Цветаева и эфрон история любви: Марина Цветаева и Сергей Эфрон: история любви

Содержание

Книжный континент: Марина Цветаева и Сергей Эфрон: история любви


  18 мая 1911 года в жизни великой русской поэтессы  Марины Цветаевой произошла судьбоносная встреча. В этот день она приехала в Коктебель к поэту Максимилиану Волошину и впервые встретила Сергея Эфрона, ставшего в начале следующего года ее мужем.


   18-летняя Марина искала на берегу моря красивые камни, 17-летний Сергей подошел и начал ей помогать. Огромные, «венецианские» глаза. Аквамарин и хризопраз. Глаза в пол-лица, черные густые волосы. Марина посмотрела в эти огромные глаза с неправдоподобно длинными ресницами и подумала: «Если он найдет и подарит мне сердолик, я выйду за него замуж».    Крупный розовый сердолик был найден и подарен. Это была любовь с первого взгляда. Они нашли друг в друге столько интересного, что не расставались все два месяца, которые провели в Коктебеле, а в январе 1912 года состоялась свадьба Марины и Сергея Эфрона. До этого у Марины были «совместные» с младшей сестрой Асей влюбленности – сначала в поэта-символиста Льва Кобылинского, писавшего под псевдонимом Эллис, которого сестры прозвали Чародеем, потом в филолога и переводчика Владимира Нилендера.
Но это все было детское, ненастоящее, мимолетное…   Сергей был на год моложе Марины. Так же, как и сама Цветаева, в раннем детстве он лишился матери, к тому же не отличался богатырским здоровьем. Семьи Марины и Сергея не были похожи и близки друг другу ни по духу, ни по убеждениям, но Цветаева, на первом этапе знакомства, искренне восхищалась Эфроном.    «Если бы Вы знали, какой это пламенный, великодушный, глубокий юноша! – писала она в письме к известному критику и философу В.В. Розанову. – Мы никогда не расстанемся. Наша встреча – чудо!».   Он представлялся ей идеалом, явлением другого века, безупречным рыцарем. Современники говорили о его благородстве, несомненной порядочности, человеческом достоинстве и безукоризненном воспитании. Однако многие исследователи жизни и творчества Цветаевой, напротив, считали Эфрона слабым, безвольным, не слишком умным и бесталанным дилетантом, рано осиротевшим мальчиком, которому просто льстило внимание такой девушки, как Марина.
Такой человек никогда не смог бы стать ей мужем и опорой в традиционном понимании этого слова. Другое дело, что у Великого Поэта, раз он родился женщиной, в принципе не могло быть ничего «обыкновенного» и «традиционного»! Она ждала от него чудес. Не обмануть это ожидание – стало главным девизом и целью жизни Сергея Эфрона на долгие годы.    В том же году у них родилась дочь, которую Марина, вопреки желанию мужа, назвала мифологическим именем Ариадна. Аля росла необыкновенной девочкой – писала стихи, вела дневники, поражающие своей недетской глубиной. «Мой домашний гений», – называла ее Марина. Если в детстве главным человеком для Али была мать, то, повзрослев, уже в эмиграции, она отойдет от матери и сблизится с отцом. Разделит его любовь к советской России и первой из семьи вернется из Франции на Родину – себе на погибель.   Первые совместные годы были безоблачными. Цветаева окружила Сергея какой-то даже чрезмерной заботой. Он переболел чахоткой, и Марина заботилась о его здоровье, писала его сестре отчеты о том, сколько бутылок молока он выпил и сколько яиц съел.
Марина заботилась о Сергее, как мать: он был еще гимназистом, и когда родилась их старшая дочь, Аля, экстерном сдавал экзамены за восьмой класс.    Что интересно, на «Вы» они были всю жизнь. Сквозь войны, чужие кухни, нищий быт, в лохмотьях – но на «Вы». На высоте, однажды взятой и удержанной вопреки всему. В этом «Вы» была не отчужденность, а близость. Цветаева была на «ты» с Пастернаком, он был далеко. Сережа был вечно рядом,  и поэтому только «Вы».    Что это были за отношения, красноречиво рассказывают письма, написанные друг другу в разные периоды жизни:
  С. Эфрон: «День, в который я Вас не видел, день, который я провел не вместе с Вами, я считаю потерянным».    М. Цветаева: «С сегодняшнего дня – жизнь. Впервые живу. Мой Сереженька! Если от счастья не умирают, то, во всяком случае – каменеют. Только что получила Ваше письмо. Закаменела. Не знаю с чего начать: то, чем и кончу: моя любовь к Вам».    С. Эфрон: «Мой милый друг, Мариночка, сегодня получил письмо от Ильи Эренбурга, что вы живы и здоровы. Прочитав письмо, я пробродил весь день по городу, обезумев от радости. Что мне писать Вам? С чего начать? Нужно Вам сказать много, а я разучился не только писать, но и говорить. Я живу верой в нашу встречу. Без Вас для меня не будет жизни. Живите! Я ничего от Вас не буду требовать — мне ничего не нужно, кроме того, чтобы Вы были живы. Берегите себя, заклинаю Вас… Храни Вас Бог. Ваш Сергей»
.    М. Цветаева: «Если вы живы, если мне суждено еще раз с вами увидеться, – слушайте! Когда я Вам пишу. Вы – есть, раз я Вам пишу! Если Бог сделает чудо – оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака…».    Эфрон сразу же становится романтическим героем поэзии Цветаевой. С ним связаны и посвящены ему более двадцати стихотворений, которые, на взгляд литературных критиков и исследователей, абсолютно лишены эротики. Это вовсе не любовная лирика, даже, как бы, не лирика, посвящённая женщиной любимому мужчине. Я с вызовом ношу его кольцо! – Да, в Вечности – жена, Не на бумаге! – Чрезмерно узкое его лицо Подобно шпаге. …В его лице я рыцарству верна,
– Всем вам. Кто жил и умирал без страху! – Такие – в роковые времена – Слагают стансы – и идут на плаху.    Началась война, и Эфрон попытался записаться на фронт добровольцем. Его не взяли: медкомиссия видит на легких следы туберкулезного поражения, и тогда он отправляется на фронт на санитарном поезде. Потом ему удалось поступить в юнкерское училище. После революции Сергей воевал на стороне Белой Армии. Два года Марина ничего не слышала о муже, и не знала даже, жив ли он.    Марину мучила тревога, тяжелые мысли о муже изводили ее. И со всем этим ей надо было жить, выживать в голодной послереволюционной Москве.    Прошел еще один страшный год, и Илья Эренбург нашел Эфрона в Праге. Марина выхлопотала заграничный паспорт, взяла Алю и уехала к мужу. Три года они жили в Чехии. Сергей учился в Каровом университете, Марина с Алей снимали комнату в пригороде Праги. И вскоре у них  родился сын, Мур. Семья переехала в Париж.
Эфрон стал все чаще поговаривать о своем желании вернуться на родину. Он начал думать, что его участие в Белом Движении было продиктовано ложным чувством солидарности, что эмигранты во многом виноваты перед оставленной ими страной… Эти рефлексии привели его к сотрудничеству с советскими органами. В парижском Союзе возвращения на родину он стал одним из лидеров, участвовал в ряде сомнительных акций советских спецслужб… Дети тоже связывали свое будущее с Советским Союзом, даже Мур рвался в СССР.   Первой уехала Аля. На вокзале ее провожал Бунин: «Куда ты едешь, тебя сгноят в Сибири – потом помолчал и добавил: Если мне было, как тебе 25, я бы тоже поехал. Пускай Сибирь, пускай сгноят! Зато Россия!».   Потом настал черед Эфрона — его разоблачили после одной неудачной операции, и он буквально бежал в СССР.    В этой семье Марина была единственной противницей возвращения: «там я невозможна». И она ни за что не вернулась бы, если б не муж.   Через несколько месяцев после возвращения из эмиграции арестовали Ариадну, а потом Сергея.
Он ждал ареста — весь этот короткий период сопровождался для него сердечными приступами и паническими атаками. В эти дни Марина написала свое последнее произведение, продиктованное любовью к мужу — письмо к Берии, в котором умоляет «во всем разобраться», что прожила с мужем 30 лет и не встречала человека лучше, чем он…   В 1941 году, в 30-летие их первого знакомства, Цветаева буквально прокричит Сергею в вечность своё стихотворение 1920 года: Писала я на аспидной доске, И на листочках вееров поблеклых, И на речном, и на морском песке, Коньками по льду, и кольцом на стеклах, И на стволах, которым сотни зим, И, наконец, – чтоб всем было известно! – Что ты любим! любим! любим! любим! – Расписывалась – радугой небесной.
Как я хотела, чтобы каждый цвел В веках со мной! под пальцами моими! И как потом, склонивши лоб на стол, Крест-накрест перечеркивала – имя… Но ты, в руке продажного писца Зажатое! ты, что мне сердце жалишь! Непроданное мной! внутри кольца! Ты – уцелеешь на скрижалях.   Марина покончила с собой  31 августа 1941 года. Сергея расстреляли через полтора месяца: не стало ее — не стало и его. Мур погиб на фронте.   Во всем этом горниле уцелели только Аля, выдержавшая мордовские лагеря и сибирскую ссылку, и розовый сердолик, давным-давно, в нереальной счастливой жизни, подаренной застенчивым мальчиком зеленоглазой девочке…

История непростой любви: Марина Цветаева и Сергей Эфрон | SWAN: переводим на русский

У Марины Цветаевой было две страсти: стихи, которые она начала писать с шести лет, и любовь. Без любви она не мыслила свое существование. Цветаева писала о себе: в любви «всегда разбивалась вдребезги, и все мои стихи – те самые серебряные сердечные дребезги». У Сергея Эфрона, который прошел через трагедию потери брата и родителей — народовольцев, всегда была жажда самопожертвования и подвига.

С Сергеем Марина познакомилась в Коктебеле в 1911 году. Ей было 18 лет, уже был выпущен первый сборник ее стихов; Сергей был на год младше. Любовь между импульсивной, непредсказуемой Мариной и застенчивым с виду 17-летним гимназистом с огромными глазами и длинными ресницами, показавшимся Марине рыцарем и «львом», вспыхнула мгновенно. Мистически настроенная девушка поделилась мечтой с Максимилианом Волошиным: выйти замуж за того, кто подарит ей сердолик. Надо ли говорить, что Сергей Эфрон подарил ей желаемый камень. В 1912 году они поженились.

Испытание чувств

Уважение друг к другу Марина и Сергей сохраняли всю свою жизнь, обращаясь только на «Вы» и прощая ошибки. Любовь порой приобретала странные формы, заставляя страдать и терзаться в семье и понимать невозможность жить в разлуке. В минуты отчаяния Марина написала об Эфроне: «…встреча с человеком из прекрасных – прекраснейшим, долженствовавшая быть дружбой, а осуществившаяся в браке».

Судьба и время приготовили для пары труднейшие испытания: гражданскую войну, голод, разруху, болезни детей, потерю младшей дочери – двух дочек Марина вынуждена была отдать в приют, где младшая дочка умерла. Сергея бросало то в белую гвардию, то к большевикам; он то жил вдали от родины, то принял решение вернуться в Москву и работать в киноиндустрии. Марине было тяжело заниматься творчеством, быт занимал все ее время. Отдушиной и спасительной соломинкой для нее были любовные увлечения, которых было множество. Как к этому относился Эфрон? С мучительным пониманием. Он признавал: «Отдаваться с головой своему урагану для неё стало необходимостью, воздухом её жизни». В этом разгадка их неразрушенного брака: Сергей понимал Марину, а она следовала за ним повсюду, искала через знакомых, когда теряла его из вида в перипетиях войны, писала: «Если Бог сделает это чудо – оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака». Сергей ответил: «Вы были со мной. Я живу только верой в нашу встречу. Без Вас для меня не будет жизни!».

Она его отвоевала

Чтобы понять поэта, надо читать его стихи. Такие слова могла написать только Цветаева, испытавшая горечь разлуки и не терявшая надежды:

«Я тебя отвоюю у всех земель, у всех

небес,

Оттого, что лес – моя колыбель

и могила – лес,

Оттого, что я на земле стою –

лишь одной ногой,

Оттого, что я о тебе спою –

как никто другой».

Жизнь в Париже, в эмиграции не принесла им радости, несмотря на рождение любимого сына Георгия. Сергей принимает решение вернуться в Россию вместе с дочерью Ариадной. Марина была категорически против возвращения, но и жить в разлуке с Сергеем она не могла. Марина едет в Москву… Год жизни в Росии и Сергей Эфрон был арестован по обвинению в шпионаже, следом была арестована их дочь Ариадна. Марина Цветаева осталась одна с сыном без поддержки и практически без друзей. Единственная сестра Анастасия также была в лагерях. В первый год войны Марина попала в эвакуацию, где под гнетом обстоятельств приняла отчаянное решение. Марины не стало, ее сын Георгий ушел на фронт и погиб в 1944 году. Сергей Эфрон был расстрелян.

Они выполнили обещание не жить друг без друга. Как предопределение судьбы Цветаевой, мы читаем:

«Уж сколько их упало в эту бездну,

Разверстую вдали!

Настанет день, когда и я исчезну

С поверхности земли!

Застынет всё, что пело и боролось,–

Сияло и рвалось:

И зелень глаз моих, и нежный голос,

И золото волос».

Из всей семьи уцелела лишь Арианда: после долгих скитаний в лагерях и ссылке она получила свободу.

Специально для Бюро переводов СВАН

Сергей эфрон. Эфрон, сергей яковлевич Цветаева и эфрон история любви

Литератор и публицист Сергей Эфрон больше всего известен как муж Марины Цветаевой. Он был заметной фигурой в русской эмиграции. Одним из самых спорных моментов биографии писателя являлось его сотрудничество с советскими спецслужбами.

Детство и юность

Сергей родился 16 октября 1893 года. Родители ребенка были народовольцами и умерли, когда он был совсем юным. Несмотря на семейные драмы, сирота закончил учебу в знаменитой и популярной Поливановской гимназии в Москве. После этого молодой человек поступил на филологический факультет МГУ. Именно там Сергей Эфрон сблизился с революционерами и сам стал членом подполья.

В 1911 году в крымском Коктебеле он познакомился с Мариной Цветаевой. У пары завязался роман. В январе 1912 года они сыграли свадьбу, а еще через несколько месяцев у них родилась дочь Ариадна.

Первая мировая война

Размеренная и спокойная жизнь Эфрона закончилась с наступлением Первой мировой войны. Как и многие ровесники, он захотел отправиться на фронт. В первый год войны в стране был бурный всплеск патриотических настроений, который перекрывал даже нелюбовь «прогрессивной общественности» к царю Николаю.

Сначала Сергей Эфрон был зачислен братом милосердия в санитарный поезд. Однако было бы неправильно думать, что он мечтал о медицинской карьере. В 1917 году молодой человек окончил юнкерское училище. К тому времени уже произошла февральская революция, и на подходе был большевистский переворот. Армия, воюющая на фронте против Германии, была деморализована. На этом фоне Сергей Эфрон остался в Москве.

В «белом» движении

С самого начала Гражданской войны Эфрон был против большевиков. Будучи в Москве, он застал вооруженное восстание сторонников «красных». В начале ноября город оказался в руках Советов. Противникам коммунистов пришлось бежать в другие регионы. Эфрон Сергей отправился на юг, где присоединился к только начавшим формироваться Вооруженным Силам Юга России (ВСЮР).

Новоиспеченный офицер три года не покидал окопов. Он дважды получал ранения, но оставался в строю. Эфрон Сергей Яковлевич участвовал в который стал одной из самых славных страниц в истории «белого» движения. Писатель боролся с большевиками до конца, вплоть до отступления в Крым. Оттуда Эфрон эвакуировался сначала в Константинополь, а потом — в Прагу.

Туда к нему переезжает Марина Цветаева. Супруги не виделись больше трех лет, пока шла Гражданская война. Они уехали в Париж, где занялись активной литературной деятельностью. Цветаева продолжала публиковать сборники стихов. Эфрон в Европе написал яркие и подробные мемуары «Записки добровольца».

В эмиграции

Оценив все свое прошлое, бывший противник Советской власти разочаровался в «белом» движении. Письма Сергея Эфрона того времени показывают эволюцию его взглядов. В середине 20-х годов он присоединился к кружку евразийцев. Это было молодое философское течение, образовавшееся в среде

Сторонники евразийства считали, что Россия в культурном и цивилизационном плане является наследницей степных орд Востока (в первую очередь монгольских кочевников). Эта точка зрения стала крайне популярной у интеллигенции в изгнании. Сказывалось разочарование как в старом царском режиме, так и в новой Советской власти.

Сотрудник НКВД

Большую часть своего пребывания в эмиграции Эфрон зарабатывал себе на жизнь публикациями в газетах. В начале 30-х годов он вступил в масонскую ложу. Еще важнее стало его сотрудничество с «Союзом возвращения на родину». Подобные организации создавались Советской властью для того, чтобы наладить связь с эмигрантами, желавшими вновь оказаться в родной стране.

Именно тогда, как считают биографы и историки, писатель стал агентом НКВД. У советских спецслужб было множество вербовщиков в разных странах. Одним из них и был Сергей Эфрон. Фото в его личном деле в НКВД имело подпись «Андреев». Таков был его

За несколько лет сотрудничества с НКВД Эфрон помог перевербовать десятки членов «белого» движения в эмиграции. Некоторые из них становились убийцами нежелательных для СССР лиц в Европе. В годы Эфрон занимался переброской за Пиренеи советских агентов, которые потом вступали в интернациональные бригады.

Возвращение на родину

Почти для всех «белых», начавших сотрудничать с СССР, это решение оказывалось роковым. Не стал исключением и Сергей Эфрон. Биография публициста полна эпизодов, когда он был на крючке у французской полиции. В конце концов, его заподозрили в причастности к политическому убийству Игнатия Рейсса. Этот человек был бывшим агентом советских спецслужб и профессиональным разведчиком. В 30-е годы он сбежал от НКВД, стал невозвращенцем во Франции и открыто выступал с критикой сталинизма. Правоохранительные органы заподозрили Эфрона в организации убийства этого человека.

Так, в 1937 году Эфрону пришлось бежать из Европы. Он вернулся в Советский Союз, где его приняли с демонстративным гостеприимством — выдали казенную квартиру и дали жалование. Вскоре к Эфрону из эмиграции вернулась жена Марина Цветаева. До сих пор ведутся споры, знала ли она о двойной жизни мужа. Ни в одном из своих писем она не упоминала о своих подозрениях. Однако сложно поверить в то, что люди, прожившие много лет бок о бок, плохо себе представляли жизнь друг друга.

При этом следует отметить, что после убийства Рейсса Цветаева тоже оказалась под следствием. Однако не удалось найти никаких улик, доказывавших ее причастие к убийству. Это позволило поэтессе спокойной вернуться в Советский Союз к мужу.

Арест и расстрел

В конце 30-х годов в СССР в самом разгаре был Большой Террор, когда жертвами НКВД становились все подряд — от мнимых предателей в спецслужбах и офицеров армии до случайных граждан, на которых был написан донос. Поэтому судьба Эфрона, обладавшего неоднозначной биографией, была предрешена еще в тот день, когда он на пароме вернулся из Европы в Ленинград.

Первой была арестована его дочь Ариадна (она выживет). Следующим в застенках оказался сам глава семейства. Это произошло в 1939 году. Следствие шло довольно долго. Возможно, органы держали его в заточении до лучших времен, когда стало бы необходимо выполнять разнарядки по расстрелам. Летом 1941 года Эфрон был приговорен к смертной казни. Он был расстрелян 16 октября. В те дни Москва переживала спешную эвакуацию из-за приближения нацистских войск.

Марина Цветаева как известная писательница была перевезена в Елабугу (в Татарстан). Там 31 августа (еще до расстрела мужа) она покончила с собой.

Литературное наследие Эфрона (письма, мемуары, беллетристика) было издано уже после распада Советского Союза. Его книги стали ярким свидетельством сложной и противоречивой эпохи.

В 30-е годы Эфрон начал работать в «Союзе возвращения на родину», а также сотрудничать с советскими спецслужбами, — с 1931 г. Сергей Яковлевич являлся сотрудником Иностранного отдела ОГПУ в Париже. Использовался как групповод и наводчик-вербовщик, лично завербовал 24 человека из числа парижских эмигрантов. Нескольких завербованных им эмигрантов — Кирилла Хенкина, в частности, — он помог переправить в Испанию для участия в гражданской войне. Согласно одной из версий, Эфрон был причастен к убийству Игнатия Рейсса (Порецкого) (сентябрь 1937 г.), советского разведчика, который отказался вернуться в СССР.

В октябре 1937 спешно уехал в Гавр, откуда пароходом — в Ленинград. По возвращении в Советский Союз Эфрону и его семье была предоставлена государственная дача НКВД в подмосковном Болшево. Первое время ничто не предвещало беды. Однако вскоре после возвращения Марины Цветаевой была арестована их дочь Ариадна. Ариадна провела 8 лет в исправительно-трудовых лагерях и 6 лет в ссылке в Туруханском районе и была реабилитирована в 1955 году.
Сергей Эфрон был обречен. Он слишком много знал о деятельности советской разведки за рубежом. Он нужен был НКВД во Франции, но совсем не нужен был в Советской России. Кроме того, началась война. Дивизии вермахта приближались к Москве, захватывая один город за другим. Нельзя было исключить вероятность, что уже к середине осени немцы возьмут Москву (вспомним, что по плану «Барбаросса» парад победы на Красной площади должен был состояться 7 ноября). Высокие чины из советских спецслужб отчаянно боялись, что Сергей Эфрон может оказаться в руках гестаповцев и что те окажутся удачливее (или многоопытнее) в выбивании показаний. А Эфрон, бывший одним из руководителей резидентуры НКВД во Франции, начиная с 1931 года, расскажет о работе парижской резидентуры.
Конец его был предрешен… Увы, таковы законы реальной политики. Разведки всех стран мира в подобных ситуациях поступали так. Не понимать это мог только безнадежный романтик, вечный доброволец, человек чести, рыцарь, неизвестно как попавший в ХХ век Сергей Эфрон…
Ещё в 1929 году, увлекшись кинематографией, он снялся однажды в немом фильме «Мадонна спальных вагонов», где сыграл белогвардейца, оказавшегося в большевистской тюрьме и приговоренного к расстрелу. Два дюжих солдата заходят в камеру. Эфрон пятится в угол, закрывает глаза руками, сопротивляется. Солдаты его бьют и тащат к выходу. Чем не пророчество о том, что произойдет через 12 лет?
На самом деле Эфрон умирал не так, как его герой на киноэкране. Он был измучен непрекращающимися допросами и избиениями. Он перенес инфаркт и постоянно испытывал боли в сердце. На почве тяжелого психического потрясения, усугубленного издевательствами, у Сергея начались галлюцинации: он слышал голоса. Ему всё время чудился голос Марины, ему казалось, что она тоже здесь, в тюрьме.
Он пытался покончить с собой, но палачи и тюремные врачи не дали. Осенью 1941 года расстреливали уже не Сергея Эфрона, а полутруп, который и сам бы умер через пару месяцев. Вероятнее всего, Эфрон даже не понимал, что с ним происходит, и кто он такой, когда за ним пришла расстрельная команда. Жизнь, как всегда, оказалась страшнее и непригляднее кино.
Эфрон любил свою Родину, и когда она называлась Российская империя, и когда она стала называться СССР. Он готов был пострадать и умереть за нее — и пострадал и умер. Он был готов перенести за нее позор и поношения со стороны тех, кого уважал, с кем дружил, с кем рядом жил — и перенес. Он, сам того не желая, принес ей в жертву и тех, кого любил, больше самого себя — дочь и жену. Свой невыносимо трагический путь он прошел до конца.
Следствие по делу Эфрона официально было закончено 2 июня 1940 года — в этот день он подписал протокол об окончании следствия. Но фактически допросы продолжались. Через неделю из Эфрона удалось выбить показания, что он был шпионом французской разведки и что его завербовали при вступлении в масонскую ложу. Лучше не будем себе представлять, как удалось получить такие признания. Не всякая психика может выдержать даже описание того, что происходило. Что же говорить о больном физически, а тогда уже и психически Эфроне?
На закрытом судебном заседании Военной Коллегии Верховного Суда подсудимый Андреев-Эфрон сказал: «Виновным признаю себя частично, также частично подтверждаю свои показания, данные на предварительном следствии. Я признаю себя виновным в том, что был участником контрреволюционной организации «Евразия», но шпионажем я никогда не занимался. Я не был шпионом, я был честным агентом советской разведки. Я знаю одно, что, начиная с 1931 года, вся моя деятельность была направлена в пользу Советского Союза».
Суд удалился на совещание. (Соблюдали-таки, сволочи, формальности!) После чего был вынесен приговор: Эфрона-Андреева Сергея Яковлевича подвергнуть высшей мере наказания — расстрелу. Обжалованию приговор не подлежал. Но был приведен в исполнение только 16 октября 1941 года, когда немцы подходили к Москве.
Сергей Яковлевич Эфрон не дал никаких компрометирующих показаний ни на кого из тех, о ком его допрашивали…


«… В его лице я рыцарству верна.

-Всем вам, кто жил и умирал без страху! —

Такие – в роковые времена –

Слагают стансы – и идут на плаху!»

Марина Цветаева «С.Э».


«Мы, научившиеся умирать и разучившиеся жить…должны… ожить и напитаться духом живым, обратившись к Родине, к России, к тому началу, что давало нам силы на смерть ….«С народом, за Родину!»


Сергей Эфрон «О добровольчестве»

70 лет назад, в конце лета или начале осени1 страшного 1941 года в Орле во внутренней тюрьме НКВД был расстрелян Сергей Яковлевич Эфрон… Поэт, писатель, актер, публицист, искусствовед, издатель, политический деятель, офицер, разведчик. Закончился земной путь человека, который сделал в жизни столько много разного, что споры о нем не прекращаются по сей день. При упоминании имени Сергея Эфрона обычно вспоминают, что он был мужем поэтессы Марины Цветаевой и что он был в Париже «советским шпионом»… Кличка «предателя» прочно прикрепилась к Эфрону. И это величайшая несправедливость по отношению к нему – искреннему и подлинному патриоту, который всей своей жизнью служил Родине так, как он считал нужным.

… Его жена – Марина Цветаева называла его «вечный доброволец». Это было действительно так. В годы первой мировой войны юный Эфрон, несмотря на слабое здоровье – он был болен туберкулезом — рвется на фронт. Любовь к Родине, «крепкое чувство России», как он скажет потом, захватывает все его существо, так что все остальное становится неважным. Его не берут и он устраивается в санитарный поезд, где от инфекций умирали также как от пуль на фронте, затем становится учащимся школы прапорщиков…

Узнав из газет о перевороте в Петрограде, Эфрон, находившийся в Москве, схватив оружие, мчится в полк и клянется отдать все за спасение Родины. Буквально клянется, первые белые добровольцы подписывали бумагу, что они отрекаются от всего – от семьи, от близких, от любимого дела, что спасение Родины для них главное. Пока большевики для Эфрона – враги. Так он писал об этом потом, уже в изгнании, в своих воспоминаниях: «Незабываемая осень 17-го года. Думаю, вряд ли в истории России был год страшнее. … по непередаваемому чувству распада, расползания, умирания, которое охватило нас всех. Десятки, потом сотни, впоследствии тысячи, с переполнившим душу «не могу», решили взять в руки меч. Это «не могу» и было истоком, основой нарождающегося добровольчества. — Не могу выносить зла, не могу видеть предательства, не могу соучаствовать, — лучше смерть. Зло олицетворялось большевиками».

Сергей Эфрон и Марина Цветаева

Действительно, те самые большевики, которые мечтали о поражении России в первой мировой войне, которые не скрывали, что хотят уничтожить все государства, все границы и все нации, которые заключили позорный мир с немцами, обкорнавший Россию, у власти. Казалось, закончилась история России, на месте былого русского государства – космополитический вертеп. И думалось, что единственный возможный поступок для русского российского патриота – борьба с большевиками.

Эфрон участвует в октябрьских боях в Москве, где погиб почти весь его полк и он сам лишь чудом спасся, затем бежит на юг России, вступает в добровольческую армию, участвует в знаменитом драматическом Ледовом походе, в обороне Крыма, получает тяжелое ранение. Его храбрость и авантюризм в хорошем смысле слова вошли в легенду — по поручению командования он нелегально отправляется в занятую большевиками Москву, чтоб вернуться оттуда с деньгами и людьми. Это была его идея, чтоб каждый город имел в добровольческой армии свое соединение – Московский полк, Тульский полк, Нижегородский полк. И ни минуты не сомневался, когда ему предложили приступить к исполнению им же придуманного плана, хотя понимал, что идет почти на верную гибель….

Это ему Цветаева посвятила свою книгу «Лебединый стан», ту самую, которую она читала революционным солдатам и матросам в Москве, надев его мундир юнкера и рискуя получить пулю за дерзость, граничащую с оскорблением… Это его образом навеяны знаменитые строки:

«Белая гвардия, путь твой высок:

Черному дулу — грудь и висок.

Божье да белое твое дело:

Белое тело твое — в песок.

Не лебедей это в небе стая:

Белогвардейская рать святая

Белым видением тает, тает…

Старого мира — последний сон:

Молодость — Доблесть — Вандея — Дон.»

Оказавшись в эмиграции Эфрон переживает духовный кризис. Он пересматривает свой взгляд на белое движение, признает, что наряду с благородством много в нем было и жестокого и мерзкого, наряду с Георгиями были и пьяные мародеры-садисты Жоржики. «Добрая воля к смерти» … тысячи и тысячи могил, оставшихся там, позади, в России, тысячи изувеченных инвалидов, рассеянных по всему миру, цепь подвигов и подвижничеств и… «белогвардейщина», контрразведки, погромы, расстрелы, сожженные деревни, грабежи, мародерства, взятки, пьянство, кокаин и пр., и пр. Где же правда? Кто же они или, вернее, кем были — героями-подвижниками или разбойниками-душегубами? Одни называют их «Георгиями», другие — «Жоржиками» — писал он в «Записках добровольца». И добавлял, что белая гвардия, воспетая его женой, тут же приобрела черную плоть, политиканов, контрразведчиков, помещиков и заводчиков, толпившимися за спинами героев-романтиков и только ждавшими, когда придет время, чтобы вернуть, урвать, пустить кровь… Они и сгубили белое дело, они оттолкнули от белых народ, они – безобразиями, расстрелами, мародерством добились того, что белые ордой покатились от Орла до Харькова, потом до Дона, потом до Крыма и Галлиполийских полей. И они – заправляют в эмиграции, выдавая себя за истинных патриотов и бескорыстных борцов большевизмом: ««Георгий» продвинул Добровольческую Армию до Орла, «Жоржик» разбил, разложил и оттянул ее до Крыма и дальше, «Георгий» похоронен в русских степях и полях, «положив душу свою за други своя», «Жоржик» жив, здравствует, политиканствует, проповедует злобу и мщение, источает хулу, брань и бешеную слюну, стреляет в Милюкова, убивает Набокова, кричит на всех перекрестках о долге, любви к Родине, национализме…».

Эфрон – студент философского факультета в Праге находит единомышленников, выпускает с ними журнал «Своими путями». Неожиданно он узнает, что эти его рассуждения перекликаются с идеями евразийства. Основатель евразийства князь Николай Сергеевич Трубецкой также писал в статье «Евразийство и белое движение»: «Мы признаем, что белое движение не удалось. Признаем, что виною этой неудачи были невоенные участники движения, — и к этим невоенным участникам белого движения, не сумевшим дать ему достойной его идеологии и организации управления, мы относимся резко отрицательно. Но тот благородный патриотический порыв, которым породил белое движение и которым жили лучшие представители этого движения, для нас бесконечно дорог. Даже более того, именно сознание того, что этот порыв не привел к желаемой цели, что героические усилия и жертвы бойцов белого движения оказались напрасными благодаря идеологической и практической беспомощности его невоенных участников, — это сознание и вызвало к жизни евразийство как стремление создать новую идеологию, более соответствующую по своему масштабу великой задаче преодоления коммунизма». Эфрон с головой отдается новому для него делу – строительства новой идеологии и новой партии для постсоветской России.

Все больше и больше к нему приходит осознание, что в революции тоже была своя правда. Еще в годы гражданской войны он понял – и с горечью писал об этом в «Записках добровольца» — что белое движение вовсе не было народным и что народ относился к белым в лучшем случае равнодушно, а когда белые, позабыв о своих высоких идеалах, увлеченные стихией братоубийственной войны, где нет и не может быть закона и морали, стали грабить, насиловать, мародерствовать и вовсе возненавидел их. Большевиков народ тоже не идеализировал и на их чрезвычайки и продотряды не раз и не два огрызался жестокими и кровавыми бунтами, но большевики были своими, не интеллигентами-романтиками, а рабочими, матросами, солдатами, и говорили они о понятном – не о конституции, федерализме и Учредительном собрании, а о хлебе, земле, мире и Советах, похожих на общинные сходы.

Эфрон приходит к выводу, что революция была неизбежна и нужна, что тот строй, который возводится теперь в СССР, гораздо национальнее, органичнее для России, чем либеральные республики с конституциями, о которых продолжала грезить эмиграция. И Эфрон примыкает к левому крылу евразийства – парижской группе, во главе которой стояли Сувчинский, Карсавин, Святополк-Мирский . Левое евразийство родилось из понимания того, что никакое внутреннее восстание, которое могло бы свергнуть Советскую власть, и на которое рассчитывали правые евразийцы, невозможно. Советская власть крепка, потому что нравится это кому-нибудь или нет, но она — власть народная. Марксизм с его пафосом активности и творчества затронул важнейшие струнки в душе русского народа. Более того, марксизм, который на Западе возник как атеистическая и материалистическая теория, при соприкосновении с русско-евразийской ментальностью вдруг пережил преображение, и наполнился религиозной энергией. Обращение Святой Руси в марксистскую веру совпало, по левым евразийцам, с концом эпохи материализма, которая длилась с 18 века и во время которой Запад, больше всех остальных цивилизаций преуспевший в прогрессе материалистической науки, вышел на позиции мирового лидера. В веке ХХ наступила новая эпоха веры, новое средневековье и России с присущей ей религиозной одаренностью суждено перенять у Запада эстафету лидерства, стать «новым Западом» (П. Сувчинский) для всех остальных стран. Но для этого нужна идеологическая революция в СССР, нужно наполнение коммунизма религиозным, христианским содержанием. Левые евразийцы мучительно искали эту формулу христианского социализма, нащупывая ее, например, в федоровстве, которое позволяло совместить социальное государство, индустриализацию и культурную революцию с учением Христа о спасении мира и человечества.

Эфрон отдает все силы левому евразийству, редактирует альманах «Версты», газету «Евразия». Но нежелание правых евразийцев – Савицкого, Трубецкого, Алексеева признать право на существование альтернативной, другой версии евразийства, бешеное озлобление эмиграции, которая увидела в просоветском курсе «Евразии» предательство сделали свое дело. Да и в самом СССР всерьез к левому евразийству не относились, в левых видели лишь удобных эмигрантов, ведущих просоветскую пропаганду, выгодную и нужную руководству СССР. Все это кончилось тем, что левое евразийство, так и не исчерпав своего идейного потенциала, сошло на нет. Его лидеры отошли от него. Эфрон также решает, что если уж быть со своей страной и со своим народом, то нужно принять и избранную этими страной и народом идеологию – марксистский коммунизм. В начале 1930-х годов он уже ничего не говорит и не пишет о евразийстве, он готов вернуться в СССР и просто стать лояльным советским гражданином, чтобы отдать все свои силы на строительство социализма. Он возглавляет «Союз за возвращение на Родину», переписывается с советскими гражданами, участвует в мероприятиях советского посольства во Франции, даже вербует добровольцев для войны в Испании на стороне республиканцев. Но работники советского посольства (те, для которых дипломатический статус лишь прикрытие иной деятельности), в ответ на запрос о гражданстве, прозрачно намекают Эфрону, что ему – бывшему белогвардейцу, с оружием в руках боровшемуся против Советской власти, нужно … искупить свою вину перед Советской властью и … стать агентом НКВД во Франции. Для бывшего офицера Эфрона работа в разведке – никакой не позор, это — достойная и важная работа во благо Родины. Уже в конце жизни он с гордостью скажет: «я – не шпион, я – советский разведчик». К тому же, чего скрывать, эпизод с нелегальной поездкой в Москву в гражданскую доказывает, что Эфрон по складу своего характера был склонен к приключениям и некоей театральности и поэтому роль разведчика ему, вероятно, нравилась. Он соглашается, хотя, конечно, понимает, что приобретет несмываемое клеймо предателя в глазах эмиграции, своих старых и уже бывших друзей.

Эфрон – разведчик – все тот же доброволец, человек чести, верный идеалу, ибо не деньги (положение его самого и его семьи и после вербовки остается отчаянно бедным, хотя и не таким беспросветно нищим, как в конце 1920-х), а желание послужить Отчизне привели его на это путь. И он все так же отчаянно, до безумия храбр. Ему поручают опасные задания – прикрытие похищения генерала Миллера, участие в операции по устранению агента-перебежчика Рейсса (причем, биографы заявляют, Эфроон по наивности своей сначала не предполагал, что Рейсса собираются убить..). Эфрон уже в мирное время, в чужой благополучной стране рискует свободой, а, может, и жизнью так же, как на Родине в гражданскую…

Сегодня Эфрону ставят в вину эту его деятельность. Но давайте вспомним: против кого она была направлена. Тот же генерал Миллер не был безобидной овечкой. Это был боевой генерал, возглавлявший дисциплинированную, хорошо выученную, спаянную идеологией антисоветизма организацию – РОВС, созданную еще Врангелем и состоявшую из офицеров — ветеранов белого движения. РОВС в отличие от других эмигрантских организаций, твердо стоял на позициях необходимости иностранной интервенции для свержения власти большевиков, вел переговоры с правительствами Запада на этот счет, имел тесные связи с иностранными разведками. Диверсанты из РОВС перебрасывались в СССР и осуществляли там террористические акты. Чуть позже, после нападения гитлеровской Германии на СССР руководство РОВС заявляло о поддержке Адольфа Гитлера и вермахта. В 1941 году один из руководителей РОВС в Германии белый генерал фон Лампе предложил Гитлеру использовать силы эмигрантских военных организаций. Нацисты, правда, не ответили: они не хотели, чтоб советское население восприняло все так, что с немецкими войсками возвращается старая власть и неохотно использовали белоэмигрантов. Однако члены РОВС по своему почину шли служить в германской армии и СС (на Балканах и на восточном фронте), работали на оккупированных территориях СССР переводчиками и чиновниками в административных органах, снабжали немцев пропагандистской продукцией на русском языке, преподавали на курсах для советских коллаборационистов.

Так что если бы советская разведка в 1930-х годах так успешно не боролась с головкой непримиримой белой военной эмиграции, нашей стране пришлось бы гораздо тяжелее в годы великой Отечественной войне. И оплакиваемый нашими новоявленными «белыми патриотами» генерал Миллер, аресту которого способствовал и Эфрон, хозяйничал бы в Орле при немецкой администрации, безжалостно расстреливая коммунистов и беспартийных…

В 1939 году в жизни Эфрона происходит новая катастрофа – провал. Эфрона отзывают в СССР. Вскоре туда прибывают и жена с сыном (Цветаева не разделяла идеалистических взглядов мужа и не хотела в ССР, но после того, как обнаружилась его «вторая жизнь» в эмиграции ее затравили и лишили средств к существованию). Сначала все было хорошо, Эфрон с семьей жил на даче. Но скорее вместо заслуженной тихой спокойной жизни, не говоря уже о наградах, которые Родина должна была ему вручить за тяжелую, изнурительную, страшную работу разведчика, Эфрон получил …. камеру в тюрьме и вздорное обвинение в сотрудничестве … с французской разведкой. Эфрон и тут не теряет присутствия духа и мужества. Его на Лубянке избивают, пытают, не дают спать, есть и пить, запугивают расстрелом и требуют, чтоб он подписал показания, свидетельствующие о том, что его жена – Марина Цветаева вела антисоветскую работу как агент иностранной разведки. Эфрон потрясен случившимся – меньше всего он, бежавший от французской разведки, которая пыталась арестовать его за шпионаж в пользу СССР, ожидал встретить такой прием на Родине, в стране, которую он считал светочем прогресса, идеализировал, защищал от эмигрантских нападок, отправил сюда свою дочь Ариадну (тоже, кстати, оказавшуюся в тюрьме по надуманному обвинению). К тому же Эфрон болен, у него постоянные сердечные приступы (о которых врачи регулярно предупреждают следователя Кузьминова – запомним презренное имя этого изверга, спокойно, в кабинетике, в полной безопасности истязавшего больного затравленного человека). Но Эфрон так и не подписал эти показания. После открытия архивов ФСБ исследователям стали доступны протоколы допросов. Везде рукой Эфрона написано: «моя жена – Марина Цветаева никакой антисоветской работы не вела. Она писала стихи и прозу». Или – запись о допросе, но протокола нет. Значит, били, но не подписал и протокол уничтожили….

Сергей Эфрон был обречен. Он слишком много знал о деятельности советской разведки за рубежом. Он нужен был НКВД во Франции, но совсем не нужен был в Советской России. Кроме того, началась война. Дивизии вермахта приближались к Москве, захватывая один город за другим. Нельзя было исключить вероятность, что уже к середине осени немцы возьмут Москву (вспомним, что по плану «Барбаросса» парад победы на Красной площади должен был состояться 7 ноября). Высокие чины из советских спецслужб отчаянно боялись, что Сергей Эфрон может оказаться в руках гестаповцев и что те окажутся удачливее (или многоопытнее) в выбивании показаний. А Эфрон, бывший одним из руководителей резидентуры НКВД во Франции, начиная с 1931 года, расскажет о работе парижской резидентуры.

Конец Сергея Эфрона был предрешен… Увы, таковы законы реальной политики. Разведки всех стран мира в подобных ситуациях поступали так. Не понимать это мог только безнадежный романтик, вечный доброволец, человек чести, рыцарь, неизвестно как попавший в ХХ век Сергей Эфрон…

… Большинство из тех, кто пишет об Эфроне обязательно упоминают о том, что свой конец он сам предрек в кино. Действительно, в 1929 году Эфрон, который вдруг увлекся кинематографией, снялся в немом фильме «Мадонна спальных вагонов», где сыграл белогвардейца, оказавшегося в большевистской тюрьме и приговоренного к расстрелу. Два дюжих солдата заходят в камеру. Эфрон пятится в угол, закрывает глаза руками, сопротивляется. Солдаты его бьют и тащат к выходу. Чем не пророчество о том, что произойдет через 21 год?

На самом деле перед нами, конечно, не более чем журналистская красивость. Нет сомнений в том, что Эфрон умирал не так, как его герой на киноэкране. Эфрон был измучен непрекращающимися допросами и избиениями. Он перенес инфаркт и постоянно испытывал боли в сердце. На почве тяжелого психического потрясения, усугубленного издевательствами, у него начались галлюцинации: он слышал голоса. Он пытался покончить с собой, но палачи и тюремные врачи не дали. На рубеже лета и осени 1941 года расстреливали уже не Сергея Эфрона, а полутруп, который и сам бы умер через пару месяцев. Вероятнее всего, Эфрон даже не понимал, что с ним происходит, и кто он такой, когда за ним пришла расстрельная команда. Жизнь, как всегда, оказалась страшнее и непригляднее кино.

Эфрон любил свою Родину, и когда она называлась Российская империя, и когда она стала называться СССР. Он готов был пострадать и умереть за нее — и пострадал и умер. Он был готов перенести за нее позор и поношения со стороны тех, кого уважал, с кем дружил, с кем рядом жил – и перенес. Он, сам того не желая, принес ей в жертву и тех, кого любил, больше самого себя – дочь и жену. Свой невыносимо трагический путь он прошел до конца.

И ему уже все равно – забудем мы о нем, будем его поносить или вспомним добрым словом за все, что он сделал для Родины, для всех нас. Это нужно не ему. Это нужно нам.


Рустем ВАХИТОВ

XX век вошел в историю России как один из самых тяжелых для страны. Две революции, две мировые войны, репрессии, несколько волн эмиграции — все это оставило свои шрамы не только на государстве в целом, но и на каждой семье в отдельности. Немало пострадали Эфроны — родные и близкие великого поэта Марины Цветаевой со стороны ее мужа Сергея.

Выставка «Сто лет всего» в Доме-музее Марины Цветаевой, повествует о нескольких поколениях семьи Эфрон. Предметы и многочисленные письма раскрывают перипетии их судеб, рассказывая глубоко личные и трагичные истории. О нескольких экспонатах с этой выставки — в материале «Мосгортура».

Веер Елизаветы Дурново

Родители Сергея Эфрона, Елизавета Петровна Дурново и Яков Константинович Эфрон, происходили из разных слоев общества: она — потомственная дворянка, он — выходец из бедной еврейской семьи.

Отец и мать Елизаветы были вхожи в высшие круги общества обеих столиц — посещали званые вечера, официальные мероприятия, в том числе многочисленные балы.

Первый бал Елизаветы Петровны состоялся в доме московского генерал-губернатора. Дебютантка долго подбирала наряд и в конце концов лейтмотивом своего костюма выбрала ландыши — они украсили ее прическу и платье. Образ дополнил веер из слоновой кости.

Через несколько лет Елизавета Петровна вступила в революционный кружок «Земля и воля» и ее взгляды на власть и аристократическую верхушку общества, частью которой она сама являлась, резко поменялись — теперь она готова была вонзить нож в бок тому самому генерал-губернатору, который еще недавно любезно приветствовал ее у себя дома.

Веер Елизаветы Дурново. (Антон Усанов. МОСГОРТУР)

На собрания «Земли и воли» приходили совершенно разные люди — от крестьян до представителей дворянства. На одной из таких встреч и познакомились Елизавета Петровна и Яков Константинович. Из-за преследования российских властей вскоре они вынуждены были уехать за границу. Они поселились во Франции и в 1885 году в одном из православных храмов Марселя поженились. После рождения в том же году их первой дочери Анны, Елизавета и Яков отошли от революционных дел, посвятив себя семье.

Табличка с могилы Якова Эфрона, Елизаветы Дурново и Константина Эфрона

После завершения революционной карьеры Эфроны не раз пытались вернуться в Российскую империю и лишь в 1886 году их прошение было принято. В первое время после возращения на родину они вели тихую семейную жизнь, воспитывая многочисленных детей — к рожденным еще во Франции Анне, Петру и Елизавете в России прибавились Вера, Глеб, Сергей и Константин.

Но спокойная жизнь продолжалась недолго — в 1901 году их фамилия Эфрон вновь начала появляться в полицейских сводках. Повзрослевшие дочери — Анна и Вера — стали принимать участие в студенческих революционных кружках, а вскоре на тропу антиправительственной деятельности вновь ступила и их мать. Елизавету Петровну несколько раз задерживали, а после одного из арестов поместили в Бутырскую тюрьму. На свободу она вышла только через 9 месяцев, после того как за нее внесли залог. Полицейское преследование вынудило Елизавету Петровну опять бежать за границу.


Табличка с могилы Якова Эфрона, Елизаветы Дурново и Константина Эфрона. (Антон Усанов. МОСГОРТУР)

В 1907 году она вместе с сыном Константином уехала в Женеву, а оттуда перебралась в Париж. Период пребывания в столице Франции стал одним из самых трагичных в жизни членов семьи Эфрон.

В начале 1909 года к жене, уже будучи тяжелобольным, приехал Яков Константинович, в июне этого же года он умер. Через полгода семью ожидала очередная трагедия — в 1910 году покончил с собой младший сын Эфронов — четырнадцатилетний Константин. Мать, оставшаяся один на один с этой трагедией, не сумела справиться с горем и на следующий день тоже свела счеты с жизнью.

Мемориальная табличка появилась на надгробном камне родителей и сына в 1938 году, ее установила Марина Цветаева. В фондах музея этот предмет оказался в 1982 году.

Портрет Сергея Эфрона

Трагедия, потрясшая оставшихся детей, не могла не повлиять на их жизни. Желая как-то поддержать осиротевших Эфронов, известный поэт и художник Максимилиан Волошин пригласил их к себе на дачу в Коктебель. Лето 1911 года стало временем «обормотов» — так сами себя называли представители кружка, сформировавшегося тогда среди гостей дома литератора. Месяцы, проведенные у него в гостях, подарили Эфронам многочисленные новые знакомства. Больше всех повезло Сергею — здесь он встретил Марину Цветаеву.

Портрет Сергея Эфрона. (Антон Усанов. МОСГОРТУР)

Молодые люди очень нравились друг другу и много времени проводили вместе. Как-то Марина собирала на крымском пляже красивые камни, а Сергей помогал ей «Если он найдет и принесет мне сердолик — обязательно выйду за него замуж», — подумала тогда Цветаева. Именно этот камень Эфрон ей и подарил. Марина романтизировала его, видя в их встрече руку судьбы. Марина находила фамилию Сергея похожей на имя героя ее любимой древнегреческой трагедии — Орфея. Кроме того, его инициалы совпадали с инициалами первого возлюбленного матери Цветаевой — того тоже звали Сергей Э.

В 1912 году, как только Сергею Эфрону исполнилось 18 лет, они с Мариной Цветаевой поженились. Так началась их трудная семейная жизнь.

Портрет Сергея Эфрона, написанный с натуры Максимилианом Волошиным, был предоставлен для выставки Домом-музеем М. А. Волошина в Коктебеле.

Письмо Нюры Эфрон

«Дорогие Лиля и Вера. Поздравляю с Рождеством Христовым. Будете ли вы праздновать Новый год?» — спрашивает своих тёток в письме от 13 декабря 1917 года дочь Анны Эфрон Нюра. Прошедший год, в который страну потрясло сразу две революции, стал поворотным моментом и в истории семьи Эфрон. Кто-то из них принял советскую власть, кто-то — нет.

Старшая из детей Эфронов Анна и ее муж Александр Трупчинский были рады установлению нового порядка и активно сотрудничали с советской властью. Еще до революции у Анны Эфрон было богатое партийное прошлое (с 1907 года она состояла в ЦК большевиков), что помогло их семье не попасть под «уплотнение» и остаться в своей трехкомнатной квартире.


Письмо Нюры Эфрон. (Антон Усанов. МОСГОРТУР)

Сергей Эфрон принял сторону белых офицеров и участвовал в боях с большевиками. В 1921 году, после победы Красной армии в Гражданской войне, ему пришлось уехать в эмиграцию. Через Константинополь он попал в Чехию, в Прагу, где поступил на философский факультет. В Россию он вернулся только в 1937 году, уже став агентом ОГПУ.

Вера Эфрон и ее муж Михаил Фельдштейн практически сразу после Гражданской войны ушли в молчаливую оппозицию новой власти. В 1920 году они столкнулись с первыми притеснениями со стороны вышестоящих органов.

Всю свою жизнь Вера Эфрон стремилась быть актрисой, но после революции она не смогла продолжить театральную карьеру и стала преподавать детям драматизацию. Сестра Анна обвиняла ее в том, что она «не в силах понять трудность и напряженность современной жизни» и думает, что «можно жить по старинке, любуясь природой и собственным прекраснодушием».

Михаил Соломонович был профессором МГУ и занимался исследованием политических систем. Знакомые характеризовали Фельдштейна, как «теоретика-государственника, склонного анализировать события, а не принимать в них участия». Но все равно его деятельность показалась властям подозрительной и в 1920 году его в первый раз арестовали, обвинив в создании контрреволюционной организации. Несмотря на тяжесть обвинения, приговор оказался достаточно мягким — 5 лет условного срока. Однако этот арест стал не единственным взаимодействием Михаила Фельдштейна с НКВД. Через несколько лет советская репрессивная система сыграла решающую роль в его судьбе.

Письмо Веры Эфрон и ответ из НКВД

После 1920 года Михаила Фельдштейна арестовывали еще несколько раз, но все время ему удавалось избегать тяжелых последствий и оставаться на свободе. Последним стало задержание 26 июля 1938 года.

Вероятным поводом для этого ареста стала деятельность Фельдштейна в качестве юрисконсульта в организации, защищавшей права политзаключенных. История задержаний Михаила Соломоновича отразилась на ходе суда — его обвинили в том, что «с 1921 года до дня ареста являлся одним из руководителей подпольной кадетской организации в Москве, а также в том, что являлся немецким агентом, вёл на территории СССР разведывательную работу в пользу Германии».


Письмо Веры Эфрон и ответ из НКВД. (Антон Усанов. МОСГОРТУР)

Своему арестованному мужу Вера Эфрон отправляла деньги, передавала посылки, пока 16 марта 1939 года не получила справку о том, что он отправлен в «дальний лагерь, без срока, без права переписки». Зная, что в официальном советском уголовном законодательстве нет такой меры, она написала письмо в НКВД, где просила «дать 1) точную формулировку приговора, 2) указать статью обвинения и 3) сообщить какая судебная инстанция вынесла ему приговор». На это в апреле Вера Яковлевна получила сухой ответ: «Ваше заявление нами получено и проверено. Ваш муж осужден. Просьба Ваша отклонена».

В этих трех строчках не нашлось место самому главному — еще 20 февраля 1939 года Михаил Соломонович Фельдштейн был приговорен к расстрелу. Приговор привели в исполнение в тот же день.

О судьбе своего мужа Вера Эфрон так и не узнала — она умерла в 1945 году, думая, что Михаил Соломонович все еще находится в лагере.

О судьбах других членов семьи Эфрон можно узнать на выставке «Сто лет всего», которая проходит в Доме-музее Марины Цветаевой до 29 марта 2020 года.


Георгий Эфрон – не просто «сын поэта Марины Цветаевой», а самостоятельное явление в отечественной культуре. Проживший ничтожно мало, не успевший оставить после себя запланированных произведений, не совершивший каких-либо иных подвигов, он тем не менее пользуется неизменным вниманием историков и литературоведов, а также обычных любителей книг – тех, кто любит хороший слог и нетривиальные суждения о жизни.

Франция и детство

Георгий родился 1 февраля 1925 года, в полдень, в воскресенье. Для родителей – Марины Цветаевой и Сергея Эфрона – это был долгожданный, вымечтанный сын, третий ребенок супругов (младшая дочь Цветаевой Ирина умерла в Москве в 1920 году).

Отец, Сергей Эфрон, отмечал: «Моего ничего нет… Вылитый Марин Цветаев!»
С самого рождения мальчик получил от матери имя Мур, которое так и закрепилось за ним. Мур – это было и слово, «родственное» ее собственному имени, и отсылка к любимому Э.Т. Гофману с его незавершенным романом Kater Murr, или «Житейские воззрения кота Мурра с присовокуплением макулатурных листов с биографией капельмейстера Иоганнеса Крейслера».

Не обошлось без некоторых скандальных слухов – молва приписывала отцовство Константину Родзевичу, в которых Цветаева некоторое время находилась в близких отношениях. Тем не менее сам Родзевич никогда не признавал себя отцом Мура, а Цветаева однозначно давала понять, что Георгий – сын ее мужа Сергея.

Ко времени рождения младшего Эфрона семья жила в эмиграции в Чехии, куда переехала после гражданской войны на родине. Тем не менее уже осенью 1925 года Марина с детьми – Ариадной и маленьким Муром переезжает из Праги в Париж, где Мур проведет свое детство и сформируется как личность. Отец остался на некоторое время в Чехии, где работал в университете.

Мур рос белокурым «херувимчиком» — пухленьким мальчиком с высоким лбом и выразительными синими глазами. Цветаева обожала сына – это отмечали все, кому доводилось общаться с их семьей. В ее дневниках записям о сыне, о его занятиях, склонностях, привязанностях, уделено огромное количество страниц. «Острый, но трезвый ум», «Читает и рисует – неподвижно – часами» . Мур рано начал читать и писать, в совершенстве знал оба языка – родной и французский. Его сестра Ариадна в воспоминаниях отмечала его одаренность, «критический и аналитический ум». По ее словам, Георгий был «прост и искренен, как мама».

Возможно, именно большое сходство между Цветаевой и ее сыном породило такую глубокую привязанность, доходящую до преклонения. Сам же мальчик держался с матерью скорее сдержанно, друзья отмечали порой холодность и резкость Мура по отношению к матери. Он обращался к ней по имени – «Марина Ивановна» и так же называл ее в разговоре – что не выглядело неестественно, в кругу знакомых признавали, что слово «мама» от него вызывало бы куда больший диссонанс.

Дневниковые записи и переезд в СССР

Мур, как и его сестра Ариадна, с детства вел дневники, но большинство из них были утеряны. Сохранились записи, в которых 16-летний Георгий признается, что избегает общения, потому что хочет быть интересным людям не как «сын Марины Ивановны, а как сам «Георгий Сергеевич».
Отец в жизни мальчика занимал мало места, они месяцами не виделись, из-за возникшей холодности в отношениях между Цветаевой и Ариадной сестра так же отдалилась, занятая своей жизнью – поэтому настоящей семьей можно было назвать только их двоих – Марину и ее Мура.

Когда Муру исполнилось 14, он впервые приехал на родину его родителей, которая теперь носила название СССР. Цветаева долго не могла принять это решение, но все же поехала – за мужем, который вел свои дела с советскими силовыми структурами, отчего в Париже, в эмигрантской среде, к Эфронам возникло неоднозначное, неопределенное отношение. Все это Мур чувствовал отчетливо, с проницательностью подростка и с восприятием умного, начитанного, думающего человека.

В дневниках он упоминает о своей неспособности быстро устанавливать крепкие дружеские связи – держась отчужденно, не допуская к сокровенным мыслям и переживаниям никого, ни родных, ни приятелей. Мура постоянно преследовало состояние «распада, разлада», вызванное как переездами, так и внутрисемейными проблемами – отношения между Цветаевой и ее мужем все детство Георгия оставались сложными.
Одним из немногих близких Муру друзей был Вадим Сикорский, «Валя», в будущем – поэт, прозаик и переводчик. Именно ему и его семье довелось принять Георгия в Елабуге, в страшный день самоубийства его матери, которое произошло, когда Муру было шестнадцать.


После смерти Цветаевой

После похорон Цветаевой Мура отправили сначала в Чистопольский дом-интернат, а затем, после недолгого пребывания в Москве, в эвакуацию в Ташкент. Следующие годы оказались наполнены постоянным недоеданием, неустроенностью быта, неопределенностью дальнейшей судьбы. Отец был расстрелян, сестра находилась под арестом, родственники – далеко. Жизнь Георгия скрашивали знакомства с литераторами и поэтами – прежде всего с Ахматовой, с которой он на некоторое время сблизился и о которой с большим уважением отзывался в дневнике, – и редкие письма, которые наряду с деньгами присылали тетя Лили (Елизавета Яковлевна Эфрон) и гражданский муж сестры Муля (Самуил Давидович Гуревич).

В 1943 году Муру удалось приехать в Москву, поступить в литературный институт. К сочинительству он испытывал стремление с детства – начиная писать романы на русском и французском языках. Но учеба в литинституте не предоставляла отсрочки от армии, и окончив первый курс, Георгий Эфрон был призван на службу. Как сын репрессированного, Мур служил сначала в штрафбатальоне, отмечая в письмах родным, что чувствует себя подавленно от среды, от вечной брани, от обсуждения тюремной жизни. В июле 1944 года, уже принимая участие в боевых действиях на первом Белорусском фронте, Георгий Эфрон получил тяжелое ранение под Оршей, после чего точных сведений о его судьбе нет. По всей видимости, он умер от полученных ранений и был похоронен в братской могиле – такая могила есть между деревнями Друйкой и Струневщиной, но место его смерти и захоронения считается неизвестным.

«На лоб вся надежда» — писала о сыне Марина Цветаева, и невозможно точно сказать, сбылась ли эта надежда, или же ей помешал хаос и неопределенность сначала эмигрантской среды, потом возвращенческой неустроенности, репрессий, потом войны. На долю Георгия Эфрона за 19 лет его жизни выпало больше боли и трагедии, чем принимают на себя герои художественных произведений, бесчисленное количество которых прочитал и еще мог бы, возможно, написать он сам. Судьба Мура заслуживает звания «несложившейся», но тем не менее свое собственное место в русской культуре он успел заслужить – не просто как сын Марины Ивановны, а как отдельная личность, чей взгляд на свое время и свое окружение нельзя переоценить.

Жизненный путь отца Мура, Сергея Эфрона, хоть и тоже прошел в тени Цветаевой, все же был насыщен событиями — и одним из них стало

Марина Цветаева и Сергей Эфрон: история любви, судьбы, эпохи

Литературно-музыкальная композиция, посвященная юбилею со дня рождения Марины Цветаевой

«Марина Цветаева и Сергей Эфрон: история любви, судьбы, эпохи»

«Душевный строй поэта располагает к катастрофе»

Осип Мандельштам

В синее небо, ширя глаза

Как восклицаешь: «Будет гроза!»

На проходимца вскинувши бровь

Как восклицаешь: «Будет любовь!»

Сквозь равнодушья серые мхи

Так восклицаю: «Будут стихи!»

«Мне очень мало нужно было, чтобы быть счастливой: свой стол, здоровье своих, любая погода, вся свобода… всё. Счастливому человеку жизнь должна радоваться, поощрять его в этом редком даре, потому что от счастливого идет счастье. От меня шло. Здорово шло. Я чужими тяжестями взваленными играла, как играют гирями. От меня шла свобода. Человек в душе знал, что выбросившись из окна, упадет вверх!»

«Макс, я, на вёслах турки-контрабандисты. Лодка острая и быстрая, рыба-пила. Коктебель за много миль. Едем час. Десятисаженный грот в глубокую грудь скалы».

«А это, Марина, вход в Аид. Сюда Орфей входил за Эвридикой. Сюда, Марина, надо ходить одному. И ты одна вошла, Марина. Я … я не в счет, я только средство, как эти весла».

«Макс, я выйду замуж только за того, кто из всего побережья угадает, какой мой любимый камень».

«Марина, влюбленные, как тебе уже может быть известно, глупеют, и когда тот, кого ты полюбишь, принесет тебе булыжник, ты совершенно искренне поверишь, что это твой любимый камень».

«Макс, я от всего умнею, даже от любви».

«А с камешком сошлось, ибо Сергей Яковлевич Эфрон чуть ли не в первый день знакомства отрыл и вручил мне (величайшая редкость!) генуэзскую сердоликовую бусу, которая по сей день со мной. Я тут же решаю: никогда, что бы ни было, с ним не расставаться! И в январе 1912 года, дождавшись его восемнадцатилетия, я выхожу за него замуж».

Писала я на аспидной доске,

И на листочках вееров поблеклых,

И на речном, и на морском песке,

Коньками по льду и кольцом на стеклах,

И на стволах, которым сотни зим,

И, наконец, чтоб было всем известно! –

Что ты любим! Любим! Любим! Любим!

Расписывалась радугой небесной.

Их семейная жизнь была полна эмоциями. Самыми разными. Марина, считавшая взаимную любовь тупиком, не раздумывая бросалась в омут «безответности» и «обреченности», описывая ураганы и бури своих переживаний в стихах. Но при этом не отпуская от себя Сергея. А он, как человек интеллигентный, преданный, любящий, старался тактично сглаживать углы и обходить щекотливые темы.

Казалось, их безоблачному счастью не будет конца. 5 сентября 1912 года в семье появилась старшая дочь Ариадна (Аля). В апреле 1917 года – младшая Ирина. А дальше… дальше в их жизнь темным крылом вмешалась эпоха.

Душой они всегда оставались вместе, даже когда Сергей пропал без вести, отправившись на Дон в отряды Добровольческой белой армии. Тогда Марина написала ему письмо – живому или мертвому:

«Если Бог сделает это чудо – оставит Вас в живых , я буду ходить за Вами как собака».

Молитва была услышана. Но ее исполнение далось дорогой ценой – прощанием с Родиной.

Их любовь была сильнее двух войн, двух революций, двух контрразведок и сотен разлук. Она отвоевала его у всех.

(романс «Я тебя отвоюю»)

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,

Оттого что лес – моя колыбель и могила – лес,

Оттого что я на земле стою – лишь одной ногой,

Оттого что я о тебе спою – как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех других, у той одной,

Ты не будешь ничей жених, я – ничьей женой,

И в последнем споре возьму тебя – замолчи!

У того, с которым Иаков стоял в ночи!

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,

У всех золотых знамен, у всех мечей,

Я ключи закину и псов прогоню с крыльца –

Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Я тебя отвоюю у всех других, у той одной,

Ты не будешь ничей жених, я – ничьей женой,

И в последнем споре возьму тебя – замолчи!

У того, с которым Иаков стоял в ночи!

«Всё меня вытолкнуло в Россию, в которую я ехать не могу. Там я не нужна, здесь я невозможна. Я с моим бесстрашием, я не умеющая не ответить и не могущая подписать приветственный адрес великому Сталину, ибо не я его назвала великим».

Москва! Какой огромный, странноприимный дом!

Всяк на Руси бездомный, мы все к тебе придем.

Клейму позорить плечи, за голенищем – нож.

Издалека-далече – ты все же позовешь.

«Уважаемый товарищ Берия! Последний раз, когда я хотела навести справки о ходе следствия по делу моего мужа, Сергея Яковлевича Эфрона, арестованного 10 октября 1939 года, сотрудник НКВД посоветовал обратиться к вам с просьбою о свидании. Подробно о моих близких и о себе я уже писала в декабре минувшего года. Напоминаю вам только, что после двухлетней разлуки я успела побыть с мужем совсем недолго, что он тяжело болен, что я прожила с ним тридцать лет жизни и лучшего человека не встретила. Сердечно прошу вас, уважаемый товарищ Берия, если есть малейшая возможность, разрешить мне просимое свидание.

Марина Ивановна Цветаева»

Я с вызовом ношу его кольцо!

— Да, в вечности жена, не на бумаге

Чрезмерно узкое его лицо

Подобно шпаге

Безмолвен рот его, углами вниз,

Мучительно великолепны брови.

В его лице трагически слились

Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей,

Его глаза – прекрасно-бесполезны! –

Под крыльями раскинутых бровей —

Две бездны.

В его лице я рыцарству верна,

— Всем вам, кто жил и умирал без страху! –

Такие в роковые времена –

Слагают стансы – и идут на плаху.

Всё последнее существование Марины Цветаевой, без Сергея Эфрона, было полно видениями и картинами прошлого.

«Я, когда люблю человека, беру его с собой всюду, не расстаюсь с ним, ношу в себе, усваиваю».

«Вот она и наступила, эта война против фрицев. Теперь по крайней мере известно, где враг. Меня все считают мужественной. А я не знаю человека робче себя, боюсь всего: глаз, черноты, шага, а больше всего – себя, своей головы. Никто не видит и не знает, что я год уже приблизительно ищу глазами крюк, но его нет, потому что везде электричество, никаких люстр. Я уже год примеряю смерть. Всё уродливое и страшное: проглотить – мерзость, прыгнуть – враждебность, исконная отвратительность воды… Я не хочу пугать посмертно, мне кажется, что я себя уже посмертно боюсь. Я не хочу умереть, я хочу не быть. Вздор, пока я нужна! Но, Господи, как я мало … как я ничего не могу!..»

Пора снимать янтарь,

Пора менять словарь,

Пора гасить фонарь

Наддверный …

Ее силы были на исходе.

«Я раньше умела писать стихи, но теперь разучилась».

Вскоре Марина Цветаева поставила в своей жизни точку. «По собственному желанию». Как делала всё и всегда. А он, Сергей Эфрон, единственная константа в ее судьбе, он тоже выполнил свое обещание – не жить без нее. Цветаева и Эфрон покинули этот мир в августе 1941 года.

(роман «Уж сколько их упало в эту бездну…»)

Уж сколько их упало в эту бездну,

Разверстую вдали!

Настанет день, когда и я исчезну

С поверхности земли!

Застынет всё, что пело и боролось,

Сияло и рвалось:

И зелень глаз моих, и нежный голос,

И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,

С забывчивостью дня,

И будет всё, как будто бы под небом

И не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой,
Виолончель и кавалькады в чаще,
И колокол в селе…
Меня, такой живой и настоящей,
На ласковой земле!
К вам всем, что мне, ни в чем не знавшей меры
Чужие и свои,
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.

«Мне очень мало нужно было, чтобы быть счастливой: свой стол, здоровье своих, любая погода, вся свобода… всё. Счастливому человеку жизнь должна радоваться, поощрять его в этом редком даре, потому что от счастливого идет счастье. От меня шло. Здорово шло. Я чужими тяжестями взваленными играла, как играют гирями. От меня шла свобода. Человек в душе знал, что выбросившись из окна, упадет вверх!»

Писала я на аспидной доске,

И на листочках вееров поблеклых,

И на речном, и на морском песке,

Коньками по льду и кольцом на стеклах,

И на стволах, которым сотни зим,

И, наконец, чтоб было всем известно! –

Что ты любим! Любим! Любим! Любим!

Расписывалась радугой небесной.

«Всё меня вытолкнуло в Россию, в которую я ехать не могу. Там я не нужна, здесь я невозможна. Я с моим бесстрашием, я не умеющая не ответить и не могущая подписать приветственный адрес великому Сталину, ибо не я его назвала великим».

Я с вызовом ношу его кольцо!

— Да, в вечности жена, не на бумаге

Чрезмерно узкое его лицо

Подобно шпаге

Безмолвен рот его, углами вниз,

Мучительно великолепны брови.

В его лице трагически слились

Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей,

Его глаза – прекрасно-бесполезны! –

Под крыльями раскинутых бровей —

Две бездны.

В его лице я рыцарству верна,

— Всем вам, кто жил и умирал без страху! –

Такие в роковые времена –

Слагают стансы – и идут на плаху.

«Вот она и наступила, эта война против фрицев. Теперь по крайней мере известно, где враг. Меня все считают мужественной. А я не знаю человека робче себя, боюсь всего: глаз, черноты, шага, а больше всего – себя, своей головы. Никто не видит и не знает, что я год уже приблизительно ищу глазами крюк, но его нет, потому что везде электричество, никаких люстр. Я уже год примеряю смерть. Всё уродливое и страшное: проглотить – мерзость, прыгнуть – враждебность, исконная отвратительность воды… Я не хочу пугать посмертно, мне кажется, что я себя уже посмертно боюсь. Я не хочу умереть, я хочу не быть. Вздор, пока я нужна! Но, Господи, как я мало … как я ничего не могу!..»

Ее силы были на исходе.

Вскоре Марина Цветаева поставила в своей жизни точку. «По собственному желанию». Как делала всё и всегда. А он, Сергей Эфрон, единственная константа в ее судьбе, он тоже выполнил свое обещание – не жить без нее. Цветаева и Эфрон покинули этот мир в августе 1941 года.

«Макс, я, на вёслах турки-контрабандисты. Лодка острая и быстрая, рыба-пила. Коктебель за много миль. Едем час. Десятисаженный грот в глубокую грудь скалы».

«Макс, я выйду замуж только за того, кто из всего побережья угадает, какой мой любимый камень».

«Макс, я от всего умнею, даже от любви».

Их семейная жизнь была полна эмоциями. Самыми разными. Марина, считавшая взаимную любовь тупиком, не раздумывая бросалась в омут «безответности» и «обреченности», описывая ураганы и бури своих переживаний в стихах. Но при этом не отпуская от себя Сергея. А он, как человек интеллигентный, преданный, любящий, старался тактично сглаживать углы и обходить щекотливые темы.

Казалось, их безоблачному счастью не будет конца. 5 сентября 1912 года в семье появилась старшая дочь Ариадна (Аля). В апреле 1917 года – младшая Ирина. А дальше… дальше в их жизнь темным крылом вмешалась эпоха.

Душой они всегда оставались вместе, даже когда Сергей пропал без вести, отправившись на Дон в отряды Добровольческой белой армии. Тогда Марина написала ему письмо – живому или мертвому:

Молитва была услышана. Но ее исполнение далось дорогой ценой – прощанием с Родиной.

Их любовь была сильнее двух войн, двух революций, двух контрразведок и сотен разлук. Она отвоевала его у всех.

«Уважаемый товарищ Берия! Последний раз, когда я хотела навести справки о ходе следствия по делу моего мужа, Сергея Яковлевича Эфрона, арестованного 10 октября 1939 года, сотрудник НКВД посоветовал обратиться к вам с просьбою о свидании. Подробно о моих близких и о себе я уже писала в декабре минувшего года. Напоминаю вам только, что после двухлетней разлуки я успела побыть с мужем совсем недолго, что он тяжело болен, что я прожила с ним тридцать лет жизни и лучшего человека не встретила. Сердечно прошу вас, уважаемый товарищ Берия, если есть малейшая возможность, разрешить мне просимое свидание.

Марина Ивановна Цветаева»

Всё последнее существование Марины Цветаевой, без Сергея Эфрона, было полно видениями и картинами прошлого.

Пора снимать янтарь,

Пора менять словарь,

Пора гасить фонарь

Наддверный …

Революция и Цветаева: любовь, измены и спецслужбы

  • Ольга Мальчевская
  • ВВС Украина

В этом году — 125 лет со дня рождения Марины Цветаевой и ровно 100 лет от начала революции, которая привела к образованию СССР и вынудила поэтессу уехать из России. ВВС Украина разыскала дом Цветаевой в Праге и исследовательницу, которой удалось увидеться с дочерью и тайным возлюбленным поэтессы.

ВВС Украина нашла места, где Цветаева жила в Чехии, пообщалась с учредителями чешского общества и музея Марины Цветаевой, а также с чехами из дома в Праге, где поэтесса жила дольше всего.

Автор фото, Všenory Centre of Marina Tsvetaeva

Підпис до фото,

Марина Цветаева

Музей от питерских эмигрантов

Перед тем, как согласиться на интервью, Инна Курочкина тщательно переспрашивает, из какого я СМИ и какие произведения Марины Цветаевой читала.

«Мы устали от пропаганды и уехали от нее, уехали из России, поэтому сейчас настороженно относимся ко всем журналистам», — объясняет свою осторожность основательница сайта и музея Марины Цветаевой в Праге.

Все, говорит, собственными усилиями — так же, как и музей, который открыли в помещении своего ресторана, когда перебрались в Прагу, и который просуществовал несколько лет.

Ранее, в России, говорит женщина, они с мужем имели успешный архитектурный бизнес в Санкт-Петербурге. Впрочем, под впечатлением от войны с Грузией решили уехать из РФ и начали новую жизнь.

Инна Курочкина показывает книгу, в которой они с мужем собрали все полученные вместе с другими исследователями фотоархивы из жизни Марины Цветаевой.

И.К.: В Чехию Марина Цветаева приехала 1 августа 1922 года.

Муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон служил сначала в Добровольческой армии, потом — барону Врангелю, а впоследствии — бежал в Турцию и оттуда уже в Прагу.

Молодая Чехословацкая республика очень хорошо относилась тогда к русским беженцам. Была утверждена помощь для них — Ruská akce.

Огромному количеству эмигрантов выделили стипендии и гранты. Сергей Эфрон вступил в Карлов Университет и также получил стипендию.

После того, как стало известно, что Сергей жив, Марина Ивановна с Алей переехали в Прагу. Вторая дочь поэтессы умерла в Москве.

Сергей встретил их 1 августа. В первую ночь они остановились в общежитии, где могли переночевать все, кто приезжал тогда в Прагу. Потом — уехали за город. Там семья сменила очень много домов.

Підпис до фото,

Инна Курочкина, автор экспозиции и фотосборника Марины Цветаевой, основательница музея поэтессы в Праге, который просуществовал несколько лет.

На одном из домов мы сделали памятную доску. Мы заказали ее в Италии. И там сюжет — Марина пишет письмо Сергею.

Жила Цветаева на помощь от Ruská akce. Также, буквально на 3-й день после того, как она приехала, ей вручили удостоверение Zemgoru. Это такое сообщество, которое тоже помогало русским людям, выплачивало средства.

Автор фото, Archive of Galina Vanechkova

Підпис до фото,

Марина Цветаева с дочерью Ариадной и мужем Сергеем Эфроном в Чехии

В 1923 году Марина и Сергей отправили Ариадну учиться в Моравскую Тршебову — там была русская гимназия, переехавшая прямо из Турции. А сами они сняли свой первый дом в Праге.

Кто в доме Цветаевой сейчас?

И.К.: Их первый дом был на вершине горы. Улица Шведская, 51. С видом на всю Прагу и огромными окнами. Марина Цветаева напишет там «Поэму горы».

Підпис до фото,

Окно, вид из которого, вероятно, поэтесса описывала в «Поэме горы»

Туда даже приезжал навестить ее Набоков, рассказывает дальше Инна на основе собранных исследований. Ему так понравилась эта квартира, что он позже снял ее для матери и сестры.

ВВС Украина нашла этот дом на Шведской.

Скромные стены и памятная доска снаружи. Вокруг — забор, внутри — офис. Двери открыты. Захожу и спрашиваю, знают ли здесь что-то о Марине Цветаевой.

Підпис до фото,

Дом на улице Шведской в Праге, где жила Марина Цветаева

Офис, оказывается, принадлежит местному пиар-агентству. Его сотрудница Мили Козличкова удивляется, но любезно соглашается провести в комнату наверху, вид из окна которой, вероятно, вдохновлял поэтессу.

Мили говорит, что туристы приходят не часто — примерно раз в две недели. Летом чаще. Они фотографируют дом снаружи. Обычно не заходят внутрь.

Спрашиваю, знает ли она что-то о поэтессе из России, которая когда-то здесь жила.

Підпис до фото,

Мили Козличкова, работница чешского пиар-агентства, офис которого сейчас находится в доме, где жила поэтесса

«Кажется, она покончила жизнь самоубийством. Знаю, что она не была счастлива. Она бежала из России. Но она умерла не в Чехии, а в Москве. Также знаю, что она была замечательной поэтессой, но я ничего не читала из ее произведений. Но надеюсь сделать это».

Любовник, секреты и спецслужбы

Когда поэтесса поселилась на Шведской, у нее был роман с Константином Родзевичем, рассказывает ВВС Украина другая исследовательница — основательница и глава чешского общества Марины Цветаевой Галина Ванечкова.

Именно Галина собирала все, что касалось творчества и жизни поэтессы в Чехии в течение нескольких десятков лет. И даже разыскала дочь Цветаевой в России и ее любимого мужчину Константина Родзевича во Франции.

Підпис до фото,

Галина Ванечкова, основательница и глава чешского общества Марины Цветаевой

Мы встречаемся в кафе «Славия» возле моста над Влтавой. От входа — налево, к окнам — и направо, в самый левый угол. Это место называют любимым местом Марины Цветаевой.

Она любила сидеть в этом отдаленном уголке у окна, спиной к людям и смотреть на Пражский Град на горе над рекой, говорит Галина. Она не любит давать интервью, но для ВВС Украина согласилась сделать исключение.

«Сергей продолжал учиться. Она даже уходила от него … То была огромная страсть, она подробно описывает это в своей «Поэме конца».

Галина Ванечкова говорит, что в жизни Цветаевой осталось много секретов. В частности, о том, правда ли, что именно Родзевич привел в тайные службы ее мужа Сергея Эфрона.

«Я всегда раньше слышала о том, что это он помог Сергею связаться с НКВД. Потом… Это точно не известно. Но я встречалась с Константином Болеславовичем. Я сделала это — просто в жизни для себя добилась того, чтобы его увидеть. И я увидела «Поэму горы».

Автор фото, MICHAL CIZEK/AFP/Getty

Підпис до фото,

Говорят, поэтесса любила смотреть из окна кафе на Пражский замок, возвышающийся на горе над рекой Влтавой.

По словам исследовательницы, прочитав «Поэму горы», она поняла, что должна знать, кто герой этой поэмы.

Она даже написала об этом дочери Марины Цветаевой, Ариадне Сергеевне, которая тогда еще была жива.

Но в ответ получила такое: «Оставьте, пожалуйста. Герой поэмы — это гора Синай. И никакого конкретного героя нет».

О том, что герой все-таки есть, Галине Ванечковой рассказал друг Марины Цветаевой и участник литературных кружков, бывший белогвардеец Владимир Сосинский.

Г.В.: Сосинский в это время был еще жив, он был в Москве. И он сказал: «Герой поэмы — Константин Болеславович Родзевич. Он живет сейчас в Париже».

И когда я услышала: «Он живет сейчас в Париже», — я чуть не плакала! Я говорила мужу: «Что мне делать?!»

Підпис до фото,

Фотокнига, куда вошли все архивные фотографии и биографические факты, которые собрала Галина Ванечкова, и которую издали Инна и Андрей Курочкины.

Ведь тогда никого за границу не пускали. Мы жили здесь, но Чехословакия была социалистической. Это было в 60-70-х годах. И тогда, чтобы попасть за границу, нужны были какие-то особые разрешения, особые командировки.

Но через 10 дней он пришел ко мне и говорит: «Галенька, мы едем в Париж! Там состоится международный геологический конгресс, на который меня пригласили с женой».

Так я поехала и познакомилась с Константином Болеславовичем.

«Любил Цветаеву, но не ее стихи»

Г.В.: Если бы это не был герой поэмы и любимый Марины Ивановны, я бы сказала, что познакомилась с приятным человеком. Но мне нужен был герой. А в моих глазах он героем не был. Мне нужен был высокий, умный, понимающий ее стихи человек. А он им не был.

Автор фото, Archive of Galina Vanechkova

Підпис до фото,

Марина Цветаева, Сергей Эфрон и его друг Константин Родзевич

О стихах мы много не разговаривали, но он же вообще не любил поэзию Цветаевой! Ведь он ей говорил — вы же помните? — в «Поэме Конца», он же говорит ей: «Вы совсем их не пишите, книг».

Можете себе представить? Сказать такое Марине Цветаевой! Что бы мы тогда имели сейчас?

Но он был приятный, конечно, как человек. Он очень хорошо относился ко мне и к моему мужу. Мы виделись три раза — три раза ездили мы в Париж.

Он говорил о ней с большим чувством. Говорил, что он никого в жизни так не любил, как ее. Сказал, что это была большая любовь.

И что ему очень жаль, что они ей мало помогали, когда она жила в Париже. И что он не сделал все, чтобы она не поехала в Россию.

Підпис до фото,

Прага хранит немало тайн поэтессы, говорят исследовательницы ее творчества

Сам он занимался в то время, когда я с ним встретилась, скульптурой. Так что он сам, конечно — не простой человек.

Поляк. С таким польским тонким интеллектуальным поведением. Без гонора. Спокойный, интеллигентный, умный. Но до Марины Цветаевой ему — тысячи верст. Миллионы. (Смеется — ред.).

Но он дал ей огромную радость близости мужчины и женщины. Эту близость она пережила только с ним. Она это называет любовью, я — страстью. Я считаю, что это была страсть. Ведь в итоге она вернулась к Сергею.

С волонтерами из Чехии, без посольства России

Роман Цветаевой продолжался до весны 24-го года, утверждают обе исследовательницы, с которыми пообщалась ВВС Украина. Когда дочь поэтессы Ариадна уже по состоянию здоровья не могла находится в Тршебове, Марина Цветаева с мужем забрали ее домой.

Сама поэтесса вернулась к Сергею Ефрону. Они снова переехали во Вшеноры.

Підпис до фото,

Вшеноры летом

Поэтесса очень любила тамошнюю природу и потом писала, что это было лучшее время, утверждают исследовательницы.

Сейчас именно во Вшенорах находится экспозиция творчества Марины Цветаевой — все, что удалось собрать и перевезти, когда поддерживать частными силами музей питерские архитекторы Курочкины уже не могли.

Теперь экспозицией занимается мунуципалитет во Вшенорах — весь архив чешского периода жизни и творчества поэтессы разместили в комнате местной библиотеки.

Підпис до фото,

Памятная доска во Вшенорах на одном из домов, где жила Марина Цветаева. Авторы — Инна и Андрей Курочкины.

Галина Ванечкова говорит, что получала предложение о поддержке центра Цветаевой от посольства России в Праге, но не приняла ее.

«Это моя личная позиция. Но, конечно, я знаю, что их семью погубили тайные службы России. Не Россия. Раньше я очень тесно контактировала с посольством. Но сейчас контактировать с ними и с российским культурным центром мне как-то не хочется. Вот решится вопрос с Украиной — тогда охотно».

ВВС Украина обратилась в посольство России в Праге с запросом о том, какие события, посвященные жизни и творчеству Марины Цветаевой в Чехии, посольство РФ финансировало или финансирует. Ответа от ведомства мы в течение нескольких недель не получили.

Автор фото, Lukáš Kliment, Všenory Centre of Marina Tsvetaeva

Підпис до фото,

Экспозиция творчества Марины Цветаевой в библиотеке Вшенор

Был ли след НКВД?

В истории Марины Цветаевой библиографы вспоминают еще об одном драматическом моменте — в котором немало белых пятен. В частности, перелом, когда муж поэтессы — бывший белогвардеец — стал поддерживать большевистский режим.

На основании проработанных документов и общения с друзьями и дочерью Марины Цветаевой, Галина Ванечкова считает, что этот перелом начал происходить уже в Праге.

Окончательно изменился Эфрон во Франции под влиянием того, что Советскому Союзу угрожал фашизм.

Г.В.: Он как русский патриот, мечтавший вернуться домой, в Россию, укрепился в своем желании из-за того, что Россия находилась под угрозой войны.

Підпис до фото,

Поэтесса во Вшенорах сменила много домов. Это один из них — сейчас совсем заброшенный.

Конечно, он был причастен к спецслужбам. Но он не убивал. Так как он был в НКВД, и Ариадна Сергеевна также, им разрешили вернуться в Советский Союз.

Но Марина Цветаева не знала о том, что и муж ее, и любимый имели отношение к спецслужбам, считает бывшая основательница музея Цветаевой в Праге Инна Курочкина.

И.К.: Потом она узнала уже, когда ее вызывали на допросы в связи с убийством. Оба были агентами, да. Она это очень болезненно воспринимала. Потому что кроме того, что ему пришлось уехать и прятаться, ее вызывали на допросы.

Підпис до фото,

Вокзал во Вшенорах

Его вывезли в Россию в 39-м году. Она осталась одна. Русские эмигранты во Франции отвернулась от нее, Цветаева чувствовала себя изгнанницей. Да и Аля уже была настроена про-советски.

Все это подтолкнуло к тому, что Цветаева согласилась вернуться назад. Они попали в СССР, и там пришел конец.

Автор фото, Lukáš Kliment, Všenory Centre of Marina Tsvetaeva

Підпис до фото,

Часть экспозиции творчества Марины Цветаевой в библиотеке во Вшенорах

Слова Инны Курочкиной уточняет Галина Ванечкова — ей удалось увидеться с дочерью Марины Цветаевой.

Г.В.: Да, я виделась с Ариадной Сергеевной. Она во что бы то ни стало хотела защищать Советский Союз, когда мы с ней разговаривали.

После того, как она вернулась из Сибири, в разговоре со мной, зная, что я приехала из-за границы, она ни словом не обмолвилась критически о правительстве Советского Союза.

Я не могу здесь ничего сказать, потому что мне непонятно это, как непонятно и многим людям.

Автор фото, Všenory Centre of Marina Tsvetaeva

Підпис до фото,

Предсмертная записка Марины Цветаевой

ВВС Украина: Что она рассказывала вам о своей маме?

Г.В.: Вы знаете, мне не нужно было с ней разговаривать о маме. Я уже в то время знала о ее словах, что в жизни она никого так не любила, как свою мать.

Она написала: «У меня нет детей, у меня был муж, и его убили. Но, когда я думаю, я, вероятно, никого так не любила, как любила свою мать».

Причем эта любовь — это огромное уважение к ней, безусловное понимание ее поэзии. То, что она — первый поэт, ей было совершенно ясно.

И ясно это было и Пастернаку, он написал ей, что «нас мало, нас, может быть, трое», но потом добавил: «Между нами все-таки ты — первая стоишь на этом пьедестале поэтов». И Рильке сказал ей: «Ты — звезда».

5 фактов о Марине Цветаевой, о которых часто не рассказывают в школе

Марина Цветаева – одна из самых лиричных и трогательных поэтесс. И человек со многими странностями, которые не раз мешали ей в жизни и порой даже отталкивали от нее людей. В чем же проявлялось личное своеобразие Марины Цветаевой?

 

Долгие годы верила в судьбу и суеверия

Именно так она и вышла замуж – ведь до этого она заявила, что выйдет замуж за того, кто угадает её любимый камень. И Сергей Эфрон, студент историко-филологического факультета Московского университета, который был моложе Марины Цветаевой, подарил ей найденный накануне сердолик – и угадал. Цветаева, как и обещала, вышла за него замуж. Был ли тот брак счастливым? Сама Цветаева часто чувствовала себя одинокой.


 

С юных лет была своевольной

Она не хотела учитывать чужое мнение. И общество часто отвечало недружелюбно. Так даже выйдя замуж, Марина Цветаева считала себя свободной в проявлении личных чувств, вовсе не ограничивая себя принятыми вокруг условностями. Поэтесса была замечена окружающими в нескольких романах, что вызывало постоянные огорчения у ее мужа Сергея Эфрона. Но Марина Цветаева не считала нужным сдерживать тогдашние проявления своих влечений и желаний, хотя многие считали это неприличным.


 

Была ли Марина Цветаева хорошей матерью?

Многие ее современники, знавшие ее лично, считали, что нет. И дело было не в эмоциональной черствости поэтессы, а в том, что она (прежде избалованная и окруженная прислугой) была вовсе не готова всегда и во всем заботиться о своих детях. До революций 1917-го года Цветаевой не было необходимости самой заботиться о себе и близких, ее родители баловали ее, не воспитали в дочери ответственности за себя и других людей.

Поэтому в трудное время Цветаева сдала на время двух своих дочерей в приют, и одна из них, Ирина, там умерла. На ее похоронах самой Марины Цветаевой не было, а многие ее потом за это упрекали.


 

Не любила очки и макияж

Поэтесса с детства плохо видела. Но, когда ей исполнилось шестнадцать лет, темпераментная Марина перекрасила свои волосы в золотистый цвет и сняла очки с толстыми стеклами, которые ей не нравились. Хотя она без них многое в деталях не видела, но зато теперь смело могла домысливать желаемое – в том числе облик своих новых знакомых.

Не ценила Цветаева и макияж. И не делала его, чтобы те, кто ей вовсе не нравился, решили, что она взяла и накрасилась ради них. Она подчеркнуто игнорировала мнение тех, кто был ей неинтересен, чтобы показать свою независимость и индивидуальность.


 

Верила в свое поэтическое предназначение

Именно поэтому, когда как поэт Марина Цветаева была еще никому не известной, она рискнула на свои же сбережения выпустить первый сборник стихотворений – «Вечерний альбом». Тогда ей было всего 18 лет. Среди тех, кто благосклонно отозвался о первом поэтическом опыте Цветаевой, были известные литературные мэтры того времени – Николай Гумилев и Валерий Брюсов. Настоящая популярность к поэту и прозаику Марине Цветаевой пришла позже.


 

 

 

 

До новых книг!

Ваш Book24

Не похороните живой | Статьи

«Вся моя жизнь — роман с собственной душой», — писала сама поэтесса. И это действительно был роман — живой, насыщенный событиями и встречами, полный неожиданных поворотов, любви — и ударов судьбы. Цветаева не признавала компромиссов: ни в движениях чувств, ни в принципах, ни, главное, в творчестве. И когда закончилось оно — ушла она сама.

К 125-летию со дня рождения великой поэтессы портал iz.ru вспомнил, где находился «счастливый» дом поэтессы, какой ее запомнили жители Елабуги незадолго до гибели и что писал о самых трагических днях ее жизни сын Цветаевой, Георгий Эфрон.

Главный московский адрес

Марина Цветаева родилась в 1892 году в Москве, в семье профессора Ивана Цветаева, основавшего впоследствии Музей изящных искусств (сегодня — ГМИИ имени Пушкина). Первые стихи Марина написала в шесть лет, а в 18 лет на собственные деньги издала свой первый сборник — «Вечерний альбом». После этого на творчество девушки обратили внимание такие поэтические мастера Серебряного века, как Валерий Брюсов и Николай Гумилев.

В 1911 году в доме Максимилиана Волошина в Крыму она встретила Сергея Эфрона, который был младше ее на год. В 1912 году молодые люди поженились, а в 1914 году вместе с двухлетней дочерью Ариадной поселились в одной из квартир дома № 6 в Борисоглебском переулке в Москве.

Автор цитаты

Именно здесь Цветаевой на практике удалось воплотить замысловатый, прихотливый мир ее стихотворений и романтических пьес: с антикварной мебелью, изящными старинными безделушками, камином и звериными шкурами.

Дом, согретый изнутри любовью и энергией Цветаевой и Эфрона, стал важным адресом на карте литературной Москвы 1910-х годов. Цветаева прожила в нем восемь лет — вплоть до 1922 года. И именно на это время пришлось время расцвета ее творчества.

 Дом № 6 в Борисоглебском переулке в Москве

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Алексей Майшев

С 1914 по 1922 год поэтесса, помимо множества дневниковых заметок, прозаических эссе и бытовых зарисовок, написала здесь сотни стихотворений, шесть пьес и четыре поэмы.

 Интерьер дома № 6 в Борисоглебском переулке в Москве

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Алексей Майшев

Экскурсия в дом-музей Марины Цветаевой. Видео 360°:

Стихи на стенах и в тетрадях

В 1917 году Сергей Эфрон был призван в армию, а в 1918 году присоединился к Добровольческой армии. Марина Цветаева осталась в Москве с двумя детьми — шестилетней Ариадной и Ириной, родившейся в неспокойном 1917-м.

В городе не хватало еды и дров, с таким старанием сотканное пространство дома словно пульсировало и сужалось — Цветаева с дочерьми в поисках тепла перебирались жить то в гостиную, то в кухню. Поэтесса сама носила воду со двора, рубила на дрова мебель красного дерева, работала в одном из столичных комиссариатов и ездила в другие губернии выменивать вещи на продукты.

Автор цитаты

Но всё же поэтесса отмечала, что эти дни, полные борьбы за выживание, отличались удивительным, невиданным творческим подъемом — по ночам она исписывала в промерзшем доме тетрадь за тетрадью, а если бумага заканчивалась — писала прямо на стенах. Наброски стихов, неоконченные фразы, наполняли дом, окружали ее повсюду.

Но выживать с двумя малолетними детьми становилось всё сложнее — в 1919 году друзья убедили Цветаеву отдать дочерей в интернат, где умерла младшая, Ирина. Ариадну Цветаева забрала домой.

Сергей Эфрон после разгрома Белого движения уехал в эмиграцию, Цветаева ничего не знала о его судьбе в течение нескольких лет. Лишь в 1921 году Илья Эренбург передал ей первое письмо от мужа. И в 1922 году она отправилась к нему, во Францию.

Марина Цветаева с мужем и детьми. Прага, 1925 год

Фото: Getty Images/Heritage Images

«Моя неудача в эмиграции — в том, что я не эмигрант»

После воссоединения с мужем Цветаева некоторое время прожила в Чехии, а затем переехала в Париж. Она печаталась в эмигрантской прессе, но стихов почти не писала. «Эмиграция делает из меня прозаика», — сетовала Цветаева.

Автор цитаты

Сама Цветаева позднее сформулировала свое ощущение от своей жизни за границей так: «Моя неудача в эмиграции — в том, что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху, — там, туда, оттуда…»

Тем не менее именно в Париже в 1928 году вышел последний прижизненный сборник ее стихотворений. А в начале 1930-х она неожиданно оказалась в центре шпионского скандала — ее муж, Сергей Эфрон, почти с самого отъезда тосковавший по Родине, начал сотрудничать с иностранным отделом ОГПУ. Представители эмиграции обвинили его в причастности к громким политическим убийствам и отвернулись от семьи. Цветаева с детьми и больным к этому моменту мужем бедствовали. Едва ли не единственным источником дохода стало ремесло дочери, Ариадны, — она на заказ расшивала шляпки французским модницам.

Сергей Эфрон с дочерью Ариадной

Фото: Getty Images/Heritage Images

В 1937-м в Советскую Россию уехала сначала Ариадна, а затем Сергей Эфрон. В 1939 году за ними последовала Марина Цветаева с родившимся в эмиграции в 1925 году сыном Георгием. Семье предоставили государственную дачу в подмосковном Болшево, но счастье от очередного воссоединения продлилось недолго — в 1940 году арестовали сначала Ариадну, а затем и Сергея Эфрона.

Марину Цветаеву не тронули. Она осталась вдвоем с сыном — Георгий, или Мур, как звала его поэтесса, будет неотступно находиться при ней до самого последнего дня. Одаренный, серьезный, своенравный мальчик, он рано начал вести дневники. Часть его записей, в том числе сделанных в 1940 и 1941 годах, была опубликована на портале Prozhito.org. Речь в них идет в том числе о самом трагическом периоде в жизни Цветаевой — времени эвакуации в Елабугу в 1941 году.

«Положение наше продолжает оставаться беспросветным»

Тема отъезда в дневниках Георгия Эфрона возникает неожиданно — в конце первого военного июля. Если верить его записям, идея покинуть Москву изначально принадлежала самой Цветаевой. Сначала отъезд, к неудовольствию сына, оставлявшего в столице друзей и любимую девушку, был назначен на 4 августа. За несколько остававшихся до этой даты дней Цветаева несколько раз меняла свое решение. В конце концов она все-таки решилась ехать. Но почти сразу после прибытия стало понятно, что маленький провинциальный город с трудом может вместить всех, кого направлял сюда столичный Литфонд. Впрочем, вначале Георгий Эфрон еще сохранял оптимизм.

Сестры Марина и Анастасия Цветаевы в 1905 году

Фото: commons.wikimedia.org

Марина Цветаева в Коктебеле в 1911 году

Фото: commons.wikimedia.org

Елена Волошина, Вера Эфрон, Сергей Эфрон, Марина Цветаева, Елизавета Эфрон, Владимир Соколов, Мария Кудашева, Михаил Фельдштейн, Леонид Фейнберг (слева направо). Коктебель, 1913 год

Фото: Getty Images/Heritage Images

Марина в Феодосии в 1914 году

Фото: ТАСС

Марина с дочерью Ариадной в 1916 году

Фото: Getty Images/Heritage Images

Марина Цветаева зимой 1917 года

Фото: commons.wikimedia.org

Марина Цветаева (первая слева) и Сергей Эфрон (стоит слева) в Праге в 1923 году

Фото: Getty Images/Heritage Images

Марина в 1924 году

Фото: commons.wikimedia.org

Марина Цветаева и Сергей Эфрон с детьми в Праге в 1925 году

Фото: Getty Images/Heritage Images

Георгий Эфрон (Мур) в 1930-х годах

Фото: Getty Images/Heritage Images

Марина в 1935 году в Фавьере (Франция), где она с семьей провела всё лето

Фото: Getty Images/Heritage Images

Марина Цветаева, Лидия Либединская, Алексей Крученых, Георгий Эфрон в Кусково 18 июня 1941 года. Это последняя фотография Марины

Фото: Getty Images/Heritage Images

Дом в Елабуге, в котором Марина жила с сыном, фото 1990 года

Фото: ТАСС/Михаил Медведев

Записка Марины Цветаевой в совет Литфонда с просьбой о принятии на работу судомойкой в августе 1941 года

Фото: Getty Images/Heritage Images

«В Елабуге очень плохи жилищные условия; та комната, которую нашла Сикорская, малюсенькая, и я не вижу, как бы мы в ней жили. За медом на рынке нужно долго стоять в очереди, так что пропадает охота его покупать. Все скулят, что плохо. <…> Итак, всего вероятней, что поедем со Струцовской в Чистополь. Я почти что уверен, что как-то мы там устроимся», — писал он вскоре после приезда.

В городе не было не только жилья, но и работы, тем более для литераторов.

«Положение наше продолжает оставаться беспросветным. Ответную телеграмму из Чистополя всё еще не получили и, как мне кажется, совсем теперь не получим. <…> Сегодня мать была в горсовете, и работы для нее не предвидится; единственная пока возможность — быть переводчицей с немецкого в НКВД, но мать этого места не хочет. Никому в Елабуге не нужен французский язык», — записал он 20 августа, за 11 дней до гибели Цветаевой.

Без поэзии

Георгий Эфрон, 16-летний мальчик, помнивший еще совсем другую жизнь, тяжело переносил условия эвакуации в маленьком, затерявшемся в Татарии городе. Первые дни они с матерью жили в общежитии, после этого им выделили комнату.

Автор цитаты

«Вчера переехали из общежития в комнату, предназначенную нам горсоветом. Эта комната — малюсенькая комнатушка, помещается в домике на окраине города. Обои со стен содраны, оставив лишь изредка свой отпечаток на них», — написал Георгий Эфрон в своем дневнике 22 августа.

Цветаева, очень привязанная к сыну, тяжело переживала его недовольство, но изменить ситуацию была не в силах. Спустя десятилетия после ее гибели в Елабугу стали приезжать исследователи творчества Цветаевой. Они нашли хозяйку дома, в котором квартировала поэтесса, Анастасию Бродельщикову.

По воспоминаниям Бродельщиковой, Цветаевой, которой было к тому моменту 48 лет, тяжело давался быт. Она быстро уставала, могла забыть о хозяйственных делах — эту черту Цветаева знала за собой сама, еще с холодных времен Гражданской. Но тогда ее согревало творчество. А здесь, в Елабуге, Цветаева почти не писала собственных стихотворений, занимаясь только переводами.

«Кабы мы знали, что она такая известная»

Но если Цветаеву в Елабуге покинуло вдохновение, то редкий, присущий ей от природы магнетизм не оставил поэтессу. Хозяйка дома, в котором квартировали Цветаева с сыном, вспоминала о великой гостье с теплом.

— Но она какая-то печальная была, вы знаете, на фотографии она совсем не похожа. Такой вид у нее был: одета неважно была, длинное какое-то пальто и платье также, фартук с таким карманом большим. Так в нем и умерла она. Сандалии большие. <…> Но, между прочим, так она хорошая была. Вот придет ко мне в кухоньку вечером. Пришла, говорит, посмотреть на вас и покурить, — рассказывала она приезжавшим в Елабугу почитателям творчества Цветаевой.

Впрочем, тогда для обитателей города, в который Литфонд разом «сослал» сразу несколько семей, Марина Цветаева была безвестным очередным жильцом — в разных воспоминаниях о ней говорят то как о «писательнице», то как об «учительнице».

Автор цитаты

— Кабы мы знали, что она такая известная, мы бы ей подсобили в чем-то. Да и так <…> рыбу ей чистили, жарили, стирали. Что она за человек, за 10 дней не выяснишь, — сокрушались впоследствии местные жители.

«Сегодня царствует Марина»

31 августа 1941 года в доме Бродельщиковой в Елабуге Марина Цветаева покончила с собой. «Это уже не я», — написала она в оставленной сыну записке. В другой записке, адресованной всем, для себя она попросила об одном: «Не похороните живой! Проверьте хорошенько».

Дом Бродельщиковой в Елабуге

Фото: wikipedia.org

Похороны ее были безлюдными. Точное место захоронения остается неизвестным до сих пор. Но, как и предчувствовала поэтесса, ее стихотворения обрели признание уже после ее смерти.

Памятники поэтессе были установлены в Москве и в любимой ею подмосковной Тарусе, в окрестности которой она на лето часто выезжала с родителями. В Борисоглебском переулке и в Болшево открылись мемориальные музеи, в Елабуге — мемориальный комплекс. Память ее была увековечена в воспоминаниях сына, Георгия Эфрона, в 1944 году погибшего на фронтах Великой Отечественной, дочери Ариадны и сестры Анастасии.

Другая великая поэтесса Серебряного века, Анна Ахматова, к которой Цветаева всю жизнь относилась с восхищением, однажды, уже в послевоенные годы, сказала: «Сегодня царствует Марина».

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

‘Живая душа в мертвой петле’


Знаки земные

Московские дневники, 1917-1922

Марина Цветаева

Перевод с русского

Джейми Гамбрелл

Издательство Йельского университета: 248 стр., $ 24,95

Конец поэта

Последние дни

Цвета Ирма Кудрова

Независимая газета: 318 стр., $ 21,95

Марина Цветаева стоит на холодной, продуваемой всеми ветрами вершине ХХ века. Русская поэзия.И все же она наименее известна среди четырех знаменитых в России. звездное скопление в составе Анны Ахматовой, Бориса Пастернака и Осипа Мандельштам — наименее известный, несмотря на ее роман с Мандельштамом в 1916 году, ее эйфорическая трехсторонняя переписка с Райнером Марией Рильке и Пастернак и ее товарищеские отношения с Ахматовой.

У нас есть оценки переводы трех ее современников, а для Цветаевой только Издание Элейн Файнштейн «Пингвин» уже доступно. Почему? Поэт и художник Максимилиан Александрович Волошин однажды сказал 10 поэтов сосуществовали в Цветаевой: ее синтаксис заведомо сложен, ее стили и идиомы разнообразные и новаторские, от сказок до народных ритмы под классические русские метры и высокую литературную дикцию.Как В результате жители Запада должны поверить в ее поэтическую репутацию. Ее сочетание накала повествования, изобретательности и непредсказуемости просодии и явное лингвистическое изобилие оказалось невозможным воспроизвести в другой язык. Возможно, она предсказывала эту судьбу, когда писала: «Это безразлично, на каком языке прохожие меня не поймут ».

Цветаева жизнь — неповторимая, сложная, трагичная, выходящая за рамки обычных сентиментальных штампов — тоже мало что известно. После революции русские писатели пережили суицидальная рулетка изгнания, преследований, бедности, пренебрежения и смерти.Но для нее, и только для нее, в каждой камере была пуля.

Есть В детстве было мало, чтобы предвещать такие невзгоды. Ее отец был основатель ГМИИ. Ее мать была одаренным музыкантом. Она юность провела в Италии, Швейцарии, Германии и Франции. Она замужем задумчивый, туберкулезный Сергей Эфрон в 1912 году. Хотя его мать и отец были революционерами, идеалист Эфрон боролся с Войска большевиков с Белой армией во время Гражданской войны в России. В Белое дело — последний рубеж для верующих в Бога и царя. что касается тех прогрессистов, которые были просто антибольшевистскими — был обреченное знамя.Его решение решило судьбу Цветаевой.

Это мир «Земных знаков», попытка Джейми Гамбрелла реконструировать сборник прозы, который Цветаева отчаянно хотела опубликовать в 1923. В то время это было отвергнуто как слишком политическое, что привело ее в ярость. («В книге нет политики: есть страстная правда ….»). Сегодня он проливает важный свет на жизнь Цветаевой во время гражданской войны. война, тем более что предыдущая и наиболее известная сборник ее прозы на английском языке «Captive Spirit» в основном посвящен детские воспоминания.

Хотя сама Цветаева описывала «Земные Знаки «как« живая душа в мертвой петле », это скорее жизнь, чем петля, которая поражает нас здесь: энергичная попытка сделать с нартами тлеющего картофеля на зиму, символический нежелание стереть дореволюционный кириллический символ ять из ее алфавита, ее чтение стихов Белой армии коммунисту зрительный зал, жест одновременно храбрый и «явно безумный», как она сама назвала это.

После укрепления большевистской власти, Цветаева покинула Россию в 1922 году, чтобы воссоединиться с Ефроном, который эмигрировал после Белая армия разошлась.Она жила в Берлине, Праге и, наконец, Париж. Ее зарубежное пребывание — за это время она написала лучшие из ее стихи, в том числе «Поэма конца», «Поэма горы», «Новая «Поздравление года» и «Поэма воздуха» — резко оборвалась в сентябре. 1937 год, когда швейцарская полиция обнаружила изрешеченный пулями труп советского агент, отказавшийся от приказа вернуться в Россию. Эфрон был замешан, даже замечен (ошибочно) в машине убийц. Неизвестно Цветаева, Эфрон, потрясенный своим военным опытом, передал свое милленаристской приверженности новому порядку и стал советским агентом.Ее ответ на допросе французской полицией: «Его доверие могло иметь злоупотребляли — мое доверие к нему остается неизменным ».

Для большего осмысление последних лет Цветаевой, «Конец жизни» Ирмы Кудровой. Поэт »- удивительно подробная и проницательная реконструкция ее жизнь. Судьба английского перевода книги, изданной в Россия в 1995 году находится в неопределенном состоянии. Издатель, Ардис, должен был выпустить его. три года назад, но проект застопорился из-за продажи Ардис Игнорировать.(«Собрание писем» Цветаевой, давно печатающееся в России, еще один потерпевший крушение). Мы можем только надеяться, что Overlook перенесет релиз, потому что «Конец поэта» — это зум-объектив в ужасную бездну. Хоть упорно исследуемый на протяжении десятилетий, «Конец поэта» несет в себе всю актуальность книги, написанной в одной страстной спешке. Результаты покалывание в позвоночнике, оставляющее нас с чувством ужасного триумфа. Есть говоря, что вы знаете себе цену по тому, что судьба ставит напротив Масштаб: Захватывающие силы, накопившиеся, чтобы уничтожить Цветаеву. свидетельствовать о ее упорстве, ее жестокости, ее блеске, тем более так как Цветаева была наименьшей из своего поколения, предназначенной для любого вид выживания.

Как НКВД, предшественник КГБ, смахнул Эфрон вернулся в Москву по соображениям безопасности, русская эмигрантская община быстро изгнал Цветаеву. Последующие письма Ефрона Цветаевой мало что сделал, чтобы предупредить ее, что он живет в ситуации немного лучше чем домашний арест. Она наивно сбежала к Ефрону и своей дочери Ариадне, которые жили на даче НКВД в Болшево. Затем два месяца позже были арестованы по одному и допросы двух семей. домашнее хозяйство началось в стиле десяти индейцев.Цветаева и ее подросток сын остался нищим и одиноким. При Сталине аресты стали широко распространенный и капризный, с неубедительными «доказательствами» и собранными мнениями от каждого заключенного, чтобы заманить в ловушку других. «Конец поэта» рассказывает ужасные допросы, которые пережил Эфрон на Лубянке, самые пресловутая тюрьма советского строя.

Удивительно, но КГБ открыл для Кудровой свой обширный архив, а в «Конец поэта» ужасающие результаты ее раскопок. Среди сюрпризов: бледные, нездоровый Эфрон, будучи неизбежно обреченным, становится электрически героическим.Под пытками он защищает свои советские идеалы и своих советских товарищей, даже как те самые товарищи, которых он защищал (включая обманутую Ариадну) предали его, хотя следователи неоднократно предавали его всякую надежду на советскую утопию, его мечту о создании самой справедливой общество на Земле. Поскольку его здоровье пошатнулось, а пытки продолжаются, подпись на его допросах становится шаткой, бледнее и т. неразборчиво.

Впервые мы видим человека, который был у Цветаевой. любимой, а не несчастной душой, представленной в других мемуарах и биографии.«Если Бог совершит это чудо — и оставит тебя в живых, я будет следовать за тобой, как собака », — написала она ему, сдерживая свое обещание, несмотря на неоднократные измены. Ефрон расстрелян 16 октября 1941 года.

Цветаева. осталась позади, чтобы посмотреть, как вехи ее жизни упали перед Гитлером: Париж, ее любимая Прага, ее еще более любимая Германия («Моя страсть, моя родина, колыбель моей души! »она называет это). Россия была следующей: Увеличение количества воздушных налетов на Москву нервировало Цветаеву. Некоторые из самых рассказы о ее жизни в это время взяты из вторых рук.

Ан знакомая Мария Белкина вспоминала, как Цветаева паниковала во время воздушная тревога. Ее тело дрожало, глаза блуждали, а руки дрожали. Позже, после авианалета, она стала бессвязной: «Ее первые слова», Белкина написала в непереведенной книге «Переплетение судеб»: «Что, вы еще не эвакуировались? Это безумие! Вы должны бежать от этот ад! Он продолжает приходить, приближаться, и ничто не может его остановить, оно проносится все на своем пути уничтожает, все разрушает … »

Белкина продолжает: «Были и Франция, и Чехословакия, и смерть Помпеи, и труба перед Страшным судом, и кладбища, кладбища и пепел…. [Цветаева] была на грани, она была живая пучок нервов, сгусток отчаяния и боли. Как оголенный провод в ветер, вспышка искр и короткое замыкание ».

Цветаева была эвакуировалась вверх по Каме в захолустный город Елабуга, но она только променял один ад на другой. Кудрова дает неожиданное подтверждение ранее отклоненных утверждений, что НКВД разыскивал Цветаева станет информатором, открыв возможность предупреждений, угрозы и шантаж. Цветаева, бывшая заклинательница, теперь тусклая серая Баба-Яга в поношенной одежде, несообразно цеплявшаяся за модная, глупая парижская сумочка на молнии.Разбитый между двумя историческими силы, она думала, что наступил апокалипсис.

Всего дней назад ее самоубийство товарищ вспомнил разговор на улице: «Скажи мне, пожалуйста, — умоляла она, — скажи мне, пожалуйста, почему ты думаешь, что это все еще стоит жить? Разве ты не понимаешь, что нас ждет? » подруга ответила, что, хотя ее муж был казнен и жизнь было для нее бессмысленно, у нее все еще была дочь. «Но разве ты не понимаете, — сказала Цветаева, — что все кончено? Для тебя, для твоего дочь, да и вообще.«И когда ее знакомый спросил:« Что делать? вы имеете в виду — все? »Цветаева ответила:« Всего — все! » делая большой круг в воздухе странной сумочкой, которую она унесенный.

Цветаева считала, что «нелюди» — коммунисты и фашисты среди прочих — поглощали мир. Ее чувство апокалипсис был скорее интуитивным, чем теологическим. Десятки ее друзей и семья доказала, что сопротивление невозможно. Цветаева была одна камертонов жизни, в постоянном отражении от внешних обстоятельства, так что, возможно, ее смерть от ее собственных рук была просто желание одного заключительного акта воли.

«Уже год я примеряя смерть, — писала она в июне 1940 года. — Никто этого не видит и не знает. вот уже год … искала крючок. «Она повесилась на 31 августа 1941 г. в коридоре у съемной комнаты, где она жила. живет меньше дюжины дней. Ее похоронили в безымянной могиле на Елабужском кладбище.

Это слишком поверхностно, чтобы увидеть Жизнь Цветаевой как трагедия; он также глубоко героичен. В ее жизни так же как ее стихи, она продолжает вести нас через поиск стекло, где наши отношения и банальности колеблются, даже взрываются.Несвежий значения становятся острыми, как битое стекло, и парадоксы становятся частью мировоззрение. Это одна из причин, по которой нам нужны свидетельства ее жизни и работы. — так что мы сможем на несколько минут составить ей компанию на ветру царство чистейшей правды.

*

Из «Поэта» Марины Цветаевой

Поэт начинает свое выступление окольным путем.

Речь уводит поэта далеко.

С планетами, предзнаменованиями, колеями кругового движения

Притчи … Между да и нет

Он колдует в обход, размахивая рукой

С колокольни.Для пути комет

Это путь поэтов. Разрозненные ссылки

Причинности — это его связь! Ваша голова

вверх —

Вы отчаиваетесь! Затмения поэта

Календарь не предсказывает.

Он тот, кто смешивает карты,

Он тот, кто обманывает веса и суммы,

Он тот, кто спрашивает со своей школьной партой,

Он тот, кто побеждает Канта,

Тот, кто находится в каменной могиле Бастилии

По красоте подобен дереву.

Тот, чьи рельсы всегда остывали,

Поезд, на который опаздывают все

— на путь комет

Путь поэтов: горит без тепла,

Жат без посев — взрыв

и разрушение —

Твой путь, гривистый кривая,

Не предсказано календарем!

Перевод с русского Михаила М. Найдана

Из «После России» Марины Цветаевой

(Ардис: 282 с., $ 32,50)

Марина Цветаева и «Мои стихи»

Жизнь русской поэтессы Марины Цветаевой — это микрокосм трагедии, постигшей Россию в первой половине 20-го -го годов. Родившаяся в 1892 году в Москве в семье высшего сословия, она вышла замуж довольно рано, только чтобы родить своего первенца, сына, которого воспитали ее родственники с согласия мужа. За ней последовали две дочери.

Она опубликовала свой первый сборник стихов, когда ей было 18 лет, и в одночасье стала настоящей литературной сенсацией.Она продолжала публиковаться, а затем началась Первая мировая война и русская революция. Ее муж Сергей Эфрон присоединился к Белой армии во время гражданской войны в России. Во время великого московского голода 1919 года она поместила дочерей в государственный детский дом; один из них умер от голода. Три года спустя семья бежала из России и в конце концов поселилась в Париже. Они жили в бедности; ее муж нашел работу агентом советской тайной полиции.

Сергей Ефрон и Марина Цветаева

Вернувшись в Россию в 1939 году, ее муж был арестован и казнен, а выжившая дочь была отправлена ​​в трудовой лагерь.Она и ее сын бежали на восток, когда немецкие войска вторглись в Россию. В августе 1941 года Марина Цветаева покончила жизнь самоубийством.

Она оставила после себя свои стихи: стихи, полные страсти, эмоций и тоски; стихи о любви; и стихи о разорении страны и разорении жизни.

«Зимой» — это сборник избранных стихотворений под названием « Мои стихи », переведенный и опубликованный в 2011 году поэтом Андреем Кнеллер.

Колокола снова нарушают тишину,
Ожидание с раскаянием…
Только несколько улиц разделяют нас,
Только несколько слов!
Серебряный серп освещает ночь,
Город спит в этот час,
Падающие снежинки зажигают
Звезды на твоем воротнике.
Болят ли язвы прошлого?
Как долго они живут?
Вас дразнят очаровательные,
Новые сияющие глаза.

Они (синие или коричневые?) Дороже
Чем ничего вмещают страницы!
Их ресницы становятся яснее
На морозе…
Церковные колокола замолчали
Бессилины от раскаяния…
Нас разделяют несколько улиц,
Только несколько слов!
Полумесяц в этот самый час
Своим сиянием вдохновляет поэтов,
Дует ветер, а твой воротник
покрыт снегом.

Это одно из ранних стихотворений Цветаевой, написанное до Первой мировой войны. Это любовное стихотворение, стихотворение тоски («Только несколько улиц разделяют нас / Только несколько слов»), стихотворение, намекающее на угасающие отношения. Она окутывает все это снежинками, холодом, ночным мраком.

Стихи в сборнике датируются периодом с 1909 по 1938 год. Тематически они подходят к «Зиме»; вы не найдете много намеков или упоминаний о суматохе и трагедиях, которые она пережила на протяжении всей своей жизни.Это стихи о любви и сильных эмоциях, что-то вроде визитной карточки поэта.

Кнеллер говорит, что Цветаева все еще любимая поэтесса в России, и только Анна Ахматова, возможно, более популярна. Чтение « Мои стихи » помогает объяснить, почему перед лицом серии монументальных семейных и национальных трагедий она использует любовь как компас. Это может быть отброшенная любовь, страстный роман, безответная любовь или любовь, намеренно выраженная издалека, но это все же любовь. В любви еще есть надежда, даже если любовника больше нет.

Показанное фото Андрея Кузнецова, Creative Commons, через Flickr. Изображение поэта — Башир Томе. Источник через Flickr. Сообщение Глинна Янга, автора романов «Танцующий священник» и «Сияющий свет» и «Поэзия за работой»

Другие стихи и стихи

Хотите сделать утренний кофе ярче?

Подпишитесь на Every Day Poems и найдите красоту в своем почтовом ящике.

Глинн Янг живет в Св.Луи, где он недавно ушел в отставку с должности руководителя группы по онлайн-стратегии и коммуникациям в компании из списка Fortune 500. Глинн пишет стихи, рассказы и художественную литературу, и он любит кататься на велосипеде. Он является автором «Поэзии за работой» и «Танцующего священника». Найдите Глинна в Faith, Fiction, Friends. Последние сообщения Глинна Янга (посмотреть все)

Связанные

❤️✨ Шеринг — это забота

Марина Цветаева | Книги Кровавого Топора

Марина Цветаева (также Цветаева и Цветаева) родилась в Москве в 1892 году.Ее отец был профессором и основателем Музея изящных искусств, а мать, умершая от туберкулеза, когда Марине было 14 лет, была пианисткой. В 18 лет она опубликовала свой первый сборник стихов « Вечерний альбом ».

Жизнь Цветаевой совпала с бурными годами в истории России. В 1912 году она вышла замуж за Сергея Эфрона; у них родились две дочери, а позже — сын. Ефрон вступил в Белую армию, и Цветаева была отделена от него во время Гражданской войны. У нее был короткий роман с Осипом Мандельштамом, а более длительные — с Софией Парнок.Во время московского голода Цветаева была вынуждена отдать дочерей в государственный детский дом, где младшая Ирина умерла от голода в 1919 году. В 1922 году она эмигрировала с семьей в Берлин, затем в Прагу, а в 1925 году поселилась в Париже. Пэрис, семья жила бедно. Сергей Эфрон работал на советскую тайную полицию, а Цветаева избегала русских эмигрантов в Париже. В годы лишения и ссылки поэзия и общение с поэтами поддерживали Цветаеву. Она переписывалась с Райнером Марией Рильке и Борисом Пастернаком, а работу посвятила Анне Ахматовой.

В 1939 году Цветаева вернулась в Советский Союз. Эфрон была казнена, а оставшаяся в живых дочь отправлена ​​в трудовой лагерь. Когда немецкая армия вторглась в СССР, Цветаева была эвакуирована в Елабугу с сыном. Там она повесилась 31 августа 1941 года.

Bloodaxe издает два издания своей работы: перевод Дэвида Макдаффа, Избранные стихотворения , впервые опубликованный в 1987 году (когда предпочтение отдается транслитерации Цветаевой), и перевод ее эссе Анжелой Ливингстон, Искусство в свете совести , впервые опубликованный в 1982 и переиздан Bloodaxe в 2010 году (как Цветаева).


Книги Марины Цветаевой


Duke University Press — Марина Цветаева

Лили Фейлер — независимый ученый и переводчик, живущая в Нью-Йорке. Ее перевод «» Виктора Шкловского «Маяковский и его круг » был номинирован на Национальную книжную премию за перевод в 1972 году.

Благодарности xi

Разрешения xiii

Примечание о переводах, транслитерации и пунктуации xv

Введение 1

1.Семья и детство: Формирующие силы 7

2. Взросление: Реальность и Фантазия: Бог / Дьявол: центральный конфликт 22

3. Отрочество, Смерть Матери: Широкие школы / Уход в воображение 30

4. Рассвет Сексуальность: Эллис и Нилендер / Первый сборник стихов 43

5. Иллюзии: Брак с Сергеем Эфроном / Рождение дочери, Ариадна / Аля Разочарование / Смерть отца 56

6. Лесбийские страсти: София Парнок / Незаживающая рана 66

7 .В тени революции: флирт с Мандельштамом / Любовные романы и страх Рождение второй дочери, Ирина / Революция и разлука 78

8. Жизнь при коммунизме: бедность, азарт и творчество / Причастность к актерам и театру / Близость с Алей 86

9. Страсть и отчаяние: Сонечка: фантазия чистой любви / смерть Ирины 95

10. Годы безумия и роста: Волконский, Вышеславцев, Ланн / Царь-девица и «На красном коне» 104

11 .Новый поэтический голос и отъезд: молодой большевик, литературные друзья / Отъезд 116

12. Русский Берлин: Вишняк, новое увлечение / Старые друзья: Эренбург и Белый Воссоединение с мужем / Переписка с Пастернаком 124

13. Прага, Творческий пик / Творческий герб — «Свейн» / Письма Пастернаку и Бахраху 133

14. Великая любовь, великая боль: Константин Родзевич / «Поэма горы» и «Поэма конца» / Брачный кризис 144

15.Отставка и рождение сына: мучительная бедность, подруги / Рождение сына Георгия (Мур) Переезд в Париж 152

16. Париж, успех и новые проблемы: «Крысолов» / Ограниченный успех / Евразийцы — новые друзья, критика 160

17. Переписка с Рильке и Пастернаком: в поисках загробного / Конфликт с Пастернаком / Экономические невзгоды 168

18. Сползание вниз: смерть Рильке / Враждебность в литературных кругах / поворот Эфрона к Советам 180

19.Растущая изоляция: Федра / После того, как Россия опубликовала Защиту Маяковского / Николай Гронский 187

20. Попадание в точку: поэтический кризис, растущая изоляция / Конец брака Пастернака / Депрессия 196

21. Отчуждение и самоанализ: Саломея и «Письмо к Амазонка »203

22. Нищета и автобиографическая проза: переписка Иваска / Эфрон подает заявление на советский паспорт / Семейные конфликты 210

23. Дальнейшее отступление: визит Пастернака / Штайгер — новые надежды на любовь рухнули 223

24.Роковой год, 1937: Очерки Пушкина — взгляд в себя / Отъезд Али в Россию / Дело Ефрона 231

25. Возвращение в Советский Союз: Атмосфера сталинского террора / Арест Дома писателей Али и Сергея Голицыных / Разочарованные попытки чтобы опубликовать; переводы 242

26. Война, эвакуация, самоубийство 254

Послесловие 265

Примечания 269

Библиография 291

Указатель 295

Нет любви без поэзии: Воспоминания о дочери Марины Цветаевой Эфрона, Ари, 2009 г.

Мы сожалеем; эта конкретная копия больше не доступна.У AbeBooks миллионы книг. Мы перечислили похожие копии ниже.

Описание:

Инвентарный номер продавца № M0810125897

О названии:

Оценки книг, предоставленные Goodreads: 4,56 средняя оценка •

(Оценок: 9)

Сводка: Воспоминания Ариадны Эфрон послужили основой для всех важных исследований творчества Марины Цветаевой и необходимы для полного понимания ее жизни и творчества.Эти мемуары, никогда ранее не переводившиеся на английский язык, представляют собой взгляд изнутри на дочь Цветаевой и ее «первого читателя». «Нет любви без поэзии» »дает нам мучительную историю Эфрона о том, как трудно жить с гением. Трудности, вызванные политическими потрясениями в России в начале двадцатого века, оказали невероятное напряжение на ее и без того напряженные, напряженные отношения с матерью. Эфрон рассказывает о путешествиях семьи из Москвы в Германию, в Чехословакию и, наконец, во Францию, где, вопреки совету матери, Эфрон решила вернуться в Россию.Немец Игнашев использует новые материалы, в том числе рассказы Эфрон и недавно изданные записные книжки ее матери, чтобы дополнить оригинальные воспоминания. «Нет любви без поэзии» »завершает дошедшие до нас исторические записи о Марине Цветаевой и делает Ариадну Эфрон литературной силой.

Об авторе & двоеточие; Ариадна Эфрон (1912-75), дочь русских поэтов Марины Цветаевой и Сергея Эфрона, стала хорошо известна как самостоятельный писатель после публикации своих мемуаров в 1973 и 1975 годах.Дайан Немек Игнашева — профессор русского языка и гуманитарных наук в Карлтон-колледже с 1941 года.

«Об этом заглавии» может принадлежать другой редакции этого заглавия.

Жизнь в огне | Сусанна Ли Ассошиэйтс

страницы Март 2005 г. Рукопись на французском языке; частичный перевод на английский Оригинальный издатель: Original Издатель: Editions Robert LaffontMemoir

Парадоксально, но в этой уникальной редакционной авантюре было бы почти лучше забыть имя автора: русская поэтесса Марина Цветаева, муза Пастернака и Рильке, покончившая с собой в 1941 году самоубийство в пыльной хижине в глубине города. Российская деревня.Вам не обязательно быть знакомым с ее стихами, чтобы вас поразил этот сборник писем и сочинений, искусно составленных и отредактированных в этом уникальном издании.

Замечательное начинание Цветан Тодоров заключалось в выборе из десяти томов ее писаний (дневников и переписки), опубликованных на русском языке, материала для автобиографии, в которой описываются ее ежедневные испытания и моменты счастья. Ибо Марина все записала с поразительной точностью.

При необходимости Тодоров предоставляет комментарии, которые помогают поместить историю в ее литературный и исторический контекст.От революции 1917 года до Второй мировой войны судьба Цветаевой была неразрывно связана с первыми крупными политическими потрясениями двадцатого века. Вышедшая замуж в 18 лет за Сергея Ефрона, она была разлучена с ним во время революционных потрясений. Одна и без гроша в кармане она передала двух своих маленьких дочерей в приют в надежде, что они будут накормлены. Там умерла ее младшая сестра, а Цветаева, как скорбящая молодая женщина, бежала в ссылку вместе со своей старшей дочерью.

Хотя Цветаева была верна Ефрону на протяжении всей своей жизни, у нее было много романов как с мужчинами, так и с женщинами — по большей части они были чисто интеллектуальными, но иногда могли становиться чрезвычайно чувственными.Столкнувшись с суровой реальностью изгнания, в Чехословакии, а затем и во Франции, Цветаева подверглась остракизму со стороны русских иммигрантских кругов и французской литературной элиты. Даже поведение Эфрона было поводом для беспокойства — изменив лояльность и став советским шпионом, он был позже казнен Сталиным. В 1939 году Цветаева вернулась в Советский Союз сломанной женщиной только для того, чтобы пережить смерть сына во время Второй мировой войны. Обездоленная, одним из ее последних актов неповиновения было письмо Берии с вопросом, может ли она устроиться на работу посудомойкой.Она так и не получила ответа. Через несколько дней она покончила жизнь самоубийством.

Несмотря на трагедию, которая пронизывает ее историю, безжалостное мужество, игривость и юмор Марины никогда не подводили ее. Свободный дух, чистота которого никогда не была осквернена, она однажды написала: «И прах мой будет теплее их жизни…» В этой книге сбывается ее пророчество.

— Прочтите статью о Марине Цветаевой в New York Times:
Возрождение «первой женщины-поэта» в России

С Днем Рождения русскому поэту

Поэзия Марины Цветаевой (1892-1941), ныне считающейся одним из величайших русских поэтов, подавлялась в Советском Союзе на протяжении большей части ХХ века.Ее муж Сергей Эфрон служил в Белой армии во время русской революции. Пара тогда жила в изгнании в Чехословакии и Франции.

В интервью прошлым летом во время визита в Нью-Йорк композитор Александр Журбин, родившийся в Ташкенте в 1945 году, вспомнил, как трудно было найти литературные произведения в советских книжных магазинах в начале 1960-х годов. «В основном это была своего рода политическая литература, например, о Ленине или Марксе или что-то в этом роде, и немного художественной, но в основном советской литературы — ни американской, ни французской, ни итальянской», — сказал он.

«Но Цветаева была самой редкой книгой… И вдруг в год, кажется, 1964, вдруг издают большой фолиант Цветаевой, и это был большой, большой бунт. Вы не можете его нигде купить ». Когда он нашел копию в небольшом городке в Узбекистане, «Я сразу купил ее и начал читать. И сразу понял, что это мой поэт, это моя лирика, это моя литература. Я был очень увлечен Цветаевой ».

Это увлечение в конечном итоге привело к созданию трехчастного произведения для меццо-сопрано, баритона и фортепиано «Цветаева», американская премьера которого состоится в пятницу, октябрь.12, в 19:30 в Посольстве Франции, 4101 Reservoir Road NW, подарено Российским обществом камерного искусства.

А в день рождения Цветаевой, в понедельник, 8 октября, в журнале «Джорджтаунс Бридж Стрит Букс», 2814 Пенсильвания Авеню, Северо-Запад, в 19:30 состоится бесплатное чтение ее стихов — в английском переводе и в русском оригинале. Среди участников будут Ули Зислин, основатель Вашингтонского музея русской поэзии и музыки, и меццо-сопрано Магдалена Вор, которая выступит в октябре.12 концертов с участием баритона Тимоти Микс и пианистов Геннадия Загора и Веры Данченко-Стерн, основателя и художественного руководителя RCAS.

Триптих вокальных циклов Журбина «Цветаева» уходит корнями в сочинение для рок-группы «Марина», сочиненное им в 1980-х годах. «Это был еще Советский Союз. В Кремле все еще был Брежнев, но как-то было немного легче », — сказал он.

Композитор, работающий как в классических, так и в популярных жанрах, Журбин, «гуру» которого — Леонард Бернштейн и Курт Вайль, в 1975 году написал рок-оперу «Орфей и Эвридика», которую он назвал «самым большим хитом за сто лет».«Гастрольная компания выступала трижды в день в некоторых городах России. «Я всегда говорю, что даже Rolling Stones не могут этого сделать», — пошутил он.

Позже, переписав «Марину» для меццо-сопрано и фортепиано, он написал второй цикл «Поэт». «В России есть другое слово« поэтесса », что означает женщина, но она никогда не называла [себя]« поэтессой ». Она всегда говорила:« Я поэт », — объяснил Журбин. «Ее менталитет был мужской… она была очень сильной, очень упорной, очень страстной, все это.И она была фантастической. Очень несчастная, очень, очень неудачливая женщина. Вся ее жизнь была ужасной. Она всегда была нищей, почти бездомной… до самой смерти. Но с ней Бог. Я имею в виду, теперь она богиня.

«Любовь», третий цикл, в котором к меццо-сопрано присоединяется баритон, изображает роман Цветаевой в 1916 году с поэтом Осипом Мандельштамом. Отметив: «Это не мое дело, с кем спала Цветаева», Журбин сказал: «Но из-за этого романа осталось несколько замечательных стихов от Мандельштама и от Цветаевой… и я сделал что-то очень, знаете, необычное… Женщина поет женщина part и man поют man part с совершенно разными текстами, и они поют это вместе.

admin

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *