы были вероломны, то есть –
Как мы были верны себе.
Октябрь 1915 года
Осипу Мандельштаму
У нас ничего не взяли!
Мне сладко, что мы врозь.
Целую тебя – через сотню
Мили разлуки.
Я знаю, что наши дары — неравны.
Впервые мой голос стал тише.
Чего хотеть — юный Державин,
С моим бесхитростным стихом!
Ты доверяешь страшному полету:
Пари, молодой орел!
Неспеша, солнце ты несешь –
Так тяжел мой юный взор?
Нежно и непоколебимо,
Никто так не смотрел тебе вслед…
Целую тебя – через сотню
Годы разлуки.
12 февраля 1916 года
Осип в Петрограде
Откуда такая нежность?
Не первая — гладить те
Кудри — Я знала губы
Темнее твоих.
Звезды взошли и погасли,
Откуда такая нежность?
Глаза поднялись и погасли,
Перед моими глазами.
Никогда еще не слышал таких гимнов
Во мраке ночном,
Брак – О нежность! –
На грудь певице.
Откуда такая нежность,
Что с ней делать, мой мальчик,
Хитрый, менестрель гость,
С ресницами — уже нет?
18 февраля 1916 года
Осип в Москве
Болезнь странная его одолевала,
И сладостью объяла его,
Стоя, на все глядя,
Не видя ни звезд, ни рассвета
С зоркими глазами – ребенка.
И во сне – к нему прилетели орлы,
Громкокрылая стая,
Спорили над ним чудно.
И один – властелин скал –
Взъерошил клювом его кудри.
Еще, с зажмуренными глазами,
И ртом полуоткрытым – он спал:
Не видя тех ночных гостей,
Не слыша как, остроклювый,
Закричала златоглазая птица.
20 марта 1916 года
Александру Блоку
Ваше имя — синица в руке,
Ваше имя — лед на языке.
Одно быстрое движение губ.
Ваше имя – четыре буквы.
Мяч – пойманный в полете,
Во рту звенит серебро.
Камень, брошенный в тихий пруд,
Ни вздоха, ни имени твоего никогда.
Ночью легкий стук копыт,
Твое имя шумный гул.
Мы назовем твое благородное чело
Этим громким щелчком курка.
Тебя зовут — о, невозможно!
Поцелуй в глаза – твое имя,
В это нежное, холодное, застывшее время.
Твое имя — поцелуй в снегу.
В основе лежит голубая глотка льда.
Спи спокойно – с твоим именем.
15 апреля 1916 года
После визита
После бессонной ночи, ослабленная плоть
Родная, но ничья — не своя,
Стрелы еще живут в вялых жилах,
И ты улыбаешься людям — серафим.
После бессонной ночи ослабевшие руки
Глубоко равнодушны к врагам, друзьям.
В каждом случайном звуке радуга,
И внезапный запах холодной Флоренции.
Твои губы имеют более яркий блеск, тени
Золото возле запавших глаз. Ночь осветила
Это благородное лицо – и с ночной тьмой
Одно только темнеет, но – наши глаза.
19 июля 1916 года
Меня зовут Марина
Некоторые сделаны из камня; некоторые из глины –
Но я сделан из серебра и солнечного света!
Измена – моя профессия; мое имя – Марина,
Я смертная пена морская.
Некоторые из глины; некоторые из плоти –
Их гроб и надгробие…
В морской купели крестился – и
В полете – вечно ломаюсь!
Через каждое сердце, через каждую сеть,
Моя упрямая воля должна проникнуть.
От меня – видишь эти своевольные кудри?
Никакая земная соль никогда не будет получена.
Сильно стучать по твоим гранитным коленям,
С каждой волной — воскресать!
Да здравствует пена – игривая пена –
Высокая, поднимающаяся пена моря!
23 мая 1920
Последний призыв
Я знаю, я умру в полумраке! В каком из двух,
В каком из двух, не будет в моей команде!
О, если бы мой факел погас дважды!
Чтобы я мог уйти с рассветом и закатом.
Ушел, танцуя над землей! – Дочь небес!
Ее юбка усыпана розами! Не ломая ствол!
Я знаю, что умру в полумраке! Ястребиной ночью,
Бог не захочет призвать душу моего лебедя.
Моей нежной рукой оттолкнув нецелованный крест,
Я устремлюсь в щедрое небо, на тот последний привет.
В ранних сумерках – с ломаной улыбкой в ответ…
– До последнего хрипа я остаюсь поэтом!
Декабрь 1920
Орфический
Как спящий, пьяный,
Неосознанный и неподготовленный.
Бездна времени:
Угрызения совести.
Свободные розетки:
Мертвые и блестящие.
Мечтательный, всевидящий,
Пустой стакан.
Разве это не ты,
Не выдержал
Шорох ее платья –
Обратные витки Аида?
Не это ли,
Эта голова, полная серебристого звука,
Плывущий вниз
Сонный Хебрус?
25 ноября 1921 г.
Выезд в Берлин
Я ничуть не похорошела за эти годы разлуки!
Ты не рассердишься? Грубыми руками,
Что ухватились за черный хлеб да соль?
– Товарищество общего труда?
О, не будем прихорашиваться к встрече
Любовников! – Не пренебрегайте моим общим
Языком – опрометчивым и забытым:
Хроника моей речи из дробовика.
Разочарование? Скажи это, бесстрашно!
— Оторванные от друзей, от ласковых
Духи – в хаосе, питающие надежду,
Моя ясная хватка безвозвратно сломана!
23 января 1922
Эвридика – Орфею (
Цветаева – Пастернаку )Оставившие свои последние лохмотья ,
Орфей, нисходящий в Аид?
Те, кто отказывается от своего последнего земного
Галстуки… на ложе лжи они лежат
И созерцать великую ложь –
На виду – встреча с ножом.
Я заплатил – за все эти кровавые розы,
За это бессмертие свободно сидящее…
До пределов Летейских,
Возлюбленный – мне нужен покой,
Забвение…ибо в доме духов,
Вот – твой призрак существует, но реален –
Я умер… что я могу тебе сказать, но:
«Теперь ты должен уйти и забыть!»
Не буду мешать! Не тянись к тебе,
Без рук, сюда! – Ни рта, ни губ
Встреча. Укушенный змеей, бессмертие
Покончил с женской страстью.
Я заплатил – помни мои стоны! –
За этот окончательный простор.
Незачем Орфею следовать за Эвридикой,
И брату не тревожить сестру.
23 января 1922
Моряк
Укачай меня, звездная ладья!
Моя голова устала от волн.
Слишком долго я искал причал –
Мой разум устал от чувств:
Гимны – лавры – герои – гидры –
Моя голова устала от этих игр.
Позвольте мне полежать на хвойной траве –
Мой разум устал от этих войн. ( За Пастернака )0003
Отрази меня.
В мире, где так много
Хочешь,
Я знаю – ты одна
Мне ровня.
В мире, где все –
Слизь и слюна,
Я знаю: только ты –
Мне ровня.
3 июля 1924
Поэма сыну
Наша совесть – не твоя!
Хватит! — Буть свободен! – Забыть все;
Дети, напишите свою собственную историю
О своих увлечениях и своем дне.
Здесь семья Лота –
В семейном альбоме!
Дети! – Вы должны свести счеты
с Содомом –
Радуйся. Не воюю с братьями,
Тебе решать, мой кудрявый мальчик!
Твоя земля, век, день, час,
Наш грех, крест, ссора, наша –
Ярость. Одеться в изгнание
Тряпье от рождения –
Перестать совершать погребальные обряды
В том Эдеме, в котором ты
Никогда не жил! Среди фруктов – и просмотров
Такого вы еще не видели! Слепые, те
Кто ведет вас на такие обряды,
За народ, который ест
Хлеб, который вам дадут – раз
Вы вышли из Медона – на Кубань.
Наши ссоры – не ваши ссоры!
Дети! Устраните беды –
В свой день.
Январь 1932
Я не мстил и никогда не буду –
И не простил, и не прощу –
С того дня, как открылись глаза – до дуба
Гроб, я не опущусь – Бог знает,
Я не буду дальше гибельного спуска века…
– И все же некоторые этого заслуживают? . ..
Нет: Я напрасно боролся: ни с кем.
И я не простил: ни одной вещи.
26 января 1935
Аресты
Его нет — я не ем.
Черствый – вкус хлеба.
Всё – как мел.
Чего бы я ни достиг.
…Мой был хлеб,
И мой снег.
Снег не белый.
Хлеб неприятный.
23 января 1940
Последнее стихотворение (
О встрече с Тарковским в тюремной очереди )‘Я накрыл стол на шестерых…’ Арсений Тарковский 9003 90 первая строка
Все повторяют передает слово:
‘Я накрыл стол на шестерых…’
Но вы забыли одно – седьмое.
Безрадостные шестеро из вас.
По лицам — струи дождя…
Как ты мог за таким столом
Забыть седьмой — седьмой?
Безрадостные гости,
Хрустальный графин простаивает.
Безутешны — они, безутешны — я.
Безымянный самый безутешный из всех.
Безрадостный и еще раз нерадостный.
Ах, они не едят и не пьют!
– Как ты мог забыть их номер?
Как ты мог ошибиться в сумме?
Как ты, смеешь, не знать
Что шестеро (два брата, третий –
Ты сам, жена, отец, мать)
Семь – раз я здесь, на земле?
Ты накрыл стол на шестерых,
Хотя шестой еще не умер.
Как пугало среди живых,
Я жажду быть призраком – с тобой,
(С ними) …робкий, как вор
Ой – души не тронет! –
Как некстати орудие,
Сижу, незваный седьмой.
6 марта 1941
Указатель First Line
- Вы, кто еще глубоко мечтаете,
- У них есть имена, как удушающие цветы,
- Ни мысли, ни жалобы, ни спора.
- Разлука цыганской страсти!
- У нас ничего не забрали!
- Откуда такая нежность?.
- Его охватило странное недомогание,
- Ваше имя – синица в руке,
- После бессонной ночи ослабла плоть.
- Некоторые сделаны из камня; некоторые из глины –.
- Знаю, умру в полумраке! В каком из двух
- Как спящий, пьяный,
- Я ничуть не похорошела за эти годы разлуки!
- Те, кто бросает свои последние лохмотья.
- Укачай меня, звездная ладья!
- В мире, где все
- Наша совесть – не твоя!
- Я не мстил и никогда не буду –
- Он ушел — я не ем.
- Все повторяют первую строчку,
Цветаева (Парнок) и «уникальное-традиционное» в поэзии, жизни и переводе
Поделиться
Добавить в календарь:
Присоединяйтесь к нам на лекцию Дианы Бургин (Массачусетский университет) в рамках цикла лекций «Женщины и сопротивление в России», организованного профессором Валентиной Измирлиевой. После лекции состоится подписание новой книги профессора Бургина «Пять трудных пьес: переводы и прочтения пяти длинных стихотворений Марины Цветаевой» (2018). Это мероприятие поддерживается грантом Корпорации Карнеги в Нью-Йорке. Софья Парнок была поэтом, сопротивлявшимся модернизму, но ее стилистически «традиционные» стихи выражают уникальную точку зрения русской поэзии. Напротив, бывшая возлюбленная Парнок, Марина Цветаева, упорно сопротивлялась традиционной поэтической манере, однако каждое ее стилистически «уникальное» длинное стихотворение, по сути, рассказывает одну и ту же избитую лирическую историю. Этот парадокс занимает центральное место в недавней книге профессора Дианы Бургин о длинных стихах Цветаевой «Пять трудных пьес». В этом выступлении Бургин обсудит некоторые «уникально-традиционные» отрывки из этих стихотворений, чтобы показать, как некоторые из них, кажется, отрицают довольно обычную давно умершую любовную связь, в то время как все они сопротивляются общепринятому переводу своих уникальных живых слов. Дайана Льюис Бургин — профессор русского языка Массачусетского университета в Бостоне. Она широко публиковалась на русском 19литература, культура и гендерные исследования го и 20 века. Она также переводила русскую поэзию и прозу, в том числе, совместно с профессором Кэтрин О’Коннор, их широко известный перевод «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова. Бургин всемирно известна своими книгами о русских поэтах ХХ века Софье Парнок и Марине Цветаевой, последняя из которых — «Пять трудных пьес». Переводы и чтения пяти больших стихотворений Марины Цветаевой. ЦИКЛ ЛЕКЦИЙ «ЖЕНЩИНЫ И СОПРОТИВЛЕНИЕ» Совместно с: Институт Гарримана Институт исследований женщин, пола и сексуальности Канцелярия декана гуманитарных наук Славянский факультет Колумбии-Барнарда 6 февраля, 18:00 – Лиля Кагановская (Университет Иллинойса, Урбана-Шампейн) «Моно/Диа/Полифония: Муратова, звук и образ» Ella Weed Room, 223 Milbank Hall, Барнард 13 февраля, 18:30 – Евгения Альбац (Новое время, Москва) «Анна Политковская: победа вопреки всему» Зал для семинаров Маршалла Д. Шульмана, 1219 г.Здание международных отношений, Институт Гарримана 14 марта, 16:00 — Дайана Бургин (Массачусетский университет) «Цветаева (Парнок) и уникальное-традиционное в поэзии, жизни и переводе» После лекции состоится подписание новой книги профессора Бургина «Пять трудных пьес: переводы и прочтения пяти длинных стихотворений Марины Цветаевой» (2018).