Интервью с великим русским писателем Иваном Буниным по случаю 150-летия

Беседовал: Евгений Исхаков

7

Мне нравится!

22 октября исполняется 150 лет со дня рождения Ивана Алексеевича Бунина – великого писателя, первого русского лауреата Нобелевской премии по литературе. Мы попросили аудиенции к нему за неделю до большого юбилея, и он любезно согласился ответить на наши вопросы. Теплая осень и веселое расположение классика не помешали нам поговорить не только о тайнах писательства, влюбленности в литературных героинь и красоте, которая пронзает до боли, но и о смерти, страшной русской революции и невозможности счастья.

– Иван Алексеевич, вы – первый русский писатель, получивший Нобелевскую премию по литературе. Поделитесь секретами мастерства: как писать, о чем?

– Главное – пишите только о страшном или о прекрасном.

Как хорошо ни изобразите скуку, все равно скучно читать. Только о прекрасном и страшном – запомните! Писать надо каждый день, подобно тому, как скрипач или пианист непременно должен каждый день без пропусков по нескольку часов играть на своем инструменте. В противном случае ваш талант неизбежно оскудеет, высохнет, подобно колодцу, откуда долгое время не берут воду…

А о чем писать? О чем угодно. Если у вас в данное время нет никакой темы, идеи, то пишите просто обо всем, что увидите. Бежит собака с высунутым языком – опишите собаку. Но точно, достоверно, чтобы собака была именно эта, а не какая-нибудь другая. Опишите дерево. Море. Скамейку. Найдите для них единственно верное определение. Опишите звук гравия под сандалиями девочки, бегущей к морю с полотенцем на плече и плавательными пузырями в руках. Что это за звук? Скрип не скрип. Звон не звон. Шорох не шорох. Что-то другое – галечное, – требующее единственного неповторимого, верного слова. Наконец опишите воробья…

Но помните, что все литературные приемы надо послать к черту! Пусть критики едят за это сколько угодно. Иначе никогда ничего путного не напишешь. Вообще со времени Пушкина и Лермонтова литературное мастерство не пошло вперед. Были внесены новые темы, новые чувства, но самое литературное искусство не двинулось. Проза Лермонтова и Пушкина остались не превзойдены.

Я сам всю жизнь страдаю от того, что не могу выразить того, что хочется. Писательство – это мука. Сколько жизненной силы уходит на работу, а все читают и думают, что вот так, между прочим, походя написал, не знают того, что о сюжете думаешь неделями и месяцами, а какая-нибудь фраза не ложится уютно, так полночи не спишь!

– А с чего лучше начинать? С малой формы? Вот вам какой литературный жанр нравится?

– Нет ничего лучше дневников – все остальное брехня! Разве можно сказать, что такое жизнь? В ней всего намешано… Вот у меня целые десятилетия, которые вспоминать скучно, а ведь были за это время миллионы каких-то мыслей, интересов, планов… Жизнь – это вот когда какая-то там муть за Арбатом, вечереет, галки уже по крестам расселись, шуба тяжелая, калоши… Да, что! Вот так бы и писать…

– Вы всю жизнь ведете дневник, но, если все-таки брать прозу, какое свое произведение вы цените выше остальных?

– Я считаю «Тёмные аллеи» лучшим, что я написал, а они, идиоты, в своем Советском Союзе считали, что это порнография и к тому же старческое бессильное сладострастие. Не понимали, фарисеи, что это новое слово в искусстве!

Еще у меня есть любимые герои. Вот думают, что история Арсеньева – это моя собственная жизнь. А ведь это не так. Не могу я правды писать. Выдумал я и мою героиню. И до того вошел в ее жизнь, что, поверив в то, что она существовала, влюбился в нее. Беру перо в руки и плачу. Потом начал видеть ее во сне. Она являлась ко мне такая же, какой я ее выдумал. Проснулся однажды и думаю: Господи, да ведь это, может быть, главная моя любовь за всю жизнь. А оказывается, ее не было.

– А любимые героини в произведениях других писателей у вас есть?

– Да, был я влюблен и в чужих героинь и всегда жалел, что никогда не придется встретиться с ними. Ах, как я жалел, да еще и сейчас жалею, что никогда не встречался с Анночкой!

– Какой Анночкой?

– С Анной Карениной, конечно. Для меня не существует более пленительного женского образа. Я никогда не мог и теперь еще не могу без волнения вспоминать о ней. И о моей влюбленности в нее.

– Мне почему-то казалось, что Наташа Ростова была бы вам ближе…

– Ну уж нет, простите. Никакого сравнения между ними быть не может. В начале Наташа, конечно, прелестна и обаятельна. Но ведь вся эта прелесть, все это обаяние превращается в родильную машину. В конце Наташа просто отвратительна. Неряшливая, простоволосая, в капоте, с засранной пеленкой в руках. И вечно или беременная, или кормящая грудью очередного новорожденного. Мне беременность и все, что с нею связано, всегда внушали отвращение. Не понимаю, как можно восхищаться женщиной, которая «ступает непроворно, неся сосуд нерукотворный, в который небо снизошло», как выразился Брюсов. Страсть Толстого к детопроизводству – ведь у него самого было семнадцать детей – я никак, несмотря на все мое преклонение перед ним, понять не могу. Во мне она вызывает только брезгливость. Как, впрочем, я уверен, в большинстве мужчин. А вот женщины, те действительно часто одержимы ею.

– А вы любите, когда вас хвалят?

– Должен признаться, я люблю лесть. Даже самую грубую, неприкрытую… Но тонкая лесть, конечно, еще приятнее. В лавке Суханова спрашиваю приказчика как-то, хороши ли вновь полученные консервы из налимьей печенки, а он отвечает почтительно: «Кто их знает, Иван Алексеевич. Не пробывал-с – «Темные аллеи». А вот чайную колбасу могу рекомендовать. Прелесть. «Митина любовь», да и только!». Вот как польстить сумел! Характер у меня, конечно, непростой, но знаете, что… Вот наш древний род Буниных значится в шестой родословной книге дворянства. А как-то гулял я по Одессе и наткнулся на вывеску «Пекарня Сруля Бунина». Каково! (Смеется. – Прим. авт.).

– Несмотря на вашу едкость, есть ощущение, что вы очень чувствительный человек. Это так?

– Это правда. Я вообще легко плачу, – это у меня наследственное – романтическая певучесть и слезоточивость сердца, – от отца. Плакал, да и теперь плачу по разным поводам – от горя, от обиды, от радости. Особенно много от любовных огорчений. И ревности. Я ведь очень ревнив, и это такая мука.

Каждый раз, когда я переживал любовную катастрофу – а их, этих любовных катастроф, было немало в моей жизни, вернее почти каждая моя любовь была катастрофой, – я был близок к самоубийству.

А еще у меня в молодости было настолько острое зрение, что я видел звезды, видимые другим только через телескоп. И слух поразительный – я слышал за несколько верст колокольчики едущих к нам гостей и определял по звуку, кто именно едет. А обоняние – я знал запах любого цветка и с завязанными глазами мог определить по аромату, красная это или белая роза!

Вообще меня иногда красота пронзает до боли. Иногда я, несмотря ни на что, чувствую острое ощущение блаженства, захлестывающего, уносящего меня, даже и теперь. Такое с ума сводящее ощущение счастья, что я готов плакать и на коленях благодарить Бога за счастье жить. Такой восторг, что становится страшно и дышать трудно. Будто у меня, как, помните, у Мцыри, в груди пламя и оно сжигает меня. Или нет. Будто во мне не одна, а сотни человеческих жизней.

Сотни молодых, безудержных, смелых, бессмертных жизней. Будто я бессмертен и никогда не умру.

– Вы часто думаете о смерти?

– Ах, эти сны про смерть! Какое гро­мад­ное мес­то зани­мает смерть в нашем и без того кро­хот­ном сущес­тво­ва­нии! А про годы и гово­рить нечего: день и ночь живем в оргии смер­ти. И все во имя «свет­лого буду­щего», кото­рое буд­то бы дол­жно родить­ся имен­но из этого дья­воль­ского мрака. И обра­зо­вал­ся на зем­ле уже целый легион спе­ци­а­лис­тов, под­ряд­чи­ков по устро­е­нию чело­ве­чес­кого бла­го­по­лу­чия. «А в каком же году нас­ту­пит оно, это буду­щее?» – как спра­ши­вает зво­нарь у Ибсена. Всег­да гово­рят, что вот-вот: «Это будет пос­лед­ний и реши­тель­ный бой!» – веч­ная сказ­ка про крас­ного быч­ка.

Я именно из тех, которые, видя колыбель, не могут не вспомнить о могиле. Поминутно думаю: что за странная и страшная вещь наше существование – каждую секунду висишь на волоске! За что и зачем все это? И, знаете, не правы говорящие об Агасфере, что он несчастный человек. Нет. По-моему, нет счастливее человека, чем этот вечный странник. Ведь он все видел, все знает и будет знать. Завидую ему… жаль, очень жаль, что нельзя с ним поменяться, я с огромным удовольствием бы сделал это…

– Что для вас была революция 1917 года?

– Была Россия, был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурой. Что же с ним сделали? Заплатили за свержение домоправителя полным разгромом буквально всего дома и неслыханным братоубийством, всем тем кошмарно-кровавым балаганом, чудовищные последствия которого неисчислимы… Планетарный злодей, осененный знаменем с издевательским призывом к свободе, братству, равенству, высоко сидел на шее русского «дикаря» и призывал в грязь топтать совесть, стыд, любовь, милосердие… Этот выродок, нравственный идиот от рождения Ленин явил миру как раз в разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее, он разорил величайшую в мире страну и убил миллионы людей, а среди бела дня спорят: благодетель он человечества или нет? Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то жили, которую мы не ценили, не понимали, – всю эту мощь, сложность, богатство, счастье…

– В вашей жизни было много богатства и счастья?

– Я с ис­тин­ным страхом смотрел всегда на всякое благополучие, приобретение которого и обладание которым поглощало человека, а излишество и обычная низость этого благополучия вызывали во мне ненависть – даже всякая средняя гостиная с неизбежной лампой на высокой под­ставке под гро­мад­ным рогатым абажуром из красного шелка выводили меня из себя. Ведь я, так сказать, потомственный мот, будучи родом из дворян, которые, как известно, все промотали свои «вишневые сады»… Совсем как птица был я всю жизнь. И чего только не пережил! Родись я раньше, не таковы были бы мои писательские воспоминания. Не пришлось бы мне пережить 1905 год, потом Первую мировую войну, вслед за ней 17-й год и его продолжение, Ленина, Сталина, Гитлера… Как не позавидовать нашему праотцу Ною! Всего один потоп выпал на долю ему (Смеется. – Прим. авт.).

Так что о счастье говорить не приходится. Гёте писал, что он за всю жизнь был счастлив всего лишь семь минут. Я все-таки, пожалуй, наберу счастливых минут на полчаса – если с детства считать. А вообще, если человек не потерял способности ждать счастья – он счастлив. Это и есть счастье.

Интервью основано на письмах и дневниках Ивана Бунина и воспоминаниях современников.

поделились
в соцсетях

Комментарии пользователей сайта

Оставьте комментарий

Перечитываем Бунина.

К 150-летию со дня рождения » Сеть публичных библиотек города Гомеля

22 октября (10 октября по старому стилю) родился Иван Алексеевич Бунин (1870 – 1953), первый русский Нобелевский лауреат в области литературы, писатель и поэт, публицист и переводчик, мастер русской словесности, философской лирики и короткого рассказа, почетный академик Российской академии наук, трижды лауреат Пушкинской премии.

Ивана Бунина величают мастером русской словесности. Невозможно переоценить его вклад в сохранение русского языка «с которым обращался он так бережно и так тонко, словно с единственной на свете драгоценностью, давая всеми силами понять, что язык и есть наибольшее наше сокровище. Он знал это не понаслышке: разлука с родиной и эмиграция, ностальгия и боль привели к созданию Буниным самых ярких его произведений. Прежде всего – романа «Жизнь Арсеньева», за который он и получил Нобелевскую премию»
/Андрей Миндовский

В 1933 году Иван Бунин – первый из русских писателей – стал лауреатом Нобелевской премии по литературе. Официальный текст Шведской академии гласил, что «Нобелевская премия по литературе… присуждается Ивану Бунину за строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы». Значительную часть полученных денег писатель роздал нуждающимся соотечественникам (в частности Куприну).

Иван Алексеевич Бунин – автор романа «Жизнь Арсеньева», повестей «Суходол», «Деревня», «Митина любовь», рассказов «Господин из Сан-Франциско» (1914-15), «Лёгкое дыхание», «Антоновские яблоки» (1900), дневниковых записей «Окаянные дни» (1918-20), «Солнечный удар» (1925), сборника рассказов «Тёмные аллеи» (1937-1945 и 1953) и других произведений – был последним представителем славной когорты русских дворянских писателей, феномен творчества которых уникален и неповторим в мировой культуре.

«Выньте Бунина из русской литературы, и она потускнеет, лишится радужного блеска и звёздного сияния его одинокой страннической души» / М. Горький

Творчество Ивана Бунина привлекательно и своим космизмом, своей экзистенциональной направленностью:
«Нет, не пейзаж влечет меня,
Не краски я стремлюсь подметить,
А то, что в этих красках светит,
Любовь и радость бытия. «
«Нет никакой отдельной от нас природы, каждое движение воздуха есть движение нашей собственной жизни» Иван Бунин

«Стремление уловить неуловимое, разгадать код бытия, распознать его тайну – вот что прежде всего «мучило» Бунина и было нервом его произведений. Потому и был он так влюблен в мир, в жизнь… в жизнь, которую люди зовут бренной… Но Бунин был влюблен в нее, осознавая, что мир сей является частью Божественной гармонии, и не представляя существования вне его»
/Андрей Миндовский

Юбилей Ивана Алексеевича Бунина широко отмечается в мире. Мероприятия проходят в Париже, Каире, в Соединенных Штатах Америки.

В России юбилейная дата отмечается на государственном уровне.

«Почта России» в феврале выпустила марку с портретом Бунина. Банк России 7 сентября выпустил в обращение памятную серебряную монету номиналом 2 рубля и тиражом 3000 штук «Писатель И. А. Бунин, к 150-летию со дня рождения» в серии «Выдающиеся личности России», что сразу делает ее нумизматической редкостью. Читатели смогут оценить справедливость известного бунинского афоризма: «Я не серебряный рубль, чтобы всем нравиться».

Юбилей – это всегда прекрасный повод обратиться к книгам юбиляра, перечитать читаное ранее, открыть для себя что-то новое, углубиться в биографию писателя или анализ его творчества.

Сделать это поможет цикл юбилейных выставок, которые подготовили публичные библиотеки города Гомеля:

«Иван Бунин: жизнь, судьба, творчество» – выставка-портрет к 150-летию со дня рождения Ивана Бунина – библиотека-филиал №1

«Лишь слову жизнь дана…» – выставка-персоналия к 150-летию со дня рождения Ивана Бунина – библиотека-филиал №4

«Войди в мой мир, и ты его полюбишь» – книжно-иллюстративная выставка к 150-летию со дня рождения Ивана Бунина – библиотека-филиал №7

Развернутую выставку о жизни и творчестве знаменитого писателя «Бунинский сезон» подготовила центральная городская библиотека им А.И. Герцена. Представляем некоторые из книг выставки:

В. Н. Муромцева-Бунина «Жизнь Бунина. Беседы с памятью»
В 1907 году двадцатишестилетняя Вера Муромцева, дочь члена Московской городской управы и племянница председателя первой Государственной думы, вышла замуж за уже известного в ту пору писателя Ивана Бунина. Наконец-то он встретил умную, чуткую, преданную женщину, которая всю оставшуюся жизнь делила с ним и радость, и горе. Современники отмечали, что в ней была и простота, и царственность, которые привлекали и манили.
Талантливый литератор, В.Н. Муромцева-Бунина оставила нам в наследство две замечательные книги – «Жизнь Бунина» и «Беседы с памятью».
Первая построена как на архивных материалах, так и на ее личных воспоминаниях. Вторая — только мемуары. Написанные ярко и живо, книги рисуют сложный характер того, чьей «спутницей до гроба» ей довелось стать.
На страницах этой книги читатель встретится также с А.П. Чеховым, Л.Н. Толстым, А.М. Горьким, Л.Н. Андреевым, А.И. Куприным, Б.К. Зайцевым, А.Н. Толстым, Ф.И. Шаляпиным, С. В. Рахманиновым и др.
В это издание вошли обе книги. Ценность их в том, что Вера Муромцева вела дневники, ничто не ускользало от ее взгляда. В книге к тому же много редких фотографий.

Бунин и Кузнецова «Искусство невозможного. Дневники, письма»
В книге, заключившей в себя две личности — великого писателя Ивана Бунина и его многолетней подруги Галины Кузнецовой — собраны переписка и материалы о непростых отношениях этих людей. Бунин, уже в эмиграции награжденный Нобелевской премией за выдающееся литературное творчество, в частной жизни был весьма неоднозначным и трагически несчастным человеком… Не в силах сделать выбор между женой и подругой, он стал жить с ними под одной крышей. Это подлинный человеческий документ, который во многом проясняет для современного читателя те процессы, которые происходили в русской литературе в начале XX века

Михайлов О.Н. «Строгий талант. Иван Бунин. Жизнь. Судьба. Творчество»
Немало литературоведческих работ посвящено Ивану Бунину, русскому прозаику и поэту, создателю замечательных образцов пейзажной, интимной и философской лирики. Чем привлекательна эта книга? Прежде всего, широким историко-литературном материалом, малоизвестными документальными, архивными и мемуарными данными. Автор пытается понять и показать трагедию писателя, оторванного от родины.
В книге Бунин предстает в окружении своих знаменитых современников — Горького, Куприна, Рахманинова, А. Толстого, с которыми его связывали длительные дружеские отношения.

Смирнова Л.А. «Иван Алексеевич Бунин: Жизнь и творчество»
Это еще одна попытка понять сложный творческий путь писателя, разгадать противоречия в его мировоззрении. В книге дан неформальный анализ произведений Ивана Бунина, созданных и в ранний период творчества, и в зрелом возрасте вдали от родины, — «Деревня», «Антоновские яблоки», «Жизнь Арсеньева» и др.

Бунин И. Собрание сочинений. В 6-ти т.
Предисловие к изданию написал А.Т. Твардовский уже после смерти Бунина. Александр Трифонович интересно, можно сказать, страстно, затрагивает моменты взлета и падения писательской славы Бунина. Особенно много внимания уделяет его повести «Деревня», написанной в 1910 году, и её героям. Он говорит о них, словно о старых знакомых, а саму повесть называет искренней и жизненной.
А.Т. Твардовский также глубоко и образно анализирует поэтическое творчество Ивана Бунина, отмечая присутствие души в каждой строчке.
В шеститомник вошли стихи, проза, переводы, статьи И.А. Бунина.

Бунин И.А. «Окаянные дни»
«Окаянные дни» Ивана Алексеевича Бунина, описывающие трагические события 1917 года, принадлежат, без сомнения, к лучшим страницам отечественной публицистики. Это произведение долго обходили молчанием, но до сих пор оно остается бесценным документом эпохи и свидетельством очевидца, принадлежащим художнику слова, мыслителю, поэту. «Трещина разломанного мира» прошла через его сердце — и через сердце каждого, кто прочел эти страницы.
Стремясь как можно точнее передать не столько свои наблюдения, сколько ощущения, Бунин с особой пронзительностью описывает смуту и хаос тех дней, жестокость революции, отчаяние ее жертв, непримиримость участников. .. Его отношение к происходящему еще ярче проявляется при прочтении дневников 1917-1918 годов и отрывков из записных книжек, также вошедших в настоящее издание.

На выставке можно найти издания произведений Ивана Бунина и литературоведческие издания о его творчестве периода СССР, а также совершенно свежие издания, среди которых книга русско-американского писателя Максима Д. Шраера «Бунин и Набоков. История соперничества» с захватывающим сюжетом многолетних и сложных отношений Бунина и Набокова, разворачивающихся на фоне истории русской эмиграции с 1020-х по 1970-х годов.
Приводим один из отзывов о новой книге:
«Блестящее исследование Максима Д. Шраера о литературном родстве, а затем и соперничестве Бунина и Набокова, живая мысль и безупречный стиль смой этой книги – лучшее подтверждение тому, что можно эмигрировать из России, но не из русского языка» /Сергей Медведев, историк

Ждем вас, уважаемые читатели, в библиотеках города!

скачать dle 10. 4фильмы бесплатно

Музей И.А. Бунина | izi.TRAVEL

Литературно-мемориальный музей И.А. Бунина в Орле был открыт 10 декабря 1991 г. как филиал Орловского объединённого государственного литературного музея И.С. Тургенева.
Началом увековечения памяти Бунина в России стало открытие в Орле в 1957 году музея писателей-орловцев. Экспозиция одного из залов музея была посвящена жизни и творчеству великого, русского писателя. Открытие этой экспозиции явилось первым шагом на пути к созданию в Орле литературно-мемориального музея И.А. Бунина.
С конца 50-х годов в фондах Орловского объединенного государственного литературного музея И.С. Тургенева началось формирование бунинской коллекции. Особенно значительным было приобретение дореволюционного архива Бунина, который несколько десятилетий тайно хранился в Москве в семье племянника писателя Н.А. Пушешникова. С конца 50-х до начала 70-х годов вдова Н.А. Пушешникова Клавдия Петровна по частям передала в музей Тургенева почти весь архив и личные вещи Бунина.
Многие бунинские реликвии, связанные с жизнью и творчеством писателя в эмиграции, были получены из-за рубежа. Фотографии из семейного альбома Буниных и книги были присланы из Франции Верой Николаевной Муромцевой-Буниной.
В 1973 году писательница Н.В. Кодрянская через советское посольство переслала из Парижа в Орел мемориальную мебель из парижской квартиры Буниных.
В 1988 году из Эдинбурга (Шотландия) от Милицы Эдуардовны Грин через академика Д.С. Лихачева была получена коллекция бунинских релик¬вий: личные вещи Бунина, портреты, книги.
В 90-е годы американский буниновед профессор С.П. Крыжицкий в дар музею Бунина в течение нес¬кольких лет пересылал в Орёл из США через международные благотворительные организации свой литературный архив и книги из личной библиотеки.
Так на протяжении полувека в Орле была собрана самая крупная в России бунинская коллекция, насчитывающая более шести тысяч единиц хранения подлинных материалов: иконографии, рукописей, писем, документов, книг, личных вещей Бунина.
Экспозиция музея, построенная на подлинных материалах из бунинской коллекции, раскрывает все периоды жизни и творчества Бунина в России и во Франции – от безвестного корреспондента газеты «Орловский вестник» до всемирно прославленного писателя, ставшего первым в русской литературе лауреатом Нобелевской премии.

Иван Алексеевич Бунин — Наталья Иванова — Наше все — Эхо Москвы, 22.11.2009

Е.КИСЕЛЕВ: Я приветствую всех, кто в эту минуту слушает радио «Эхо Москвы». Это, действительно, программа «Наше все», это, действительно, я, ее ведущий Евгений Киселев. Мы переходим к заключительной части нашего проекта. Мы почти 3 года писали историю отечества в XX веке, точнее, с начала XX века и до наших дней, в лицах. Мы взяли за точку отсчета 1905-й год, поэтому в нашем проекте не оказалось многих людей, которые умерли до 2005 года. Поэтому у нас был Лев Николаевич Толстой, но не было Антона Павловича Чехова – мы придерживались заранее объявленных правил. Мы шли по алфавиту от буквы «А» до буквы «Я», прошли этот нелегкий путь. Мы на каждую букву писали как минимум биографии 3-х героев, а на некоторые буквы у нас число исторических портретов доходило до 9-ти, как на букву «К».

И вот сейчас у нас так называемый утешительный забег, что называется. Мы выбрали 6 дополнительных героев на самые разные буквы, о которых, все-таки, было бы неправильно не рассказать. И вот сегодня первая программа – она посвящена замечательному русскому писателю Ивану Алексеевичу Бунину, которого выбрали вы сами – это было в прошлое воскресенье, когда у нас был прямой эфир, посвященный выборам наших героев. Вот, 3-х выбрали в интернете, еще 2-х во время эфирного голосования по разным номерам телефонов. И вот, к моему великому счастью, со 2-го захода – потому что когда было голосование на «Б», Бунин не вышел в число 3-х героев – а вот, к моему великому счастью, мой любимый писатель оказался в числе ваших предпочтений. О нем сегодня мы разговариваем с моим гостем, литературоведом, историком литературы и 1-м заместителем главного редактора замечательного толстого литературного журнала «Знамя» Натальей Борисовной Ивановой. Здравствуйте, Наталья Борисовна.

Н.ИВАНОВА: Добрый день.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну и не будем нарушать традицию. В начале нашей программы коротко напомним биографию Ивана Алексеевича Бунина.

ПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ ЭПОХИ

Иван Алексеевич Бунин прожил долгую жизнь. Он был почти в равной мере как человеком XIX века, так и века XX. Он родился в 1870-м, в один год с Лениным, а умер в ноябре 1953-го, пережив Сталина. Бунин принадлежал к старинному дворянскому обедневшему роду. Его детские роды прошли в угасающем родовом имении на хуторе Бутырки Орловской губернии.

Бунин как, возможно, никто другой из русских писателей и современников знал подлинную жизнь разоряющихся дворянских гнезд настолько хорошо, что считал себя вправе иронизировать над чеховским «Вишневым садом», при том, что, в общем, перед своим старшим литературным собратом и другом Антоном Павловичем Чеховым Иван Алексеевич искренне преклонялся.

Как и помещичий быт, Бунин столь же хорошо знал и настоящую русскую деревню, и посвятил ей многие из лучших страниц своей прозы. Предреволюционные критики ругательски ругали Бунина за то, что в своей нашумевшей повести «Деревня» и других произведениях он писал о русском народе, о русском мужике без всякого почтения, свойственного многим тогдашним городским либералам, писал жестко и провидчески, предчувствуя грядущие окаянные дни. Именно так Бунин назвал книгу своих дневников, относящихся к первым годам революции, которые он не принял категорически.

В 1920 году Бунин уехал из России вместе со своей 3-й женой Верой Николаевной Муромцевой-Буниной, женщиной, которая верно служила ему почти 50 лет их совместной жизни. И, между прочим, сама обладала немалым литературным дарованием, что видно по ее собственным мемуарам и сделанным ее рукой записям в дневниках мужа.

Последние 33 года своей жизни Бунины провели в эмиграции во Франции, где Иван Алексеевич создал лучшие свои произведения – автобиографический роман «Жизнь Арсеньева», повесть «Митина любовь», биографические книги о Толстом и Чехове и, наконец, сборник рассказов о любви «Темные аллеи», едва ли не самая высокая вершина русской прозы XX столетия.

В 1933-м Бунин стал первым из русских писателей, удостоившихся Нобелевской премии по литературе. Это, кстати, был еще и первый в истории случай, когда самая престижная в мире литературная премия была присуждена политическому изгнаннику. Кстати, живя в эмиграции, Бунин написал для русской эмигрантской прессы множество публицистических статей на злобу дня, бичуя ненавистный ему большевистский режим, но практически ничего не написал о послереволюционной России в своих художественных произведениях. Это была вне всякого сомнения демонстративная позиция.

Как и многие русские эмигранты, Бунин при этом сочувствовал Красной армии в годы Второй мировой войны и приветствовал ее победы, но в отличие от некоторых эмигрантов, получивших после 1945 года советские паспорта и даже вернувшихся в СССР, так и остался непримиримым врагом советской власти.

Писатель и поэт Константин Симонов, побывавший после войны в Париже со спецзаданием познакомиться с Буниным и попытаться склонить его к возвращению на родину, утверждал позднее в своих мемуарах, что ему, якобы, почти удалось уговорить Бунина вернуться, но потом что-то помешало этому. Однако, позднейшие исследования биографов Бунина эту версию опровергают. С Симоновым Бунин, действительно, встречался, однако идею возвращения, как и мысль о примирении со сталинским режимом, отверг категорически.

Об отношении Бунина к советской власти красноречивее всего говорят его мемуары, в которых он пишет о своих бывших друзьях и современниках, как уехавших в эмиграцию, так и перешедших на службу большевикам, — Горьком, Алексее Толстом, Шаляпине, Рахманинове, принце Петре Альденбургском и многих других. Эти воспоминания изданы под конец жизни Бунина, жесткие, желчные, остроумные, иногда, наверное, излишне резкие и категоричные в оценках, иногда несправедливые поражают совершенно нестандартным взглядом на историю русской литературы и общественной жизни в первой половине XX века.

Е.КИСЕЛЕВ: Вот такая наша попытка нарисовать короткий эскиз бунинской биографии. А теперь я хочу спросить моего гостя. Напомню, Наталья Борисовна Иванова, литературовед, историк литературы сегодня будет со мной говорить о Бунине. Как вы относитесь к Ивану Алексеевичу?

Н.ИВАНОВА: Я отношусь, ну, как сказать? С преклонением, может быть. Хотя, слово «преклонение» я не люблю, но с необыкновенным для литературоведа чувством.

Е.КИСЕЛЕВ: Что значит «необыкновенным для литературоведа чувством»?

Н.ИВАНОВА: Потому что литературовед вообще должен относиться к литературе гораздо более трезво, чем обыкновенный читатель.

Е.КИСЕЛЕВ: Паталогоанатомически, да?

Н.ИВАНОВА: Что же касается Ивана Алексеевича, то здесь очень большое чувство импатии. То есть я стараюсь вжиться в обстоятельства его жизни и судьбы, и понять, на самом деле, почему он был столь остер по отношению, скажем, к своим современникам. Но для меня очень важно знаете что в Бунине? Он был, по-моему, самым умным из всех русских писателей, если можно так сказать. Его ум был замечательно аналитичен, и, вот, ум и талант – 2 вещи в случае Бунина оказались совершенно совместными.

Он был необыкновенно талантливо эмоционален при этом. Ну, я думаю, люди, которые читали воспоминания, скажем, о нем Бахрах «Бунин в халате» помнят, как Бунин мог взорваться и взрывался. И, собственно говоря, вот эти вот вспышки, как их называет Бахрах и также их называет Галина Кузнецова в своем «Грасском дневнике», они быстро переходили в другую стадию, гораздо более мирную. Но тем не менее, его чувства были обострены его разумом в том, что касалось политики, скажем, в том, что касалось не личных отношений, а общественных.

И для меня вот это и представляет особую ценность Бунина в ряду замечательных русских писателей. Потому что Бунин, действительно, одной ногой стоял в «золотом веке» русской литературы, другой ногой, можно сказать, в «серебряном веке», он такой, золотосеребряный. Но «серебряный век» при этом в литературе он фактически не принял. И он, может быть, единственный из писателей 1-й половины XX века, который не то, что преодолел влияние символизма или то, что он так или иначе отнесся, преодолевал в себе акмеизм, футуризм. Это просто для него не существовало, он очень резко об этом говорил.

Е.КИСЕЛЕВ: Все там – Брюсов, Блок – обо всех пишет уничижительно. Не говоря уже там о Северянине.

Н.ИВАНОВА: Очень много. О Блоке очень резко, о поэме «12» необыкновенно резко, но не только об этом.

Е.КИСЕЛЕВ: А от Маяковского вообще камня на камне не остается.

Н.ИВАНОВА: Да. Он просто, ведь, шел как настоящий писатель. Потому что само вещество, проза у него необыкновенная и очень трудно анализируемая. И на самом деле, вы знаете, я, может быть, даже скажу вещь парадоксальную, что Бунин скорее был писателем для писателей, ближе чем писателем для читателей. Он, ведь, страдал, у него даже был комплекс не очень большой популярности, не очень большого понимания современниками. Ну, впрочем, понимания современниками всем было трудно добиться – про Чехова известно, что стоял Потапенко где-то там, драматург его времени 2-го ряда, разговаривал с кем-то и говорил: «Вот теперь первый драматург в России – это я». А мимо проходил Чехов. Он увидел, сказал: «Ну, и он, и он, конечно, тоже».

Е.КИСЕЛЕВ: Кто сейчас помнит Потапенко?

Н.ИВАНОВА: Никто. А у Бунина было ощущение, что, все-таки, ему не додано. Понимаете, несмотря на то, что он получил 2 раза Пушкинскую премию – вот об этом не говорили, кстати.

Е.КИСЕЛЕВ: Да. Не сказали о том, что он был избран почетным академиком Академии наук России.

Н.ИВАНОВА: Да, он был избран почетным академиком.

Е.КИСЕЛЕВ: Очень немногие писатели.

Н.ИВАНОВА: Да, причем, в достаточно молодом возрасте – ему еще не было 40. Вот, это все было. Но, тем не менее, вот такой славы, которая в это время была у писателей гораздо меньшего калибра, скажем, чем Бунин, у него не было. И он ощущал в себе вот эту прежде всего литературную задачу писателя, который совершенно по-своему продолжил – вот я повторяю свою мысль – золотой XIX век русской литературы, перенес его в XX век. И уже перенес его через первую половину XX века так, что она достигла писателей уже советского времени. Ну, скажем, вспомним Паустовского, вспомним Казакова Юрия, вспомним Георгия Семенова. В чем-то их можно назвать продолжателями, в чем-то, может быть, эпигонами Бунина. Но тем не менее, он повлиял через много-много лет.

Е.КИСЕЛЕВ: А Катаев? Вы не назвали Катаева.

Н.ИВАНОВА: А, вот, Катаев, да.

Е.КИСЕЛЕВ: Который написал «Траву забвения», которая, по сути дела, посвящена его, действительно, существовавшим отношениям с Буниным.

Н.ИВАНОВА: Понимаете, с Катаевым очень сложно. Катаев – очень талантливый писатель, безусловно. Назвать его учеником Бунина нельзя.

Е.КИСЕЛЕВ: Но он на это претендовал, согласитесь.

Н.ИВАНОВА: Да. Потому что Катаев тоже очень самостоятельный писатель. Я его не назову ни в коем случае, скажем, эпигоном Бунина, нет. Особенно об этом говорит, конечно, вторая половина жизни Катаева, вот, модизм в конце жизни, и «Трава забвения», и другие книги, которые он написал говорят о нем как о писателе, тоже феерически одаренном. Но вот если бы Бунин написал книгу о Катаеве – вот, представим себе такую парадоксальную вещь – то он написал бы ее еще гораздо более жестко, чем свою книгу «Третий Толстой» об Алексее Толстом. Потому что Бунин записывает, что приходил молодой писатель, молодой Катаев и сказал, что он за новые ботинки готов отца родного зарезать или 100 тысяч получить.

Е.КИСЕЛЕВ: Да, это все в «Окаянных днях», по-моему.

Н.ИВАНОВА: Да, я думаю, что Катаев своим сравнением Веры Николаевны Муромцевой-Буниной с белой мышью, которое он… Вот это сравнение есть в «Траве забвения», это вызвало взрыв негодования. Ну, немножко фальшивый, потому что вообще советские критики отнеслись к прозе позднего Катаева с двойным стандартом, скажем так. Немножко фальшивый взрыв негодования.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, это раз…

Н.ИВАНОВА: Но, тем не менее.

Е.КИСЕЛЕВ: Во-вторых, она же была прочитана в контексте других произведений, прежде всего «Алмазного моего венца», который по тем временам был вещью абсолютно скандальной. Потому что еще были живы некоторые из героев, выведенные под странными именами, да?

Н.ИВАНОВА: Но, ведь, у Бунина тоже.

Е.КИСЕЛЕВ: И кто-то говорил, я не помню, Шкловский, по-моему, говорил: «Что мне теперь, пойти ему морду набить?»

Н.ИВАНОВА: Ну, да. Но, вот, что касается Бунина, то, на самом деле, его резкость по отношению к еще живым его современникам, запечатленная в его воспоминаниях, она, конечно, поражает. Ну, сравнения, к которым он прибегал, эпитеты – они все, как бы, литературные, но они не оставляют камня на камне от репутации того или иного писателя, скажем, от Максима Горького. Хотя, после смерти Горького, когда появились во французской печати некрологи, в которых, конечно, все было напутано, он был назван казаком Алексеем Горьким, умер накануне и так далее, он начинает с того, что писатель был удивительный, но этот писатель был удивительный, скажем, и редкий по безнравственности одновременно. И переходит к очень жесткому анализу и крайне резким характеристикам.

Поэтому Иван Алексеевич Бунин никого не жалел, был человек желчный, Ян, как его звала Вера Муромцева. Был человек желчный, острый, резкий, неприязненный, не любил ни декадентов, не любил…

Е.КИСЕЛЕВ: Ни футуристов, ни символистов.

Н.ИВАНОВА: Ни реалистов – он тоже не любил, как показывает нам Горький, никого он не любил, кроме Льва Николаевича Толстого, Антона Павловича Чехова. Да, Достоевского он, кстати, тоже не любил. И вот в той великой традиции, которой, на самом деле, он принадлежал. Ну, он ее вытащил уже на такой уровень, он сам о себе говорил…

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, Пушкина, Лермонтова.

Н.ИВАНОВА: Ну, Пушкин, конечно. Конечно. Он, между прочим, был знаком с внучкой Пушкина, и об этом тоже в его воспоминаниях можно прочитать. Она к нему обращалась за помощью, и тоже у нее была очень тяжелая ситуация, 1943-й год, она жила тоже на юге Франции неподалеку от Бунина. И после 2-й операции она умерла. Она уже носила другую фамилию по мужу, Елена. Конечно, к Пушкину он относился с преклонением. В 1937 году, когда был юбилей Пушкина, и Бунин тоже выступал.

Е.КИСЕЛЕВ: Мы здесь прервемся для новостей середины часа, и затем через несколько минут продолжим разговор о нашем сегодняшнем герое, о писателе Иване Алексеевиче Бунине с моим сегодняшним гостем, с литературоведом Натальей Ивановой. Оставайтесь с нами.

НОВОСТИ

Е.КИСЕЛЕВ: Мы продолжаем очередной выпуск нашей программы, которая сегодня посвящена Ивану Алексеевичу Бунину. Кстати, мы сегодня работаем в прямом эфире, так что если есть вопросы и реплики, то, пожалуйста, присылайте их как всегда на наш номер для SMS-сообщений +7 985 970-45-45. Тут кто-то справедливо замечает: «Обычно Бунина называют писателем, но, ведь он был еще и поэтом». Вот, Юрий из Москвы задает этот вопрос: «Что можно сказать об этой стороне его творчества?»

Н.ИВАНОВА: Юрий правильно говорит, но я просто терпеть не могу и вообще Бунина, по-моему, не мог бы назвать, что писатель отдельно, поэт отдельно. Бывают поэты и прозаики. Но поэты и писатели, как принято сейчас говорить, это неправильно. Так что слово «писатель» — это одновременно, конечно, и поэт. И, конечно же, он прежде всего и ценил в себе вот это поэтическое начало. И поэтому довольно ревниво, если вы помните, Евгений Алексеевич, в некоторых воспоминаниях как раз говорил о том с достаточно близкими уже людьми, спрашивал их о том, как они относятся к его стихам. И для него самого поэтическая его работа и я даже не могу назвать работой, вот, его поэтическая составляющая, не знаю, она была чрезвычайно важна.

И его стихи, на самом деле, сейчас могут показаться прежде всего ясными, внятными, четкими, опять же, на фоне того, что тогда происходило в поэзии. Ну вот, знаменитые его стихи «У птицы есть гнездо, у зверя есть нора», да? Например, да? И, на самом деле, он мог сказать в своем стихотворении то, что не нуждается, скажем так, в дешифровке. А время было совершенно другой поэзии. И его стихи, на самом деле…

Е. КИСЕЛЕВ: Они очень отличались от того, что было тогда в моде.

Н.ИВАНОВА: Необыкновенно отличались. Он был совершенно самостоятельным, опять, в этом же тоже. И в этом, конечно же, понятно, почему ему вот это пушкинское наследие и слова, что он дважды лауреат Пушкинской премии, они, конечно, к нему прежде всего подходят и как к поэту. Так что я его как поэта тоже высоко ценю, и сейчас издаются сборники его стихотворений. Но просто сейчас, опять же, в моде немножечко другие поэты и другая поэзия. Вот эта вот четверка Мандельштам, Ахматова, Пастернак и Цветаева – она, на самом деле, конечно же, необыкновенно сильная, эта четверка, и Бунин как поэт находится здесь, скажем так, в менее сильной позиции, чем они. Как поэты.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну хорошо. А если выстраивать такой, своеобразный рейтинг русских прозаиков XX века. Ну, давайте будем исходить из того, что, все-таки, Толстой и Чехов принадлежат XIX веку.

Н.ИВАНОВА: Да, давайте будем из этого исходить, да.

Е.КИСЕЛЕВ: Все-таки, а Бунин активно работал в литературе до середины века, во всяком случае. Ведь, по-моему, последние его рассказы датированы уже послевоенными годами.

Н.ИВАНОВА: Ну, конечно, да. Но Бунин, на самом деле, безусловно, стоит в первой пятерке.

Е.КИСЕЛЕВ: А кто еще?

Н.ИВАНОВА: Вопрос, понимаете, сложный. Я думаю, что, конечно, Андрей Платонов стоит в этой пятерке, конечно, Михаил Булгаков стоит в этой пятерке. Я не уверена, что в пятерке лучших прозаиков XX века – вот здесь я начну думать: Пильняк, Бабель, про которого я только что прочитала у Бунина совсем нехорошие слова. Вот, может быть, такая пятерка. Может быть, так.

Е.КИСЕЛЕВ: Но не Горький, не Шолохов?

Н.ИВАНОВА: Для меня?

Е.КИСЕЛЕВ: Да? Не Солженицын?

Н.ИВАНОВА: Для меня – нет. Я могу сказать почему. Потому что я исхожу прежде всего из того, как написано, как говорится. Если исходить из общественного влияния писателей на русскую жизнь, на жизнь России в XX веке, я тут, может быть, первым назову Солженицына. Понимаете?

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, да. Потому что книга «Архипелаг ГУЛАГ» — она с Библией может сравниться по влиянию на историю человечества.

Н.ИВАНОВА: Нет, с Библией ничто не сравнится. И я думаю, что это опасно сравнивать.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, может быть, это опасное слишком, такое, широким жестом сделанное сравнение.

Н.ИВАНОВА: Да, а здесь, конечно, «Архипелагом ГУЛАГ» и не только, ведь, вообще своими сочинениями он, конечно, перевернул режим.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, историю перевернул.

Н.ИВАНОВА: Режим перевернул.

Е.КИСЕЛЕВ: Не только режим, он изменил отношение всего мира к Советскому Союзу и к идее коммунизма. Потому что, собственно, после появления «Архипелага» популярность левой идеи, коммунистической идеи на Западе стала умирать.

Н.ИВАНОВА: Она стала умирать… Ну, она не умерла, она жива сегодня как никогда, скажем так, тоже, опять. Это сложный разговор, отдельный.

Е.КИСЕЛЕВ: Да, это сложный разговор. Там был еще 1968-й год, Прага, танки на улицах Праги.

Н.ИВАНОВА: Да-да-да. И потом вспомним людей, которые до этого, там, скажем, как Кравченко знаменитый, который автор первой книги, разоблачившей ужасы сталинизма и прошедший через суд в Париже.

Е.КИСЕЛЕВ: И выигравший.

Н.ИВАНОВА: И выигравший этот суд! Понимаете?

Е.КИСЕЛЕВ: А Кравченко – это тоже отдельная история.

Н.ИВАНОВА: Это все отдельные истории.

Е.КИСЕЛЕВ: Ибо о ней мало кто знает.

Н.ИВАНОВА: Но мы знаем, что Шаламов, вот, если говорить о замечательных… То есть мне очень трудно сейчас ранжировать. Но, вот, Шаламов получил свой следующий срок колоссальный в лагерях, 25-летний за то, что он назвал Бунина Ивана Алексеевича великим русским писателем. Уже находясь в лагере. Уже по доносу. Вот, донесли.

Поэтому то, что Бунин, безусловно, составляет одну из вершин русской литературы XX века – а в ней было много замечательных писателей, которых мы вспомнили и которых, может быть, не успели вспомнить – это факт.

Между прочим, когда ему вручили Нобелевскую премию, то она была вручена с формулировкой «За артистизм, с которым он показал, — я могу немножечко напутать, но за смысл ручаюсь, — за артистизм, с которым он показал русского человека». Вот такая сложная достаточно формулировка, она избегающая, как бы, политической оценки, почему изгнаннику дается эта премия. Но тем не менее, вот, артистичность была его, то есть художественная необыкновенная сила была подчеркнута. Хотя, Бунин сам говорил о том, он издевался над названием. Он много над чем издевался, скажем, над названием «Художественный театр», МХАТ. Он издевался над словом «художественный», потому что говорил: «Ну, а какой еще может быть театр? Не художественный что ли?» Поэтому, ну, какой может быть писатель? Не артистичный что ли?

Е.КИСЕЛЕВ: Вот один из наших слушателей, Марк его зовут, спрашивает: «А как Бунин относился к Набокову?» И, кстати, Ада делает существенное замечание – вот, в этом ряду выдающихся писателей.

Н.ИВАНОВА: А, ну, конечно, Набоков. Ну, конечно, безусловно. Я думаю, что так, наверное. Вот, Бунин, потом, наверное, Набоков. Или, может быть, даже… Вот тут, поскольку Набоков необыкновенно сильный писатель – просто мы его сейчас в разговоре не упомянули – но это, безусловно, в первой пятерке. По поводу того, как относился Бунин к Набокову, я просто сейчас сказать не могу, боюсь напутать что-то. Но просто при этой необыкновенной бунинской трезвости, я должна сказать, что он даже к Чехову относился критично, скажем, не принимая его драматургию. Например, он говорил, что вообще «Вишневого сада» никакого быть не может, потому что поместья были окружены совершенно другими посадками деревьев, а вишневый сад располагался где-нибудь позади всего этого. И даже говорил о том, что фамилии Раневская, Гаев и так далее просто невозможны литературно – что из них прет литературщина.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну да, он говорит, что Раневская – это типичный псевдоним провинциальной актрисы.

Н.ИВАНОВА: Да. Ну как это? И это он все успевал. Но, между прочим, по отношению к Горькому, с которым его познакомил Чехов, может быть, он высказал самые нелицеприятные слова из всего, что я читала о писателях у него.

Е.КИСЕЛЕВ: При том, что они были дружны, что во время своих зарубежных путешествий – и об этом подробно написано в дневниках Веры Николаевны – они жили на Капри.

Н.ИВАНОВА: Да, они жили на Капри. Они 3 зимы провели на Капри.

Е.КИСЕЛЕВ: Гостили у него.

Н.ИВАНОВА: Гостили.

Е.КИСЕЛЕВ: Они вращались в этом странном, таком вот горьковском каприйском кругу литераторов, социал-демократов, живших в эмиграции.

Н.ИВАНОВА: Да. И тем не менее, вот, необыкновенная жесткость, которую он подчеркивал, прежде всего, между прочим, в самом начале литературщину Горького. Он говорил, ну, помните, наверное: «Высоко в горы вполз уж». Да, какой-то уж может вползти в горы. Он издевался над «Песней о буревестнике», исходя из того, что это невероятно смешная литературщина, как бы, поддельные эпитеты, ситуации, которые придумывает Горький. Не говоря уже о том поведении Горького, не говоря уже о том, что никакой лагерь, как потом говорил Бунин, не мог бы быть назван именами Толстого, Достоевского или Чехова, и только именем Горького может быть концентрационный лагерь назван в советском союзе.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, он писал об Алексее Толстом очень жестко, но при этом, кстати, признавал за Алексеем Толстым колоссальный литературный талант.

Н.ИВАНОВА: Он признавал за ним большой, крупный.

Е.КИСЕЛЕВ: Крупный?

Н.ИВАНОВА: Да. Не скажем, там, колоссальный, он признавал за ним крупный литературный.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, он писал о том, что дарования он был яркого и искрометного.

Н.ИВАНОВА: Да. Но и слово «подлость» там тоже есть, существует.

Е.КИСЕЛЕВ: Да. Да.

Н.ИВАНОВА: Потому что как Алексей Толстой мог написать, так же он мог это и переписать. Скажем, написав свою трилогию, он мог таким же образом потом, вернувшись в Советский Союз, ее перекомпоновать или переписать так, как это было нужно уже власти.

Е.КИСЕЛЕВ: Имеете в виду «Хождение по мукам»?

Н.ИВАНОВА: Ну, конечно.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, там очень легко прочитывается, даже не нужно быть, что называется, специалистом-текстологом, литературоведом, чтобы увидеть, какие страницы написаны заграницей, а какие потом написаны или переписаны заново уже в Советском Союзе.

Н.ИВАНОВА: Ну, конечно.

Е.КИСЕЛЕВ: Сестры отличаются от хмурого утра как небо от земли.

Н.ИВАНОВА: Да. И для Бунина это все было возмутительно.

Е.КИСЕЛЕВ: Вот, еще несколько вопросов прислали нам наши слушатели в виде SMS-сообщений. Я напомню телефон +7 985 970-45-45. Сегодня мы работаем – это не часто бывает с нашей передачей, но, тем не менее, сегодня мы в прямом эфире. И Рая спрашивает нас, судя по номеру, из Санкт-Петербурга, хотя, может быть, я и ошибаюсь: «Я читала в книге Яновского «Поля Елисейские», что Бунин был не очень образован, даже не понимал и не говорил по-французски. Так ли это?»

Н. ИВАНОВА: Бунин, действительно, не закончил гимназию, это факт. Но у нас и Бродский не закончил средней школы, которую мы с вами все закончили. Бунин, действительно, не очень хорошо говорил по-французски, но достаточно для того, чтобы когда Андрей Жид приезжал к нему в Грасс, говорить с ним, обсуждать литературные проблемы и разойтись категорически по отношению к Толстому, потому что, например… Никто ж не переводил ему, как вы понимаете, Андрея Жида – они сидели за одним столом, 2 нобелевских лауреата.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, может быть, Вера Николаевна могла переводить?

Н.ИВАНОВА: Ну, не знаю. Ну, может быть. Но, тем не менее, когда Жид сказал, что Толстой скучный писатель, что «Войну и мир» он читать просто не может, он совершенно засыпает, тут Бунин сказал, что он сейчас просто перережет ему горло и схватил шуточно нож. Он мог выражать абсолютно повседневно себя по-французски, потому что он со страшной силой ругался, например, с садовником, который там в Грассе во время войны вел свой маленький огородик, завещанный ему хозяйкой этой самой виллы Бельведер. А Бунин страшно ругался, потому что категорически этого не мог… Он не говорил очень хорошо. Потом, гимназия какая была.

Е.КИСЕЛЕВ: Он гимназию не окончил, но в гимназии учился.

Н.ИВАНОВА: Это гимназия Елецкая. Конечно, я понимаю, что это не московская, не петербургская.

Е.КИСЕЛЕВ: Но вообще не знать французского в то время невозможно.

Н.ИВАНОВА: Нет, он знал французский, конечно. Нет, я знала человека, который жил во Франции много-много лет, был эмигрантом и не знал французского языка и даже об этом с гордостью говорил. Угадайте фамилию?

Е.КИСЕЛЕВ: Кто это?

Н.ИВАНОВА: Синявский.

Е.КИСЕЛЕВ: А, ну да, конечно. Конечно.

Н.ИВАНОВА: Конечно, Андрей Донатович, да. Марья Васильевна тоже плохо знает французский.

Е.КИСЕЛЕВ: Во всяком случае, он, конечно же, не знал французский язык так и не владел французским языком так, как Набоков владел английским.

Н.ИВАНОВА: Конечно. Он не писал ни на каких других языках, он не думал ни на каких других языках. И для него вообще – здесь правильно говорили в самом начале о том, что после того, как он перенес свой, ну, скажем так, условно письменный стол уехал вместе с ним в эмиграцию, он, на самом деле… Ничего для него, на самом деле, кроме России и, может быть, весь остальной мир был для него декорацией в том, что он писал – у него нет там никакого, ну, скажем так, контакта с этим миром, в котором он описывает своих героев, — это декорация.

Е.КИСЕЛЕВ: Это правда.

Н.ИВАНОВА: Вот. А так все ощущения, герои и так далее – это, прежде всего, русские ощущения, такой русский мир.

Е.КИСЕЛЕВ: Хотя, с другой стороны, написанный до революции.

Н.ИВАНОВА: «Человек из Сан-Франциско»?

Е.КИСЕЛЕВ: «Человек из Сан-Франциско» — это, наверное, первый рассказ, первая новелла или даже, может быть, ее можно назвать маленькой повестью в той современной русской литературе, где вообще события происходят на фоне иностранной декорации.

Н.ИВАНОВА: Но вы понимаете, дело в том, что Бунин – страшный путешественник.

Е.КИСЕЛЕВ: Он обожал путешествовать.

Н.ИВАНОВА: Обожал путешествовать. Для него это было необыкновенно важно. Вот, говорят, что русский писатель может жить только в России, питаться вот этой почвой и так далее. Он уезжал, скажем, действительно, на Капри и проводил там время до всякой революции. Он приезжал на Капри, предположим, в сентябре и до марта-апреля там сидел. И писал, и работал. Для него очень важно было уезжать. Он сразу, когда они соединили свои жизни, Вера Николаевна и Иван Алексеевич, они тут же уехали в путешествие.

Е.КИСЕЛЕВ: Да, они сразу уехали на Ближний Восток.

Н.ИВАНОВА: На Ближний Восток, они поехали в Палестину, они поехали в Египет. Там были совершенно замечательные необыкновенные впечатления. Потом он…

Е.КИСЕЛЕВ: Ну да, и он так описал Палестину, нынешний Израиль, что, в общем, с тех пор, наверное, все остальные писатели отдыхают.

Н.ИВАНОВА: Да, так не смогли.

Е.КИСЕЛЕВ: Уже пейзажей, во всяком случае, словесно описать палестинские пейзажи уже бесполезное занятие.

Н.ИВАНОВА: Да. Он путешествовал очень много, видел очень много. Но для него это было, я думаю, что, прежде всего, воспитывало или питало его глаз, потому что необыкновенное, совершенно фантастическое видение у него было. Он был потрясающе визуален в том, что он делал.

Понимаете, вот, эпигоны или, скажем, писатели, которые пытались унаследовать у него и в чем-то, может быть, и унаследовали. Вот, Трифонов Юрий, который был, на самом деле, потом уже учеником в Литературном институте – он ходил на семинар к Константину Паустовскому – он такую прозу называл «пахло мокрыми заборами». Ту, которая потом, вот, эпигоны Бунина принесли сюда в Россию. А на самом деле, у Бунина вот это ощущение и запахов, и цветов, колористика его фантастическая, видение мира дышащим, пахнущим, в осязаниях, во всех чувствах, данных человеку, и даже, может быть, в сверхчувствах, которые даны или не даны какому-нибудь человеку – это все есть в прозе Бунина.

Е.КИСЕЛЕВ: Еще несколько SMS-сообщений. Анна говорит: «А Платонов?» Платонова мы назвали в ряду писателей.

Н.ИВАНОВА: Назвали, конечно. Вторым я назвала, сразу.

Е.КИСЕЛЕВ: Да.

Н.ИВАНОВА: Платонов – абсолютно загадочный писатель, совершенно другой, что свидетельствует о том, что русская литература неисчерпаема была в своих…

Е.КИСЕЛЕВ: А Всеволод Иванов? – вдруг кто-то спрашивает.

Н.ИВАНОВА: Ну, для кого-то, может быть, важен Всеволод Иванов. Понимаете, чем хороша наша литература? Тем, что в ней возможны совершено разные, скажем, десятки. Но тем не менее, должны быть определенные критерии. Что касается Всеволода Иванова, то у него была утаенная проза, написанная, может быть, иначе, чем бронепоезд, как он там? Я не помню, как он называется в цифровом исчислении.

Е.КИСЕЛЕВ: «1469».

Н.ИВАНОВА: «1469». Или его ранняя проза. Человек, безусловно, талантливый, но в первую пятерку я бы, конечно, его не поставила.

Е.КИСЕЛЕВ: А, вот, кто-то, ну, правда, аноним, но, тем не менее, процитирую нашего анонима, который говорит: «Никто из названных ему как поэтов в подметки не годится».

Н.ИВАНОВА: Ни Пастернак, ни Мандельштам?

Е.КИСЕЛЕВ: То есть, что Бунин лучше поэт, чем Мандельштам, Цветаева и Ахматова.

Н.ИВАНОВА: Ну, между прочим, я очень рада, если кто-то так считает. Потому что он очень крупный поэт. И мне очень жаль, что об этой стороне его дарования мало говорят. Мало читают его стихов, между прочим. Вот, вы посмотрите вот эти программы, которые составляют лучшие наши актеры, которые читают. Сергей Юрский или Михаил Козаков – я не помню, чтобы там был Бунин.

Е.КИСЕЛЕВ: Да, это правда. Это правда.

Н.ИВАНОВА: А мне кажется, что это было бы очень хорошо.

Е.КИСЕЛЕВ: Надеюсь, что кто-нибудь из них нас услышит.

Н.ИВАНОВА: Да.

Е.КИСЕЛЕВ: Евгений спрашивает: «Был ли Бунин знаком с кем-то из драматургов?» Ну, конечно, был.

Н.ИВАНОВА: А как же! Он прежде всего был знаком с Чеховым, конечно же.

Е.КИСЕЛЕВ: С Горьким, с Чеховым. Потом он был знаком еще… вылетела у меня из головы фамилия, «Дети Ванюшина».

Н.ИВАНОВА: У меня тоже вылетела. Так, это заразное.

Е.КИСЕЛЕВ: Тоже был один из самых выдающихся драматургов.

Н.ИВАНОВА: Да. Но не в этом дело. Просто дело в том, что Бунин еще пытался один раз написать пьесу, но, на самом деле, он был очень театрален и абсолютно антитеатрален. Он был очень театрален, знаете, в каком плане? Он потрясающим образом читал не только себя, но и других. Совершенно замечательно читал и представлял.

Е.КИСЕЛЕВ: Найденов.

Н.ИВАНОВА: Найденов. И представлял их. И когда он их представлял, Станиславский и Немирович-Данченко просто пригласили его в свой театр, потому что он был необыкновенно артистически одарен. Но что касается самой, скажем, драматургии, то тут категорически нет.

Е.КИСЕЛЕВ: А вот Юля спрашивает: «Почему Бунин не любил Достоевского?»

Н.ИВАНОВА: А вот почему Бунин не любил Достоевского, это хороший вопрос. А почему Набоков не любил Достоевского? Я просто, вот, да? Вот, они оба терпеть не могли Достоевского. И тем не менее, в жизни Бунина, когда Бахрах вспоминает их жизнь в Грассе, он говорит, что не без достоевщины там было. Скажем, может быть, поскольку Бунин считал себя, прежде всего, обязанным великому таланту Толстого, что в присутствии Толстого он возник. А, ведь, существует такая вещь: Толстой или Достоевский, чай или кофе, кошка или собака, вы будете смеяться, там, Ахматова или Цветаева, Мандельштам или Пастернак – это существует. И как правило, те, кто 90% своей любви отдает одному из этих, всего лишь 10% остается на другого, а иногда и просто в отрицательной величине.

Е.КИСЕЛЕВ: К вопросу о рейтинге писателей тут вас спрашивают: «А Куприн?»

Н.ИВАНОВА: Куприн у меня не входит.

Е.КИСЕЛЕВ: Не входит?

Н.ИВАНОВА: Нет. У меня – нет.

Е.КИСЕЛЕВ: Почему?

Н.ИВАНОВА: Потому что, на мой взгляд, он как писатель меньше, и как человек оказалось, что тоже немножечко поменьше, скромнее, скажем так. И дарование скромнее, и влияние его на литературу своего времени, и последующую литературу. Понимаете, влияние Бунина, например, исчезать не будет. Его постоянно будут читать или, даже преподавая, ну, скажем, изучая, продолжать. Он совершенно неисчерпаем в своем наследии.

На самом деле, он – автор шедевров, которые не поддаются никаким вопросам. Есть шедевры. Вот, для меня, на самом деле…

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, например?

Н.ИВАНОВА: «Митина любовь».

Е.КИСЕЛЕВ: «Митина любовь», «Чистый понедельник».

Н.ИВАНОВА: «Чистый понедельник» — шедевр. Ничего нельзя сделать, можно только разгадывать всю жизнь.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, там половина рассказов.

Н.ИВАНОВА: Там половина рассказов. «Жизнь Арсеньева». То есть, есть шедевры, которые разгадать невозможно.

Е.КИСЕЛЕВ: У нас буквально пара минут до конца программы.

Н.ИВАНОВА: Ой, как быстро-то.

Е.КИСЕЛЕВ: Да, очень быстро, к сожалению. «Как Бунин относился к кинематографу, – спрашивает Ирина, — вообще, и к «Броненосцу Потемкин», в частности?»

Н.ИВАНОВА: Он хорошо относился, как мы знаем, к кинематографу, потому что весть о том, что ему присуждена Нобелевская премия, пришла к нему тогда, когда он находился в зале кинотеатра в Каннах.

Е.КИСЕЛЕВ: Да, и смотрел какой-то фильм с Ольгой Чеховой.

Н.ИВАНОВА: Нет, нет.

Е.КИСЕЛЕВ: Нет?

Н.ИВАНОВА: С Кисой Куприной.

Е.КИСЕЛЕВ: А, с Кисой Куприной, совершенно верно.

Н.ИВАНОВА: Да, с дочкой Куприна. И в этот момент к нему подошли с фонариком.

Е.КИСЕЛЕВ: «А как вам фильм «Дневник жены художника»?» — спрашивает Оксана.

Н.ИВАНОВА: Мне этот фильм не близок, скажем так, не моя чашка чая. Потому что при всем при том, что там очень неплохой, как мне кажется, сценарий, все-таки, иногда чисто визуально он меня приводил в такое состояние, что это все, скажем, картинки, нонешний цвет, нонешняя манера разговаривать у современных актеров. Может быть, Андрей Смирнов, которого я гораздо, может быть, больше ценю как актера – вы будете смеяться – чем кинорежиссера. Может быть, он там сделал максимально для того, чтобы приблизить что-то собой к облику Бунина. Но Бунин был настолько утонченный…

Е.КИСЕЛЕВ: А вот там не достает утонченности. При всей моей любви к Андрею Сергеевичу как к актеру.

Н.ИВАНОВА: Да, вот как актеру не достает вот этого, понимаете?

Е.КИСЕЛЕВ: Чего-то не достает, да?

Н.ИВАНОВА: Того, что он был узкий, утонченный, узкокостный. Он был более вытянутый. Вот, я говорю уже какими-то странными, может быть, эпитетами. Но вот этого не достает. У него там тоже вспышки, эмоции, истерики. Но вспышки бунинские, описанные в воспоминаниях, они, все-таки, выглядят немножечко по-другому.

Е.КИСЕЛЕВ: Ну, остается сказать, господа хорошие, читайте Бунина – он потрясающий современный писатель.

Н.ИВАНОВА: Да, и вслух, вслух! Дома! Друг другу!

Е.КИСЕЛЕВ: Это один из немногих писателей, которые уже 50, 100 лет назад писали, которые до сих пор остаются современными. Удивительным образом современный русский язык.

Н.ИВАНОВА: Да. Ну, прямо сейчас возьмите последний том воспоминаний, читайте, пожалуйста, друг другу вслух и ваше настроение станет совершенно другим.

Е.КИСЕЛЕВ: Спасибо большое, Наталья Борисовна. Это была Наталья Иванова, мы вместе с ней, с 1-м заместителем главного редактора журнала «Знамя», известным литературоведом говорили об Иване Бунине. До следующей встречи. Следующая программа, как всегда, в воскресенье на «Эхе Москвы».

Краткая биография писателя: Иван Алексеевич Бунин (1870—1953) — СЫР

Бунин Иван Алексеевич [10 (22) октября 1870, Воронеж — 8 ноября 1953, Париж], русский писатель; прозаик, поэт, переводчик.

Детство будущего писателя протекало в условиях дворянской скудеющей жизни, окончательно разорившегося «дворянского гнезда» (хутор Бутырки Елецкого уезда Орловской губернии). Он рано выучился читать, с детства обладал фантазией и был очень впечатлителен. Поступив в 1881 в гимназию в Ельце, проучился там всего пять лет, так как семья не имела на это средств, завершать гимназический курс пришлось дома (осваивать программу гимназии, а потом и университета ему помогал старший брат Юлий, с которым писателя связывали самые близкие отношения). Дворянин по рождению, Иван Бунин не получил даже гимназического образования, и это не могло не повлиять на его дальнейшую судьбу.
Средняя Россия, в которой прошло детство и юность Бунина, глубоко запала в душу писателя. Он считал, что именно средняя полоса России дала лучших русских писателей, а язык, прекрасный русский язык, подлинным знатоком которого он был сам, по его мнению, зародился и постоянно обогащался именно в этих местах.

Литературный дебют

С 1889 началась самостоятельная жизнь — со сменой профессий, с работой как в провинциальной, так и в столичной периодике. Сотрудничая с редакцией газеты «Орловский вестник», молодой литератор познакомился с корректором газеты Варварой Владимировной Пащенко, вышедшей за него замуж в 1891. Молодые супруги, жившие невенчанные (родители Пащенко были против брака), впоследствии перебрались в Полтаву (1892) и стали служить статистиками в губернской управе. В 1891 вышел первый сборник стихов Бунина, еще очень подражательных.
1895 год — переломный в судьбе писателя. После того как Пащенко сошлась с другом Бунина А. И. Бибиковым, писатель оставил службу и переехал в Москву, где состоялись его литературные знакомства (с Л. Н. Толстым, чья личность и философия оказали сильнейшее влияние на Бунина, с А. П. Чеховым, М. Горьким,Н. Д. Телешовым, участником «сред» которого стал молодой писатель). Бунин водил дружбу и со многими известными художниками, живопись его всегда притягивала к себе, недаром его поэзия так живописна. Весной 1900, находясь в Крыму, познакомился с С. В. Рахманиновым и актерами Художественного театра, труппа которого гастролировала в Ялте.

Восхождение на литературный Олимп

В 1900 появился рассказ Бунина «Антоновские яблоки», позднее вошедший во все хрестоматии русской прозы. Рассказ отличает ностальгическая поэтичность (оплакивание разоренных дворянских гнезд) и художественная отточенность. В то же время «Антоновские яблоки» подверглись критике за воскуренный фимиам голубой крови дворянина. В этот период приходит широкая литературная известность: за стихотворный сборник «Листопад» (1901), а также за перевод поэмы американского поэта-романтика Г. Лонгфелло «Песнь о Гайавате» (1896), Бунину была присуждена Российской Академией наук Пушкинская премия (позже, в 1909 он был избран почетным членом Академии наук). Поэзия Бунина уже тогда отличалась преданностью классической традиции, эта черта в дальнейшем пронижет все его творчество. Принесшая ему известность поэзия сложилась под влиянием Пушкина, Фета, Тютчева. Но она обладала только ей присущими качествами. Так, Бунин тяготеет к чувственно-конкретному образу; картина природы в бунинской поэзии складывается из запахов, остро воспринимаемых красок, звуков. Особую роль играет в бунинской поэзии и прозе эпитет, используемый писателем как бы подчеркнуто субъективно, произвольно, но одновременно наделенный убедительностью чувственного опыта.

Семейная жизнь. Путешествие по Востоку

Семейная жизнь Бунина уже с Анной Николаевной Цакни (1896-1900), также сложилась неудачно, в 1905 скончался их сын Коля.
В 1906 Бунин познакомился с Верой Николаевной Муромцевой (1881-1961), ставшей спутницей писателя на протяжении всей его последующей жизни. Муромцева, обладая незаурядными литературными способностями, оставила замечательные литературные воспоминания о своем муже («Жизнь Бунина», «Беседы с памятью»). В 1907 Бунины отправились в путешествие по странам Востока — Сирии, Египту, Палестине. Не только яркие, красочные впечатления от путешествия, но и ощущение нового наступившего витка истории дали творчеству Бунина новый, свежий импульс.

Поворот в творчестве. Зрелый мастер

Если в произведениях более ранних — рассказах сборника «На край света» (1897), а также в рассказах «Антоновские яблоки» (1900), «Эпитафия» (1900), Бунин обращается к теме мелкопоместного оскудения, ностальгически повествует о жизни нищих дворянских усадеб, то в произведениях, написанных после первой русской Революции 1905, главной становится тема драматизма русской исторической судьбы (повести «Деревня», 1910, «Суходол», 1912). Обе повести имели огромный успех у читателей. М. Горький отмечал, что, тут писателем был поставлен вопрос «… быть или не быть России?». Русская деревня, считал Бунин, обречена. Писателя обвиняли в резко негативном отражении жизни деревни.
Из рассказа «Антоновские яблоки»

«Беспощадную правду» бунинского письма отмечали самые разные литераторы (Ю. И. Айхенвальд , З. Н. Гиппиус и др. ). Однако реализм его прозы неоднозначно традиционен: с убедительностью и силой рисует писатель новые социальные типы, явившиеся в пореволюционной деревне.
В 1910 Буниными было предпринято путешествие сначала в Европу, а затем в Египет и на Цейлон. Отголоски этого путешествия, впечатление, которое произвела на писателя буддийская культура, ощутимы, в частности, в рассказе «Братья» (1914). Осенью 1912 — весной 1913 опять за границей (Трапезунд, Константинополь, Бухарест), затем (1913-1914) — на Капри.

В 1915-1916 выходят сборники рассказов «Чаша жизни», «Господин из Сан-Франциско». В прозе этих лет ширится представление писателя о трагизме жизни мира, об обреченности и братоубийственном характере современной цивилизации (рассказы «Господин из Сан-Франциско», «Братья»). Этой цели служит и символическое, по мысли писателя, использование в этих произведениях эпиграфов из Откровения Иоанна Богослова, из буддийского канона, литературные аллюзии, присутствующие в текстах (сравнение трюма парохода в «Господине из Сан-Франциско» с девятым кругом дантовского ада). Темами этого периода творчества становятся смерть, судьба, воля случая. Конфликт обычно разрешается гибелью.

Единственными ценностями, уцелевшими в современном мире, писатель считает любовь, красоту и жизнь природы. Но и любовь бунинских героев трагически окрашена и, как правило, обречена («Грамматика любви»). Тема соединения любви и смерти, сообщающего предельную остроту и напряженность любовному чувству, свойственна творчеству Бунина до последних лет его писательской жизни.

Тяжелое бремя эмиграции

Февральскую революцию воспринял с болью, предчувствуя предстоящие испытания. Октябрьский переворот только укрепил его уверенность в приближающейся катастрофе. Дневником событий жизни страны и размышлений писателя в это время стала книга публицистики «Окаянные дни» (1918). Бунины уезжают из Москвы в Одессу (1918), а затем — за границу, во Францию (1920). Разрыв с Родиной, как оказалось позднее, навсегда, был мучителен для писателя.
Темы дореволюционного творчества писателя раскрываются и в творчестве эмигрантского периода, причем в еще большей полноте. Произведения этого периода пронизаны мыслью о России, о трагедии русской истории 20 века, об одиночестве современного человека, которое только на краткий миг нарушается вторжением любовной страсти (сборники рассказов «Митина любовь», 1925, «Солнечный удар», 1927, «Темные аллеи», 1943, автобиографический роман «Жизнь Арсеньева», 1927-1929, 1933).

Бинарность бунинского мышления — представление о драматизме жизни, связанное с представлением о красоте мира, — сообщает бунинским сюжетам интенсивность развития и напряженность. Та же интенсивность бытия ощутима и в бунинской художественной детали, приобретшей еще большую чувственную достоверность по сравнению с произведениями раннего творчества.
«Темные аллеи»

В 1927-1930 Бунин обратился к жанру короткого рассказа («Слон», «Телячья головка», «Петухи» и др.). Это — результат поисков писателем предельного лаконизма, предельной смысловой насыщенности, смысловой «вместимости» прозы.
В эмиграции отношения с видными русскими эмигрантами у Буниных складывались тяжело, да и Бунин не обладал коммуникабельным характером. В 1933 он стал первым русским писателем, удостоенным Нобелевской премии. Это был, конечно, удар для советского руководства. Официальная пресса, комментируя это событие, объясняла решение Нобелевского комитета происками империализма.
Вo время столетия гибели А. С. Пушкина (1937) Бунин, выступая на вечерах памяти поэта, говорил о «пушкинском служении здесь, вне Русской земли».

На Родину не вернулся

С началом Второй мировой войны, в 1939, Бунины поселились на юге Франции, в Грассе, на вилле «Жаннет», где и провели всю войну. Писатель пристально следил за событиями в России, отказываясь от любых форм сотрудничества с нацистскими оккупационными властями. Очень болезненно переживал поражения Красной Армии на восточном фронте, а затем искренне радовался ее победам.

В 1927-1942 бок о бок с семьей Буниных жила Галина Николаевна Кузнецова, ставшая глубокой поздней привязанностью писателя. Обладая литературными способностями, она создала произведения мемуарного характера, самым запоминающимся образом воссоздающие облик Бунина («Грасский дневник», статья «Памяти Бунина»).
Живя в нищете, прекратил публикацию своих произведений, много и тяжело болея, он все же написал в последние годы книгу воспоминаний, работал над книгой «О Чехове», вышедшей посмертно (1955) в Нью-Йорке.

Бунин неоднократно выражал желание возвратиться на Родину, указ советского правительства 1946 «О восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской империи…» назвал «великодушной мерой». Однако ждановское постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» (1946), растоптавшее А. Ахматову и М. Зощенко, навсегда отвратило писателя от намерения вернуться на Родину.

В 1945 Бунины вернулись в Париж. Крупнейшие писатели Франции и других стран Европы высоко оценивали творчество Бунина еще при его жизни (Ф. Мориак, А. Жид, Р. Роллан, Т. Манн, Р.-М. Рильке, Я. Ивашкевич и др.). Произведения писателя переведены на все европейские языки и на некоторые восточные.
Похоронен на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, под Парижем.
БУНИН И. А.

(статья П. Когана из «Нового энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона», 1911 1916)
Е. В. Степанян

Писатель в оранжерее

Писатель Бунин был субъект не особо приятный. Мало того что сквернослов, так еще и двоеженец. Когда ему, Бунину, было уже хорошо за пятьдесят, он завел себе любовницу. Разумеется, на тридцать лет его моложе. И при живой жене поселил ее в своем доме. Через десять лет любовница от него ушла. И не к какому-нибудь румяному, благоухающему антоновскими яблоками дворянскому отпрыску, а к еврейской женщине, опереточной певичке. Этим сенсационным фактам посвящен фильм Алексея Учителя «Дневник его жены», длинный, как «Война и мир», и красочный, как «Девочка с персиками».

Накануне второй мировой войны во Франции водились красивые платья и шляпки. Им в «Дневнике» уделено едва ли не больше внимания, чем Бунину со всеми его женами. Столь же значительное место занимают в фильме огромные букеты цветов, живописно облупленные стены, блестящие автомобили, белые зонтики, красное вино и небогато, но со вкусом обставленные помещения. Людей на экране немного, реальных только двое: Иван Бунин, лауреат Нобелевской премии, и его жена Вера Николаевна. Все остальные — понарошку. Любовница классика Галина Кузнецова превратилась в Плотникову; ее избранница Марга Степун — в Ковтун. Ученик Бунина писатель и археолог Леонид Зуров стал глуповатым Гуровым.

Между прочим, писатель Бунин был еще и интересный и общительный человек. На его вилле в южнофранцузском городе Грассе гостили и Мережковский, и Ходасевич, и Рахманинов, и разные другие знаменитости из русской эмиграции. Да и иностранцы тоже захаживали. На киношной вилле с кокетливым названием «Жаннет» они не поместились, а съежились до некой абстрактной буржуазной дамы. Кинокритик Татьяна Москвина, которая и сыграла абстрактную даму, в одном из интервью дала этой художественной особенности «Дневника» интересное объяснение: оказывается, сценаристка Дуня Смирнова изначально выписала широкий исторический фон, чтобы под видом писателей свозить на съемки в Тунис максимальное число знакомых. На все не хватило денег. Пришлось Тунис сократить до Ялты. Вероятно, весь бюджет ушел на декорации.

Амплуа в «Дневнике» распределены жестко, как в театре кукол. Есть Преданная (во всех смыслах) — жена, Томная — любовница, Роковая — ее любовница, Восторженный — поклонник. На них возложена вся работа по убеждению зрителя в гениальности Главного. Впрочем, об этом зритель и так знает. Отцу сценаристки, известному режиссеру и актеру Андрею Смирнову, играющему Бунина, нет никакой необходимости изображать тонкие движения души престарелого поэта; достаточно носить белый костюм и хмурую мину, время от времени материться и произносить многозначительные фразы наподобие «кто я, а кто они!».

Помимо распития вина и противоестественных романов герои фильма занимаются писательством. Бунин сочиняет «Жизнь Арсеньева» о своей молодости, а его женщины ведут (за кадром) хронику его старости. Галина Кузнецова на склоне лет издала свои записи под названием «Грасский дневник». Половина книжки посвящена буйной грасской растительности, нарядам и кулинарным пристрастиям знаменитых бунинских посетителей. Ни о ее собственном двусмысленном положении, ни и о делах сердечных не говорится ни слова. Этот дефицит дневника его любовницы возмещает «Дневник его жены». Здесь цветы и клубничка приведены в должную пропорцию: среди гелиотропов и рододендронов лесбиянки погубили писателя Бунина.

Союз кинематографистов выдвинул масштабный портрет выдающегося деятеля русской культуры на «Оскар». Дело здесь скорее всего вовсе не в Бунине. Можно было выдвинуть и «Брат-2». Но однополая любовь имеет больше шансов понравиться заокеанским киноакадемикам, чем беспорядочный отстрел ни в чем не повинных афроамериканцев.

Жизнь Арсеньева

И сам Бунин, и первые критики романа не рассматривали его как автобиографию. Владислав Ходасевич в своей рецензии определял «Арсеньева» как «вымышленную автобиографию», то есть попытку отдать свои воспоминания и переживания другому персонажу.

Тем не менее автобиографические мотивы в романе важны и заметны. Арсеньев движется по тому же пути, что и Бунин: бросает гимназию, работает в провинциальной газете, путешествует, переживает роман с коллегой по редакции. Важность собственных воспоминаний отмечает в дневниках и Галина Кузнецова: Бунин, по её словам, «так погружён в восстановление юности, что глаза его не видят нас».

У многих героев «Жизни Арсеньева» есть узнаваемые прототипы, автобиографичны многие факты и детали. Хутор Каменка, где рос Арсеньев (одинокая усадьба среди пустынных полей, где «зимой безграничное снежное море, летом — море хлебов, трав и цветов»), списан с хутора Бутырки Елецкого уезда, где протекало детство Бунина. Бабушкино имение Батурино — это Озерки, бунинское родовое гнездо. Запивающий временами отец героя, игрок, промотавший состояние, оборонявший Севастополь в Крымскую кампанию, азартный, вспыльчивый и беспечный усадебный дворянин — портрет отца писателя. Братья Бунина — Юлий, народоволец, арестованный по доносу соседа, и трудолюбивый Евгений — выведены в романе как Георгий и Николай Арсеньевы. Прототип несчастливого и чудаковатого домашнего учителя Баскакова в реальности носил фамилию Ромашков, а мещанин Ростовцев, у которого живёт нахлебником Арсеньев, поступив в гимназию, — Бякин. Автобиографической основой романа Арсеньева с Ликой были отношения самого Бунина с Варварой .

Я был в детстве добр, нежен — и однако с истинным упоением зарезал однажды молодого грача с перебитым крылом

Иван Бунин

Но память о юности — лишь часть поэтики романа, пусть и важная. Один из самых внимательных читателей Бунина, Фёдор Степун Фёдор Августович Степун (1884–1965) — философ и мемуарист. До эмиграции издавал философский журнал «Логос», воевал в Первой мировой — этот опыт он отразил в книге «Из писем прапорщика-артиллериста», занимал должность во Временном правительстве. В 1922 году Степуна высылают из страны в рамках борьбы с инакомыслием. После эмиграции философ пережил ещё и немецкий нацизм — в Германии он преподаёт в университете, редактирует философские журналы, пока нацисты не лишают его права преподавать; в это время Степун работает над своими воспоминаниями о России «Бывшее и несбывшееся». ⁠ , указывал на функцию автобиографических мотивов в «Арсеньеве»: именно воспоминания писателя о детстве и юности создают эффект одновременно живой и ушедшей реальности. Он отмечает «некое непередаваемое словами звучание тверди небесной, той тверди духовной, под которой развёртываются судьбы России и судьба Арсеньева. С этой музыкой сфер сливаются воспоминания Арсеньева не только о своих предках, не только о раннем влиянии на него великих зачинателей новой русской культуры, но и о гораздо более древних звуках, неизвестно как дошедших до мальчика».

Самый внятный ответ на вопрос об автобиографичности «Жизни Арсеньева» дала вдова писателя Вера Муромцева-Бунина: «Конечно, в «Жизни Арсеньева» очень много биографических черт, взята природа, в которой жил автор, но всё художественно переработано и подано в этом романе творчески, и, может быть, подано так потому, что автору хотелось, чтобы это было так в его жизни».

Юрий Мальцев в своей биографии Бунина отмечает родство «Арсеньева» с «Поисками утраченного времени». Правда, с поправкой на то, что цикл романов Пруста Бунин прочёл, уже написав первые части собственной книги. Родство их, по словам Мальцева, заключается в том, что обе книги не пытаются пересказать или реконструировать события — они заняты феноменом памяти вообще. «Жизнь Арсеньева», пишет Мальцев, — это «не воспоминание о жизни, а воссоздание своего восприятия жизни и переживание этого .

Любопытно, что на папке с рукописью «Арсеньева» жанровое определение «роман» написано в кавычках. О желании «начать книгу, о которой мечтал Флобер, «Книгу ни о чём», без всякой внешней связи, где бы излить свою душу, рассказать свою жизнь, то что довелось видеть в этом мире, чувствовать, думать, любить, ненавидеть» Бунин писал в дневнике 27 октября — 9 ноября 1921 года: именно в это время писатель делает первые наброски к будущей «Жизни Арсеньева».

Сборник рассказов Ивана Бунина (9781566637589): Иван Бунин, Грэм Хеттлингер: Книги

Еженедельно от издателей

Избранный обзор. Русский эмигрант Бунин (1870–1953), получивший Нобелевскую премию в 1933 году, становится потрясающе доступным в этом прекрасном новом переводе. Бунин, бежавший во Францию ​​в 1920 году, дает болезненные, лирические взгляды на исчезнувшее прошлое аристократической России, изобилующей сельскими поместьями, вычурной московской жизнью и быстро меняющейся социальной структурой, последовавшей за эмансипацией крепостных в 1861 году.Рассказы, охватывающие 44 года творчества Бунина, включают в себя «Запах яблок», написанный в 1900 году, в котором тот, кто раньше писал стихи, начинает переводить свои лирические видения в прозу, а также произведения средних лет, такие как «Суходол», написанные против. на фоне Первой мировой войны и последующих потерь, понесенных большевиками Белой Армией, которую поддерживал Бунин. Многие из рассказов Бунина после 1920 года, такие как «Ида», «Солнечный удар» и «Дело Елагина», исследуют жизнь русских и европейских утонченных людей, сосредотачиваясь на их любовных связях и их стремлении к элегантной и изысканной жизни.Его последние рассказы, например «В Париже» и «Одна знакомая улица», исследуют отчуждение тех, кто не может забыть миры, которые они потеряли. Хотя бывают убийства и любовные самоубийства, сюжет на самом деле не является фокусом этих историй, которые отмечены эмоциональной интенсивностью воспоминаний, напоминающей Пруста. (август)
© Reed Business Information, подразделение Reed Elsevier Inc. Все права защищены.

Обзор

Иван Бунин … один из лучших писателей ХХ века, мастер тональности и экспериментов.- Гэри Сол Морсон

[Бунин] один из великих литературных мастеров двадцатого века … [его] мощное и прозрачное искусство. — Синтия Озик, автор книги «Языческий раввин и другие истории»

Русский изгнанный Бунин (1870–1953), получивший Нобелевскую премию в 1933 году, становится потрясающе доступным в этом прекрасном новом переводе., Publishers Weekly

«Перевод изящный и по сути точный». — Ричард Лурье, The Wall Street Journal

Эмоциональная интенсивность воспоминаний, напоминающих Пруста…. Потрясающе доступный … прекрасный новый перевод., Publishers Weekly

Новые плавные переводы … этот пронзительно лирический сборник полностью передает страсть человеческого сердца и силу воспоминаний. — LELIA RUCKENSTEIN, The Review of Higher Education

Теперь у нас есть новый всеобъемлющий том художественной литературы [Бунина], Сборник рассказов Ивана Бунина , прекрасно переведенный Грэмом Хеттлингером., New York Sun

[Переводы Хеттлингера] приятно читать., Славянский и восточноевропейский журнал

Описание книги

«[Переводы Хеттлингера] приятно читать».

Об авторе

Иван Бунин получил Нобелевскую премию по литературе в 1933 году. После русской революции он провел оставшиеся годы в изгнании во Франции. Грэм Хеттлингер живет в Бетесде, штат Мэриленд.

Иван Бунин 1870-1953 по JSTOR

Информация о журнале

Русское обозрение — многопрофильный научный журнал, посвященный к истории, литературе, культуре, изобразительному искусству, кино, обществу и политике народов бывшей Российской империи и бывшего Советского Союза.Каждый выпуск содержит оригинальные исследовательские статьи авторитетных и начинающих ученых, а также а также обзоры широкого круга новых публикаций. «Русское обозрение», основанное в 1941 году, является летописью. продолжающейся эволюции области русских / советских исследований на Севере Америка. Его статьи демонстрируют меняющееся понимание России через взлет и закат холодной войны и окончательный крах Советского Союза Союз. «Русское обозрение» — независимый журнал, не связанный с любой национальной, политической или профессиональной ассоциацией.JSTOR предоставляет цифровой архив печатной версии The Russian Рассмотрение. Электронная версия «Русского обозрения» — доступно на http://www.interscience.wiley.com. Авторизованные пользователи могут иметь доступ к полному тексту статей на этом сайте.

Информация для издателя

Wiley — глобальный поставщик контента и решений для рабочих процессов с поддержкой контента в областях научных, технических, медицинских и научных исследований; профессиональное развитие; и образование.Наши основные направления деятельности выпускают научные, технические, медицинские и научные журналы, справочники, книги, услуги баз данных и рекламу; профессиональные книги, продукты по подписке, услуги по сертификации и обучению и онлайн-приложения; образовательный контент и услуги, включая интегрированные онлайн-ресурсы для преподавания и обучения для студентов и аспирантов, а также для учащихся на протяжении всей жизни. Основанная в 1807 году компания John Wiley & Sons, Inc. уже более 200 лет является ценным источником информации и понимания, помогая людям во всем мире удовлетворять свои потребности и воплощать в жизнь их чаяния.Wiley опубликовал работы более 450 лауреатов Нобелевской премии во всех категориях: литература, экономика, физиология и медицина, физика, химия и мир. Wiley поддерживает партнерские отношения со многими ведущими мировыми обществами и ежегодно издает более 1500 рецензируемых журналов и более 1500 новых книг в печатном виде и в Интернете, а также базы данных, основные справочные материалы и лабораторные протоколы по предметам STMS. Благодаря расширению предложения открытого доступа, Wiley стремится к максимально широкому распространению и доступу к публикуемому контенту, а также поддерживает все устойчивые модели доступа.Наша онлайн-платформа, Wiley Online Library (wileyonlinelibrary.com), является одной из самых обширных в мире междисциплинарных коллекций онлайн-ресурсов, охватывающих жизнь, здоровье, социальные и физические науки и гуманитарные науки.

Иван Бунин | Модернистский архивный издательский проект

Семья Буниных жила в Воронеже до 1874 года, а когда Ивану было четыре года, перебралась в родовое имение в Бутыриках Орловской губернии в центральной России. Он жил здесь и был наставником художника-любителя и музыканта Николая Ромашкова до августа 1881 года, когда он пошел в школу.Иван не был дисциплинированным учеником: ему пришлось повторить свой третий курс из-за неудач в математике, а в марте 1886 года он был навсегда исключен из школы за плохую посещаемость. Бунин продолжил образование под руководством своего брата Юлия в загородном доме Бунина в Ельце.

Бунину было пятнадцать, когда он начал писать стихи, и в 1886–87 он написал свой первый роман «Увлечение», который до сих пор не опубликован. Когда ему было восемнадцать, Иван поехал в Харьков, Украина, где жил его брат.Во время своего пребывания в Харькове он много читал и писал до своего возвращения в Орёл. На протяжении 1887 и 1888 годов стихи Бунина публиковались в ряде периодических изданий и газет Санкт-Петербурга. Осенью 1889 года он начал работать в региональной газете «Орловский вестник», которая выпустила его первый сборник стихов (написанных между 1887 и 1891 годами) и напечатала ряд его рассказов. В 1892 году Бунин переехал в Полтаву, где много писал, начал работать в городском архиве и писал для различных газет и журналов.В 1892 году был опубликован один из его ранних рассказов «Танька», в котором аристократ, потеряв жену и ребенка, усыновляет молодую крестьянскую девушку. Между 1892 и 1894 годами были опубликованы новые стихи и рассказы Бунина. Он быстро завоевал литературную репутацию, и в 1895 году Бунин уехал из Полтавы, чтобы заняться писательской деятельностью в Санкт-Петербурге и Москве. В Санкт-Петербурге он опубликовал сборник рассказов «На край света» в 1896 году, а в 1898 году он опубликовал сборник стихов «Под открытым небом».

В 1901 году издательство символистов «Скорпион» напечатало сборник стихов Бунина «Листопад». Эта публикация вместе с переводом Буниным «Песни о Гайавате» Генри Уодсворта Лонгфелло (1896) принесла ему Пушкинскую премию в 1903 году. Вторая Пушкинская премия была присуждена Бунину в 1909 году за его переводы Байрона и Теннисона и за его собственные сборники стихов. датируется 1903-7 гг.

Первое объемное прозаическое произведение Бунина вышло в 1910 году под названием «Деревня».Он предлагает мрачную картину бедности и жестокости сельской русской жизни во время первой русской революции 1904-1905 годов. На нем изображена отчужденная деревня, охваченная растущей социальной и экономической деградацией, и показано влияние Толстого на Бунина с критикой жадности и экономического материализма. Следующим его прозаическим произведением стал полуавтобиографический «Сухолдол» («Сухая долина»), который был опубликован в Москве в 1912 году и разделяет темы культурной бедности и сельской жизни с «Деревней». «Сухая долина» и «Деревня» являются частью произведений Бунина в деревенской прозе, что связывает их с рядом рассказов, написанных между 1908 и 1914 годами: «Дьявол — нищий» в 1908 году; «Ночной разговор» 1911 г .; и «Весенний вечер 1913 года» — это лишь некоторые из них.

Между 1900 и 1916 годами Бунин путешествовал по России и Европе. Находясь на Капри, он начал свою самую известную работу, «Джентльмен из Сан-Франциско», которая была опубликована в 1915 году. Этот рассказ расширяет влияние Толстова, проявленное в «Деревне», в неодобрении чревоугодия Запада и реальности смерти. В центре сюжета «Джентльмена из Сан-Франциско» — богатый американский владелец фабрики и его семья в круизе из Соединенных Штатов в Европу.Безымянный джентльмен страдает сердечным приступом и умирает на Капри. Повесть «Джентльмен из Сан-Франциско» была опубликована в России в 1915 году и в Англии в издательстве «Хогарт Пресс» в 1922 году в переводе Д.Х. Лоуренса и С.С. Котелянского. Издание Hogarth Press было озаглавлено «Джентльмен из Сан-Франциско и другие истории» и включало рассказы Бунина «Нежное дыхание», «Казимир Станиславович» и «Сын». В июне 1921 года Котелянский написал Лоуренсу письмо с просьбой помочь ему с переводом «Джентльмена из Сан-Франциско».Лоуренс согласился и остался доволен полученным переводом, попросив Котелянского сотрудничать с ним в переводе некоторых других рассказов Бунина. Однако к этому времени Котеляны уже работали с Леонардом Вульфом над переводом других рассказов, включенных в сборник. Это название хорошо разошлось для The Hogarth Press, и впоследствии Вирджиния и Леонард Вулф опубликовали автобиографический роман «Колодец дней», переведенный Г. Струве и Хэмишем Майлсом в 1933 году, и «Грамматику любви», переведенную Джоном Курносом в 1935 году.

В 1917 году Бунин стал свидетелем революций в России и стал стойким антибольшевиком. Он эмигрировал в Париж в 1920 году и написал там некоторые из своих самых известных произведений. Это «Митина Любовь», рассказ о глубокой любви, завершившейся самоубийством, и полуавтобиографический роман «Жизнь Арсеньева», посвященный детству рассказчика в дореволюционной России. Последняя полная книга Бунина «Воспоминания», опубликованная всего за год до его смерти в 1953 году, представляет собой воспоминание о 1927–1950 годах в Париже.На протяжении всей своей литературной карьеры Иван Бунин писал в стиле классического реализма и внес заметный вклад в жанр новеллы. С 1950 года он стал часто страдать от пневмонии и бронхита и умер 8 ноября 1953 года в возрасте восьмидесяти трех лет.

Избранные материалы для дальнейшего чтения

Справочник по русской литературе (Издательство Фицрой Дирборн: Чикаго, 1998), под редакцией Николь Кристиан и Нил Корнуэлл.

«Иван Бунин 1870-1951» Жака Круаза в Русском обозрении Том.13, No. 2 April 1954, pages 146-151

Русский еврей из Блумсбери: Жизнь и времена Сэмюэля Котелянского (издательство McGill-Queen’s University Press: Монреаль, 2011), Галя Димент.

«Иван Бунин в ретроспективе» Эндрю Гершуна Колина в The Slavonic and East European Review Vol. 34, No. 82, декабрь 1955 г., страницы 156-173.

Современная русская литература (Wildside Press: Мэриленд, 2010) принца Д. С. Мирского.

Публикации И.А. Бунина

Собрание изданий

Джентльмен из Сан-Франциско и другие рассказы, перевод Д.Х. Лоуренс, С.С. Котелянский и Леонард Вульф. Лондон, Hogarth Press, 1922; переиздано в Лондоне, Chatto and Windus, 1975.

Сны Чанга и другие рассказы, перевод Бернарда Г. Герни, Нью-Йорк, 1923; переиздано как «Пятнадцать сказок», Лондон, Мартин Секер, 1924; 2-е издание, 1935 г.

Дело Элагина и другие рассказы, перевод Бернарда Г. Герни, Нью-Йорк, 1935 год.

Темные проспекты и другие рассказы, перевод Ричарда Хара, Лондон, 1935 год.

Истории и стихи, перевод Ольга Шарце и Ирина Железнова, Москва, Прогресс, 1979; переиздано как «Легкое дыхание и другие рассказы», ​​М., Редуга, 1988.

В прекрасной далекой стране: Избранные рассказы, перевод Роберта Боуи, Энн-Арбор, Эрмитаж, 1983.

Давно назад, перевод Дэвида Ричардса и Софи Лунд, Лондон, Ангел, 1984; переиздано как Джентльмен из Сан-Франциско и другие истории, Пингвин, 1987.

Волки и другие истории любви, перевод Марка С. Скотта. Санта-Барбара, Калифорния, Capra Press, 1989.

Поэзия

Листопад, Москва, 1901,

Стихотворения, [Поэзия] Ленинград, 1956,

Стихотворения, Рассказы.Москва, 1986.

Художественная литература

Деревня, Москва, 1910; перевод Изабель Ф. Хэпгуд, Лондон, 1923; переиздано 1933 г .; также переведена Ольгой Шарце, в «Рассказах и стихах», 1979.

Сухолдол, Москва, 1912.

Чаша жизни, Москва, 1915; Москва, 1983

«Грамматика любви», Москва, 1915; переведено Дэвидом Ричардсом и Софи Лунд как «Букварь любви» в издании Long Ago, 1984.

«Господин из Сан-Франциско» в Госпондин из Сан-Франциско Москва; переведен Д. Х. Лоуренсом как «Джентльмен из Сан-Франциско» в «Джентльмене из Сан-Франциско и других историях», 1922; и в «Джентльмене из Сан-Франциско и других историях» Бернарда Г. Герни, Нью-Йорк, 1923 г., и во многих других оттисках.

Mmitina liuboz [Любовь Митии], Париж, 1925 год; Ленинград, 1926.

Жизнь Арсеньева, Париж, 1939; частично переведен как «Колодец дней» Глеба Струве и Хэмиша Майлза, Лондон, Леонард и Вирджиния Вульф, 1933

Темные аллеи, Нью-Йорк, 1943; Париж, 1946 год; перевод Ричарда Хэра, в «Темных проспектах и ​​других историях», 1949; Ольга Шарце, «Пути теней», Москва, 1958.

Рассказы, под редакцией Питера Генри, 1962; переработанное издание Лондон, 1993.

Холодная весна, Москва, 1986.

Повести и рассказы, Москва, 1990.

Солнечный удар, Москва, 1992.

Воспоминания

Окайские дни, Берлин, 1935; переиздано, Лондон, 1973.

Воспоминания [Memior], Париж, 1950.

Избранные критические исследования творчества Бунина

Главы в книгах

«Искусство Ивана Ивана Бунина», Ренато Поджиоли, в Фениксе и Паук (издательство Гарвардского университета: Массачусетс, 1957), страницы 131-57.

«Бунин, Иван, Алексеевич», в Современной энциклопедии русской и советской литературы (Academic International Press: Florida, 1979), под редакцией Гарри Б. Вебера, Gulf Breeze, страницы 171-82.

Журналы

«Иван Бунин» К.Г. Паустовский, в Тарусских странах, Калуга, 1961, 28–34; переведено на страницах из Тарусы. Новые голоса в русском письме [различные переводы], под редакцией Эндрю Филда, Лондон, Чепмен и Холл, 1964, страницы 330-46.

«Путь к русской эмигрантской идентичности: Бунинская жизнь Арсеньева.»В Essays in Poetics, том 27, Стивен Хатчинг, страницы 89-138.

» Эволюция нарративной техники Бунина «, Джеймс Б. Вудворд, Scando-Slavica, том 16, выпуск 1, 1970, страницы 5 -21.

Полные этюды

Иван Бунин (Твейн: Бостон, 1982), Джулиан У. Коннолли.

Иван Бунин: С другого берега, 1920-1933. Портрет из писем, дневников и художественной литературы (Иван Р. Ди: Чикаго, 1995), отредактированный Томасом Гайтоном Марулло

Произведения Ивана Бунина (Мутон: Гаага, 1971) Сергея Крыжицкого.

Иван Бунин: Исследование его художественной литературы (Издательство Университета Северной Каролины: Чапел-Хилл, 1980), Джеймс Б. Вудворд.

Нарратология автобиографии: анализ литературных приемов, использованных в романе Ивана Бунина «Жизнь Арсеньева» (Peter Lang Publishing Inc: Нью-Йорк, 1997) Александра Ф. Цвирса.

Архивные материалы

Русский архив Лидса был основан в 1982 году и представляет собой собрание документов, относящихся к истории, литературе и культуре России XIX и XX веков.Архив Бунина является частью Российского архива Лидса. Документы, составляющие архив Бунина, были подарены доктором М. Э. Грином университету Лидса в период с 1983 по 1991 год. В университете Лидса хранится «Парижский архив» Бунина; документы, созданные в период между эмиграцией писателя из России в 1920 году и его смертью в Париже в 1953 году. В нем представлены литературные рукописи, машинописные тексты и публикации, заметки, личные документы, переписка и печатные материалы о Бунине. В архиве имеется небольшое количество материалов, датируемых периодом до 1920 года, в том числе части некоторых литературных рукописей, вырезки из газет и личные документы.В нем также есть посмертные публикации произведений

и о Бунине, а также фотокопии некоторых материалов, оригиналы которых были проданы

или переданы другим учреждениям или лицам Буниным и его наследниками. Каталог Российского архива Лидса можно найти здесь http://library.leeds.ac.uk/multimedia/imu/6165/BuninCatalogue2012.pdf

Существует также архив документов семьи Буниных, хранящихся в архивах Гувера по адресу: Стэнфордский университет, Калифорния.

(PDF) Иван Бунин и Ги де Мопассан: узы творческого письма

Иван Бунин и Ги де Мопассан: узы творческого письма

заметны Например, рассказы «ФУ?» (Мопассан, 1882) и «Пароход Саратов» (Бунин,

1944) о любви, точнее, о страшной силе ревности. В обоих произведениях мужчина

ревнив, супружеская измена только подозревается, а подозрения приводят к затуманиванию понимания, к

трагическая развязка — убийство «женщины-змеи».Однако Мопассан создает образ чувственной лгуньи

, а Бунин создает образ женщины-соблазнителя. В одном случае змеиная сторона

проявляется зримо и естественно, у женщины «розовый влажный кончик языка

дрожит, как укус змеи». Во втором случае слово «змея» упоминается только один раз в прохождении

; змеиный бок здесь можно наблюдать при описании одежды, поведения, позы; она

женщина, она роковое (демоническое) искушение.

Жизнь природы — еще одна основа творчества Бунина. Лишь немногие исследователи

не указали на эту особенность. А. Блок первым заметил: «Мало кто способен любить природу

так, как Бунин. И именно эта любовь делает его кругозор широким, его видение глубоким, его цвет и

слуховые впечатления такими богатыми … «(3). Однако Мопассана интересовала и природа. Он

написал такие рассказы, как «Загородная экскурсия» (1881), «Clair de lune» (1882), «Первый снегопад

» (1883) и путевые заметки «На реке» (1888).Оба писателя предстают язычниками-пантеистами,

их картины природы представляют собой космос, солнце и яркую растительность. Однако есть также

временных различий в картинах природы, описанных Мопассаном и Буниным.

Мопассан был современником великих основоположников импрессионизма, но их стиль не в его характере

, он пришел в литературу и к Бунину, в частности, позже. С точки зрения французской классики, природа

функционально ограничена.Это разноцветное пространство, дом для всех; Лучшие жители видят красоту

своего дома, способного измениться к лучшему под его влиянием («В лесу», 1886, «Ле

Хорла», 1887, «Ночь», 1890 и др.). В рассказе «Clair de lune» (1882) старый аббат решил наказать свою племянницу палкой за то, что она посмела пойти ночью на прогулку с поклонником. И он

накажет, но поэзия ночи, звездного неба заставляет старика уронить палку.

Это, по сути, классическое восприятие природы писателем было отмечено литературным критиком-соотечественником. Он

писал, что Мопассан, поместивший своих героев внутри с четко обозначенным ландшафтом, видел в

природу, прежде всего, не цвета, а проявление жизни. Здесь жизнь человека и жизнь

природы разнесены (Неве, 1907). Это правда, но утверждение о цветах слишком критично.

Ручка Бунина для изображения природы более чувствительна, всегда присутствует элемент мистики.

Человек Бунина либо слился с природой своей таинственной сущностью («Антоновские яблоки», 1900,

«Птичья тень», 1907, «Легкое дыхание», 1916, «Воды в изобилии», 1925-1926 и др.) или

переполнен желанием этого слияния: «Я вижу, я слышу, я счастлив. Все в

меня», «Природа, открой мне грудь, Чтобы я мог слиться с твоей. Красота… »,« Песок, как шелк …

Прилеплюсь к корявой сосне … »Бунинский« закон красоты »связан с природой — природа помогает его герою

преодолеть страх смерти. обретает душевный покой, спасительную веру в бессмертие, ведь жизнь

только место для ночлега: «… И ранним утром, росистый и белый, Расправь свои крылья

среди шелестящих листьев, И исчезни в небо ясное и светлое — Вернись на Родину,

душа! »(« Ночёвка », 1911).Его «закон красоты» более тесно связан с тем, что можно назвать классическим гуманизмом

.

Обсуждение

Снисходительно-отрицательное отношение к Мопассану отражено в ряде дневниковых записей Бунина за

1917-1918 гг. Примечательно, что он спускается к Мопассану за длину, за повторения, за

«безжизненных» героев и т. Д., Но читает и читает. Вот, например, примечание от 20 августа 1917 года: «Я все еще

КОЛОНКА: Иван Бунин и язык как музыка — Журналы

БЛАГОДАРЯ повсеместному распространению Интернета, была замечена моя недавняя колонка об уругвайском писателе Фелисберто Эрнандесе. некоторыми читателями в Южной Америке, которые проявляют образованный интерес к литературе.Заинтересовавшись тем, что латиноамериканскому писателю уделяется такое внимание в газете в Пакистане, они были еще больше удивлены тем, что автор, получивший такую ​​высокую оценку, был им неизвестен, а затем, прочитав Эрнандеса, еще больше удивились тому, что он действительно был одним из Лучший. Именно на это была моя надежда. Задача литературной критики, несомненно, состоит в том, чтобы, во-первых, познакомить широкую аудиторию с новыми произведениями, которые из-за своего оригинального эстетического подхода поначалу кажутся трудными для новых читателей; во-вторых, переоценить традицию, чтобы связать ее актуальность с теми новыми шедеврами, которые стали рассматриваться как часть ее будущего; и, в-третьих, воскресить из кучи забытых, забытых или маргинализированных писателей тех, кто действительно велик.Отсюда и мои колонки о Фелисберто Эрнандесе, Альваро Мутисе, Теодоре Рётке и некоторых других. Связанная с этим функция критики, конечно, состоит в том, чтобы переоценить тех, кто уже считается великими, чтобы увидеть, выдержат ли они испытание временем. Отсюда и увольнение таких людей, как Э.М.Форстер и Филип Ларкин. А теперь еще один писатель, один из лучших, но малоизвестный вне литературных курсов: Иван Бунин.

Живя во Франции среди русских изгнанников, бежавших из своей родины после большевистской революции, Бунин (1870-1953) писал и публиковал с конца 19-го до середины 20-го века, в те годы, когда происходило необычайное излияние авангард во всех искусствах Европы.В литературе была ослепительная демонстрация беспрецедентной интенсивности великих оригинальных произведений, и некоторые из главных писателей тех лет — Шарль Бодлер, Райнер Мария Рильке, Марсель Пруст, Вирджиния Вульф, Джеймс Джойс, Т.С. Элиот, создатели всех радикальных стилистических сдвигов, которые считались необходимыми для раскрытия слоев тьмы внутри постфрейдистского «я» в мире, лишенном додарвиновской определенности, — все еще оказывает определяющее влияние столетие спустя. Бунин был бы заметным именем в более полном списке выдающихся писателей того времени, но, несмотря на получение Нобелевской премии в 1933 году, он впал в пренебрежение.

Эзра Паунд заметил, что у писателя есть два пути: путь старика, выбранный Томасом Харди, который полностью удовлетворяет, и другой, который создает музыку (в письме Т.К. Уилсону от 30 октября 1933 года). Роман Бунина, Жизнь Арсеньева , переведенный как Колодец дней , и его рассказы, собранные в Джентльмен из Сан-Франциско и другие рассказы , обладают качеством музыки в том смысле, что они вовлекают интеллект читателя своим идеи они одновременно внушают абстрактное понимание в воображении, которое, зарождаясь в уме как убедительная интуиция и высвобождая приятное ощущение, как если бы кто-то слышал далекую мелодию, приносит читателю метафизическое понимание.

Это качество, которое можно найти в самой лучшей литературе. Мы слышим это как глубоко слышную мелодию, выражающую душевную тоску, как в музыке Густава Малера в шедевре короткометражного художественного произведения — повести Льва Толстого Смерть Ивана Ильича . Его проза настолько сильна, что даже в переводе эта редкая музыка звучит на языке, который черпает силу из образов и изложения объективных фактов. В то время как конкретный, особенно цитируемый отрывок может быть сильно убедительным, заставляя доминирующую тему звучать поразительно, именно накапливающаяся сила представления Толстым одной яркой сцены за другой заставляет нас испытать боль Ильича, которая является неизлечимой болью человека. состояние, которое постоянно ищет и неизбежно не находит смысла в существовании, что придает истории ее симфоническую силу.

Среди других современных короткометражных произведений, передающих аналогичную силу, выделяются «Средние годы» Генри Джеймса, «Иль Конде» Джозефа Конрада и «Мертвые» Джеймса Джойса, последний рассказ Dubliners . В рассказе Джеймса престарелый и умирающий романист по имени Денкомб страдает от глубокого сожаления художника о том, что, хотя его работа была высоко оценена, никто не понял его по-настоящему. Перед смертью ум Денкомба, все еще вдохновляемый обычно изобретательным воображением писателя, создает новую художественную литературу, которую Джеймс представляет как действительно происходящую, в которой молодой персонаж случайно появляется перед писателем и случайно читает его последний роман; Более того, молодой человек демонстрирует понимание, которое представляет собой нечто большее, чем поверхностное восхищение, которое впечатляет Денкомба, заставляя его поверить в то, что он наконец нашел своего идеального читателя.Это великолепная иллюзия, которая приносит удовлетворение умирающему писателю, но вскоре он избавляется от этой идеи, поскольку писателю ясно, что даже самый мудрый читатель не понимает истинной глубины его творчества. В конце концов, мы одни во Вселенной; то, что мы переживаем, — это история, автором и единственным читателем которой мы являемся.

Одинокий граф, рассказывающий свою историю рассказчику в «Il Conde» Конрада, — элегантный пожилой джентльмен из Центральной Европы, проводящий зиму в Неаполе, где к нему обращаются молодые люди в черном и уговаривают сесть на поезд обратно в Богемию.Конрад представляет увлекательную историю, но на языке, богатом символической силой: музыка, играющая на эстраде, близлежащий океан и звездное небо, даже смуглые молодые люди, которые угрожают внешне безмятежной жизни графа, — все это создает творческий контекст для язык, чтобы высвободить больше, чем смысл, который нужно понять, поскольку текст оставляет навязчивую мелодию, играющую в сознании читателя. Точно так же поверхностное содержание «Мертвых» Джойса, в основном связанное с любовью и смертью, достаточно распространено; именно язык и внушительность физических деталей придают истории ее метафизическое измерение, заставляющее музыку вибрировать в сознании читателя.И это качество, которое мы ощущаем в величайшей литературе, и отличает творчество Бунина.

Его рассказ «Джентльмен из Сан-Франциско» обладает той же силой, которую мы наблюдали у Толстого, — повествование, разворачивающее яркие события на языке, сотканном из онтологической ткани, которая, вызывая у нас симпатию к уникальной личности. также имеет отношение к общечеловеческим условиям. Известный просто как «джентльмен из Сан-Франциско», он к своему 58-му году накопил достаточно богатства, чтобы поверить в то, что заслуживает «идеального права на отдых», и в сопровождении своей жены и дочери путешествует первым классом на корабле «лайнер». , знаменитая Atlantis ”, в Старый Свет, предвкушая хваленые удовольствия Средиземноморской Европы с гедонистическим видением Неаполя и Капри.Он планирует провести карнавал в Ницце и Монте-Карло, посетить Рим во время Страстной недели, отправиться из европейских столиц через Ближний Восток и вернуться в Новый Свет через Японию. Он должен стать паломничеством жизни, когда человек пытается осуществить свою веру в то, что он обитает в земном раю.

Он наслаждается вниманием, уделяемым богатым, и живет блаженной жизнью на Atlantis , как если бы его видели обедающим «в жемчужно-золотом сиянии» «роскошной столовой за бутылкой вина». вино… и пышное сияние гиацинтов ».Но при входе в Средиземное море погода опускает занавес перед известными достопримечательностями. Лучший номер в роскошном отеле на Капри не принесет ему ожидаемого удовольствия. Что-то не так. Одеваясь к обеду, он едва доходит до столовой, где его охватывает неконтролируемая судорога, и он падает на землю.

Метод Бунина — строго придерживаться объективных фактов, но нагружать их двусмысленностью и иронией, которые читатель почти не замечает. Если бы кто-то сделал паузу, увидев океанский лайнер, впервые названный «знаменитой Атлантидой », можно было бы вспомнить основополагающую историю Платона, в которой остров, представляющий Атлантиду, погружен в океан и навсегда потерян.Роскошный лайнер, на котором путешествует джентльмен, — Корабль Смерти.

Он из Сан-Франциско, символически самой дальней точки Нового Света, совершил путешествие в Старый Свет. Это путешествие не к открытиям, а к возвращению к истокам. Корабль, на котором путешественники первого класса лежат на удобных шезлонгах, пересекает океан, описанный как «серо-зеленые водянистые отходы, сильно набухающие в тумане», и они лежат там, глядя на «облачное небо и пенящиеся гряды» волн или они сами. впадать в «сладкую сонливость», то счастливое состояние, в котором ум может забыть тоскливое настоящее.Их величайшее волнение — одеться к обеду и насладиться роскошью стола, даже несмотря на то, что корабельная сирена издает «стоны адского отчаяния».

Капитан корабля редко встречается среди пассажиров и описывается как «огромный идол»; есть предположение, что пассажиры совершают какое-то языческое паломничество к некоему предельному карнавалу удовольствий. Но так же, как Бунин показывает их на пике сибаритического восторга под струнный оркестр, играющий в сверкающей столовой, он поворачивает камеру и микрофон к реальности корабля, пробивающегося сквозь «гористые черные океанские волны», и метели, свистящей над водой. такелаж; он записывает корабельную сирену, «приглушенную туманом», стонущую «в смертельной тоске»; и в том же предложении необычайной визуальной и звуковой мощи, показывает замерзших людей на вахте и переходит к «подводным глубинам лайнера, где безмолвно кудахтали гигантские печи», в то время как полуобнаженные мужчины «купались в едкой воде. грязный пот и мрачный от пламени »сгребали в них груды угля; мы находимся, — наконец излагает Бунин, — в «жарких темных недрах последнего, девятого круга ада».

Но экстраординарное предложение еще не закончено, потому что, как только мы узнаем, где мы находимся, камера снова показывает пассажиров, танцующих, пьющих и курящих в бальном зале. Среди них есть элегантная пара, очень влюбленная, танцующая только друг с другом и показывающая абсолютное счастье, которая вызывает восхищение других пассажиров своей глубокой преданностью друг другу; затем Бунин добавляет последний укус: «только капитан знал, что Ллойдс заплатил им за симулирование любви к высокой заработной плате», совершая свой поступок на одном корабле за другим.Корабль смерти — это тоже корабль дураков.

Погода ухудшается, Средиземное море наполняется туманом и тьмой, хотя пассажиры продолжают заблуждаться, что они находятся на пути своей жизни, что, в метафорическом, дантовском смысле, им неизвестном, они действительно таковы; в Неаполе они проезжают по «многолюдным, узким, мокрым, похожим на коридоры» улицам, посещают «смертельно чистые» музеи, где свет «скучен, как снег», заходят в церкви, внутри каждой из которых царит «огромная пустая тишина. »; ожидая увидеть цветущие лимонные деревья на Капри, погода настолько плохая: «Капри был совершенно невидимым, как будто его никогда и не было».Увидев что-то из этого, джентльмен из Сан-Франциско разочарован тем, что есть лишь кучка «жалких, покрытых плесенью каменных домов»: это не «настоящая Италия, которой он приехал наслаждаться».

Затем наступает роковая ночь в эксклюзивном отеле. Джентльмен, одевающийся к обеду, испытывает трудности с заклепкой под жестким воротником, и после попыток исправить это лицо его краснеет, горло сжимается, и он кричит: «Боже, это ужасно!» Призванное им божество не отвечает; вместо этого гонг звучит «как будто из языческого храма», напоминая джентльмену поспешить к обеду.По пути в столовую он останавливается и сидит в соседнем читальном зале, где его внезапно охватывает судорога, и он падает, издав «дикий» крик. Последовавшая суматоха портит вечер остальным посетителям. Джентльмена, которого раньше подлизывали и размещали в самом роскошном номере отеля, бесцеремонно помещают в «самый маленький, противный, самый влажный и самый холодный» номер в отеле, где он «лежит на дешевом железном каркасе кровати под грубыми шерстяными одеялами. », И умирает. И в качестве последнего оскорбления его отправляют обратно «спрятанным от живых в просмоленном гробу» в «черном трюме» Atlantis , а наверху, в сияющем бальном зале, среди шелка, бриллиантов и обнаженных женских плеч новых путешественников, нанятая пара танцевала, казалось, глубоко влюбленная.

Предполагает ли Бунин, что в мире явлений человек есть не что иное, как сгусток самораздувающегося тщеславия, который неизбежно должен быть отброшен из поля зрения живых, чьей великой иллюзии нельзя угрожать? Бунин ничего не говорит; он просто создает один из богатейших языков с такой образной ясностью, что при каждом перечитывании понимание приобретает новый уровень смысла. В этом сборнике есть еще 16 историй, каждая со своим сложным смыслом, даже если тема столь же обычна, как супружеская измена пары: красота, музыка — все на языке.

Обсуждение романа Бунина, Колодец дней , требует либо длинной главы с подробным анализом того, как, казалось бы, написав довольно прямой автобиографический роман, действие которого происходит в определенное время — досоветская Россия — Бунин создает портрет о вневременном обществе, которое могло бы существовать где угодно, или оно требует, чтобы мы читали его, молчали и читали снова, и нас преследовала его музыка. Есть сравнения с Владимиром Набоковым и Прустом; это литература в лучшем виде, язык переливается яркими чувственными деталями, которые будоражат воображение, как если бы человек слушал «Оду радости» Бетховена.

авторских книг, получивших Нобелевскую премию, представлены на виртуальной выставке

Первые издания, подписанные и посвященные первому в России лауреату Нобелевской премии по литературе Ивану Бунину, стали доступны всем на виртуальной выставке — после десятилетий, проведенных неузнанными среди открытых полок .

Книги временно выставлены в вестибюле университетской библиотеки до пятницы, 30 ноября.

Нобелевская цитата Бунина 1933 года гласит, что премия была присуждена: «за строгое артистическое мастерство, с которым он продолжал классические русские традиции в написании прозы.»Известный прозаик и поэт дореволюционной России, в 1918 году он бежал во Францию, где создал большинство своих шедевров. Считающийся эмигрантским мастером русской литературы, он широко публиковался как в сталинском СССР, так и за рубежом.

Книги Бунина являются частью выставки « Из тени: новое открытие русской эмиграции после 1917 года», — Вера Царева-Браунер из Отделения славяноведения университета. Выставка знаменует столетие начала русского исхода, когда после революций 1917 года около трех миллионов человек покинули свою родину, в том числе многие из лучших представителей русской культуры начала ХХ века.

Большинство эмигрантов, в том числе писатели Иван Бунин, Алексей Толстой и Надежда Тэффи, бежали в Западную Европу, где их решимость сохранить свое культурное наследие привело к эффективному созданию зарубежной России.

Книги, которые ранее не демонстрировались, имеют оригинальные автографы Бунина, Тэффи и Толстого.

Мел Бах, специалист библиотеки по славянскому языку, сказал: «Многие книги по славянской литературе и истории, датированные 1900 годом, в настоящее время остаются на открытых полках, и иногда мы многого не знаем о книгах и их происхождении.Вера нашла книгу, подписанную Буниным, которую, судя по всему, ни разу не вывозили за многие годы ее работы в ЛУ, и о которой сотрудники библиотеки здесь почти ничего не знали.

«Это захватывающее открытие, которое может сделать каждый, и мы все еще составляем его вероятный маршрут от частной библиотеки Николая и Натальи Кульман до UL. Путь к Кембриджу по этой и другим книгам был чем-то вроде детективного рассказа ».

Две книги, выставленные в Вестибюле, являются первыми изданиями произведений Бунина с посвящениями кульманам.( Митина любовь ‘ (Любовь Мития) начертана супругам 30 декабря 1925 года. Второе посвящение Кульманам Бунина встречается в первом издании его Ten’ ptit sy (Тень птицы) , или Tien ‘ptitsy , используя досоветскую орфографию, как в этом издании (стандарт в раннерусской эмигрантской общине).

Николай Карлович и Наталья Ивановна Кульман были близкими друзьями Бунина и его жены Веры более 50 лет и часто выступали в качестве первых читателей и редакторов произведений Бунина.Когда Бунину была присуждена Нобелевская премия, распорядителем призовых денег Бунин назначил именно Николая Кульмана. Кульман посвятил свою жизнь сохранению русского языка и культуры за рубежом, но его имена и имена его жены почти забыты. Ведутся работы по исследованию и переводу большого корпуса переписки Кульман-Бунин, хранящегося в Российском архиве Лидса.

Бах добавил: «Было очень приятно работать с Верой, чтобы донести эти замечательные книги до гораздо более широкой аудитории.Наши славянские коллекции содержат необычайные богатства, многие из которых известны, но некоторые забыты. Тесный контакт с моей стороны в последнее время с ранними постреволюционными рассказами о гражданской войне позволил выявить такие же интересные вещи, как книга с посвящением Белого генерала Врангеля (Врангеля). Несомненно, другие захватывающие открытия, подобные этому и сделанному Верой, все еще ждут своего часа ».

Баннер: Митина любви / Иван Бунин (1925)

Врезка: Тянь птицы / IV.Бунин (1931)

русских эмигрантских рассказов от Бунина до Яновского: 9780241299739

Похвала

Почетное упоминание, Премия «Прочтите Россию» за лучший перевод русской литературы на английский язык

«Блестящая, острая антология».
—Алексис Левитин, Лос-Анджелес Обзор книг

«Умело переведено… Брайан Каретник создал этот самый желанный артефакт в наш век плавающего текста:« улучшенную »книгу в мягкой обложке, вымышленные рассказы которой полностью снабжены историей. .Биографии писателей, историческая хронология, список мест проживания русских эмигрантов и хорошо изученные сноски служат для закрепления каждого повествования в его собственном перипатетическом времени и пространстве ».
—Caryl Emerson, TLS

«Захватывающий… Антология Каретника переносит читателя в пеструю жизнь и воображение русских эмигрантов в Париже, Берлине и за его пределами. Настоятельно рекомендуется к чтению всем, кто увлечен дореволюционной русской культурой, сохранившейся среди двух с лишним миллионов белых, которые сформировали первую волну эмиграции из большевистской России.
—Анна Гунин, Клепальщик

«Мощное напоминание о травмах гражданской войны и невзгодах перемещения… Истории вызывают утерянный мир с сопутствующими ностальгией, печалью, страхом и гневом… Редко встречается термин» несправедливо пренебрегли ‘звенят вернее «.
— Country Life

«Богатая антология. . . Редактор и ведущий переводчик Брайан Каретник проделал изумительную работу по отбору авторов и произведений, чтобы представить картину очень большого литературного творчества эмиграции.. . . Переводы.